И все равно, сказал Стейнольфур, которого не убедили ее слова. С какой стати конунгу могли понадобиться услуги ведьмы?
Уверен, отец был благодарен тебе, сказал Гейрмунн, рассчитывая утихомирить Стейнольфура. Он и сам недоверчиво относился к предсказателям и колдунам, чьи прорицания были хитроумно запутанны и больше служили целям самих предсказателей, однако в дарованиях Ирсы не сомневался. Как мой брат?
Будет жить и поправится.
Набравшись смелости, Шальги шагнул вперед, выпалив:
Гейрмунн тоже ранен. Ты посмотришь его?
Вёльва повернулась к Гейрмунну, мельком взглянув на его руку. Затем подошла совсем близко и заглянула в глаза. Он не знал возраста Ирсы. Порою она казалась ему старше матери, а порою моложе. Но ее глаза не имели возраста.
В этом нет необходимости, ответила Ирса.
Гейрмунн не знал, как понимать ее слова. Означало ли это, что его рука заживет? Или он обречен и любые ухищрения не смогут предотвратить его смерть?
Почему нет необходимости? спросил Стейнольфур, прервав тягостные мысли Гейрмунна.
Ирса продолжала смотреть на Гейрмунна. Он тоже не мог отвести глаз от предсказательницы.
Потому что его судьба связана с судьбой брата. Нити их жизней переплетены на много лет вперед. Если одному суждено выжить, будет жить и другой.
А если одному суждено умереть? хмуро спросил Стейнольфур.
Глаза Ирсы, как два кинжала, полоснули по нему, отчего Стейнольфур попятился.
До их смертей я вижу достигнутое величие, сказала она.
В этом мы с тобой согласны, кашлянув, признался Стейнольфур.
Спасибо, Ирса, что пришла, сказал Гейрмунн.
Предсказательница кивнула и повернулась, чтобы спуститься, но задержалась.
Наступит день, когда Эгир поглотит тебя, но он же выплюнет тебя обратно. Пора тебе, Гейрмунн Адская Шкура, странствовать там, где плавают киты.
С этими словами она ушла.
Откуда она узнала? спросил побледневший Шальги.
Что узнала? не понял Стейнольфур.
Как ты подсказал Гейрмунну попросить у отца корабль.
Но она же сказала совсем другое. Стейнольфур крепко ухватил парня за плечо и притянул к себе. А теперь послушай, что я тебе скажу. Когда предсказатели вещают, они рассчитывают, что ты сам заделаешь пробоины в их словах, но ты не торопись с древесиной и смолой, чтобы эти слова держались на плаву. Настоящей предсказательнице твоя помощь не понадобится. А она сказала то, что мы и без нее знаем. Сын любого конунга, когда достигает возраста Гейрмунна, должен получить в свое распоряжение корабль. Ничего сверхъестественного в ее словах нет. Теперь понимаешь?
Шальги хмуро кивнул.
Вот и хорошо. Стейнольфур разжал пальцы. А теперь ступай кормить и поить лошадей.
Шальги снова кивнул, затем молча взял поводья лошадей и повел их к конюшне.
Ты действительно так считаешь? спросил Гейрмунн. Думаешь, в ее словах нет ничего особенного?
Прежде чем ответить, Стейнольфур что-то пробурчал себе под нос.
Я бы не стал брехать парню. Да, я верю каждому слову, которое ему сказал. И еще знаю, что эта женщина меня пугает, а я не люблю, когда меня пугают.
Покажи мне человека, который ничего не боится, и я покажу тебе дурака. Твои слова, между прочим.
Я всегда был дураком.
Гейрмунн улыбнулся и посмотрел на раненую руку.
Может, ты и дурак, но я тебе благодарен. Надеюсь, ты не обидишься, если врачевательница посмотрит на то, как ты управился с моей раной.
Ничуть, засмеялся Стейнольфур. Я настаиваю на этом.
Гейрмунн кивнул и повернулся, чтобы войти в усадебный дом и предстать перед отцом, но клятвенник его задержал.
Позволь дураку промолвить еще пару слов, сказал Стейнольфур, глядя на дверь усадьбы. Отец может тебя обвинить. Рассердиться, отругать последними словами. Не обращай внимания. Засыпая, знай, что ты спас брату жизнь, и честь твоего поступка покрывает любые ошибки, в которых может обвинить тебя отец.
Гейрмунн шумно вдохнул:
А ты, засыпая, знай, что спас жизни нас обоих.
Жду, что утром мне пожалуют браслет, сказал Стейнольфур.
Гейрмунн усмехнулся и подошел к двери. Прежде чем ее открыть, он расправил плечи и высоко поднял голову. Затем они со Стейнольфуром вошли под своды отцовской усадьбы.
4
В громадном зале усадебного дома было тепло и светло от множества масляных ламп. В дальнем конце очага на вертеле жарились остатки поросенка. Куски мяса стали коричневыми и шипели, капая жиром на огонь и наполняя зал восхитительным ароматом. Стоило Гейрмунну войти, как дружно залаяли псы. Мужчины и женщины поднялись со скамеек, приветствуя его. Они пожимали ему руки и хлопали по плечам. В зале собрались отцовская родня и его клятвенники, но было много и гостей: торговцев, ремесленников и посланцев из других земель и от других правителей. Все радовались благополучному возвращению Гейрмунна.
Не желая никого обидеть, он приветствовал всех, но невольно морщился, когда чужие пальцы касались раненой руки. Ему хотелось поскорее вырваться из людского кольца. Стейнольфур угадал его мысли.
Пожалуй, довольно мять ему бока, сказал Стейнольфур, выходя вперед, чтобы расчистить Гейрмунну путь. Пропустите парня. Матери не терпится поцеловать его безбородую щеку.
Гейрмунн поблагодарил клятвенника кивком и поспешил дальше. Он шел мимо тяжелых закопченных столбов, что подпирали верхние балки и крышу, мимо тканых шпалер, привезенных отцом из земли франков. Гости рангом поменьше, считавшие себя не вправе приветствовать сына конунга у дверей, торопились сделать это сейчас, склоняя головы. Гейрмунн отвечал им кивками и шел дальше.
Его внимание привлекла одна гостьяженщина его возраста или чуть старше. Она была в доспехах. Воительница со шрамом, пересекавшим левую щеку и спускавшимся к шее, и золотистыми косами. В свете ламп они казались бронзовыми. Эту женщину Гейрмунн видел впервые, однако мужчина рядом с нею был ему знаком: Стюрбьёрн, ярл из Ставангера, что к югу отсюда. Вместе с ними стоял и Браги Боддасонстарый скальд из Гёталанда. Все трое приветствовали Гейрмунна кивками. В зеленых глазах женщины он прочел любопытство. Так бывало всякий раз, когда люди впервые видели сыновей Хьёра, прозванных Адскими Шкурами.
«Кто же она такая?» подумал Гейрмунн, ответив на приветствия, но не остановившись. Он прошел мимо отцовского трона и удалился за резную перегородку, отделявшую большой зал от семейных покоев.
Брата он увидел в совещательной комнате, где отец в узком кругу принимал посланцев и заседал с советниками. Хамунн лежал на полу, на подстилке, прикрытый шкурами, снятыми с постели. Так удобнее было работать двум врачевательницам. Хамунн крепко спал. Его грудь вздымалась медленно и ровно, как приливная волна. На лбу блестел пот.
Отец с матерью стояли у ног Хамунна, спиной к Гейрмунну. Но мать обернулась, едва он вошел.
Гейрмунн! воскликнула она, крепко обняв его. Благодарю богов за твое возвращение.
Гейрмунн тоже крепко обнял мать, потом спросил:
Как он?
Ирса сказала, что будет жить, ответил отец. Но жар пока не спадает. Врачевательница Тюра говорит, что он потерял много крови. Она посоветовала накормить его лепешкой из свиной крови. Мы закололи свинью. Теперь он спит.
Как его рана? спросил Гейрмунн. Я сделал все, что мог, но
Мы перевязали рану, сказала Тюра. Гейрмунн увидел из-под меха край повязки. Дочь мне помогала. Но ты, Гейрмунн, молодец. Рана заживет, и рука Хамунна будет действовать, как прежде.
Слова врачевательницы вытащили из сердца Гейрмунна ядовитый шип страха.
Спасибо, Тюра.
А ты-то как? спросила мать, осторожно коснувшись его руки. Когда Хамунн очнулся, он сказал, что ты тоже ранен.
Был ранен. Обо мне позаботился Стейнольфур.
Стейнольфур? удивилась Тюра. Этот старый эгдир?
Решительным шагом она направилась к Гейрмунну. Казалось, врачевательница идет на войну.
Позволь-ка мне взглянуть.
На самом деле Тюра и не спрашивала позволения, ибо повела Гейрмунна к длинному столу и усадила на отцовский стул во главе стола. Там она заголила ему руку и внимательно осмотрела следы врачевания Стейнольфура.
Ромашка? с похвалой в голосе спросила она. Инга, подай мне чистую тряпку. Повязка вся грязная.
Повязка, наложенная Стейнольфуром, казалась Гейрмунну вполне чистой, но он не стал спорить с врачевательницей. Дочка Тюры поднесла к столу корзину с орудиями материнского ремесла.
Вот так-то лучше, сказала Тюра. Сейчас я тебя заново перевяжу.
Она смазала рану липкой, жгучей мазью собственного изготовления и стала перевязывать.
Рана у тебя совсем не пустяшная, сказала мать, подойдя к сыну и положив руку ему на плечо.
Только сейчас Гейрмунн заметил, что ее глаза покраснели от слез или бессонных ночей, а может, от того и другого. В черных волосах матери прибавилось седины.
Прости, что заставил тебя поволноваться.
Еще бы не заставил, сказал отец.
Конунг стоял в нескольких шагах, заложив руки за спину. Он тоже выглядел усталым и изможденным. Кожа над темно-каштановой бородой была бледнее обычного. Однако Гейрмунн сразу почувствовал: отец тревожился не столько за него, сколько за Хамунна. Тем не менее Гейрмунн заставил себя сказать:
Отец, я сожалею, что так вышло.
Главное, вы оба дома, и твое здоровье не внушает опасений, вмешалась мать.
Ее голос звучал твердо. Ее слова были чем-то вроде сигнала к перемирию. В ответ отец лишь пробурчал что-то невнятное.
Вскоре Тюра закончила перевязку. Мать поблагодарила врачевательницу и проводила их с дочерью в общий зал, где им предстояло заночевать на свободной скамейке. Тюра и Инга останутся в усадьбе, пока у Хамунна не спадет жар. Может, и дольше. Все зависело от желания конунга и конунги. Гейрмунн сидел, все так же положив руку на стол. Он ждал, когда отец заговорит первым.
Прежде чем уснуть, твой брат рассказал нам о случившемся.
Волки, рассеянно кивнул Гейрмунн, вперившись в широкие волокна древесины. Хамунн храбро сражался с ними.
Конунг выслушал сына, затем подошел к столу. Гейрмунн едва не вскочил, едва не подчинился инстинктивному желанию освободить законное место конунга. Но досада и злость, словно якоря, удержали его на месте. К удивлению Гейрмунна, отец сел на соседний стул, устало ссутулившись. Конунг вздохнул, потер глаза и лоб. Гейрмунн вспоминал слова Стейнольфура, мысленно укрепляя свою оборону.
Хамунн храбро сражался с волками, повторил отец его слова. Это и есть твой подробный рассказ о случившемся?
Раньше, чем Гейрмунн успел ответить, конунг продолжил:
Был бы жив твой дед, он бы сказал, что родственные узы не защищают от зависти и вероломства. Отец кивнул в сторону большого зала. Можешь не сомневаться, там хватает мужчин и женщин, думающих, что только дурак мог спасти брату жизнь. Особенно рискуя собственной. Они отдают дань благородству твоего поступка, но считают тебя дураком.
А ты? Что думаешь ты?
Конунг сощурился:
Я никогда не сомневался, что тычеловек чести. Тебе недостает терпения, мудрости и сдержанности. Зато дури и беспечностихоть отбавляй. Отправился в горы, навстречу опасности, совершенно неподготовленным.
В душе Гейрмунн соглашался с отцовскими словами, но признавать это не хотел.
Сыновьям конунга не возбраняется охотиться.
Помолчи. Не отрицай того, что очевидно каждому в этом зале, включая твоего клятвенника. Одно дело, если бы своими безрассудными действиями ты подверг опасности себя одного. Ты рисковал жизнью брата. Отец подался вперед. Ты рисковал жизнью будущего конунга Ругаланна.
Жжение, вызванное мазью Тюры, ослабло, сменившись отвратительным зудом. Гейрмунн по-прежнему держал руку на столе, не поддаваясь желанию почесать рану. Он сидел, не шевелясь.
Конунг, я давно знаю, что ты почитаешь важнее всего.
Отец резко выдохнул и откинулся на спинку стула, качая головой.
Твои слова и поступки свидетельствуют, что не напрасно ты родился младшим сыном. Как отцу, мне больно это говорить, но, как конунг, я обязан сказать. У тебя нет ни характера, ни мудрости, требуемых правителю, но сильнее всего меня страшит, что ты так и не обретешь этих качеств.
Вернулась мать. Вместе с нею вбежал ее верный пес Свангр. Глядя на могучего элкхунда, Гейрмунн вспомнил волков, с которыми ему и Хамунну совсем недавно пришлось сражаться. Только собачьи глаза, преданно глядящие на мать, показывали, что Свангр подчиняется людям.
Конунга посмотрела на мужа и сына.
Вижу, вы так и не залатали свои разногласия.
Как ни прискорбно, но не залатали, ответил конунг, взглянув на Гейрмунна.
Мне тоже жаль, сказал Гейрмунн.
Свангр подбежал к подстилке Хамунна, понюхал его плечо и лег, протяжно заскулив.
Он поправится, сказала псу конунга. Не тревожься.
Пес качнул мордой, затем устроился у постели Хамунна, как караульный у городских ворот. Конунга с улыбкой посмотрела на верного элкхунда.
Стюрбьёрн ждет, сказала она мужу.
Уже поздно. Разве нельзя поговорить с ним завтра?
Все зависит от того, в каком настроении ты его застанешь. Конунга села напротив мужа. Гейрмунн оказался между отцом и матерью. Если нужно, он обождет. Но он знает, что наши сыновья благополучно вернулись. Время еще не перевалило за полночь. Вряд ли он поймет твое нежелание говорить с ним.
Конунг нахмурился, затем кивнул:
Ладно. Он повернулся к Гейрмунну. Ступай и пришли сюда Стюрбьёрна.
Гейрмунн поднялся со стула. Мать хотела взять его за руку, но не успела. Гейрмунн быстро покинул совещательную комнату, вернувшись в большой зал. Стюрбьёрна он застал на прежнем месте, только теперь ярл не стоял, а сидел на скамье вместе с зеленоглазой воительницей. Браги куда-то исчез. Увидев Гейрмунна, оба прекратили разговор. Гейрмунн, как мог, подавил неутихший гнев и учтиво сообщил ярлу:
Отец согласен тебя принять.
Стюрбьёрн допил из рога остатки эля и встал. Был он высок и широкоплеч, но годы его полной силы остались позади.
Твоему отцу повезло. Оба его сына живы, сказал ярл.
Гейрмунн заподозрил в его словах скрытый смысл и даже оскорбление. Но где коренился этот смысл и в чем состояло оскорбление, не знал, а потому не мог дать должного ответа. Гейрмунн молча наклонил голову. Стюрбьёрн отправился в хорошо знакомую ему совещательную комнату. Гейрмунн смотрел ярлу вслед, сознавая, что даже в своем нынешнем состоянии Хамунн присутствовал там, куда его не позвали.
А ты, значит, младший брат, сказала воительница, глядя на него. Гейрмунн Адская Шкура. Она указала на освободившееся место. Садись.
Невзирая на усталость, любопытство не позволило Гейрмунну сесть рядом. Он стоял, вместе с воительницей глядя на пищевой очаг, расположенный перпендикулярно длинному центральному очагу, обогревавшему зал.
Тебя это раздражает? спросила она.
Что именно?
ПрозвищеАдская Шкура.
Гейрмунну не хватало терпения отвечать на подобные вопросы.
Это прозвище отец дал нам обоим.
Ты не ответил на вопрос.
Гейрмунн повернулся к ней. Воительница была старше его всего на несколько лет. От нее пахло дымом и морем, а в глазах было что-то знакомое. Что-то вроде родства, влекущего к ней.
Кто ты? спросил он.
Ее усмешка подсказывала: зеленоглазая воительница знала, что Гейрмунн уклонялся от ответа на ее вопрос, и решила не настаивать.
Меня зовут Эйвор.
Рад знакомству с тобой, сказал Гейрмунн, склоняя голову. Не знал, что у Стюрбьёрна есть дочь.
Я не его дочь, хотя одиннадцать последних лет он растил меня, как своего ребенка.
Тебе повезло. А где же твой настоящий отец?
Эйвор отвернулась и стала изучать взглядом зал. Гейрмунн подумал, что своим вопросом обидел ее.
Прости мою напористость. Я устал и плохо соображаю. Можешь не отвечать, если
Мой отец мертв, и это не тайна. Она невесело улыбнулась. Кое-кто здесь наверняка знал моего отца. Возможно, эгдир, с которым ты пришел.
Стейнольфур? А ему откуда знать твоего отца?
Эйвор надолго припала к рогу с элем.
Потому что моего отца убил не кто иной, как Хьётве, правитель эгдиров.
Гейрмунн проглотил ком в горле, потеряв дар речи.
Хьётве явился в отцовскую усадьбу, чтобы убить гостившего у нас Стюрбьёрна. Это ему не удалось, а отца он убил.
Как звали твоего отца?
Эйвор хмуро посмотрела в рог с элем и покачала головой:
Не имеет значения. Он умер как трус.
Гейрмунна ошеломили искренние и в то же время оскорбительные слова Эйвор о своем отце.