Приветствую тебя, Алексей. Сафий рассказал мне про тебя, ты хочешь моего благословения?
Я внимательно посмотрел на Фартина. Интересно, что именно ему рассказал про меня Сафий? Лучше, наверное, не нарушать местных традиций и все-таки сыграть эту роль до конца.
Конечно, хочу, Святой Отец. Просто ждал, чтобы не было тут никого. Благословите меня на турнир, дабы оружие мое не подвело меня, я слышал эти фразы от тех, кто подходил к Фартину ранее.
Благословляю тебя, чужеземец, на выступление от славного града нашего, во имя пророков и святых. Пусть оружие твое не затупится, а доспех не пропустит удара!
Он положил руку на мою голову, и я терпеливо ждал окончания этого ритуала. Странно, но почему-то я чувствовал в этот раз всю серьезность момента, и мне не было смешно. Может, это было потому, что делал это действительно мудрый старец, слово которого было не просто звуком? Фартин снял руку с моей головы, я выпрямился и одел шлем.
Да, ты и правда удивителен, и правда опасен. Чую, несешь ты перемены нам, и может и не очень хорошие. Прав Сафий, ох, прав. Ну да ладно, нас уже пора встряхнуть-то по полной, польза все равно будет. Ты приходи ко мне после турнира, у Фатия благословись, а он расскажет, где моя келья, нам есть что обсудить.
Хорошо, Святой Отец, я обязательно приду.
Все-таки, видимо, в старости действительно есть мудрость. Тут стариков практически не было, и оба старика, которых я встретил, имели крайне высокое социальное значение в обществе. И оба видели во мне то, чего другие не замечали. Хотя оба в один голос твердил про опасность. По мне так опасность пока что угрожала только мне одному и никому больше. Все-таки, это была та самая проблема непонимания старшего поколения младшим и наоборот. В этом мире такой проблемы практически не существует, так как тридцать лет тут, похоже, уже глубокая старость и очень мало людей доживает хотя бы до сорока, чтобы конфликт отцов и детей тут был таким же, как у нас. Да и само понятие отцовства тут размыто, как таковое.
Опять захрипели трубы. Этот странный звук, который разбудил меня утром. Звук из детства, когда я дул отчаянно в трубу от пылесоса, только труба тут была побольше, как и легкие того, кто сейчас дул в эти трубы. Было слышно достаточно далеко. С казармы народ пошел на арену, и я пошел со всеми. Арена была разделена на три зоны, в каждой из которых шли соревнования. Зрители сидели согласно своим интересам и могли перемещаться по рядам. Практически на каждой трибуне была доска с ларьком, назначение которой я понял практически сразу. Тотализатор! Вот еще один из главных двигателей спортивных турниров. Тут был шанс выиграть денег даже на золотой ярлык, и наверняка кто-то выигрывал! Хотя, мне кажется, что в тотализаторе всегда и везде выигрывает устроитель тотализатора, а все остальные обязательно проигрывают. Мой отряд зашел в нишу с правой части арены, напротив, с другой стороны арены была ниша, где готовились Груши. Мы как команда хозяина начинали действие. Всего планировалось двенадцать состязаний в нашей команде столько же в команде противника. В общем-то, правила предельно просты, согласно жребию, мы выходили друг против друга, вступали в схватку и уходили. В схватке также можно было выиграть по очкам, или нанеся противнику смертельное ранение, или если вывести его из игры повергнув в бессознательное состояние. Мой выход был снова третьим. Первыми шли Хумас и Хибарт, потом я, а потом все остальные. Против Хумаса шел тот самый молодой парень, который попался мне на тренировке. Шансов у него против громилы Хумаса было немного, но поединок обещал быть интересным. Хумас, здоровенный мужик, был достаточно медлительным, но опытным соперником. Шансов победить у Груши не было ни единого, а шанс выжить зависел только от милосердия Хумаса и фортуны. Стиль боя крестьянина не изменился, он также уверено поднял меч, выставил вперед щит и, как слон, попер на Хумаса. Хумас, в свою очередь, решил не сразу выводить из строя противника, а поиграть на публику. Он вдарил, что было сил своим щитом, по щиту противника, и сбил того с ног. Тот, ошарашенный, но не поверженный таким ударом, быстро вскочил на ноги и опять встал в стойку и двинулся на Хумаса все с той же уверенностью. Трибуны ревели в восторге и около щитков тотализаторов пошло активное движение. В этот раз Хумас продолжил игру и встретил противника в стойке, грозно двигая щитом. Груша, понимая, что удар по щиту может сбить с ног, уже стал осторожней и пошел по кругу.
Молодец парень, быстро учится, сказал Хилт, который был тут на краю арены, около нашей ниши. Если выживет, возьму его в команду, к следующему турниру нормальный боец будет.
Хумас тоже понял, что долго учить противника ему не с руки, и он решил прекратить этот спектакль. Он сделал ложный выпад, на который крестьянин попался, как и планировалось, и взмахнул мечом, чтобы отбить этот удар. После чего Хумас резко вскинул щит и выбил им меч из руки парня, а затем плашмя ударил мечом по уху. Все-таки, Хумас был милосерден, парень повалился без сознания, но был жив и невредим. Легкое сотрясение мозга и синее ухо, вот и все его потери. Трибуны опять взревели восторженным воем, и у щитков снова возникло движение. Как я понял, ставки были на то, сколько подходов выдержит «Груша». На победу его никто не ставил.
Следующим был Хибарт, он был высокого роста, практически на голову выше всех в нашей команде, и с очень длинными руками, и пользовался он именно этим преимуществом. У него был длинный узкий одноручный меч, почти как рапира. Против него выступал мужчина с шикарными рыжими усами. В отличие от нашей команды, у «Груш» доспех был городским и однообразным, так как выделялся за счет города: кожаный нагрудник, шлем и наручи с наколенниками, короткий меч и круглый деревянный щит, обитый железом. Противник Хибарта вышел из своей ниши и пошел на встречу. Хибарт, выйдя из ниши, распрямился в полный рост и, как только он это сделал, трибуны опять взревели. Рыжеусый, видимо, много тренировался в своей деревне и шел уверенно, без страха. Я не видел его на тренировке и не мог про него ничего сказать. Видимо, Хибарт тоже не видел его и предпочел не рисковать. Когда противники сблизились, Хибарт использовал преимущество своего роста и длины рук, он выставил щит, так что бы меч противника никак не мог до него дотянуться, ударил сверху, над щитом, целясь в горло рыжеусого. Первый же удар достиг своей цели, кровь из горла рыжеусого хлынула фонтаном, заливая песок под его ногами. Он постоял еще с пару секунд на ногах, видимо, осознавая еще, что уже мертв и после этого завалился на спину. Хибарт поднял вверх меч, и, пройдя круг по арене, вернулся в нишу. Интересно, можно ли считать такой поединок подлостью? Где та рыцарская честь, о которой я читал в детстве романы? Тут я понял, что реальность совсем другая. Задача воинапобедить любым путем, используя то преимущество, которое у него есть. И потому схваткакороткая и беспощадная. Победителем выходит сильнейший.
Технические работники утащили тело поверженного и быстро засыпали арену свежим песком. И наступила моя очередь. В ушах шумело, я не боялся и понимал, что справлюсь с «Грушей» достаточно легко. Но все равно адреналин шел в кровь полным потоком. Я вышел из ниши и пошел навстречу своему противнику. Адреналин сделал свое дело, время для меня замедлилось, я видел каждую деталь своего соперника. Это был мой ровесник, с темными волосами, ничем не примечательный. Он как-то по-особому решил взять меч и держал его на щите, острием вниз, двигаясь навстречу мне. Судя по всему, он просто выпендривался, и владение мечом было у него крайне слабым, так как рука его, державшая меч, была вывернута и не защищена щитом или эфесом меча. Ну, раз он открывает для меня эту слабость, то ей и воспользуемся. Я ударил левой, коротким взмахом, так, чтобы плоскость меча ударила прямо по кисти противника. Мой оппонент выронил меч в песок и отскочил, махая ударенной рукой в воздухе. Трибуны взревели в очередной раз, и ко мне подошел Хилт.
Что будем делать?
А что нужно делать? я не сообразил, что за вопрос, и почему я на него должен ответить.
Ты его обезоружил, в целом, победа за тобой, но ты можешь дать ему второй шанс или забрать меч и остановить сражение.
Второй шанс? Да боюсь, что этому «бойцу» второго шанса не пережить. Я подцепил меч противника концом своего меча и удалился в нишу. Трибуны разочарованно взвыли, они хотели крови. Но я ее не хотел. Мой противник, униженно двинулся с щитом в сторону своей ниши. Но потом до него дошло, что все-таки он выжил, и это для него хорошо, он пошел уже радостно.
А я бы не дал ему такого шанса, как ты. Убил бы, сказал мне Хилт.
Да, пусть живет.
Он бы тебя не пожалел.
Ну и да Бог с ним.
Я вернулся в нишу, и тут меня начало отпускать после выброса адреналина. Смотреть дальше за поединками не хотелось, и я спросил Хилта:
Можно мне в казарму идти?
Да, конечно.
Я вышел из ниши и пошел к выходу с арены, где встретил Сафия, который стоял около входа.
Приветствую, Алексей, видел тебя в деле, молодец, силы бережешь до завтра?
Ну, пусть будет «силы берегу», просто молодого бычка резать не захотел. А где Мазур?
Да вон, в своей ложе.
Я посмотрел, куда мне показал Сафий, прямо над нами была ложа, где сидели видимо ВИП-персоны. Мазур был, как и раньше, серого цвета, в отдалении от всех. Судя по выражениям лиц других ВИП-персон, которые были в этой ложе, я без труда догадался, что пахло от Мазура очень дурно, и потому вокруг него на два ряда никто не садился. Сафий наклонился ко мне с заговорщицким видом и сказал:
У него под рубахой кусок гнилого мяса подвешен. Аж мухи слетаются на запашок. Все только и спорят, дотянет он до третьего дня игр или помрет. Липин-то вон светится весь от уверенности в собственной победе, сейчас тоже молится, чтобы Мазур дожил до схватки с ним.
Да, сценарий был правильным. У меня возникла мысль, а не заработать ли мне завтра, поставив на Мазура, когда все будут ставить на Липина. И я спросил про это Сафия. На что он категорично ответил:
Не вздумай! Ты сразу себе приговор подпишешь! Я тебя не смогу защитить, ты был на исповеди и не рассказал Святому Отцу, что Мазур жив и здоров, а тут еще и денег заработал. Тебя в лучшем случае оскопят и в гарем отправят, а в худшемкостер! Тебе сейчас зачем деньги-то?
Да, я так просто, мысль родилась, что завтра ведь все на Липина ставить будут.
Ну да, ставить будут, но ты не смей, я все организую сам. Если нужны деньги, я тебе выдам.
Да не особенно, так-то у меня тут все есть.
Ну, вот и славно.
Сафий был неожиданно строг, эти категоричность и жесткий тон не оставляли мыслей о неподчинении. Меня аж мороз по коже пробил. Я решил ретироваться, и, попрощавшись, ушел в казарму. Когда я выходил, то услышал очередной вой с нашей части трибун, видать, следующий поединок закончился. Я вошел в казарму, тут уже был Хумас.
О, Алексей, пойдем, может быть в баню?
А что, баня уже разогрета?
Да, она сегодня целый день будет горячей, сегодня и камни греют, и воду целый день носят. И там столы с едой для нас, так что пошли.
Баняэто хорошая идея, я скинул доспехи и убрал мечи. Мы пошли с Хумасом. Он не обманул, баня была в полной готовности, видимо, день у банщиков начался еще вчера, а мы были их героями. Я занял один из теплых столов и с наслаждением лег на него. Это был гранитный стол, под которым внизу была печь. Печь топили, и стол был горячим, на него капала вода из специально вмонтированного в потолок крана. Вода была холодной, а стол горячим, и на нем было приятно лежать, как на печке. Рядом лег Хумас, а через какое-то время подтянулся и Хибарт. Через десять минут пришел Хамлет, он был явно раздражен и раздосадован.
Блин, ну как же я так, ну как же! Ну, на ровном месте!
Он показывал руку, на которой была большая рваная рана, и сильно переживал. Поединок Хамлет выиграл, но вначале допустил ошибку и выставил вперед руку, по которой и саданул груша. Рана была несерьезной, сухожилия и кость не задеты. Но, как я и говорил раньше, любая рана могла стать смертельной. Я понял смысл работающей парной во время всех поединков. Именно тут и лечили гладиаторы свои раны, после сражения. Тут были горячая вода и помощь товарища. И если и был шанс нормально вылечить рану, то именно в это время. Хамлет жалостливо посмотрел на нас и спросил:
Кто меня заштопает?
Давай я! мне было жалко его, ну и была мысль все-таки воспользоваться своей волшебной терапией незаметно для всех. Я взял иголку и нитку из конского волоса, которые тут специально для этого лежали в нишах, обработал все кипятком, чем вызвал вопрос Хумаса:
Зачем ты это моешь? И так же все чисто.
Тут чистота лишней не бывает, все должно быть максимально стерильным. А есть вино?
Вина нам тут не положено, до четвертого дня, будет только в гареме.
Да я понимаю, но нужно, чтобы рана не загнила, ее обработать вином.
Я все больше и больше вызывал удивление, такой простой вещи, как обработка раны вином тут не знали. Понятно, почему процент выживания был настолько низким.
Я принесу сейчас, у меня есть бутылочка Стрелецкой, я припас до праздника, сказал Хибарт и ушел, в чем мать родила, в казарму. Когда он вернулся, я налил вино в кружку, дал выпить один глоток Хамлету, и зашил ему руку. Он мужественно терпел и смотрел на меня с надеждой.
Ты думаешь, мухи смерти не прилетят?
Держи рану в чистоте, и не прилетят. Рана фигня, сейчас перевяжем сверху, и следи, чтобы повязка чистой была. Раз в день меняй на чистую, а эту стирай хорошо!
Мухи смерти, как точно называли тут этих насекомых. Мухапереносчик гнилостных и не только бактерий, и стоит ей попасть на рану, и шансы на выживание тут сокращаются на порядок.
Если проживу две, недели я твой должник, сказал Хамлет.
Пока я проводил медицинские процедуры, вся наша команда оказалась в бане. Наши противники находились на другой стороне арены, и сейчас было время их сражений с грушами. Так бы, конечно, было бы правильно посмотреть за противником и оценить его, но этого делать не хотелось, хотелось просто наслаждаться теплом и хорошей едой. Но, посовещавшись, мы отправили Хила и Хупа на разведку, а сами остались нежиться на камнях. Через два часа они вернулись, и рассказали, что команда, в общем-то, ненамного сильнее «Груш», есть пара серьезных противников, остальные так себе. Потом пришел Хилт и привел с собой трех из «Груш» со словами, что это теперь наши соседи. Одним из трех был мой синеухий противник. Я удивился, что Хилт выбрал его, но, видимо, он знал, что делал. Новеньких приняли с радостью, несмотря на то, что час назад это были враги, и весь вечер мы провели вместе, потом пошли в казарму, где ребята начали располагаться. Это были уже молодые бойцы-мечники, которые могут выступать на следующем соревновании, но при этом Хилт жаловался:
Мало в этом году толковых-то, ох, мало, не наберем мы команды сильной на следующий турнир.
Но, как я понял, переживать за команду и было его основной работой. Я, в свою очередь, подошел к своему противнику, он был мне кем-то вроде крестника, и спросил:
А ты что так меч-то выставил?
Он обиженно насупился, и сказал:
Да это мой особенный финт такой, я в деревне всех им делал. Я за борт щита рычагом щит противника вышибаю, и потом ногой в грудь. В деревне никто справиться со мной не мог. А у тебя вот щита-то не оказалось, и ты разом так по руке больно долбанул. Я-то и не думал, что кисть-то слабое место.
Ну, извини, сражение есть сражение, да я и не сильно тебя, вон рука здоровая. Ну, а ухо-то пройдет.
Ну, все равно стыдно как-то, как маленького уделал.
Не как маленького, а как «Грушу», ты ведь «Груша» и есть. Ну, ничего, будешь тренироваться, может свой коронный-то и отшлифуешь, чтобы он стал серьезным приемом.
Он посмотрел на меня и протянул руку для рукопожатия:
Земал, но это имя теперь ненадолго, нам же теперь в церковь, завтра новые имена дадут, мы же теперь мечники.
Алексей, пожал я протянутую руку и еще раз понял, что слишком мало тут еще знаю. Но, в целом, система с именами мне становилась понятной. У крестьян были имена на «З», у ремесленников на «А», у мечников на «Х», у лучников на «Л». Рыцарь имел право поменять имя по своему усмотрению или оставить свое. Липин был рыцарем из бывших лучников и сохранил свое имя. Так понятно, что имена давали церковники в школе и вели строгий учет по людям. Ни один новый человек не мог появиться, не отметившись в церкви, и не мог умереть, не выйдя через нее. Система была чисто мужской, логической, почти программной. Сменил профессию, сменил имя. Мне как иноземцу было проще, так как у нас могут быть свои буквы и свой алфавит. Но, тем не менее, учет по мне тоже велся, хоть я и нарушил незыблемое правило и сразу встал на учет на арене, а не в церкви. Хилт переживал за нас, ходил и бубнил под нос:
Ну, вот бы мне бы за жребий отвечать, я бы ни одного нашего не потерял, блин, а так завтра-то на все воля Божия, ух, потеряем мы ребят.