Лошадь, молодой человек, всё равно, что женщина: её нужно держать в руках. Чуть ослабь, и не дай Бог, выпусти поводуже не ты, а она ездит на тебе. Ласковой рукой крепко держите повод, и лошадь будет вашим верным другом. Потом вы поймёте, что и армией нужно управлять, как лошадьювовремя кормить, поить, давать отдых и уход, чистить снаряжение и крепко держать повод в руках.
Моя Тайна вообще была шёлковой лошадьюисполнительная, в меру спокойная, сильная, выносливая, легко бравшая любые препятствия и имевшая исключительно мягкий шаг на учебной рыси. Иногда она начинала косить на меня лиловым взглядом, делая занос вправо при выполнении команды «налево кругоммаааарш»в ней просыпался чёртик противоречия и хулиганства. В это время надо было внимательно следить за ней и настораживать повод, чтобы уловить момент подгибания ног для кувыркания на мягком грунте манежа, и в необходимый момент напоминать, кто из нас лошадь, а кто наездник.
К сожалению, вскоре нам пришлось расстатьсяТайне была уготована участь генеральской лошадистать жирной, лоснящейся, неповоротливой и ленивой кобылой, которой уже не хотелось поваляться на опилках манежа, оглашая окрестности озорным ржанием.
Заснул? Выходи, приехали, сказал Анастас Иванович, открыв дверь машины.
Глава 7
Я вышел из машины и огляделся. Позади нас находился барский дом в английском стиле, перед которым был разбит английский парк. Мы стояли в нижней части дорожки, обрамляющей большую круглую клумбу с кустарниковыми фигурами лошади и зайца. Метрах в десяти от дорожки было поле для гольфа, на котором стоял стол с лежащим на нём оружием и вдали мишени для стрельбы. Стойка с четырьмя мишенями метрах в двадцати и ростовые фигуры метрах в ста от нас.
Рядом со столом стоял мужчина за пятьдесят лет возрастом, в сапогах, песочного цвета галифе и мундире английского типа без знаков различия.
Здравствуйте, господа, сказал он, по вам можно часы проверять.
Здравия желаю, Ваше превосходительство! отчеканил я, прищёлкнул каблуками ботинок и склонил в поклоне голову.
Мой автоматический жест несколько удивил взрослых мужчин, а Его превосходительство жестом пригласил меня подойти поближе к нему.
Любите стрелять, юнкер? спросил меня хозяин.
Так точно, Ваше превосходительство, отчеканил я.
Хозяин с некоторой укоризной посмотрел на Настасью Ивановну и сказал мне:
Хватит кричать мне в ухо. Мы не на строевом плацу, а у меня дома, поэтому извольте называть по имени и отчествуАлександр Петрович.
Так точно, Александр Петрович, отрапортовал я и все засмеялись.
Можно сказать, что знакомство состоялось и установлен неплохой контакт.
Для начала хочу познакомить тебя с оружием, сказал хозяин. Ты когда-нибудь видел револьверы?
Видел, сказал я. Вот этот, япоказал на первый револьвер, системы Нагана образца 1895 года, калибр 7,62 мм, количество зарядов 7. Этот офицерский самозарядный. Второйанглийский Webley & Scott Mk VI. Caliber.455, шестизарядный, калибр 11,43 мм.
Анастас Иванович и хозяин были поражены.
А это что такое? и он показал на прислонённую к столу небольшую винтовку.
7,62 мм карабин системы Мосина образца 1938 года, господин тайный советник, сказал я, длина сто один сантиметр, вес три с половиной килограмма, магазин на пять патронов, начальная скорость пули 816 метров в секунду, прицельная дальность один километр.
Тайный советник достал из кармана портсигар, взял папиросы и предложил Анастасу Ивановичу. Они закурили и стояли, рассматривая маленького уникума с пролетарским происхождением.
Может, ты ещё назовёшь мою фамилию и должность? спросил хозяин.
Так точно, сказал я. Удивлять так удивлять до конца. Вы тайный советник Александр Петрович Китченер, товарищ министра финансов Российской империи.
Зарядить револьвер сможешь? спросил тайный советник.
Смогу, просто сказал я и взял в руки револьвер. Знакомая сталь оружия добавила мне сил. Открыв защёлку барабана, я по одному вложил в него семь патронов и доложил о готовности к стрельбе. Держа револьвер двумя руками в немецкой стойке, где левая рука, согнутая в локте, является упором для оружия, я выстрелил семь раз.
Можно мне ещё выстрелить из винтовки? спросил я. Калибр уэбли не для детских рук.
Хозяин только согласно мотнул головой.
Я положил винтовку на стол и заполнил магазин патронами. Четыре патрона в магазине и один в ствол. Доложив о готовности, я установил прицел три, прицелился в ростовую мишень и выпустил в неё все пять патронов.
Подошедший служитель сбегал и принёс мишени, в которые я стрелял. Карабин оказался хорошо пристрелянным и все пять пуль оказались в десятке. Из револьвера тоже неплохо получилось: три десятки, две девятки и две восьмёрки. Шестьдесят четыре очка из семидесяти возможных. Браво.
Может вы ещё и на шпагах фехтовать умеете? спросил меня хозяин.
Умею, просто сказал я.
Ловите, и он бросил мне рапиру.
Я подхватил её, выполнил приём «приветствие» и встал в боевую стойку. Китченер сделал скачок вперёд, я ответил скачком назад и скачком вперёд вдогонку противнику. На скачке вперёд я поймал хозяина и «наколол» его на рапиру.
Ещё раз и снова тайный советник утыкался в мою рапиру.
Откуда вы знаете этот приём? спросил Китченер.
Я давно изучил этот приём, сказал я, когда Алекс Питер Китченер в возрасте двенадцати лет вместе со своим дядей фельдмаршалом Великобритании Горацио Гербертом Китченером, графом Хартумским, виконтом Ваальским, Трансваальским и Аспальским, виконтом Брумским, бароном Дентон летом 1916 года на крейсере «Хэмпшир» стремились в Россию для проведения переговоров. Но крейсер подорвался на немецкой мине и из всего экипажа спаслись только вы и ещё одиннадцать членов экипажа. Ваш дядя вёз вас в Россию, чтобы вы изучили эту страну и стали главным специалистом по ней. По распоряжению премьер-министра я определил вас в кадетский корпус и был вашим наставником, пока вы не окончили его и не вышли в статскую службу, посвятив себя экономическим вопросам.
Поражённый хозяин так опёрся на рапиру, что чуть её не согнул пополам и еле удержал равновесие, внимательно разглядывая меня сверху вниз. Ну никак не мог мальчик из пролетарской семьи рассказать всё, о чём знали немногие.
Напомните мне ещё раз ваше имя и отчество, сказал Китченер.
Полковник Туманов Олег Васильевич, сказал я, флигель-адъютант Свиты Его Императорского величества.
Но вы же умерли! воскликнул Китченер. Я сам был на ваших похоронах.
Тем не менее, я стою перед вами и сам не понимаю, как мне жить дальше, потому что это моя третья жизнь и во вторую жизнь я пришёл во взрослом виде, сделав себе недюжинную карьеру, сказал я. Мы в своё время были дружны, и я надеюсь на вашу дружескую помощь.
Вы ставите меня в совершенно непонятное положение, сказал Китченер. Диалектика не допускает того, чтобы человек после своей смерти появлялся вновь, тем более в младенческом возрасте и со знаниями человека, прожившего долгую жизнь. В реинкарнации я не верю. Это всё мистика и шарлатанство. Мне нужны более твёрдые доказательства о вашей личности.
Единственное доказательство, которое я могу представить, сказал я, это скан моей руки, хранящийся в банке, где находится наш общий с покойной супругой моей банковский счёт. И делать это нужно так, чтобы ни одна душа не могла увидеть, что владельцем счёта является десятилетний мальчик.
Мне нужно всё тщательно продумать, сказал Китченер и снова закурил. А вы, Анастас Иванович, обратился он к губернскому секретарю, сами понимаете, что всё происходившее здесь должно остаться в секрете. Очень много важных персон завязано на эту тайну.
Так точно, Ваше превосходительство, сказал Анастас Иванович и прищёлкнул каблуками.
Глава 8
Похоже, что сценарий встречи был скомкан и всё пошло не так, как ожидалось. Откуда господину Китченеру было знать, что способный мальчик, вундеркинд окажется по сути своей индиго и ещё неизвестно, какими способностями я обладаю.
Анастас Иванович, спросил хозяин, а как же вы не разобрались, что господин Туманов по сути своей является представителем индиго?
Ваше превосходительство, сказал мой наставник, у него нет ни одного признака индиго. Он нормальный ребёнок, только не по годам развитый.
Он прав, Александр Петрович, влез я в разговор. я не индиго. Индиго характеризуются следующими признаками, хотя это псевдонаучная теория. По мнению одних теоретиков, индиго знают о том, что такое жизнь «внутренним» чутьём. Они живут по очень высоким духовным законам, в отличие от большинства людей. Индиго хотят сотрудничать с окружающим миром и открыты для «общения» с природой. У индиго соединяются в себе мужские и женские начала. Они считают, что жизнь намного шире, чем мы думаем. Жизнь, по мнению индигоэто больше энергия и Единое Живое сознание, а вовсе не материя. Индиго считают, что все существующее и происходящее в мире связано друг с другом. Для них вся жизнь должна быть прожита на основе целостности и любви. Устаревшие идеалы не для них. То, что не в их вере, нельзя им навязать и нельзя в этом убедить. Социум не заставит подчиняться их, если они сами этого не захотят. Они не носят навязанную форму, не действуют строго «под козырёк». Им важно прожить жизнь согласно своим убеждениям, ценностям, иначе индиго впадают в депрессию, становятся боязливыми. Они не верят в чувство долга, наказания, им трудно это объяснить, они верят в любовь и светлый разум. Другие теоретики объясняют это более кратко, как: асоциальность, низкая коммуникабельность, склонность замыкаться в себе; самоуважение, индивидуализм, нежелание подчиняться другим, неприятие авторитетов; большой творческий потенциал в сочетании с высоким уровнем интеллекта; склонность приобретать знания эмпирическим путём; интерес к далёким друг от друга предметам; неусидчивость, энергичность, дефицит внимания; импульсивность, резкие перепады настроения и поведения, при неблагоприятном стечении обстоятельств склонность к депрессиям; чувство социальной несправедливости, повышенное чувство ответственности; невосприимчивость к традиционным приёмам воспитания; развитая интуиция и чувство опасности; способность быстро осваивать использование цифровых технологий. И то и другое абсолютно не подходит ко мне. Я точно такой же человек, каким был в прошлом, только на мою долю приходится выживания в той среде, в которую я попадаю.
Моя тирада удивила не только меня. Я помнил разговоры о детях индиго ещё из первой жизни, тогда эту тему передавали по запрещённым Голосу Америки и Немецкой волне, Дойче Велле, и все восторгались этими детьми, а в Советском Союзе эта тема была под запретом, но я знал, что в научно-исследовательских институтах комитета государственной безопасности производилось исследование детей индиго, которые оказались обыкновенными аутистами.
Пойдёмте в дом, сказал хозяин, в три часа нужно пообедать, а по пути зайдём на конюшню и посмотрим на приготовленную для вас лошадь.
Конюшня была небольшая, но аккуратная, всего шесть станков и шесть лошадей.
Вот, знакомьтесь, сказал Китченер, Талия.
Талия была музой комедии и лёгкой поэзии, этакого куртуазного маньеризма и дочерью Зевса и Мнемосины (или Мнемозины) богини памяти.
Я подошёл к станку, вытянул правую руку в сторону и негромко сказал: «Принять».
Талия посторонилась, и я вошёл в станок, достигая головой до губ лошади, что несколько удивило её и она наклонила ко мне голову, чтобы я мог похлопать её по шее. Вот ведь хитрюля какая, знает, что пришёл хозяин и нужно дать ему возможность проявить ласковые чувства к лошади. И глаза у Талии были хитрющие, как у Трагедии, моей второй лошади в пограничном училище.
Внешне Трагедия почти ничем не отличалась от Тайны (я о ней уже рассказывал) ласковая, спокойная, послушная. Но это только в станке. В манеже с Трагедией не было никакого удержуона рвалась в голову строя, нарушала очерёдность выполнения упражнений на препятствиях, кусалась или, вырвавшись вперёд к препятствию, резко останавливалась перед ним, предоставляя мне возможность в свободном полете самому преодолевать это препятствие. Неоднократно не только она получала «конспектом» по мягкому месту, но и мне доставался самый вкусный кусочек этого угощения. Одним словом, Трагедия была самой настоящей стервой.
Клин вышибают клином. После очередной порции «конспекта» я попросил разрешения покинуть строй для выработки педагогических средств. Трагедия была несказанно удивлена, когда я направил её в сторону от строя, и сразу поняла, в чём будет заключаться моя педагогика: я никак не мог подъехать на ней к дереву, росшему в стороне от манежа.
Я человек не гордый. Спешился у ограждения манежа, привязал Трагедию и пошёл к дереву. Можно было выломать стек, культурный такой, потом привязать к нему кожаную петлю, но для этого надо надеть костюм для верховой езды и кепи. Я был в серой шинели и зелёной фуражке и поэтому выломал дрын, прямо пропорциональный моей степени зла на эту стерву.
Когда я шёл к беснующейся у ограждения Трагедии, зловеще постукивая дрыном по голенищу сапога, то даже лошади товарищей по строю старались держаться подальше от этого места.
Сев в седло, я ещё раз хлестнул дрыном по сапогу и засунул его за голенище. Жёстко взяв повод на себя, я направил лошадь в строй. Трагедия чётко выполняла все команды, держа голову чуть направо, чтобы видеть «хлыст».
Мне ни разу не пришлось воспользоваться этим педагогическим средством, но оно постоянно было со мной. С этого дня начали меняться и наши отношения. Чувство возбуждения Трагедии перед началом движения на препятствие воспринималось и мною, и я знал, в какой момент надо чуть-чуть приподняться в стременах, чтобы помочь лошади плавно перелететь через высокий забор, и мягко опуститься в седло, чтобы не повредить сухожилия у лошади и не сбить её шаг.
При выполнении гимнастических упражнений в седле Трагедия стояла ровно или помогала мне балансировать на ней. Во время перерыва Трагедия везде ходила за мной, и по утрам во время чистки приветствовала меня тихим ржанием.
А на полевой езде произошёл случай, когда Трагедия показала, что для неё представляет высшую ценность. Во время езды в строю по крутой горной тропинке под ноги Трагедии метнулась змея, вероятно, гадюка, потому что Трагедия поднялась на дыбы и тревожно заржала, всполошив всех лошадей, готовых ринуться туда, куда понесётся Трагедия.
Ситуация осложнялась ещё и тем, что на тропе некуда развернуться. Впереди и сзади товарищи, управляющие уже подчиняющимся стадному чувству лошадями. Ещё немного и лошади начнут теснить друг друга, скидывая всех вниз с тропы и освобождая себе дорогу. И генератор всего этого моя Трагедия.
На все эти рассуждения ушли доли секунды. Я выпрыгнул из седла и крепко ухватился за шею лошади. При движении Трагедии в любую сторону ей пришлось бы вначале сбросить меня со своей шеи. И Трагедия остановилась, наклонив шею, чтобы я встал на ноги, тревожно всхрапывая над моим ухом. Я гладил её по шее, нежно похлопывал и говорил разные ласковые слова о том, какая она у меня хорошая, красивая, как ею восхищаются все мои товарищи, что мы с ней ещё не поездили по чистому полю Наконец, Трагедия успокоилась полностью, и мы продолжили спуск по горной тропе.
Преподаватель-кавалерист сказал мне потом:
Трагедия очень переживала смену хозяина и бесилась. А вы с ней спелись славно. На своего друга-хозяина лошадь не наступит никогда и в поле не бросит. Я не завидую тому, кто будет всадником Трагедии после тебя. Лошадь, как человек, привязывается сердцем и страдает от разлуки так же, как и человек. Заходи к ней чаще, она будет рада.
Старые привязанности сменяются новыми. Это закон природы. Мы не забываем тех, кто был с нами ранее, но чувства притупляются, заставляя сердце больше волноваться при каждой встрече с новым другом. Но есть и те, кого забыть невозможно.
До окончания училища я частенько заходил в манеж, ездил и общался с Трагедией, рассказывая молодым курсантам, какая это хорошая лошадь, обещая вырвать руки-ноги тому, кто её обидит. Трагедия внимательно слушала всё это, положив свою голову мне на плечо, как бы говоря новому всаднику: «Видишь, какая я хорошая, меня любить надо!»
Всё это пронеслось в считанные секунды, и я шепнул Талии, что в следующий раз принесу ей чёрного хлеба с солью. Как бы ни была сыта лошадь, но хлеб с сольюэто всё равно как шоколадная конфетка после обеда.