Режь, Микола, не тяни, а то я какойнибудь дурацкий обет дам, потом всю жизнь жалеть буду.
Зараз*,спокойно сказал Николай Иванович.Не беснуйся. Нож правлю.
Казак сел мне на ноги,
Не шевелись и свет держи. Смотри что б ровно. Мне видеть надо.
И запел, замурлыкал, напевая какуюто бодрую песню, как ни в чем не бывало. Я подивился чужой выдержки. Свиную кожу казак свернул в трубочку.
Нака, зажми зубами. Потом, спасибо скажешь.
Да она грязная! Смотри: ее до меня грыз ктото.
Бери, бери! Ты не чищи!
Да не стану я после когото в рот свиную кожу пихать!
Казак вздохнул и одной рукой зажав мне ноздри, другой ловко сунул в открывшийся рот сверток. Погрозил мне пальцем, на работу свою любуясь.
Первых разрез я перенёс спокойно. Только факел в руке на миг дрогнул, но я его быстро выровнял. Посмотрел на мрачную тень на скале. Усмехнулся. Больно, но терпеть можно. Справлюсь.
На втором понял, зачем кожа во рту. Без неё, зубы раскрошил друг о друга.
А, вот когда пластун стал выдавливать пулю наружу, на несколько мгновений впал в темноту забвения.
Всего лишь на миг, факел наклонился и я снова твёрдо его сжал. А может Микола мне его в руки сунул и я сжал. Не был уверен. Теперь я ни в чем не уверен. Спину жгло огнем.
Бесформенный кусок свинца, в маленькой лужице крови, и лежал перед моими глазами.
На память, только на теле не носиплохая примета.,спокойно сказал казак, вскидывая голову и прислушиваясь к посторонним звукам. Что можно услышать? У меня в ушах один шум, да чтото бухает постоянно.
Показалось,пояснил он, отвечая на немой вопрос.
Все что ли?
Еще хочешь?пластун покрутил острым ножичком перед носом.
Господи!простонал я, выплевывая кусочок свиной кожи с щетиной.Изверг! Что наделал то?!
Не благодари!усмехнулся Николай Иванович, складывая нехитрые хирургические вещички обратно в плотный сверток.Это только начало. Дальше заживать будет. А, как. Все в руках, Божьих.
Ну что, закончил? Слезай с меня. Расселся, изверг окаянный! А я то поверил, что ты«лекарь». А ты Ты! Как с лошадью!
Потерпи, разрез нужно затворить,спокойно сказал казак.
Как это «затворить»?насторожился я, сбиваясь с темпа. Даже дыхание перехватило. Не понравилось мнеэто спокойствие с словах. Веяло от них какимто холодом и отчужденностью.
Он чтото делал с револьверным патроном. В конце концов, зубами вытащил пулю, промакнув новую рану, густо обсыпал порохом. В очередной раз сказал:
Терпи,от факела поджог порох.
В глазах потемнело. К счастью, обморок оборвал боль, по сравнению с которой все предыдущие страдания казались сущей ерундой.
Монолитная тёмная стена дрогнула перед глазами, я понял, что передо мной открывают створки дверей. В щели сразу стал литься ширясь слепящий золотой свет. Мягкий, нежный, он резал глаза, заставляя болезненно щуриться. Раздался мелодичный перезвон. Словно на люстре хрустальные подвески заволновались от сквозняка, играя друг с другом. Тихий звук отрезвил лишь на секунду, расслабил. Теперь я отчётливо понимал. Просто настала пора. Каждый, когдато должен войти туда, где ждёт праведный суд по делам земным.
Щель растёт, двери раскрываются и почему так всё знакомо? Не может быть! Я дома? Как такое может случиться? Дома! Дюжие лакеи, одетые в расшитые золотом ливреи при виде меня вытягиваются в струнку. Замирают, каменея лицами, стараясь выказать мне максимально почёта. А я, всё ещё не решаюсь войти в парадную залу родного дома. Смотрю на них, не веря в очевидное. Я вернулся домой, где моё возращение отмечают балом. Чувствую, по скоплению экипажей и далёкому гулу голосов многочисленное скопление людей. Никак не могу привыкнуть к подобному. Мысленно понимаю, что никакого шального снаряда с картечью не будети мирное время и дом родной, но нутро протестуетслишком опасно, замри, выжди, лишний раз выдохни. Сердце учащённо начинается биться. Колотится в груди набатом. Странно знакомым звуком: бушшш, бушш. Мне крайне не спокойно, начинаю волноваться, потому что знаю и другую тревожную тайну. Там, среди гостей, наконецто ждёт меня не только мать, брат и близкие кузены. От такого ликования скрадывается дыхание. И хоть ничто не может сравниться с любовью и тревогой матери за сына на войне, я ощущаю совершенно другую связь. Более волнующую меня. Белокурый ангел из снов стал реальностью, превращаясь в девушку ослепительной красоты, изза которой не раз вспыхивали трагические страсти в столице и здесь в уезде.
Образ не задерживается в видениях, покрываясь лёгким туманом. Но точно уверен, что юна, свежа, легка и смешлива.
Останавливаюсь перед красным ковром на ступенях, боясь повернуться к зеркалу.
Золотой эфес шашки притягивает к себе взгляд. Я сглатываю, боясь посмотреть в большое зеркало за спинами лакеев.
Я, что генерал?
Осторожно смотрю в ртутное зеркало в тёмной бронзовой оправе. Вздыхаю.. Всего лишь штабофицер. Крестов и медалей хватает. В вороте Анна с мечами. Герой войны и только. Я такой же, как и сейчас, правда, немного уставший, с печальными глазами, с морщинкой между бровей и шрамом на щеке. Суров. Как казак Микола определил ещё в пещере, когда от неприятеля прятались, homme brave. Бравый вид, только былого задора в глазах нет.
У зеркала из тени выступает Прохор. Как раньше не заметил? В чёрном фраке, белые кудри расчёсаны на пробор. Медленно протягивает руки в белых перчатках, шепчет одними губами:
Ждет.
Я киваю. Отдаю ему фуражку и перчатки и легким шагом поднимаюсь по лестнице. Лакеи открывают очередные двери, вхожу в большой зал. На балконе тихо играет оркестр венский вальс.
Людей много. Никто не танцуетвиновника ждут.
Я иду к тебе. Любимая. Родная. Иду.
Люди расступаются в разные стороны. Заинтересованооценивающие взгляды дам, восхищённые или настороженные глаза молодых мужчин. Не волнует равнодушие и редкая теплота взглядов пожилых дворянсоседей. Сейчас не до вас. Сейчас к невесте.
Любимая. Родная. Иду. Как же я ждал эту встречу. Жил ради такого момента. Меня заливает волной радости. Теперь я понимаю друзей, их блеск в глазах, тревогу и волнительные тихие речи о сокровенном за фужером хорошего шампанского.
Дамы не торопятся. Плывут в своих пышных платьях, освобождая пространство, поводят плавно открытыми плечами, кружат голову ароматами духов. Веера качают воздух. Тудасюда.
Бушшбушш, словно далёкий прибой очень медленно и неторопливо бьётся о каменные утёсы. Воздух то волной приносится мне в лицо, то уносится прочь к очередной мушке у пухлых губ.
Я вижу Миколу.
Вокруг казака пустота. Все морщатся, но никто не решается подойти. Дамы напуганы.
Грязь стекает с его поношенной и рваной черкески на отполированный пол. Среди блеска разноцветных платьев, фраков, мундиров, золото и серебра он неуместен. Сам казак смотрит в пол. Папаха надвинута на брови. Овчина местами выдрана и пожжена.
Очень медленно он поднимает голову и пристально смотрит на меня. В серых глазахмрак преисподней.
Ещё медленнее поднимает сжатый кулак.
Раскрывает ладонь с грязными пальцами. И я вижу, в крохотной лужице крови пулю, недавно извлеченную из моего тела. Густые капли сочатся между пальцев, стекают с обломанных ногтей казака.
И он хрипит:
Пулю забыл, Ваня. Забери.
Я дёргаю ногой, поскальзываясь на отполированном полу, и начинаю падение
Словно цепная реакция пошла. Граф толкнул меня ногой и я открываю глаза, не понимая где нахожусь. Иван Матвеевич бредил. Шевелился, сгибал колени, будто шагая куда то. Я прислушался. За пещерой тишина. Я снова присмотрелся к графу. «Что же ты, Ванятка? Где ты сейчас?»
Поручик спал беспокойно. Стонал во сне, вертел увечной головой, сучил ногами.
Выходит и от этих стонов я и проснулся. Забеспокоили меня, а потом получил знатный пинок. Свёрнутый вместо подушки бешмет лежал в стороне от головы. Осторожно приподняв, подложил походную подушку графу под голову. Иван горел. При его ранениях это было обычно. Вот если завтра жар не спадёт, видать в рану попала какаято грязь, тут уже как Бог даст.
Я зашептал молитву.
Огонь на факеле начал бегать снизу вверх и больше коптил, чем светил. Нужно зажечь новый. Ещё два факела лежали вверху в трещине. Осторожно поднялся, поставил ногу на камень, потянулся вверх и вдруг заметил, что трещина стала шире. И там из глубины скалы, вроде свет пробивается. Идущая трещина вниз так и осталась в три пальца шириной, такчто осторожно попробовал ногой опору, потихоньку начал протискиваться в сторону света. Пробравшись через косую трещину, попал в каменный коридор, где не пришлось наклоняться. Впереди открывалась просторная пещера, заполненная серебристым туманом. Он какбы сам светился, но через него видно было и стены и потолок, только ноги ниже колен, если их высоко не подниматьбыли не видны. Я, такой туман в жизни не видел, хотя, думал, чему, чему а уж туманом, меня трудно удивить. Утренний туман у реки, туман в балочках и низинах при встающем солнце. Туман в плавнях и в горах, там, где непонятно туман это или облако.
Осенние и весенние туманы. Зимний туман, когда престаёшь понимать где небо, а где снег. Туман, в котором тонут все звуки, а собственную руку можно рассмотреть только возле носа. Только такого как здесь я не видел и ни от кого не слышал, что такой бывает.
Вопервых, он не сырой, а вовторых пахнет хорошо, почти как в церкви.
Впереди ещё проход и зал ещё больше. Здесь тумана нет, а по всему полу свечи горят. Толстые высокие, тоненькие, чуть коптящие огарочки. Палёными свечами не пахнет, а наоборот, воздух как после грозы.
Конца этой пещере не видно. Хотя какая это пещера, не потолка не стен. Как бы мне здесь не потеряться. Пропадёт мой граф без меня. Правильно Прохор говорил, как дитя малое. При войске, при своих пушках, он бравый поручик, а здесь до следующего вечера не доживёт.
Будь здоров, казаче.
В сторонке сидел старик с длинной белой бородой, толи в длинной серой рубахе, толи балахоне, вроде церковных. Как я его не заметил, ведь почти прошёл мимо.
Спаси Христос. Здравствуйте, и вам дедушка.
Иди, посиди со мной. Вот, угостить мне тебя нечем.
Спасибо диду, не голоден я. У меня тоже ничего для вас нема. Но если подождёте, сбегаю, в торбе трошки вяленого мяса есть.
Оставь для себя, ты мне лучше помоги. Затуши вон ту свечку, по правую руку.
Справа горела синим огнём, приличных таких размеров, белая как снег свеча. Воск медленно скатывался по стволу.
Эту?
Старик кивнул.
Двумя пальцами сжал фитиль и огня не почувствовал.
Вот и отмучился друг твой Сашко Гулый. Чистая душа. А как на дудочкежалейке играл, у меня некоторые свечи белее становились.
Кто вы, диду?испугался я.Почему Сашко, только отмучился? Его засадный черкес со скалы подстрелил, прямо в голову, я сам видел.
Голос старика стал строгим,
Стоит ли тебе отвечать и вопрос не один.
Простите, дедушка, если обидел ненароком вас глупый казак.
Повинную головумеч не сечёт. Соскучился я, давно с живой душой не разговаривал.
Смотритель я. За жизнями. Хочешь, твою жизнь покажу?
В его руке появилась толстая свеча, с весёлым огоньком.
А вот жизнь дружка твоегографа.
В другой руке, изогнутая свеча, с мизинец толщиной, белая с одной стороны серая с другой, жёлтый огонёк метался как под ветром.
Хочешь, я у него половину отниму и тебе добавлю? Не спеши, подумай, а я тебе про Сашка расскажу. Не убила его черкесская пуля, подобрали раненного его черкесы. Когда в себя приходил, огнём жгли, про монеты золотые услышать хотели. У кого? Куда тот спрятался. Торопились сильно, а он всё в беспамятство впадал. Плохо умирал. Так ничего не открыл им.
Тело, где его?
Над телами у меня власти нет. Так, что подумал, добавить жизни?
Если вам так просто нашими жизнями распоряжаться, так отрежьте у меня половину, разделите на три части, одну батьке добавьте, другую маме, ну и Ивану, както не хорошо он у вас выглядит.
Поручик спал беспокойно. Стонал во сне, вертел увечной головой, сучил ногами.
От этих стонов я и проснулся. Свёрнутый вместо подушки бешмет лежал в стороне от головы. Осторожно приподняв, подложил походную подушку ему под голову. Иван горел. При его ранениях это было обычно. Почемуто я был уверен, что к утру жар спадёт.
Запах в пещере странный, нужно свежего воздуха запустить и факел поменять. Осторожно отвалил в сторону камень, который снаружи закрывал вход. Вылез по плечи наружу. В морозном воздухе доносились голоса турецких часовых, перекликающиеся, чтоб не заснуть. Горели костры. Ничего не боятся басурмане.
Сон странный снился, а про что не могу вспомнить.
Глянул на звёзды, час через три нужно будет ползти к ущелью к границе этих зарослей. Наши должны за нами прийти до рассвета.
Спать не хотелось, да и обдумать происшедшие события нужно было. Сердце защемило, увидел родные причерноморские горы, степи. Попытка отбить выкуп обычна у черкесов. Две стороны договариваются, третья, посторонняя нападает после передачи. Те, кто должен платить, клянутся на Коране, что всё выполнили и требуют выполнения договора.
Появление черкесов здесь, для нас не неожиданность.
Мы похожи. Они за сотни лет заслужили репутацию отважных, умелых и преданных, за деньги, воинов.
Богатые восточные эмиры, нанимали их для личной охраны и выполнения особо трудных поручений. Бывало, воевали на одной стороне с казаками. Здесь другой случай.
Может ктото из турецких начальников, имел зуб на нашего баши, а может, прослышав о выкупе, черкесы сами решили подзаработать, тогда вчерашним, они не удовлетворяться. Сегодня будут ждать наших, а потом всё здесь осмотрят, наверняка найдут тропку, хоть и не любят лазить по зарослям держидерева и эту щель найдут. Пятьдесят золотыхденьги не малые. Всё перевернут. Как я вчера не путал следы, но пока беспамятного поручика тащил, немало клочков на колючках оставил.
Один я бы ушёл через турецкие позиции к другому проходу. С целым поручиком это было бы трудно, а с попятнаным
Есть один путь, даже не путь, а так, тропинкаопередить горцев.
Трескотня выстрелов прорвала тягучие мысли. Снимая наваждение. Прислушался, хмурясь. Загомонили турецкие часовые, перекликаясь. Засвистел офицерский свисток. Еще несколько раз вспыхивали отчаянные волны выстрелов. Звуки боя, искажённые эхом не позволяли понять картину боя, оставалось только догадываться. Черкесы ждали вылазки, но наши, видно, к этому были готовы. Никифоров выделил на подмогу донцов.
Похоже, не сшибли черкесов. Кто мог помочь остался под выстрелами или отошел. А может, хлопцы и не случайно устроили такой кавардак, давая понять, что не смогут забрать и нет возможности подойти близко к схрону.
Понял, что домой хода нет. Но и нам не отсидеться. Тишина ночи вернулась не скоро, хотя нам это на руку. Успокаивались часовые. Скрипела изредка арба большими колесами, да покрикивал на быков на болгарском погонщик, заставляя шевелиться и передвигаться вислоухую неповоротливую скотину. Сверху две тени неторопливо носили чёрные кули к арбе. Трупы забирают. Ислам требует хоронить погибших мусульман в день гибели.
Тени носильщиков изредка ругались поболгарски.
План созрел моментально. Ящерицей заскользил в темноту
Я почувствовал, что нет рядом казака. Хотел глаза открыть, да сил не было.
Микола забрал меня в ад. Унес вихрем. Нещадно трясло. Значит, не обманывали дьяконы. Жарят черти на сковородках грешников. Еще как жарят. Я вон, как пляшу и горю. Запах крови, требухи, пороха преследовал во время падения и сейчас заполнял он, все лёгкие густым смрадом. Спина горела огнем видно еще и за крюк подвесили. Открыл очи и сразу прикрыл. Укутан в башлык по глаза, а прямо в узкую щель смотрит на меня открытый глаз мертвяка. Равнодушно и безразлично. Навалился. Давит. Не продохнуть.
За что ты так со мной, Микола? Где грешен? В чем вина?
Миколамычал я,Микола
Звук тонул, теряясь в тяжелых складках материи.
Тонул и я.
*заразсейчас
Глава 6. Пароль Тодор
А большие здесь водятся?кричит младший брат. Гимзист он еще и уши торчком и нос заострен. Формируется подросток в юношу.Вань! Ваня! Ну, чего ты молчишь? Большие рыбы здесь водятся?
Думал на пруду мы с братом в камышах стоим, рыбу ловим. Ан, нет.
Темнота стала проясняться, сереть, наполняться линиями и углами, и, наконец, у картины появилась чёткость: парадная лестницамраморные ступени укрыты красным ковром; огромное зеркало в тяжёлом бронзовом окладе; вышколенный Прохорне слуга, а князькивает и усмехается. На пальцах перстни, на шее заколка с крупным камнем. Отблеск света от камня резанул по глазам, погрузил в темноту.
Картинки закружились, не видимая колода захрустела, тасуя карты, перемешивая.
Скидывайте карты!
Делайте ставки, господа!
Да не томите вы меня!
Время пришло!
Банкуете, поручик или как?!
Ах, оставьте,тут же отозвался незнакомый женский голос.Бедный, мой мальчик, как устал! Посмотрите на него, господа Ваня, Ванечка!голос глубокий, волнующий, зовущий,слышишь меня? Я за тобой пришла, Ваня.
Прекрасная белокурая головка склонилась надо мной. Нежная ручка гладит мои волосы в мрачной пещере. Факел трещит у неё за спиной, я, сколько не стараюсь, не могу рассмотреть лицо девушки. Вдруг свет смещается, тени играют. Наконец увижу любезный лик. Что это? Тёмное лицо с тонким с горбинкой носом. Усы, острая бородка, редкие зубы и глаза! Тёмно карие, застывшие, мёртвые. Чесночный запах. А, где девушка с прекрасным голосом? Куда делась?