Золото Плевны
Напутствие
«Положить свою душу на горящий алтарь войныможет быть самое мучительное из всего. Может поэтому военные всегда были особой кастой. Только они, пережившие смерти друзей и собственной души способны понять и поддержать друг друга.» Т. Андреева. Из рецензии.
Глоссарий
КАЗАЧЬЯ БАЛАЧКА
Чапуракружка (большая, около 600 мл). Чапурой ещё камышовую цаплю называли. Отсюда начапуритьсяпринять гордую осанку. А вот белая цапля называлась леклек.
Чакалкаколотушка,
Кушири, лазлытруднопроходимые, заросшие кусты. По куширям хамылятьшо байбаков по степу гонять. Т. е. заниматься безполезным трудом.
Кугутпетух, обычно чёрной окраски перьев
Саквамешок, притарачиваемый к седлу лошади.
Раиныпирамидальные тополя
Чаканрогоз, которым покрывали крыши хат
Стрехакрыша, крытая чаканом или соломкой.
Застрехабрус, который поддерживал крышу и чакан
Каюклодка с плоским дном. Каюк ещё употребляли в значении конец. Каюк ему пришёл.
Катухбараньи какашки
Зыбкаподвесная люлька, в которой лежал маленький ребёнок.
Бешик или агатоже люлька, но не подвесная. Люлькакачалка
Мялкахлебный мякиш, смоченный в молоке и завернутый в тряпицу. Использовали раньше как соску.
Сау булпрощание, счастливого пути. Использовали казаки приграничных с горцами районов.
Баздвор со скотными постройками
СлегАбрус, толстая жердь
Сапеткакорзина для рыбы
Кригарыбная снасть. Кригой ещё называли льдину.
Котлубанькотлован в степи, обычно заполненный талой или дождевой водой.
Каргидеревья, плавающие в реке.
Подсошкаподставка при стрельбе. Часто для этой цели использовали гусек шашки.
Натрусканебольшой сосуд с порохом. Натрусить. Часто использовали небольшие тыквы
Пружокловушка
вЕнтирь или кубырьсекрет, ловушка, тактический ход конных казаков
Хамылятьходить, шататься
Карбижлезвие ножа
Лякиспуг, Лякапугало лякатьсяпугаться, бояться
Журытьсяпечалиться
Кубытькак будто
Хай им грэцьчто то вроде чтоб им пусто было
Крествоинское подразделение
подсохпика
Красный кутэто угол в хате, где стоят иконы
Гулебитьохотиться, если к человеку относится. Зверь же хищный или птица паливают(охотятся)
Теплушкастеганный на вате кафтан
курпейная шубасшита на манер черкесок, и покрыта или сукном или какойнибудь бумажной материей
подпарубкиюноши до 18 лет
толокаобщее пастбище
громадагруппа
Названия некоторых растений на балакачке.
Шыпшынашиповник или роза с мелкими цветами.
Красолянастурция.
АЙстраастра.
Дубкыхризантемы, мелко цветные. Росли в основном вдоль палисадников.
Рэзэнтэкрупные хризантемы
Пытушкыирисы.
Пирийпорей.
Бэрэсткавьюнок, берёстка.
Солонэцьпортулак.
Глод или глотбоярышник.
Будяктатарник. Ещё его называли рипьях.. (Прыйшов як вивця у рипьяхах.)
Кропывакрапива. Из неё делали мешкикропывьяни чувалы
Сояшныкподсолнух.
Квасоляфасоль
БасЕньколодец на базу для сбора дождевой воды
Общая информация:
Пушка Барановского(63,5миллиметровое) скорострельное орудие для конной и горной артиллерии и для вооружения десантных отрядов кораблей. Боеприпасы: чугунная граната, шрапнель
вес замка8.4 кг
револьвер системы СмитВессонаэкспортная модификация американского револьвера системы СмитаВессона, состоявшая на вооружении Российской императорской армии в XIX веке. Введен в армии с 1871 года
винтовка ПибодиМартиниПибодиМартини использовали турецкие пехотинцы, воевавшие на Балканах, некоторое количество было выдано запасным и иррегулярным войскам.
низамучреждённая султаном Селимом III и обновлённая Махмудом II регулярная армия Османской империи
гайдукслужитель у вельмож, для прислуги при езде
конный казачий полкшесть сотен
сотнясто двадцать пять человек, отсюда, если считать в полку было: семьсот пятьдесят человек рядового состава, девяносто четыревахмистра и урядника, двадцать триофицера и др., всего 890 человек
пластунский батальонпочти в каждом казачьем подразделении были разрозненные группы пластунов, но в тысяча восемьсот семидесятом году их стали формировать в отдельные батальоны. С того времени пластунами становились не добровольцыохотники, а выходцы из казачих семей не имеющих возможности купить коня.
казачьи чиныказак, приказный, урядник (мл.,ур., ст), вахмистр (мл, вах, ст), подхорунжий, хорунжий, сотник, подъесаул, есаул, войсковой старшина, казачий полковник, казачий генерал.
доломанкороткая (до талии) однобортная куртка со стоячим воротником и шнурами, на которую накидывался ментик
киверголовной убор с султаном, шнурами (этишкетами) и репейком
ментиккороткая куртка (со шнурами), обшитая мехом, надевалась поверх доломана
Глава 1. Шашка
Земля дышала, нагретая дневным солнцем, исходя жаром.
Осязаемый воздух играл столбом мелких частиц на уровне пыльных сапог и с готовностью распадался от каждого нового порыва ветра или быстрого движения солдат на батареи. Ветер дул в спину и дым от наших залпов на время закрыл поле нашего последнего боя. Вместо привычных запахов войны, на позиции остро запахло горькой полынью и незнакомыми цветами, кажется последние летние отголоски. Даже растения торопятся перед длинной зимой, ценя каждый день ранней осени. Я запрыгнул на темную от времени перевернутую бочку, вытер обильный пот на лице, размазывая черную копоть по выбритой коже, и сощурился от слепящего послеполуденного солнца, достал из портсигара ароматную турецкую папиросу. Закурил.
С турецкой батареей покончено.
Как и не было ее.
Второй день нас преследовали по пятам. Не давая расслабиться и угрожая полной расправой и уничтожениемв плен турки брали только старших офицеров.
В первой волне погони, преследующей отступающий шеститысячный русский корпус*, шли турецкие резервисты*. Самоуверенные и наглые пехотинцы раньше служили в турецкой армии и не знали, что наши новые пушки дальнобойнее турецких почти на версту.
Моя трёхпушечная батарея, оставленная в арьергарде*, прикрыть отход потрёпанного корпуса, накрыла противника, когда они только начали разворачиваться в боевой порядок. Один картечный залп, разогнал наступающую пехоту, и я всецело сосредоточился на уничтожении турецких пушек.
Сейчас главное выиграть время: каждый час, бесценен. Наши, закрепятся на самой высокой горе, перекроют Шипкинский перевал и без артиллерии их выковырять будет затруднительно. Конечно, в сорокатысячной турецкой Третьей армии найдутся ещё орудия, но эти, уже стрелять не будут. Уничтожены в чистую. Последний залп получился очень удачным и тянул на Георгиевскую медаль* для наводчика. Граната попала в повозку с огневым припасом. Громыхнуло громом, и в небо взметнулось огненное облако, слепя глаза. В секунду часть гранат взорвалась сразу, уничтожив всех, кто оказался в пятидесятиметровом смертельном диаметре. Остальные снаряды разлетелись в разные стороны, калеча и убивая и так мечущихся пехотинцев. Поднялась паника.
Для нас появилась короткая передышка. Теперь нужно продержаться как можно дольше, продать свою жизнь как можно дороже. Батарейцы понимали, что тяжёлые пушки в горы не затащишь, но когда расставляя орудия, увидели, как наших лошадей уводят вместе с уходящими силами, дружно закрестились, зашептали оборонительные молитвы.
Шрапнельной гранатой, заряжай, трубка первая!
Перваясамая короткая, чистим пространство перед позицией батареи.
Через пороховой дым, окрашенный заходящим солнцем в разные оттенки красного, тяжело рассмотреть куда стреляешь. Когда дым рассеивается солнце слепит глаза, снова, промаргивая едкий пот, щурюсь, и холодею, видя близкую опасность. Увлекся уничтожением чужой батареи, обрадовался удачным выстрелам и не заметил скрытый маневр противника: побежавшая было, пехота, внезапно оказалась гораздо ближе к нашему наскоро сделанному редуту. Турки наступали со стороны заходящего солнца и я не сразу разглядел бунчуки пехоты низам. Куда подевались резервисты со своими малообразованными офицерами? На смену им появилась кадровая турецкая регулярная пехота, обученная прусаками, опасная в своей ярости и, известная жестокостью атак. Только там лучшие офицеры, которые выучены и прошли муштру на зависть многим колониальным армиям.
Поторопись, голубчики!стараюсь крикнуть, как можно бодрее, не выказывая тревоги. От интонации моего голоса зависит быстрота действий. Пушкари по сторонам не смотрятсвоих дел хватает. Движения быстры, четки, лишены суеты. Столь многократно повторенные, что можно залюбоваться. Дождавшись три доклада о готовности, вместо привычных шеститри орудия потеряли в прежних боях, командую:
Батарея, пли!
Три чёрных облачка раскрываются на фоне солнца.
Довернуть три деления влево, шрапнельным, заряжай!
Много чужих солдат. Не смотрят по сторонам, не оглядываются, головами не вертят. Все в порыве и чуть ли не летят над землей, стремительно струятся к нам темной нереальной волной, понимая, чем быстрее добегут, тем больше шансов не попасть под залп.
Барин!
Знакомый голос, отвлекает, хмурясь, смотрю вниз. Верный Прохор, мой вечный нянька по жизни, дёргает за полу сюртука. Смотрит испуганно то на меня, то на приближающуюся пехоту. Глаза стекленеютпонял, он же опытный солдат, губы трясутся, но справляется со страхом:
Барин, Христом Богом, наденьте,в руках дядька держит белую папаху. Кристальная белизна овчины отрезвляет.
Мне становится жалко старика, быстро принимаю решение:
Вестовой*, слушай мою команду! После залпа возьмёшь орудийный замок. Со старшим фейерверкером к нашим. Постарайся уцелеть. Прошу тебя, старик, беги. Командованию расскажешь про батарею, ну и сам знаешь ещё кому, если выживешь.
Ваше благородие, Иван Матвеевич! Мне уходить от вас никак нельзя.
Пускай душа твоя останется со мной, а сам руки в ноги и в штаб или к первым офицерам. Выполнять!
Одень, барин.
Прохор грохается на колени, рыдает, но папаху держит в поднятой руке. Что за блажь?! В прочим, папаха защитит лучше фуражки. Одеваю, коротко киваю дядьке, заставляя начать двигаться под взглядом, и, отпускаю, теряя из вида.
Батарея, пли!
Орудия содрогаются в последний раз.
Орудийные замки* снять. Взводный командир ко мне! Старший фейерверкер* Гулый с ординарцем, доставить замки полковнику. Разбирай, братцы оружие, готовсь к рукопашной,говорю, както устало и буднично.Простите, братцы, коль что не так было,отбросил ненужную фуражку, поклонился и перекрестился на две стороны.
И ты нас, Вашь бродь, прости. С нами Бог!закричали наперебой пушкари и стали примеряясь кто к баннику, кто к кривому артиллерийскому кинжалу бебуту*. А бомбандир Сидоров, скоро организовавшись, с двумя десятками канониров уже начал стрелять из карабина Бердана*.
Ваше благородие.Старший фейерверкер Гулый стоял на вытяжку. У ног мешок с замками.Дозвольте остаться. Кого помоложе пошлите. Ято пожил.
Кому ж я замки могу доверить? Тебя, Гулый, сколько лет учили, а теперь нового некогда учить, видишь, голубчик, как вышло. Один замок Прохору и бегом, родненькие, пока можно. Выполнять, живо!
Ну, что ж. Умирать, так умирать.
Побольше бы с собой прихватить. Одна мысль. Сноровка есть, лишь бы шальная пуля не нашла. Шевельнулась слабая надежда на казачью полусотню, спрятанную в балочке. Но нет, не успеют, лихие рубаки. Раньше им нужно было отвлекать. Изменить положение, в виду малочисленности, они не могли, но была надежда, что за манёвром казаков, мы сможем отойти.
Эх, Матерь божья, Царица небесная, спаси и сохрани. АнгелХранитель не оплошай, проследи, чтоб, там попал куда положено, если и грешил, то смертью своей в чужой земле должен перекрыть все свои беззакония.Губы зашептали молитву. Спрыгнул с бочки, вынул из кармана горсть патронов, вытащил из кобуры свой СмитВетссон*. Только привыкать начал к новому оружию, до этого револьвер Кольта был. Но новый оказался лучше, надежнее и бил точнее Шесть заряженных смертей? Пять? Допускаю, что разок промахнусь. Больше не могу себе позволить. Справа над насыпью обваловки, ненавистной брусникой показался бунчук.
Один,сказал я глядя, как брусничным соком брызнуло изпод чалмы. Солдат выронил османский штандартбунчук упал на нашу сторону, зарываясь конским хвостом в пропитанный кровью песок. На верхнем конце древка тускло блеснул полумесяц. Затоптали.
Два, три, четыре, промазал, пять. Левым большим пальцем сдвинул замок вверху револьвера, Он переломился, как охотничье ружьё, выбрасывая стреляные гильзы. Спокойно, поручик, не тряси рукой, шесть новых смертей на боевом взводе. Теперь крутись как чёрт, со всех сторон рубка. Перезарядить больше не дадут.
Шесть!
Турки валят со всех сторон, стреляя из американских ружей с искривлёнными, как у ятаганов лезвиями штыков. Телами завалена вся позиция. Раненные стонут и кричат, хватаясь за живых. Ползают, в поисках укрытия. Проклинают на русском и турецком. Смешались языки. Стерлись границы. Вокруг понятные слова.
С двух сторон набегают неприятели со штыками, нацеленными в мой живот. Кричат, брызгая слюной. Их ненависть подхлестывает рефлексы. Левого сваливаю выстрелом в грудь.
Семь,кричу сам себе, падая в его сторону, разворачиваясь и понимаюне успею.
Понимает это и неприятельский солдат. В глазах вспыхивает адское пламя, кривая усмешка кривит рот. Торжествует. Почувствовал победу. Словно Турция победила над Россией и нами решился исход великой битвы. Радуется. Вдруг у турка появляется аккуратная дырочка под глазом. Его винтовка по инерции летит в меня, и втыкается в то место где я только что лежал. Пехотинец, как подкошенный валится снопом. Как так получилось? Кто стреляет?
Молодец!хвалю я сам себя.Откатился вовремя. Пока не плохо, получается.
Встаю на колено.
Восемь, девять,револьвер дергается в руке. Распрямляюсь и поднимаюсь в полный рост. На ногах.
Десять
Турки лезут только справа. Казаки всетаки сработали. Кричу:
Отходим, братцы!
Только мало кто слышитбой рассыпался на части. Какието взвившиеся кучки. Шагах в пятнадцати, двое батарейцев работали как англицкая машина. Один банником сбивал в сторону винтовки, второй кривым бебутом как серпом, подрезал переднюю ногу, атакующего под коленом. Шаг назад, очередной турок верещит, катаясь по земле, мешая своим сотоварищам. Стреляю в того, кто сзади к ним крадётся.
Одиннадцать,успокаиваю и этого хитрого турка. Патронов больше нет. Курок щелкает в холостую.
Револьвер СмитВессон летит в голову набегающего турка. Шашку вон, не успеваю замахнуться, два турка, поймали по пуле. Выстрелов не слышно, кто же это так ловко стреляет? Ладно, жив буду разберусь. Пока мне удача. Шашку в ножны. Быстро подбираю винтовку супостата. Краем глаза успеваю заметить, что в руках турецкий вариант ПибодиМартини незначительно отличавшийся от английского прототипа устройством затвора, патрона, размерами штыка. На ствольной коробке выбит тугру султана Османской империизнак с обозначением его имени и титула. Дальше счет на секунды. Лёгким, почти незаметным движением, отбиваю нацеленный в грудь штык. Тут же левая нога впереди в сторону, и всаживаю свой штык под верхнюю пуговку басурманского мундира.
Двенадцать.
Сколько же вас!
Слишком сильно отбив вправо, трачу бесценное время, и снова колю под пуговку.
Тринадцать.
Один за другим, еще двое валятся от неизвестных стрелков. Заметив непонятное оживление, или обратив внимания на крики солдат, ко мне направляется офицер на лошади. Тут не разгонишься, а конных только необстрелянные боятся. Винтовку наперевес. Два шага влево, два вправо, пусть думает, что тоже боюсь. Дядьканаставник в юнкерском училище на всю жизнь вбил порядок действий, в строю, и один на один. Шашечкой своей замахивается, ему бы коня остановить и боком развернуть. Тогда, правда, тянуться нужно будет, чтоб достать, а он грудью конской сбить меня решил, вот туда и штык, приклад в землю упереть. Жду в какую сторону он завалиться. Влево. Вправо вперёд, чтоб между лошадиных копыт оказаться, Теперь шашка в дело. Вырывая шашку из ножен, продолжаю движение, режу по уходящей за падающую лошадь, ноге, чуть выше сапога. Рана не смертельная, однако теперь офицер, мне не соперник. Мой клинок вверху, наступаю на лошадиный бок, жалко лошадку, опускаю стальную полоску. Метил под ухо, ниже чалмы. Басурманин вскинул руку в попытке защититься, перерубил руку, рассёк лицо, пришлось ещё уколоть над воротником. А шашка у иноверца хороша! Поменяемся, Мусса? Или Исса, или, как там тебя звали.