И-эх грехи наши тяжкия!
Деда малая потянула его за штанину, прерывая размышления, баба сказала, што обед уже готов! Ты как велишь, так она на стол накрывать почнёт!
Кхе! Ну, старухавсё што есть в печи, на стол мечи! ухмыльнулся большак, выходя в сени умыться. Невестка подскочила пугливо, полила на руки, пока тот отфыркивался над бадьёй.
Отче наш привычно начал большак, читая молитву, и за большой, начисто скоблённый стол, начала усаживаться вся немаленькая семья. Сам со старухою, да двое женатых не отделившихся сынов с жёнами, да их дети. Ничо! В тесноте, да не в обиде! Отделиться, оно не долго, было б только куда.
Шти жиденькие, не забелённые даже и молоком, зато у каждогосвоя миса! Не нищета какая, штоб вкруг из одного горшка по очереди хлебать. Богатый дом, справный.
Ели истово, без разговоров и чавканья, даже и малые понимали важность трапезы, а если кто плошал, того и ложкой по лбу! Звонко! Набухали слезами детские глаза, но зная за собой вину, только сопели молча, да переглядывались, пинаясь под столом.
Капустный хворост да вываренный до серости зелёный свекольный лист, и только самую чуточку свеклы, которая уже подходит к концу. Не уродилась по осени, сталбыть. Ну и травок всяких-разных, для скусу и аппетиту.
Хлеб пушной, изо ржи, пронизанный тонкими иголками мякины, и человеку непривычному прожевать его ещё ничего так, скусно, а вот проглотитьну никакой моченьки не хватит! В горле комом станет, ежели только не с малолетства титешного приучен.
То не беда, што во ржи лебеда, утерев рот после трапезы, молвил довольно большак, а то беда, когда ни ржи, не лебеды!
Пили чайскусный, страсть! Большуха, она травница знатнаятравинку к травинке так подберёт, што в чашке глиняной мёдом отдаёт и летом. Сплошная пользительность!
Дети надулись кипятку быстро, по детскому торопливому обыкновению, и собравшись у старухи, усевшейся с прялкой под печкой, пристали было со скасками.
И-и, милые, отсмеивалась старуха всеми своими морщинками, не прекращая сучить нить, память совсем дырявая стала!
Ну ба
На скаску бабку не уговорили, но разговорившая детвора упомянула Афоню из соседнего села, который по осени в губернском городе бывал, да не на ярманке, а на выставке сельского хозяйства, так-то! К куму недавно заехал, да баек про ту поездку целый короб вывалил. Врак, понятное дело, преизрядно, но занимательно, етого не отнять.
Ён грит, захлёбывался словами восьмилетний Ивашка, размахивая для убедительности руками и кругля глаза, што как зашёл туда, шапку снял при виде бар вокруг, глаза выпучил, да и не моргнул ни разочка! Такие там чуда чудные и дива дивные, што и словами не передать, во!
Капуставо! перехватив разговор, развёл руками в стороны Стёпка, показывая чуть не человечью голову.
Брешешь! немедленно усомнились остальные.
Собаки брешут! А я как есть, так и передаю! Наврал там Афоня, иль нет, про то не ведаю, а я вот слыхал да видал, так и пересказываю, врак не добавляючи!
Да где эт видано? усомнилась хлопотавшая у печи невестка, прислушивающаяся к разговору, Штоб капуста, и такая вот здоровущая урождалась? С яблоко ежели, и то хорошо.
И-и, милая! засмеялась старуха дребезжаще, С моё поживёшь, и не то увидишь! Оно и с голову может быть, и побольше! Коль слова нужные знаешь, так чево ж?!
Народ вокруг завздыхал, завозился. Вызнать тайное слово мечтал кажный, но поди тывызнай! Тут либо через родову передаётся, да под клятвы клятвенные, либо колдовским путём. Поди вон на Купалу, папоротника цветущего в лесу добудь, лёгко ли?!
Дверь с размаху стукнула о бревенчатую стену, обсыпав лавку древесной трухой, и в избу ворвался разъярённый исправник, за спиной которого матёрым медведем вздыбился урядник. Нагнув чутка голову в форменной шапке, штоб не цеплять низкую, закопчённую дымом притолоку крестьянской избы, он грозно поводил очами и свирепо сопел.
Бунтова-ать? и в зубы большаку, только мотнулась седая голова, Как ты смел!? Как смел?
Топорща свирепо усы и брызжа слюной, исправник наградил хозяина дома, вставшего перед ним навытяжку, ещё несколькими зуботычинами. Не мигаючи и кажется, даже и не дыша, старик стоял, боясь утереть кровушку с разбитой морды, падающую на скоблённый пол.
Вы! женатым сыновьям досталось шашкой в ножнахпо головам, по хребтам!
Малые дети, сгрудившиеся у печи, с диким ужасом глядели на это, не моргаючи. Глашенька, сама того не замечая, подвывала тихохонько на одной ноте, глядя на избиение родных.
Запыхавшись и окончательно запугав крестьян, исправник немножко успокоился.
Ишь! погрозив им кулаком, он прошёлся по избе, глядя брезгливо вокруг, Думали, не узнаю? Я всё всё знаю. В оба гляжу!
Усевшись по-хозяйски на лавку, исправник оглядел крестьян, немало напуганных присутствием столь высокого для них начальства.
Совсем распоясались, гневно сказал он, и за его спиной нахмурился урядник, шевеля по тараканьи усами и всем своим видом обещая бунтовщикам немыслимые кары, как только уедет такой милосердный и добросердечный исправник.
Распоясались, повторил он, барина на вас не хватает! Да, барина! Ну ничево, ничево
Еле заметный кивок, и урядник выметнулся из избы, топоча подкованными сапожищами. Минуту спустя в дом вошёл молодой человек, едва ли двадцати лет, одетый по последней парижской моде и пахнущий тонким парфюмом.
С брезгливым любопытством оглядев убогую обстановку, он скорчил гримаску, уместную больше кокотке, и быстро заговорил по-французски с исправником. Тот разом вспотел, подбирая слова, и молодой человек перешёл на русский, давшийся ему не без труда.
Вово́ Владимир Александрович Турчинов, поправился он, отчаянно грассируя, владелец сих как это будет на русском, шер ами?
Пажитей? предложил исправник, на что Вово́ неуверенно кивнул.
Ваш как это? Ах да природный господин!
Большак вздохнул было прерывисто, но смолчал, наткнувшись на взгляд урядника.
Обленились мужички, заявил Вово́, расхаживая по избе, с надушенным платочком у носа, разглядывающий обстановку с видом этнографа, буду у вас порядок вести.
Не обращая внимания на хозяев избы, дворяне повели разговор на смеси французского с русским, из которого большак только и понял, что молодой барчук решил выжать из мужиков последние соки.
« Не слушать ни чиновников, ни господ, ни попов, вспомнилось большаку давнее так явственно, будто это было вчера, а не без малого сорок лет назад, не выходить на работу, добиваться истинной воли! А она не будет разыскана, пока не прольётся много крови хриястиянской!»
Пренебрежительный взгляд Вово́ на домочадцев, несколько картавых слов и среди них«пороть» на русском.
« Резать, вешать, рубить дворян топорами!» кровавым набатом удалило в уши старику давнишнее.
эка скверная погода, донеслось до старика будто из-под воды, и всё ведь одно к одному! Кучер, фис дёпЮт, руку себе повредил, и эк ведь угораздило лё кон
Снова смесь русского с французским, и
За кучера поедешь, старче! Ну! урядник без затей двинул большака под дых, помогая тому собраться с мыслями.
« Воля! Воля! скандировала толпа, не расходясь при виде готовящихся стрелять солдат. Апраксин ещё раз велел расходиться, и затем скомандовал залп потом второй, третий»
На крытом возке позади молодой помещик вёл беседы с исправником, ведущим себя удивительно предусмотрительно, показывая себя тонким и остроумным собеседником. Повозка покачивалась, откормленные полицейские кони легко тянул утеплённый возок, а позади говорили, говорили
Вово́ делился непринуждённо своими планами на принадлежащие ему земли.
привести в порядок, что-то продать, вырывался из возка грассирующий голос молодого барина, заставить, наконец власти взыскать недоимки с мужиков
Вово́, мон шерри! донёсся из возка густой смех исправника, Помните, они теперь не крепостные, и даже не временнообязанные!
А какая есть разница?!
Ха-ха-ха! Подловили, мон шерри, подловили! послышался лязг стекла, и урядник, сидящий рядом на козлах, облизнулся непроизвольно, ещё пуще задымив цыгаркой.
Где этот ваш енфант террибле
Ха-ха-ха! захохотал исправник, Париж в каждом слове, я восхищён!
Эй, высунулся он в окно красной мордой, поманив урядника, иди-ка сюда ужасный ребёнок, ха-ха-ха!
Получив нежданный гостинец, урядник перебрался на задки, откуда сразу же послышалось бульканье, и до большака донёсся запах ветчины, немыслимо соблазнительный для голодного мужика.
Несколько раз господа приказывали остановиться и вылазили из возка, обозревая владения Турчинова и ведя беседы о том, как бы половчее наладить хозяйство, ничего собственно не налаживая. Собственно, споров и не было, молодой помещик и исправник вполне резонно считали главным ресурсом крестьян, которые фактически не могут покинуть земли.
Стой! заорали из возка, да стоять же, скотина!
Большак натянул вожжи, и кони, фыркая недовольно, встали.
Стоять, ещё раз повторил исправник и выбрался из возка. Красная его морда, вкупе с пышущей паром фигурой, навевали мысли о самом приятном времяпрепровождении. Вслед за ним вышел и Вово́, твёрдо стоящий на ногах, но с несколько стеклянным взглядом.
Окропив кусты, господа полезли было назад, но молодой барчук остановился.
Вот повёл он рукой, папа́ так красочно рассказывал мне, что я будто сам пережил эти волнительные минуты! С того плёса он и расстреливал восставший плебс.
Как же-с закивал исправник, с лодок, весьма остроумно!
Эй Вово́ прищёлкнул пальцами, пейзанин! Лёд крепкий?
Так это большак открыл было рот, дабы упредить, што чутка побольше недели, как аккурат на том месте чуть не ушёл под лёд Ефим. Сам еле вылез, а лошадку и вовсе чудом спас!
Как есть крепченный, ваша милость, закланялся он, разом вспотев и ломая шапку, как есть! А што трещит, так ето по весне завсегда так! Он ить не скоро ещё ледоходу быть.
Разгорячённые вином и разговором, дворяне потянулись к плесу, а следом за ним, кинув на старика грозный взгляд потопал урядник. Размахивая руками, Вово́ энергически двигался, притоптывая и очевидно, разыгрывая целый спектакль по сюжету сорокалетней давности.
Не выдержав их лёд затрещал, и молодой барчук ухнул по пояс. Почти тут же под лёд провалился, как и не было, грузный урядник. Исправник попятился и сел, глядя на Вово́, ломающего лёд в тщетной попытке выбраться.
Не пытаясь помочь, полицейский начал пятиться, не отрывая взгляда от молодого помещика.
Чичас! Чичас, ваша милость! заорал большак, Не шевелитеся там, я чичас!
Выдернув из-за опояски топор, он споро добежал до молодого леска и в несколько взмахов свалил тонкое деревце, сделав из него жердину.
Чичас! разевая рот, побежал он до тонущего Вово́ и сидящего на льду исправника, боящегося пошевелиться. Не добегая с десяток сажень, старик лёг и быстро пополз. Исправник перевернулся на живот, вытянув руки навстречу жердине
и н-на! Деревяха с размаху обрушилась на лёд подле чиновника, а потом ещё, ещё Всё затрещало, и осанистый мужчина оказался в воде. Парижанин, будто при виде этой картины, утратил последнюю волю к сопротивлению и ушёл на дно.
А исправник, не отрывая взгляда от крестьянина, раз за разом выбрасывался всем телом на лёд, ломая его и приближаясь к не такому уж далёкому берегу.
Чичас ваша милость, чичас пятясь, приговаривал большак, и как только почуял под ногами матёрый лёд, встал прочно, и деревяхойда в харю исправнику, отталкивая его назад! А потом ещё раз, ещё
Сподобился опёршись на жердину, перекрестился большак, спаси Господь! А на душе-то как лёгко! Будто за кажного по тыщще грехов простили.
« Резать! Вешать! Рубить дворян топорами!» шумело у него в голове, и где-то совсем в глубине сознания было острое сожалениеи-эх раньше надо было! Лишнее они по землице проходили, как есть лишнее.
* * *
После увода большака домочадцы не сразу отмерли, да и потом двигались сонными мухами, переживая испуг и унижение.
Тятя, осторожно спросил отца пятилетний Павлик, отходя от женщин, с остервенением взявшихся за приборку, а почему барин грозился? Чего деда посмел?
Грозился? мужик втянул стылый воздух через окровавленные зубы, и ответил как есть, потому што мог так вот. Потому што барин, и власть вся как естьих, барская.
А чево деда посмел?
Чево? А Бог весть! Законы-то барами придуманы, да в пользу бар. Как ни повернись, а всё едино закон ихний нарушишь.
В ожидании большака домочадцы вели себя так, будто у них в дому упокойник. Скрип двери заставил их сердца заколотиться, а ноги ослабнуть.
Слава Богу! широко перекрестился на иконы старик, разом будто помолодевший на десяток лет. И добавил, глядя светло на домашних:
Всё хорошо, все потопли!
Шестая глава
Столица Российской Империи жила разговорами о Небе. В Европе вовсю уже проводятся соревнования планеров и летадл, русские же спохватились позже всех, хотя казалось бы
Даже дамы высшего света разговаривали всё больше о полётах, авиации, моторах и Рыцарях Неба, бывших у всех на слуху. Воздухоплавание воспринималось занятием в высшей степени аристократичным, а этот анфан террибл в Свете считался этаким недоразумением.
Люди здравомыслящие высказывали вполне обоснованные сомнения, предполагая и предлагая настоящих пионэров аэронавтики, отошедших в сторону по каким-то несомненно высшим соображениям. Или возможноотодвинутых.
Наибольшей популярностью пользовались идеи жидовского заговора, но в деталях идеологи существенно расходились. Одни считали, что жиды не способны придумать ничего самостоятельно, и украв изобретение, уничтожили изобретателя. Другие, более здравомыслящие, не отказывали иудейскому племени ни в образовании, ни в интеллекте, отчего вырисовывался вовсе уж иезуитской подлости заговор.
Публика более либеральная разделилась на два неравных лагеря, а потом ещё и ещё. С газетных страниц на читателя выплёскивались полемические изыски знатоков, отчего провинциалы пребывали в состоянии перманентного шока. Едва ли не каждый выпуск предлагал как минимум новые аргументы в ту или иную пользу, а порой и новую версию происходящего. Мнение обывателей менялось по несколько раз за неделю, и куда в итоге повернёт ветреная общественность, предсказывать никто не брался.
Репортажи из Южной Африки читались взахлёб, как приключенческие романы, но и воспринимались примерно с той же степенью достоверности. Едва ли человек здравомыслящий мог поверить, что вчерашние лапотники, коих было принято жалеть и самую чуточку презирать, громят с успехом войска просвещённых британцев.
Буры это совсем другое дело! Ну вы же понимаете, мон шери?
Отдавали должное и полководческим талантам Дзержинского, всё ж таки шляхтич хорошего рода, а что марксист так у каждого свои недостатки. Впрочем, среди образованной публики хватало сторонников левых взглядов, и марксистские убеждения поляка были скорее преимуществом.
Отдавая должное стойкости и неприхотливости русских добровольцев, люди просвещённые всё же полагали более верным иное соотношение потерь.
Скрывают! понимающе кивали просвещённые друг другу, гордые собственной проницательностью.
Несомненно, пароходы берут куда как больше заявленных пассажиров, соглашались знатоки. Сходились на том, что потери русских лапотников при столкновениях с британскими войскамидва, а то и три к одному, вполне приемлемы и логичны. Возглавляй их Русские Офицеры, соотношение потерь, несомненно, было бы совсем иным.
Российские добровольцы из хороших семей, славшие письма родным и знакомым, в общем-то подтверждали эту версию. Кто из них упорно не желал замечать рушащуюся картину привычного мира, а кто целенаправленно лгал, Бог весть. Мнение в обществе сложилось устойчивое, и меняться пока не собиралось.
Яркие, интереснейшие репортажи Гиляровского зачитывались до дыр, но отдавая должное писательскому мастерству, считались произведениями скорее художественными, нежели публицистическими. Склонность к гиперболизации за Владимиром Алексеевичем водилась, да и, как полагала публика, опекун пристрастен.
Европейские газеты, недоумённой скороговоркой отдавая должное техническим талантам Панкратова, писать предпочитали о земляках. Его же считали скорее харизматичным лидером и неплохим организатором, попавшим в фавор религиозному бурскому генералитету. Этаким красивым символом, персонажем скорее литературным, вроде Гавроша.