На том мы и распрощались, предварительно договорившись встретиться завтра в районе полудня на том же месте, что и сегодня утром. Пройдоха Мишель отправился к своей Магнолии, а я стал дожидаться, когда окончательно стемнеет, чтобы незаметно пробраться в свой собственный дом.
Глава восьмая,
в которой мне удаётся посмотреть на себя со стороны
На крышу я забрался не без труда, но с минимальными потерями для моего гардероба: лишь раз зацепил рукавом телогрейки о край водосточного жёлоба. Я опасался, что кто-нибудь может застать меня за необычными гимнастическими упражнениями. Ночь стояла лунная, и любая романтически настроенная мышь, которой вздумалось бы в этот час полюбоваться на звёздное небо, могла увидеть меня из своего окна. Однако всё обошлось. Зато на крыше меня ждало разочарование. Чердачное окно, через которое я планировал попасть в дом, было изнутри забрано решёткой. Видимо, это было сделано с целью отвадить подобных мне бродяг без определённого места жительства, лазающих по чужим чердакам в надежде найти убежище в морозную ночь или в непогоду. Оставался второй путьчерез каминную трубу.
На крышу выходило три трубы разной высоты и ширины. Не обладая субтильным телосложением трубочиста, я был вынужден остановить свой выбор на самой широкой из них, которая была также и самой высокой. К счастью, труба была сложена из кирпича, и взять её приступом оказалось легче, чем представлялось на первый взгляд. Собравшись с духом, я нырнул в тёмное чрево дымохода. Со стороны могло показаться, что я слишком долго колебался и прыжку моему не доставало грации, но это всё несущественные детали. Главное, я удачно и почти не больно приземлился прямо на мягкое место, подняв в воздух небольшое облачко пепла.
Комната, в которой я оказался, по всей видимости, служила хозяину кабинетом. Об этом свидетельствовали несколько шкафов с книгами и письменный стол. В проёме между двумя окнами стояла обитая шёлком софа на изогнутых ножках. Возле каждого подлокотника лежало по валику. Увидев это ложе из шёлка, я вдруг почувствовал непреодолимую усталость. Я едва доплёлся до софы, положил голову на валик, свернулся калачиком и через минуту уже спал крепким сном.
Разбудил меня какой-то шум. Я приподнял голову и прислушался. Мне показалось, что шум доносится из смежной комнаты, дверь в которую была нараспашку. Я поднялся и на цыпочках подошёл к двери.
Я еще не успел переступить порог комнаты, как уже понял, что в доме я не один. В нескольких шагах от меня стояло безобразное горбатое существо, какое не приснится даже в страшном сне. Сноп лунного света падал прямо на него, и я мог очень хорошо его рассмотреть, даже слишком хорошо: уродливой формы нос с надорванной ноздрей, вся морда в каких-то наростах. Я невольно отшатнулся. Горбун, видимо, не подозревавший о моем присутствии, тоже подался назад.
Что вы здесь делаете? Как вы сюда попали? спросил я, с запозданием подумав, что вряд ли имею право на подобные вопросы.
Видимо, горбун тоже так решил, потому что оставил мои слова без ответа.
В этот момент я опять услышал шум, но на этот раз он был гораздо отчётливей и явно раздавался откуда-то снизу. Я напряг слух. Мой молчаливый собеседник тоже, как мне показалось, навострил уши. Шум стал сильнее. Уже можно было различить голоса и звуки, напоминающие удары. Там, внизу, шла драка!
Посмотрим, что там? спросил я у незнакомца и, не дожидаясь ответа, как был босиком, в несколько прыжков пересёк кабинет, распахнул дверь, ведущую в коридор, и побежал в сторону, откуда доносился шум драки.
У лестницы я притормозил и впервые задумался: "Что дальше?"
Теперь свяжи ему лапы, да покрепче! сказал снизу грубый голос, словно отвечая на мой вопрос. Если этот ловкач опять от нас убежит, то нас посадят вместо него, как пить дать, а наши пятьсот крон достанутся кому-нибудь другому.
Может, и ноги связать? спросил второй голос, помоложе.
Нет, ноги пока не надо. Пусть сначала дотопает до фургона. Я его на себе нести не собираюсь.
Оттуда, где я находился, не было видно, кто говорит и что происходит, но я уже обо всём догадался.
Давай, Ваша Светлость, поднимайся! приказал первый голос. Нечего разлёживаться. Еще належишься в тюремной камере. Давай!
Послышался глухой звук ударов. Видимо, стражи порядка, или кто там ещё, пытались расшевелить свою жертву.
Смотри, не встаёт. Кажись, вырубился. Слишком сильно ты его долбанул.
Дышит хотя бы?
Вроде дышит.
Чёрт! Придётся нести его на себе.
Вот ты и волоки, ты помоложе. А я подстрахую.
Опять послышалась какая-то возня, сопровождаемая покряхтыванием. Видимо, один из стражников пытался взвалить неподвижное тело себе на плечи.
Нет, на спину мне его не поднять, слишком тяжёлый, прокомментировал он свои напрасные усилия. Придётся тащить волоком. Подсоби мне немного.
Я спрятался за колонной, полагая, что теперь они должны появиться в поле моего зрения, поскольку с того места, где я стоял, просматривался холл и входная дверь. Но никто не появился. Вместо этого шаги стали удаляться. "Они несут его к чёрному ходу", догадался я.
Я было бросился за ними вслед, но вовремя одумался. Что я мог поделать один против двух вооружённых мышей? Бедолаге, попавшему в ловушку, я бы ничем не помог, только зря привлёк бы к себе внимание.
Я пересёк коридор и вошёл в одну из комнат, выходивших окнами на ту же улицу, что и задняя дверь дома. У обочины, прямо напротив двери, стоял большой чёрный фургон с крошечным зарешёченным окошком. На таких перевозили арестантов. Я видел, как открылась дверь дома и из него вышла мышь в синем мундире, каких мне раньше не приходилось видеть. Потом показалась сгорбленная спина, тоже в синем, которая довольно бесцеремонно волочила за собойчто бы вы думали? бездыханную копию меня самого!
Несмотря на то, что я был готов увидеть то, что увидел, зрелище меня потрясло. Я знал, что все мужчины в нашем роду очень похожи друг на друга, но не предполагал, что фамильное сходство настолько велико. Не удивительно, что меня приняли за графа N. Если раньше у меня и были какие-то сомнения на этот счёт, то теперь они окончательно рассеялись.
Графа погрузили в фургон, и фургон отъехал, грохоча колёсами по булыжной мостовой.
Я ещё какое-то время стоял у окна, в полнейшем оцепенении, потом вышел из комнаты, осторожно спустился вниз, вошёл в кухню, где находилась дверь чёрного хода, и слегка толкнул её. Она была не заперта. Преследователи графа не могли её запереть, потому что у них не было ключа. Ключ, скорее всего, так и остался у графа, если только он его не обронил, уже находясь в доме. Я запер дверь на засов, решив, что позже поищу ключ. Если даже он не найдётся, на кухне должен быть хотя бы ещё один.
Я повернулся, чтобы вернуться на второй этаж, где оставил свои сандалии (пол в доме был холодный), и тут увидел, что странный незнакомец тоже спустился и дожидается меня в холле. Со времени нашей встречи наверху прошло всего несколько минут, а я уже успел забыть о нём. "А что, если этот непрошеный гость (отчего-то я был уверен, что незнакомец здесь тоже без приглашения) имеет какое-то отношение к той трагедии, невольным и беспомощным свидетелем которой я только что стал?" подумал я и уже хотел было спросить его об этом, но так и замер с открытым ртом. Наверху лунный свет освещал только верхнюю часть туловища горбуна, нижняя же оставалась в тени, и я не заметил того, что увидел сейчас: как и я, горбун был бос!
Смутная догадка закопошилась у меня в голове. Я потряс головой, чтобы прогнать наваждение, мой визави сделал то же самое. Тогда я поднял правую лапу и потянулся к левой лопаткек тому месту, где у незнакомца был горб. Незнакомец повторил мой жест. "Господи!" не сдержался я от восклицания. Потом сделал несколько шагов вперёд, вытянул лапуи коснулся холодной поверхности зеркала. Тот, кто вызвал у меня чувство страха, смешанного с омерзением, был я сам! Старая цыганка действительно сделала меня совершенно неузнаваемым, раз я сам себя не узнал.
Я вспомнил несчастного пьяницу, принявшего меня за порождение белой горячки, массажисток, закрывшихся от меня лапками, Его Величество Монморанси I, который был не в состоянии унять свой смех, представив меня в образе брачного афериста, вспомнил нелицеприятные эпитеты, которыми меня наградил Кабеку, вспомнил и простил их всех. Если даже я сам, при всей моей аристократической сдержанности и такте, повёл себя не вполне достойно, познакомившись со своим отражением, то что же тогда говорить о других?
Самое сильное впечатление на меня произвёл горб. Я снял телогрейку и стал её внимательно рассматривать. Только теперь я увидел, что это не обыкновенная телогрейка со свалявшейся от старости ватой. Она была явно сшита по спецзаказу. Сгусток ваты на груди и второй, побольше, на спине, были, по всей видимости, предусмотрены кроем. Я понял, что держу в лапах не что иное, как спецодежду нищего.
Первым моим побуждением было выбросить этот шедевр портновского искусства. Но я лишь отряхнул его от сажи и натянул поверх рубашки, решив, что лучшего маскировочного костюма мне не найти.
Итак, одна загадка разрешилась сама собой. Но впереди меня ждали другие, гораздо более страшные тайны. В том, что тайны эти страшные, сомневаться не приходилось. Об этом свидетельствовало количество произведённых арестов, и не где-нибудь, а в ближайшем окружении королевы. Если меня правильно информировали, сама королева тоже в этот момент томилась в заточении.
Размышляя таким образом, я поднялся наверх. Там я отыскал свои сандалии и отправился осматривать дом. В первую очередь меня интересовало наличие в нём денег. Если я собирался спасти своего прапрапрадеда (а я собирался это сделать, иначе грош была цена мне самому и моим детективным способностям), то мне нужны были деньги, много денег. Столько я не ожидал здесь найти, поскольку дом уже, несомненно, обыскали ещё до меня, но всё же меня не покидала надежда, что, возможно, мне удастся отыскать тайник, ускользнувший от внимания стражей порядка, проводивших обыск.
Начать я решил с кабинета. Перво-наперво я осмотрел письменный стол, выдвигая один за другим все ящики. Денег там не оказалось. Если у хозяина дома и был тайник, то искать его следовало в другом месте.
От стола я переместился к книжным шкафам. Отодвигая книги, простукал в нескольких местах задние стенки, прощупал снизу все полки и створки дверей в поисках тайной пружины, но ничего не нашёл.
Немного расстроившись, я перешёл в следующую комнату, которая оказалась спальней хозяина. Прямо напротив двери на стене висело зеркалото самое, в котором я первый раз увидел своё отражение. Горбун из зеркала по-прежнему копировал все мои движения, но я уже начал к этому привыкать, так что если я и замешкался на пороге, то не более, чем на секунду. Я подошёл к зеркалу и немного подправил грим: одна из бородавок наполовину отклеилась, и я водворил её на место, после этого критически осмотрел работу цыганки. Придраться было не к чему. Старая плутовка была мастером своего дела. До сих пор я считал, что и сам умею неплохо накладывать грим, но до неё мне было далеко.
Спальная не вызвала у меня особого интереса, и я прошёл в следующую комнату, которую я, правда не сразу, окрестил грим-уборной. Как её называл сам хозяин, наверняка сказать не могу, но, скорее всего, гардеробной. Одну стену комнаты целиком занимали двух- и трёхстворчатые шкафы с мужской одеждой. Я распахнул один из них и невольно присвистнул, как это обычно делает мой слуга Марсель, когда чему-то удивляется: рубашки, сюртуки, фраки, камзолы, панталоны наличествовали здесь в таком количестве, что с их помощью можно было обрядить если не полкоролевства, то весь королевский двор. Несколько полок были отведены под шляпы и парики. "По всей видимости, мой славный предок был большим франтом, подумал я, и, надо полагать, не последним в королевстве сердцеедом. Как бы то ни было, мне будет из чего выбирать, если дело дойдёт до встречи с баронессой Сен Фелисьен". Я уже мысленно запланировал встречу с этой дамой, которую мой личный информатор в лице трактирщика подозревал в стремлении занять место Её Величества, отправив саму Марианну Чеширскую на эшафот. О том, как обставить эту встречу, ещё предстояло подумать.
После минутного колебания я прошёлся по карманам графа. В конце концов, подумал я, это делается ради его же спасения. На этот раз мои поиски увенчались успехом: в одном из карманов я нашёл пять монет по десять крон. Я решил потратить их с умом, употребив в качестве стартового капитала для задуманного мною предприятия. Конечно, сумма была не бог весть какая, но кое-кто из ныне известных коммерсантов начинал и с меньшего, а если принять во внимание моё плачевное, даже нищенское положение, то у меня в лапах было почти целое состояние.
Из остальных предметов, находящихся в грим-уборной, моё внимание привлёк туалетный столик на изящных изогнутых ножках, уставленный множеством коробочек, баночек и бутылочекобстоятельство не вызвавшее у меня большого удивления, поскольку в те времена представители сильного пола следили за своей внешностью не менее тщательно, чем дамы, и также молодились, переводя тонны пудры, румян, белил и помады. Если верить слухам, они не только красили губы, накладывали тени, румянили щеки, а даже, подобно представительницам слабого пола, нюхали ароматические соли и падали в обморок, дабы убедить прекрасных дам в тонкости своей душевной натуры и силе обуревающих их чувств. Что поделаешь, у каждого времени свои причуды.
Туалетный столик был оборудован несколькими выдвижными ящичками. Подумав, что денег там, скорее всего, нет, я собирался обойти их своим вниманием, но, проходя мимо, заметил, что один из ящичков приоткрыт, и потянул за ручку. Внутри обнаружилась шкатулка наподобие тех, в которых красавицы хранят свои украшения. Шкатулка запиралась на ключ, но сейчас она была открыта и, к моему сожалению, пуста. Кто-то уже успел освободить её от её содержимого. Однако этот кто-то кое-что проглядел. На дне ящика сиротливо поблёскивала золотым боком булавка для галстука в компании с одной запонкой. Я представил себе похитителя, запускающего лапу в шкатулку и в спешке рассовывающего чужое добро по карманам. Кое-что при этом могло либо остаться незамеченным, либо, что более вероятно, выпало из лап вора, а времени подбирать драгоценности не оставалось. Или его кто-то спугнул. Впрочем, всё это было неважно, поскольку поиски вора не входили в мои планы. Я взял булавку и сунул её в карман, решив, что, как только представится случай, обменяю её на наличные деньги. Запонку пришлось оставить, потому что её пару я так и не нашёл.
Когда я закончил осмотр "грим-уборной", за окном уже стоял светлый день. С того момента, как меня разбудил шум в холле, прошло несколько часов. "А я ведь ещё даже не завтракал", подумал я, и мой желудок тут же отозвался недовольным урчанием. Я решил, что осмотр остальных комнат, в отличие от моего желудка, может подождать, и направил свои стопы на кухню, рядом с которой находилась дверь в погреб.
Последняя оказалась заперта. Это обстоятельство меня скорее обрадовало, чем огорчило, потому что позволяло надеяться, что орды вечно голодных стражей порядка до него не добрались, и в нём найдётся что-нибудь съестное.
Ключ от погреба я нашёл сразу. Попутно я ещё раз убедился, как живучи некоторые традиции в нашей семье: экономка графа хранила ключи там же, где и моя дорогая мадам Меттон. Отодвинув фальшивую перегородку в посудном шкафу, я обнаружил несколько запасных ключей, среди которых был и ключ от чёрного хода. Я снял его с гвоздя и сунул в карман брюк. Теперь я мог покидать дом и возвращаться обратно в любое время.
Содержимое погреба меня приятно поразило. Мой прапрапрадед оказался не только франтом, но и гурманом, который к тому же часто принимал в доме гостей, иначе трудно было объяснить представшее моему изумлённому взору обилие еды и питья. Одной неженатой мыши такого количества сыров, колбас и окороков не съесть за всю жизнь. Что и говорить, голодная смерть мне не грозила.
Я нацедил в бокал немного вина из первой попавшейся бочки, отрезал большой ломоть от подвешенного к потолку окорока и съел всё это прямо за кухонным столом, пренебрегая этикетом и дивясь тому, как быстро я привык к своему новому статусу, не обременяющему мышь грузом светских условностей.
Глава девятая,
в которой происходит моё первое столкновение с господином Страчино, известным маусвильским ювелиром
Лишь утолив голод, я вспомнил о Пройдохе Мишеле. "А ведь он меня, наверное, уже давно дожидается", подумал я, не зная наверняка, который теперь час, поскольку все часы в доме стояли, а мои собственные услаждали своим мелодичным боем слух Его Величество короля воров и бродяг.