Куда торопишься, красавчик? спросила мышка, преграждая мне путь. Притормози на минутку, и я поведаю тебе о том, чего ты не знаешь. Всё расскажу: и что было, и что ждёт тебя впереди.
Я невольно остановился, привлечённый её странными словами. Мне вдруг показалось, что вот сейчас я действительно получу ответ на вопросы, подспудно терзавшие моё сознание вот уже несколько часов. Но тут она сказала: «Но сначала позолоти лапку», и я понял, что ошибся. Передо мной была самая обыкновенная цыганка.
Если я не поспешу, то впереди у меня уже ничего не будет, пропыхтел я, с трудом выговаривая слова.
За тобой кто-то гонится? догадалась цыганка.
Да. Двое гвардейцев кардинала и три мышкетёра.
Цыганка недоверчиво оглядела меня с ног до головы. Видимо, её несколько смутил мой мышкетёрский камзол. Но, подумав немного, она сказала:
Так и быть. Идём со мной.
Куда? не понял я.
Ты ведь не хочешь, чтобы тебя поймали?
Нет.
Ну так идём.
И, не дожидаясь моего ответа, она пошла вперёд, уверенная в том, что я последую за ней.
«Была не была! подумал я. Лучше принять участь, уготовленную мне прекрасной дамой (я забыл упомянуть, что цыганка была молода и красива), чем быть пленённым мышкетёрами короля», и побрёл вслед за удаляющейся стройной фигуркой. Силы мои были на исходе, и теперь, когда спасение казалось совсем близко, я вдруг почувствовал смертельную усталость.
В конце улицы цыганка остановилась, поджидая, пока я её догоню.
Уже недалеко, сказала она, видя, что я едва переставляю ноги, и желая меня подбодрить. Через пять минут мы будем на месте.
Мы свернули на боковую улочку и вскоре вышли на небольшую площадь, носившую название Площадь старьёвщиков. Посреди площади, кто сидя, кто полулёжа, грелись подле большого костра около дюжины мышей и мышек, в которых я без труда распознал соотечественников моей провожатой. Неподалёку стояли две крытые брезентом повозки. Как выяснилось позже, в них спала детвора. Цыгане что-то обсуждали меж собой на им одним понятном наречии. До моего уха долетели несколько фраз, смысла которых я не смог разобрать. При нашем приближении гомон голосов смолк, и все головы повернулись в нашу сторону.
Его нужно спрятать, сказала моя спутница, обращаясь ко всем сразу. За ним гонятся.
Какое-то время цыгане с молчаливым интересом рассматривали меня, потом один из них, старик с изборождённым морщинами, обветренным лицом, сказал:
Ну, надо так надо. Займись им, Манана.
Сидевшая рядом с ним немолодая цыганка, кряхтя, поднялась с места и подошла ко мне. Оглядев меня сверху донизу оценивающим взглядом свахи, она бросила коротко:
Снимай камзол.
«Значит, все-таки будут грабить», подумал я. Денег при мне не было. Несколько крон, которые я прихватил с собой на всякий случай, отправляясь на маскарад, я оставил трактирщику, зато в потайном кармашке панталон у меня были дорогие моему сердцу новые часы.
Делай, что она говорит, поторопила меня моя недавняя спутница.
Мне ничего не оставалось, как повиноваться. Я чувствовал себя слишком разбитым, чтобы оказывать сопротивление. Сняв камзол, я вручил его старухе.
Наденешь вот это, сказала она, передавая мне нечто вроде телогрейки, которую по её знаку снял с себя один из цыган.
Теперь я уже ничего не понимал. Всё так же безропотно я напялил на себя засаленную телогрейку, которая была настолько старой, что вата в ней свалялась и местами вздымалась жёсткими бугорками. Один такой бугорок оказался прямо на уровне моей груди. «Во всяком случае, они не хотят, чтобы я умер от холода в одной рубашке», подумал я с безразличием мыши, смирившейся со своей участью.
Сядь сюда, продолжала грабительница, и повернись лицом к свету.
Я выполнил и этот приказ.
Цыганка опустилась передо мной на колени и, сняв с меня шляпу, отбросила её в сторону. Её тут же кто-то поднял. Потом, порывшись в своих бесчисленных юбках, вытащила из их недр небольшую жестяную коробочку.
Теперь старайся не шевелиться, а то я нечаянно выколю тебе глаз. Лучше вообще закрой глаза. И не нужно так напрягаться. Расслабь лицевые мышцы. Не бойся, больно не будет. Чай, не к зубодёру пришёл, сказала старуха и, видимо, скорчила при этом какую-то забавную мину, потому что все кругом рассмеялись. Не смеялся только я один.
Доверься ей, тихо сказала молодая цыганка, усаживаясь на землю подле меня. Манана своё дело знает. Лучшего гримёра не сыскать во всём Маусвиле.
«Так вот оно что! Гримёра! подумал я. Старая цыганка просто-напросто собирается изменить мою внешность!»
Значит, моя прекрасная спутница не обманула меня! Она действительно хотела мне помочь! Червь сомнения, не дававший мне покоя всё это время, уснул, и я с лёгким сердцем позволил цыганке произвести над моим лицом все необходимые манипуляции.
Моё мучение длилось минут пятнадцать, но наконец дело было сделано.
Готово! сказала старуха, отстраняясь, чтобы дать возможность остальным оценить её труд.
По всеобщей реакции я понял, что цыганка постаралась на славу.
Да-а, теперь его и мама родная не узнает, прокомментировал кто-то.
Я обратил своё новое лицо к моей юной спасительнице, чтобы услышать, что она скажет. Видимо, я повернулся слишком резко, потому что красавица неожиданно отпрянула от меня.
Что-то не так? спросил я.
Нет, нет. Всё замечательно, сказала она как-то чересчур поспешно. Просто просто немного непривычно.
Теперь его выдают только ботфорты, заметил старый цыган. Надо, чтобы он снял и их тоже.
«Вот это я сделаю с превеликим удовольствием», подумал я. Стащив непривычную обувь, я остался в одних носках.
Смотрите, какие странные портянки, сказала одна из цыганок, показывая на мои ступни.
Это носки, поправил её я.
Все стали разглядывать мои носки, словно перед ними был не обычный предмет мышиного гардероба, а какая-то экзотическая птица.
Странная штуковина, прокомментировал кто-то. Её даже обернуть-то толком нельзя.
А она не обёртывается, а надевается на ногу.
Я снял один носок и показал, как его нужно надевать.
Видите, как быстро? Очень удобная вещь.
Никто не стал со мной спорить, но мне показалось, что я их не убедил. Видимо, цыгане предпочитали одеваться по старинке.
Когда я вновь повернулся к своей прекрасной спутнице, она уже овладела собой, но чувствовала себя по-прежнему неловко и, чтобы сгладить ситуациюдругого объяснения я не нахожу, предложила мне немного отдохнуть, положив голову ей на колени. Я не заставил просить себя дважды.
Так я лежал, любуясь игрой язычков пламени на монистах, украшавших её дивную шею, когда я вдруг услышал знакомый звук, чем-то напоминающий стук кастаньет. Сомнения быть не могло: это приближалась погоня.
Это они, сказал я, приподнимая голову и вглядываясь в темноту переулка, из которого должны были появиться мышкетёры, но моя спасительница ласковым и в то же время решительным жестом вернула мою голову себе на колени.
По тому, как внезапно напряглись её мышцы, я понял, что мышкетёры уже вышли на площадь.
Сколько их? спросил я.
Трое, ответила она шёпотом.
У меня немного отлегло от сердца. «Троеэто всё же лучше, чем пятеро, подумал я, потому что это означает, что гвардейцы кардинала остались охранять дворец».
Между тем незваные гости приблизились к костру.
Мы ищем своего приятеля. Он назначил нам встречу на площади, но мы спьяну забыли на какой, то ли на Площади старьёвщиков, то ли на Площади оборвышей. Вы здесь никого чужого не видели? спросил один из них, ощупывая лица собравшихся вокруг костра мышей испытующим взглядом инквизитора.
Да вот же он! воскликнула старая цыганка, показывая на меня костлявым пальцемтем самым, которым всего несколько минут назад наносила грим на моё лицо.
Я непроизвольно втянул голову в плечи, но тут мышкетёр, бросив на меня беглый взгляд, громко рассмеялся и сказал:
Ну и горазда ты шутить, старая! Смотри, когда-нибудь дошутишься! Скажи спасибо, что у меня есть чувство юмора, а то лишилась бы сейчас своего облезлого хвоста.
А чем тебе не нравится мой избранник? спросила моя прекрасная спасительница.
Мышкетёр ещё раз взглянул на меня, как мне показалось, с отвращением.
И где ты только откопала этого урода? Неужели не нашлось никого посимпатичней? спросил он.
Любовь слепа, заметила одна из цыганок и прыснула.
Причём на оба глаза, вставил второй мышкетёр, и громко рассмеялся своей шутке.
Представляю себе, что будет, если эта красотка вдруг прозреет, сказал третий мышкетёр.
Они ещё какое-то время позубоскалили на мой счёт, потом первый мышкетёр сказал:
Ну всё, повеселились и хватит. Нам пора. Вы посмотрели, что там под брезентом? обратился он к своим товарищам.
Только чумазая детвора, ответил второй мышкетёр.
Значит, он свернул в другой переулок. Теперь его и днём с огнём не сыщешь.
Прежде чем уйти, мышкетёр повернулся к моей спасительнице:
Прощай, красавица! Жаль, служба зовёт. Но на тот случай, если вдруг прозреешь, запомни: моё имя Кабеку. Я из роты лейтенанта Бофора. Уверен, мы с тобой поладим.
Когда мышкетёры ушли, цыгане стали устраиваться на ночлег. Спали они тут же, на земле, подложив под голову свои нехитрые пожитки. Я примостился рядом с моей спасительницей. Уже засыпая, я вдруг вспомнил, что даже не знаю ее имени, но не решился её беспокоить. «Я спрошу её об этом завтра», подумал я и закрыл глаза.
Глава пятая,
в которой я знакомлюсь с Пройдохой Мишелем
Проснулся я от холода. Костер погас, а моя телогрейка оказалась недостаточно тёплой, чтобы уберечь меня от утренней свежести. Я приподнялся, чтобы размять затёкшие члены и только тут заметил, что у потухшего костра кроме меня никого нет. Пока я спал, цыган и след простыл. Здорово же я устал, если не услышал звука отъезжающих повозок. А я ведь даже не успел выразить признательность своим спасителям. Нужно будет непременно их отыскать и поблагодарить. Эти мыши выручили меня, не задав ни одного вопроса, даже не спросив, кто я такой. На этой мысли я запнулся. А и в самом деле: кто я такой? Если подумать, то господа Фромаж, Сассенаж и Шабишу имели на этот счёт гораздо более чёткое представление, причём они принимали меня явно не за того, кто я есть на самом деле. Тут было над чем поразмыслить.
Незнакомые улицы, тёмные и зловонные, одежда мышкетёров, какой не носят уже по меньшей мере полторы сотни лет, крысиная рота кардиналавсё это и многое другое, увиденное и услышанное мною в эту самую необычную ночь моей жизни, говорило о том, что со мной произошло нечто невероятное. Каким-то чудесным образом я попал в прошлое. Нет, мне, конечно, приходилось слышать о путешествиях во времени. С тех пор, как было открыто электричество, мечты о создании машины, с помощью которой можно перенестись в прошлое или в будущее, перешли из теоретической плоскости в плоскость практическую. И ведь что интересно: не все попытки оканчивались неудачей. Мне приходилось читать об экспериментаторах, исчезавших из наглухо запертых помещений, что могло быть свидетельством того, что эксперимент удался, во всяком случае, наполовину. Более того, я сам своими собственными глазами видел лабораторию, из которой таинственным образом исчез известный учёный-физик, и даже прикасался к изобретённому им аппарату. А что если я тоже стал нечаянной жертвой одного из таких экспериментов, этаким случайным побочным продуктом научных изысканий?
Впрочем, кто именно таким непостижимым образом вмешался в мою судьбу и как это произошло, было не суть важно, тем более что я, будучи абсолютным профаном в этом вопросе, всё равно не мог бы даже отдалённо представить себе, как работает машина времени. Поэтому я решил не тратить силы на бесполезное теоретизирование, а сосредоточиться на практической стороне дела, а именно решить, как мне быть дальше. Мой урчащий желудок подсказывал, что дальше нужно что-нибудь поесть, но как раздобыть еды, если в карманах гуляет ветер?
Стоило мне подумать о еде, как голод дал о себе знать ещё пуще прежнего. Я решил порыться в кострене найдётся ли там кусочек запечённой картофелины? В тот момент я не побрезговал бы даже недоеденной корочкой хлеба, так я вдруг захотел есть.
Я обошёл вокруг костра, но ничего не нашёл. Поправлюсь: я не нашёл ничего съестного. Вернувшись в исходный пункт, я обнаружил рядом с тем местом, которое служило мне изголовьем, пару ещё вполне крепких сандалий. Не без удовольствия стащив носки, ставшие неприятно влажными от хождения по сырой земле, я сунул ноги в сандалии, которые, я не сомневался, заботливо оставила для меня моя прекрасная незнакомка. Сандалии были немного великоваты, но я не помню, чтобы я когда-либо в жизни так радовался новой паре обуви.
Теперь я был не только одет, но и обут, и мог отправляться на поиски пищи и крова. Хотя, вдруг подумал я, кров у меня как раз есть. Как я говорил, я уже успел догадаться, что меня принимали за одного из моих предков, который чем-то не угодил Его Величеству, причём вина его была настолько велика, что король отдал приказ о его аресте, а дом велел опечатать. Из чего следовало, что дом в данный момент пустует, а значит, готов принять нового хозяина. Не исключено, что в его кладовых даже найдётся что-нибудь съестное.
Приободрённый последней мыслью, я быстро зашагал в направлении, в котором, по моим представлениям, должен был находиться мой дом. О том, как я в него попаду, я пока не думал. Было бы желание, а способ найдётся.
На горизонте уже начали пробиваться бледные лучи зари. «Интересно, который теперь час?» подумал я и машинально потянулся к кармашку. Но на полпути я вдруг отдёрнул лапу, испугавшись, что часов там может не оказаться. Ведь я как-никак провёл ночь в компании цыган, а они, я слышал, своего не упустят. Однако мои опасения оказались напрасны. Часы были на месте. Что ни говори, странные мне попались цыгане.
Я не без трепета нажал на пуговку часов (теперь это была единственная вещь, которая связывала меня с моим прошлым), и крышечка, скрывавшая циферблат, приподнялась с приятным звоном. Часы показывали половину шестоговремя, когда жители мышиной столицы досматривают последние сны.
Но вот в конце улицы показался первый прохожий. Я обрадовался: возможно, он поможет мне сориентироваться. Однако, по мере того, как расстояние между нами сокращалось, я начал сомневаться, что мне удастся получить вразумительный ответ на свой вопрос. Судя по его неверной походке, движущийся мне навстречу субъект был мертвецки пьян. Видимо, он не так давно покинул одно из злачных мест, где можно кутить до утра, или, что более вероятно, провёл часть ночи в одной из придорожных канав. Об этом говорили совсем ещё свежие пятна грязи на его одежде. В то же время он не выглядел вконец опустившимся, и я решил попытать счастья. Приблизившись к нему на безопасное расстояниеот парня так разило перегаром, смешанном с кислым запахом помоев, что хоть нос затыкай, я сказал:
Прошу прощения. Кажется, я немного заблудился
Это было всё, что я успел вымолвить. Пьяница вдруг сделал огромные испуганные глаза и, выставив вперёд передние лапы, словно не желая, чтобы я приближался к нему, стал пятиться назад, приговаривая:
Сгинь, сгинь, нечистая!
Потом вдруг рухнул передо мной на колени и стал умолять:
Клянусь, больше ни капли не возьму в рот, только уйди! Обещаю: я буду самым примерным семьянином, буду заботиться о жене и детях, выносить помои, всегда буду трезв, как стёклышко. Только отпусти меня сейчас, пожалей заблудшую душу!
Позднее, размышляя над происшедшим, я пришёл к выводу, что любитель приложиться к бутылке, скорее всего, принял меня за порождение белой горячки. Но в тот момент, не понимая, чем я мог так напугать случайного прохожего, которого я и видел-то впервые в жизни, я растерялся и сказал, недоуменно пожимая плечами:
Да разве я вас держу?
Ответом мне был стук подмёток о булыжную мостовую. Пьяница улепётывал со всех ног.
Недоуменно передёрнув плечами, я продолжил свой путь. Теперь, заметив издали прохожего, я старался не встречаться с ним взглядом, чтобы не видеть выражение страха или отвращения на его лице. Было ясно: помощи мне было ждать неоткуда, придётся положиться на своё умение ориентироваться в незнакомом городе, каким стал для меня Маусвиль. Едва я успел так подумать, как увидел прямо перед собой купол собора Семи святых мышей, искрящийся в первых лучах солнца. Это означало, что моим ночным странствиям пришёл конец. Теперь я уже не мог заблудиться.