Пора.
Потихоньку потянул спусковой крючок, грохнул первый выстрелодин есть, сразу во второгои не понял результата. В глубоком присяде, переходя на четвереньки для скорости, перебежал к намеченному заранее валуну, где дыма почти не было. Выстрел, ещёпротивник вскрикнул, перебежка, последние два выстрела наугад в сторону врага больше для острастки. Назад за камень, перезарядить. Пальцы на холоде деревенеют, не гнутся. Однако, гнезда в револьвере забиваются быстро. Не знаю нанёс ли я урон, только нападавшие из засады, залегли. Ещё задымил пространство изрядно. Самому ничего не видно. Отбежал от места последнего выстрела, рассмотрел горца с винтовкой, стоящего на колене, прицелился, но в последний момент, он нырнул вниз и выстрелил в меня. Зажужжали рикошеты. Перебежать. Сразу три выстрела. Горячим мазнуло по щеке. Слезы, дождь, кровь? Непонятно. Падаю, заползаю за валун. Стреляю и снова меняю позицию. Быстро перезаряжаю, и привычно перебегаю. И тут железной палкой по голове! Зазвенело в ушах. Дрогнула картинка, закачалась, наливаясь красным цветом. Привычный серый день растворился в новых красках. Словно паровоз шибанул или великан какой.
Поперхнулся воздухом, давясь.
Повело вправо. Нога сделала шаг в сторону, другой. Носок бурки зависал при каждом движении и неуверенно трогал воздух, словно боялся не встретить поверхность, а провалиться в пропасть и увлечь за собой тело. Как же так? Как такое могло случиться? По касательной прилетело или прямо в голову? Мир закружился в бешеном ритме.
Замелькали картинки.
Шайтан! Урус!
Камни: серые, мокрые, грязныебесконечные отвесы припорошённые лёгким снежком.
Небо без дождя: чистое, с парящим орлом в вышинекажется, я так к нему приблизился взглядом, что видел немигающий зрачок хищника и каждое пёрышко. Посмотрели друг на друга. Оценили. Птица беззвучно открыла мощный клюв, улетая на новый круг.
Тело горца, с застывшим оскалом медленно сползало вниз к моим ногам. Теперь я видел себя как со стороны. Вот упал на колени. Закрыл глаза. Как же хорошо. Наступило долгожданное спокойствие.
Ваня, поручик!!! Вставай!
Кто заветне пойму. В голове шумит. Может на пляже уснул, да солнце припекло? Вон море, как волнуется шумит.
Громкий выстрел над головой вернул в ущелье. Слабость. Сильно мутило. Дрожащей рукой схватился за плечо пластуна, он подхватил, обняв за спину, приподнимая. Ноги не стояли, не держали тело, но я упрямо продолжал подниматься.
Тихо. Не так быстро. Давай, Ваня, осторожно ступай на ноги. Уходить нужно.
Заскользив бурками по камням, всётаки почти встал, но тут же завалился на Николая.
Добре, давай. Левой, правой. Левой, правой. Слушай меня! Мой голос. Двигаемся, поручик.
Мы у скалы.
Давай Ваня, я тебя на плечи возьму, так быстрее будет.
Держа за левую руку, он подсел под меня, взял за правую ногу, и я уже у него на плечах. Теперь он бежал, бежал вниз к турецким позициям. На один его шаг, я взлетал вверх и тут же чужие жёсткие плечи били мне в грудь и живот, вышибая воздух из лёгких. Постепенно приноровился, отрываясь вверх, коротко вдыхал, опускаясь, напрягал живот и не мешал выбивать из меня воздух. Чтото обожгло правый боквздрогнул, смерть не пришла, значит пока живой. С разгона врубились в непроходимый кустарник. Ветки протестующе затрещали, прогибаясь.
Терпи, артиллерия,казак уложил меня на спину, сбросив на длинные сухие колючки. Одну такую я видел в опасной близости от глаза. Заглянул в лицо, проверяя. Натянуто улыбнулся.
Ничего, ничего. Это мелочи. Терпи. Невеста то есть, Ваня?
Нет,прошептал я. Откуда ей взяться? Сначала муштра в юнкерском, потом война. Нет никого. Одна маменька есть, да Прохор верный.
Когда пластун отрубил очередную колючую ветку, я провалился на камни. Теперь стена колючек была на вершок, выше моего лица. Микола ухватил меня за башлык и поволок за собой.
Мне оставалось только покрепче зажмурить веки, хотя багровые круги от этого не исчезли. Иногда голова ударялась о камни, и тогда боль пронизывала до пальцев ног. Пропадали и звуки редкой стрельбы, гдето далекодалеко
*гирлов данное случае ущелье
Глава 5. Рождение притчи
Опять время стёрлось, растворяя границы. Оно потеряло свою значимость. Прошёл час, а может всего десять минут, и колючки над головой пропали. Вот только что цеплялись за одежду, рвали, царапали кожу, а теперь, стенками стояли с двух сторон, открывая узкую полоску свинцового неба. Спиной проехался по острому камню, в глазах пошли красные круги. Теперь не до грёзокончательно пришёл в себя, вспоминая реальность. Сглотнул, давясь вязкой слизью слюны и закашлялся, выплёвывая из себя остатки кислых пороховых газов.
На фоне серых облаков парила хищная птица. Заложив крутой поворот, исчезла из поля видимости.
Где ты, мой дружок? Ты же не душа моя? Вижу тебя! Птица. Хищник. Хорошо, что не душа! Сюда можешь не смотреть, сегодня, мы не твоя добыча. Может, бараниной полакомишься. Один черкес, рубил шашкой разбегавшихся овец. До тех пор, пока Гамаюн не отправил его в черкесские райские кущи.
Сегодня, прощай, не досуг мне сейчас и думать о тебе. Пора.
Я закряхтел и упрямо забрыкался, пытаясь высвободиться от хватки казака. Микола сразу замер, полностью останавливаясь. Обернулся.
Очнулся?спросил пластун, вытирая пот и кровь с лица.
Да,ответил шепотомнет силы в голосе.
Хорошо,казак перехватил половчее мое тело.Вперед, пане поручик. Швидче!
Погоди, Николай, я сам попробую.
С трудом перевернувшись, на четвереньках, пополз.
Спина стала неметь, и чтото в моём теле было явно лишнее. Микола обернулся. В глазах тревога. Беспокоит его чтото. Смотрит кудато поверх головы. Сказал, переводя строгий взгляд на меня, куда девались смешинки? Даже усы не по геройски топорщатся:
Сейчас, за мной ползком, сможешь?
Должен.Вот нужное слово. Я верен ему. Должен: отчизне, императору, армии, матери, Прохору. Всем. Должен заставить себя двигаться.
Только тихо. Не шуми, поручик. Уши кругомбыстро найдут. Тогда не отобьемся.
Постараюсь.Мне очень хотелось верить в то, что говорю. Голова кружилась. Земля под ногами ходила волной и дышала, желая скинуть меня. Хорошо пластуну, как на прогулке. Мне бы такдаже глаза боялся пошире распахнуть, мир сразу начинал кружиться. Надо двигаться дальше.
Я, стоял на коленях, упираясь руками о мелкую пыль камней. Сейчас. Я нерешительно передвинул руки вперед, устанавливая их мелкие валунчики. «Живые» камни крутились под ладонями, шевелились, норовя вывернуть кисти. Руки начали дрожать в локтях. Меня закачало в разные стороны. С трудом удерживал равновесие. Поморгав, кажется, стряхнул пелену, стал лучше видеть.
Господи,простонал я.Господи!
Казак ящерицей нырнул под колючие ветки. Я тоже с облегчением распластался. Без всякого удовольствия, обламывая ногти о камни, пополз под кусты, стараясь не потерять из виду грубые башмаки, из свиной кожи. Стёртые подошвы разведчика мелькали, задавая темп. Казалось он доже земли не касается и парит в воздухе параллельно земли.
Господи,зашептал я,Господи, не дай сдохнуть под кустом.
Такая смерть меня совсем не прельщала. Не было в ней ничего геройского, офицерского. Нелепая смерть для графа. Мамочка даже косточки не сумеет найти, так надежно меня укроет острый кустарник.
Опять оказались возле скальной стенки, и поползли вдоль неё. Ледяные цветки, причудливой формы, выступали из расщелин и, набухая, капельками воды, сочились радугой цветов. Почему раньше не видел на сколько природа красива даже в мелочах? Или для этого надо находиться на грани сознания.
Сейчас будет щель, лезь туда и обживайся, я пока следы попутаю.Микола замер, видя мою реакцию,залазь, не опасайся, не брошу.
Револьвер оставь, один. Я свой обронил гдето. Уходить тебе надо. Со мной не выберешься. Обузой буду.
Да, ты шо, поручик? Мне же потом Прохор башку отгрызёт.
Ага. Испугался ты, Прохора как же,протянул я.
Прекрати, поручик. Хотел бы бросить, остался бы, в ущелье лежать. Нет времени, унывать, лезь.
Он ловко отстегнул мою шашку, помог снять заплечный мешок, видя, что я путаюсь в лямках. Бросил в темноту пещеры. Придерживал, пока залезал в треугольное отверстие. Пол оказался ниже «входа» на половину моего роста и хоть я старался руками смягчить встречу с каменной поверхностью, но всё равно свалился мешком. Боль была так сильна, что организм защитился, отключая сознание.
Очнулся от того, что рядом в кромешной темноте, ктото возился. Сопел, то ли от натуги, толь от усердия.
Кто здесь?спросил осипшим голосом, пытаясь нащупать шашку и, не найдя её на привычном месте, моментально вспотел.
Я. Надеюсь, что сегодня, кроме нас, никого не будет.
Пластун шуршал, гдето выше.
Что там у тебя?спросил я, встревожившись.
Шукаю. Сейчас,быстро ответил пластун.
Шукаешь?по слогам повторил я, пытаясь понять смысл слова. И так и не смог корень ни к чему привязать. Головадля чего она мне дана? Словно и не учился и не знал языки. Для боли, наверное. Языки и не вспомню ничего. Я поморщился, привыкая к хрупкому сосуду боли, боясь лишний раз пошевелиться, сейчас как лопнет, и накроет меня волна гиены.
Ищу! Когда ты уже по человечески начнёшь понимать? Местоэто не случайное, Ваня. Тайное! Давно нашли. Сделали схрон. Подготовили, койкакой запас, на вот такой случай,казак терпеливо объяснял мне, как малому дитя. Может и на пальцах показывал, только не видел я. Слаб. Как слаб, от мысли тошно.
Как вы могли предвидеть наш случай?хрипло спросил я, тут же морщась от своей наивности. Обычно, всегда думал, прежде, чем говорить решался.
Пластун не ответил, хмыкнув. Правильно, зачем отвечать? У них из таких случаев, вся жизнь сложена. Всегда наперед думают. Поэтому и живы остаются, там, где все гибнут.
Ходим мы по карбижу, вот и схроны везде,сжилился надо мной пластун. В голове взорвалось новое слово.
Карбиж,шепотом повторил я, у меня даже каждая буковка на облачко легла, но ничего не получилосьсмысл слова не пришел.
Прости, Господи,вздохнул казак.По лезвию ножа значит.
Я научусь понимать твой язык. Вот посмотришь.
Научишься. Куда тебе деваться!
Если раньше не помру,тихо прошептал я., но Микола услышал:
Да, кто тебе даст?
Он шуршал, мелкие камешки падали на пол, струились вниз. Текли каменным дождём, как будто стучали по стенкам, всё ниже и ниже.
Бумбумбумшшшбумшшш.
Шум падений сочетался с грязнобордовыми кругами в голове. Сходились в единый ритм. Кружили. Круги не пропадали, хоть открывай глаза, хоть закрывай.
Тогда, чего напрягаться.
Как любой офицер, после боя осматривает своих солдат, чтоб определить урон и оценить возможности уцелевших, нужно было определить свой ущерб и свои возможности.
Поднёс руку к лицу. Башлык, которым лицо было замотано до глаз, заскоруз от крови и состоял из отдельных лоскутов. Пальцы нащупали кусок веточки, зацепившейся колючкой за бровь. Осторожно вытащил. Боли не почувствовал, так как, болело всё. Крутило и выворачивало. Не было такого места, чтоб не отзывалось, острой или тупой болью.
Николай придвинулся, зашуршал рядом.
Посунтесь в сторону, граф. Вот так.
Сейчас,пробормотал я и кажется смог. А может в мыслях подвинулся, но казаку места хватило.
Кресало высекло искру из кремня, а круги в голове, окрасились в изумрудные цвета.
Ещё удар. Факел загорелся. Пропитанные маслом тряпки трещали, коптили, но дым моментально всасывался в трещину в скале. Собственно укрытие наше и было трещиной, только с небольшой, почти ровной площадкой. Лечь рядом, можно было только тесно прижавшись, друг к другу.
Пристроив факел, казак, занялся моим телом.
Сидай,приказал он буднично.
Не могу,признался я в своей слабости, хоть и стыдно было.
Зараз допоможу. Ось так. Тихо, тихо. Не хились. Тут каменюка кругом голый, расшибёшься.
Мало я на спуске бился, осталось ещё здесь добавить для полного счастья.
Тю, поручик,протянул казщак,да, когда о камни бьешься, только сильнее становишься. Не знал?
Откуда у него силы шутить? Тут бы вздохнуть лишний раз.
Осторожно размотав башлык до конца, казак, отодрал в нескольких местах с треском от засохшей крови. Осмотрел лицо. Покачал головой. Вытащил несколько колючек:
Видели бы вы сейчас своюэ joli minois.
Я, Вашу вижу. Вся колючками исполосована. Почему пофранцузски? Давай по тарабайски. Так, чтоб меня проняло.
Тарабайский, вот граф, придумал же название,хмыкнул пластун.На родном языке, слишком грубо для графа, а на русском, не могу подобрать.
Милая мордашка,я вздохнул.Кому рассказать, что пластун легче объясняется на французском, чем на русскомне поверят.
Не хай, не верят. Мне с ними, что? Детей крестить? Как бы не наподдал на дорогу, чтоб быстрее мимо шагали! Граф!
Ну, что еще? Нет больше носа? Или глаз вытек? Не томи.
Да, будет тебе! Симпатичным шрамом обзавёлся, поручик. Через всю щеку. Очень удачно. Нос, глаз и ухо целы. Стянуть бы, да нечем. Везунчик ты, граф.
Ага. Очень. Я даже в полку по джигитовке* всегда третьи места занимаю. Редко вторые. А ты говоришь: «везучий».
Так я научу тебя на лошади скакать. Это же легко. Дай только выберемся. А поле соянышника* найдем, так и рубить научу.
Казак поддел папаху на затылке и осторожно снял. Я готовился к страшному, но круги в голове както поблёкли, а Микола рассмеялся.
Надо же, тебя, наверное, Бог в макушку при рождении, поцеловал. Пуля либо рикошетная, але бочком толкнула. Гулю тебе зробыла, с детский кулак.
Чего ж голова, так болит. Мир вертится вокруг. Может действительно Божий поцелуй был, да я не заметил?
А как ты думал? Чего хотел? Тебя ж, как поездом торкнуло. Мы както в гимназии считали силу удара пули. Всё одно, как паровозом, при скорости в тридцать вёрст. А если б наша пуля думдум, с крестом тебя нашла, так бы не отделался. Не журысь, к утру боль пройдёт.
Микола, мне ещё в спину, попало, когда ты меня на плечах тащил.
Ну? Давай раздеваться, потихоньку.
Самто цел?
Бог милостив.
Мы дружно перекрестились. Только я ойкнул.
После нескольких минут Колиного кряхтения и моих стонов, в нашем убежище не везде можно было вдвоём одновременно стоять в полный рост. Я остался в нижней рубашке и с удивлением понял, что здесь довольно тепло. Тепло шло от скальной трещины.
Распоров рубаху, повертев, пластун уложил меня на здоровый бок. В левую руку сунул факел.
Держи свет и терпи.
Он рванул прилипшую к ране материю. В глазах потемнело, по спине потекло. Тело покрылось липким потом.
Пусть кровь течёт, грязь из раны вымывает.
Он порылся в своей торбе достал, какойто свёрток и уже знакомую баклажку*.
Нака, хлебни. Да, не много. Это же не компот.
Я с трудом оторвался от баклажки.
Не тени, чего там?мой вопрос прозвучал слишком волнительно.
А ну, вздохни глубоко.Приказал Николай Иванович.
Больно. Не могу.
Пуля под углом вошла в спину, скользнула по ребру, может и перебила его. И застряла под кожей. Не глубоко. Я её вижу. Нужно вырезать.
И?я напрягся, так, что голос зазвенел.
Сейчас будем доставать.
Ты, что лекарь?!изумился я. Не сильно пластун походил на лекаря. Скорее на того, кто жизни калечил и отбирал, а не восстанавливал.
От наших плавней до лекарни, сотня вёрст. Десять раз сдохнешь, пока доберёшься. Прям, как сейчас ситуация.
Шутник.
Нет. Я тебе правду говорю.
Пластун задумался, пробормотал вдруг волнительно:
Ты, Вань, того не знаешь, что жизнь мне спас, если б, не твоё ребро, мне бы башку прострелили.
Казак говорил, а сам разворачивал свой свёрток. В толстой выделанной свиной коже завёрнуты: глиняная баночка, чистые тряпицы, горстка корпии.
Я понял, моего согласия он спрашивать не будет.
Дай, ещё хлебнуть.
Лучше после,и словно оправдываясь,там совсем немного осталось.
Эта непривычная интонация подействовала на меня сильнее крика.
Он жалеет меня, будет резать, но ему меня жалко.
Кто в этом мире меня жалел?
Прохор? Ему, вроде положено с малолетства за мной следить. Служба такая.
Мама? Ну, мама есть мама!
Вот и всё.
Режь давай!потребовал я.Режь!
джигитовкаскачка на лошади, во время которой наездник выполняет гимнастические и акробатические трюки, военноприкладной вид конного спорта.
*соянышникподсолнух
*баклажкадеревянный сосуд для жидкостей с крышкой или пробкой
5.1
Даст Бог, вырваться отсюдаженюсь. Тогда, может ещё жена жалеть и молиться за меня будет. Мысль напугала и одновременно разозлила. Что ж ты, поручикхват, чуть прижала судьба, на что угодно готов?!