Николай ВасильевПохождения поручика Ржевскогои кой-кого еще
Глава первая. Бойся своих желаний, иногда они сбываются
Литератор-графоман, избравший себе "нэйм" Максим Городецкий, горестно застыл над клавиатурой ноутбука. Напряженное перебирание сюжетов в течение двух часов привело его к осознанию, что он "исписался". Все, буквально все, что приходило ему в голову, он уже использовал в своих предыдущих романах. Ему и так было тяжело выдумывать что-то новое в условиях тотального сочинительства в России 21 века (что творится в этом плане в мире, его не заботило), но он все же застолбил свою нишу: приключения современного российского полуинтеллектуала в Европе 1719 веков. Но вот 10 романов позади, а сюжет одиннадцатого не вытанцовывается! Да что там: даже эпоху он выбрать в этот раз не может! Окунаться в грязное (по единодушному заверенью всех авторов) и чересчур сословное Средневековье ему претило, а век двадцатый просто отталкивал: чего он не видел в этом веке? Сам в нем пожилувольте!
Уняв раздражение, он снова поник головой. Так что, завязывать со своим сочинительством что ли? И чем ему тогда занять себя: пенсионера, лишенного работы? Чужие книжки читать? Большая их часть ему категорически не нравилась, а те, что увлекали, требовали обычно денежек для продолжения чтения. Смотреть российские сериалы тоже не "айс" (хоть и бывают единичные попадания в "десятку" или "девятку"), а от европейских и американских он просто шарахался, удивляясь: как они смогли так изгадить свое замечательное кинопроизводство?
Вдруг его мысли вильнули в 19 век, и он слегка умилился: побыть бы сочинителем в том времени! Сюжетов неразработанных полно, авторы подлинные наперечет, а приключенческой литературы вообще почти нет! Один Загоскин с "Юрием Милославским" и непопулярным "Рославлевым" да Алексей Толстой с "Князем Серебряным". Впрочем, был еще наш брат-графоман Фаддей Булгарин, который под 20 романов написал на все случаи жизни Чуть хохотнув, "Максим" встал с кресла и прошел на кухню, где наскоро сварил себе пельмени, запил их чаем и прилег послеобеденным обыкновеньем на дивансоснуть полчасика.
Проснувшись, он оторопел: вместо пластиковых штор-жалюзи на просторных окнах его глаза наткнулись на совсем иные шторы: глухие, из зеленого плюша. И все вокруг него было иное: крашеный деревянный пол вместо линолеумного, фанерный высокий шкаф грубой работы, круглый стол, застеленный скатертью, два "венских" стула И никакого ноутбука поблизости, никаких розеток в стенах. Зато с потолка свисает абажур, а под ниммасляная (?) лампа!
Бь! вырвалось у подскочившего сочинителя. Сй потрох! Верни все обратно, гад!
Но тут он увидел свои руки и замер: то были руки молодого человека!
Погоди! закричал он. После чего кинулся к шкафу, открыл его и уставился в ожидаемое зеркало, все более и более млея: из зеркала на него изумленно смотрел мужчина лет двадцати пяти!
Да это же я, заулыбался попаданец. Собственной персоной! Вот только в похожей обстановке я жил в начале 60-х годов, но никак не в конце 70-х. И было мне тогда меньше 10 лет
Неожиданно в дверь комнаты постучали.
Айн момент! звучно сказал "Максим" и стремглав надел свой халат, оказавшийся в том же шкафу.
Войдите, позвал он. И в комнату заглянула круглолицая, средних лет женщина, одетая в глухое и длинное платье с белым фартуком поверху и таким же чепчиком на длинных волосах.
Я шла по колидору мимо, простовато заговорила она, да услышала ваш крик и испугалась. Может вам что-то надо, сударь?
Так-то ничего, сказал попаданец. Но у меня нет часов. Подскажите, сколько сейчас времени?
Уж обед скоро. Вы со всеми пообедаете или вам в номер поднос принести?
"Да я уже поел", хотел сказать "Максим", но почувствовал изрядный аппетит.
Можно и со всеми, молвил он, тут же об этом пожалел, но переменить желание не решился.
Тогда лучше пойти сей час. Пока обед подадут, вы успеете газету почитать.
"Вот умница! обрадовался попаданец. Из газеты и узнаю: где я, когда я Но в чем я пойду в столовую?"
Оказалось, что неведомый благодетель и об этом позаботился: в шкафу вместо его повседневного костюма висел длинный приталенный сюртук темно-синего цвета в комплекте с серыми брюками, а также голубоватый жилет и белая сорочка с голубым же шейным платком из атласа. Дополнялся комплект черными туфлями на низком каблуке (без всякой пряжки). Надев все это великолепие, попаданец ощутил, что во внутреннем кармане сюртука что-то лежит. Он сунул в карман пальцы и вытащил кипу ассигнаций, а также какие-то документы. Раскрыв их, он обнаружил:
1) Жалованную грамоту Екатерины 2-й на возведение в потомственное дворянство коллежского асессора Ивана Городецкого, жителя Городецкого уезда Нижегородской губернии (копию, видимо)
2) Копию метрики о рождении Максима Городецкого от родителей Федора Ивановича Городецкого, потомственного дворянина Городецкого уезда Нижегородской губернии и Ольги Николаевны Милютиной, мещанки Городецкого уезда
3) Проезжую грамоту от Нижнего Новгорода до Москвы и Санкт-Петербурга на имя Максима Городецкого, потомственного дворянина Городецкого уезда.
4) Свидетельство, выданное Максиму Городецкому об окончании Нижегородской гимназии в 1828 г. (с перечнем оценок).
Скользнув взглядом по оценкам, попаданец приметил "удовлетворительно" в графе "французский язык" и подивился предусмотрительности своего благодетеля. "Надо будет срочно им заняться, а то погорю, решил он. Тем более что без знания французского в России сейчас дворянином быть не можно".
Выйдя за дверь, он обнаружил, что она действительно ведет теперь в типичный гостиничный коридор. Хмыкнув, он пошел на просвет и вскоре вышел к лестничному пролету, с которого осмотрел открывшуюся внизу большую комнату. На переднем плане была дверь, к которой спускалась лестница, несколько кресел и, разумеется, фикусс вешалкой возле него. А в глубине комнаты стояли столы, обставленные стульямипо четыре возле каждого. Дверь в дальнем торце комнаты была открыта и через нее два половых (пареньки с фартуками) только что внесли большой фаянсовый горшок с едва заметным парком из-под крышки. "Суп или щи"решил попаданец и начал спускаться к креслам, на одном из которых он приметил газету. В этот же момент входная дверь открылась и в нее вошел пестро одетый толстячок-бодрячок, который ловко взял газету и плюхнулся в кресло.
Э только и успел сказать наш герой и отдернул протянутую было руку.
Вы что, сударь, тоже хотели почитать перед обедом? живо спросил абориген.
Типа того, брякнул попаданец.
Ловко сказано! заулыбался толстячок. Типа того! Коротко и ясно. Если хотите, возьмите, я после обеда почитаю.
В принципе и я после обеда могу, промямлил "герой".
Нет, нет, запротестовал бодрячок. По вам сразу видно, что вы не москвич, а просто проживаете в этой гостинице. Так что я обязан вам уступить по законам гостеприимства. Также я обязан представиться: Хохряков Илья Ефимович, замоскворецкий мещанин.
Максим Городецкий, потомственный дворянин, вяловато ответил попаданец.
О-о! воскликнул Хохряков. Потомственныйэто здорово! Это вам не личное дворянство! А в какой губернии сложилось ваше потомство?
В Нижегородской.
Знатная губерния! Это не Тамбовская или Саратовская, а огого! Можно сказать, сердцевина Отчизны нашей!
Сердцевина здесь, в Москве, возразил сочинитель.
Это само собой. Но на слиянии Волги и Оки тоже! Питер же явная окраина! Чухония!
Тут попаданец притормозил знакомство и посмотрел на бодрячка с некоторой задумчивостью. Тот моментально сориентировался и вскричал:
Но так было надо! Петр Великий знал, что делал! И вот теперь мы говорим с Европой на равных! Но я мешаю вам читать. Удаляюсь, удаляюсь!
И бодро засеменил к одному из столов.
Глава вторая. Приятное знакомство
Газета называлась "Московские ведомости" и была издана 12 мая 1835 г. Спотыкаясь на ятях и ерах Городецкий (пора называть попаданца так) пробежал глазами первую страницу (одни официальные сообщения), вторую (пустоватые городские новости пополам с рекламой), третью (новости европейские и мировые и тоже что попалонапример, что в Германии возле Нюрнберга строится первая железная дорога длиной в милю, а на Луне астрономами обнаружена растительность!), а на четвертой подзадержался: здесь традиционно для российских газет печатали самое интересное. В частности, он прочел толковую статью "Памяти Вильгельма Гумбольда", написанную И.И. Давыдовым, профессором МГУ, в которой он кратко разбирал его теорию "духовного индивидуализма" и проводил параллель с Кантом. Начал было еще читать басню Крылова "Волки и Овцы", но тут прозвучал гонг, призывавший, видимо, к обеду и Городецкий отложил газету.
Столовая была уже почти заполнена. Максим хотел было сесть за стол к Хохрякову, но тот уже вел оживленный разговор с соседом, одетым ему под стать, да и места за их столом свободного не было. К тому же попаданец заметил, что публика в столовой фактически разделена: в ближней и большей части разместились, вероятно, мещане, а дальняя отведена дворянам, одетым подобно ему. Он двинулся туда и половой с поклоном указал ему место напротив женской пары, только что севшей за стол. Максим посмотрел на них пристальней и решил, что это мать (лет 35-ти) и дочь (в дивной поре цветения, то есть 1618 лет).
Добрый день, мадам и мадмуазель! сказал учтиво Городецкий. Позвольте мне разделить с вами трапезу?
В ответ дама заулыбалась и разразилась потоком французских слов, из которых невежда уловил только "сильвупле", то есть пожалуйста. С невозмутимым видом он сел напротив дамы и сказал:
К сожалению, я не говорю по-французски и вряд ли смогу поддерживать с вами беседу.
Как это может быть? поразилась дама на чистом русском языке. Вы не закончили гимназии? И не получили домашнего образования?
Закончил и с хорошими отметками, чуть улыбнулся Максим, но по французскому мне поставили "удовлетворительно". Вот такой у меня лингвистический кретинизм.
Дама что-то еще хотела сказать, но тут у стола возник половой и объявил:
Сегодня у нас на первое стерляжья уха, но есть также консоме.
Куриное или говяжье? спросила девушка.
Куриное, барышня.
Не дури, Лиза, ровным голосом сказала дама. Чем тебе не угодна уха?
Лиза начала отвечать по-французски и по тому, как она кинула косой взгляд на соседа и сдвинула бровки, Максим решил, что малокалорийному консоме в ее тарелке быть. Так оно и вышло: дама бросила несколько французских слов в ответ, но настаивать на своем не стала. Сам он, конечно же, заказал уху и стал ожидать ее и очередную атаку дамы. Которая не преминула:
Могу я поинтересоваться вашим именем, сударь?
Городецкий тотчас представился, добавив, что только что вступил в права наследства по смерти отца и что имение у него небольшое.
Но душ сто есть? продолжила зондаж неназвавшаяся дама.
Около того. Только большинство этих душ еще голышом по улицам бегает. Лет через 10 они подрастут и тогда я, вероятно, начну богатеть.
Как образно вы выражаетесь, удивилась дама. Случайно, романы не пишете?
Подумываю, открыто улыбнулся Максим. В качестве одного из дополнительных источников дохода.
Так как свою семью кормить надо?
В лице маменьки и сестры, информировал Макс.
Но тут появились половые с тем самым фаянсовым горшком и налили даме и Максу уху в тарелки. Лизанька уже пила свой консоме.
Поглощая вкуснющую уху, Городецкий продолжил приглядываться к присланным случаем женщинам. Одеты они были с отменным чувством меры: в свежие платья светлых тонов (бледно-голубое у дочери и лиловое у матери), но без лишних рюшек, лент и фестонов. Шляпки они сложили на пустующий стул, демонстрируя длинные шеи с высоко заколотыми на затылке темными волосами: нежную, изящную у Лизы и восхитительно полную у дамы. Писатель вспомнил метания Хлестакова от дочери к ее маменьке и ухмыльнулся: точно Гоголь сие явление подметил. Вдруг его мысли были перебиты той самой дамой:
Вы надолго приехали в Москву, Максим Федорович?
Как получится, сударыня. Если удастся найти место среди чиновников или журналистов, то да, а нетвернусь в свою провинцию.
И где это?
В Городецкий уезд, на Волге.
Городецкий из Городецкого уезда! Звучит по-княжески. А мы рязанские жительницы.
В Рязани грибы с глазами, не удержался от плагиата попаданец. Их едят, они глядят.
Как? Ха-ха-ха! Ты слышала, Лиза?
Да. Смешно. сказала совершенно без улыбки дева.
"Решено, возмутился Максим. Буду ее игнорировать и превозносить мать".
Тем временем на столе появились вторые блюда: гуляш по-венгерски у мужчины и жюльены из курицы у женщин.
Позвольте еще вопрос, прозвучал неугомонный голос. Чем вы будете заняты после обеда?
Пока ничем. Пойду прогуляюсь по Москве: я не был в ней очень давно.
А что, если вы составите нам компанию? Мы возьмем извозчика и поедем на Пречистенку, к одному из моих родственников. Вы по дороге будете осматривать окрестности, а мы вам их пояснять. Заодно мы соблюдем приличия, передвигаясь в обществе мужчины.
С которым вы практически незнакомы?
Я привыкла доверять своему первому впечатлению о людях, и оно меня еще не подводило.
Что ж, мне будет приятно кататься по столице в обществе прелестных женщин, склонил голову Городецкий. Но все же я должен знать, кому обязан такому счастью
ЯЕлена Ивановна Иноземцева, урожденная княжна Мещерская, с ноткой гордости сказала дама.
Глава третья. Поездка к князю Мещерскому
Погода на улице стояла чудесная (тепло и ясно при легком освежающем ветерке), что типично для Москвы в середине мая. Деревья по обочинам улиц светились свежей зеленью, а из садов поверх заборов высовывались яблоневые ветви с нежно пахнущими белыми или розоватыми лепестками. Попетляв по улицам Замоскворечья (их гостиница под названьем "Балчуг" располагалась, оказывается, в его глубине), коляска выехала наконец к Большому каменному мосту и направилась прямо к дому Пашкова.
Кто живет в этом великолепном здании? спросил Городецкий.
Никто, услышал он удивительный ответ от Елены Ивановны. Его владелец, винный откупщик Пашков, умер бездетным, а наследовавший ему дядя построил себе после московского пожара другой дом, возле Манежа. Теперешние владельцы заломили за этот дом такую большую цену, что никто не пытается его купить.
Но вот коляска поднялась на косогор и свернула на Волхонку, раздвоившуюся вскоре на Пречистенку и Остоженку. На Пречистенке вместо домов и домишек с заборами стояли слева и справа особняки московской знати. У одного из таких особняков (не доезжая Смоленского бульвара) коляска остановилась.
Максим Федорович, взмолилась Иноземцева. У вас такой представительный вид Возглавьте наш отряд!
Чей это особняк? спросил Городецкий.
Князя Алексея Павловича Мещерского, моего двоюродного брата. По достоверным сведениям, он пишет книгу о путешествии по Рейну. Вы тоже собираетесь писать, вам наверняка найдется что сказать друг другу
"Трах-тибидох-тибидох-тох-тох!" родилось в мозгу попаданца знаменитое заклинание Хоттабыча. Чтоб тебя, предприимчивую такую, телегой сейчас переехало!". Но ничего такого не произошло, и он смиренно спросил:
Вас одну могут в дом не пустить?
Елена промолчала, но молчание это было красноречивее слов. Лиза вскинула было голову, собираясь что-то сказать, но мать так пылко на нее посмотрела, что она стушевалась и вернула голову на место. Ее попытка окончательно сломила протест омоложенного пенсионера, и он решительно постучал молоточком в дверь особняка. Дамы моментально встали за угол.
На пороге знамо появился привратниктолько не ожидаемый мастодонт, а молодой парнишка, хотя и в ливрее.
Доложите князю Алексею Павловичу, что к нему с визитом явился Максим Городецкий, писатель, веско произнес попаданец.
Привратник слегка поклонился, повернулся и исчезчтобы появиться через несколько минут с более значимым поклоном.
Со мной две дамы, вы не против? сказал Городецкий и решительно прошел в вестибюль. Здесь вся делегация построилась и пошла за привратником вверх по мраморной полукруглой лестнице, в бельэтаж. Мальчишка открыл им дверь в гостиную и отступил в сторону. Троица слаженно вошла внутрь, и рука шедшего навстречу худощавого мужчины в шлафроке растерянно опустилась, а изо рта вырвались слова:
Елена! Это ты?
Дама тотчас разразилась потоком слов на французском:
Tu ne t,attendais pas a me voir chez toi? Oui, c,est moi, cousin (Не ожидал увидеть меня в своем доме? Да, это я, кузен!).
На это князь отвечал все еще растерянно, но с некоторым пылом:
Mon Dieu, vingt ans ont passe, vingt ans! Mais tu es toujours irresistible (Бог мой, двадцать лет прошло, двадцать лет! Но ты по-прежнему неотразима!).
После этих слов Елена потянулась к его уху и что-то шепнула.