* * *
Ваше высокопревосходительство, образцово вытянулся, войдя в кабинет, адъютант командира 1-й гвардейской пехотной дивизии генерал-лейтенанта Бобрикова, к вам начальник Главного политического управления полковник Юденич.
Повинуясь короткому кивку головы, адъютант неслышно исчез за дверью, а перед глазами начальника появился невзрачный офицер в мешковатой полевой форме, смотрящейся в гвардейском храме военной роскоши вызывающе чужеродно. Генерал с усмешкой осмотрел вытащенного из туркестанской тьмутаракани армейца, похожего на него полным отсутствием растительности на голове. Зато генеральские усы по пышности и ухоженности давали сто очков вперед аналогичному украшению полковника.
Слушаю вас, не переставая перебирать бумаги, отрывисто произнес генерал, только прошу кратко, у меня дел невпроворот.
Я как раз по поводу ваших дел, Георгий Иванович, учтиво кивнул Юденич, прошу ознакомиться с письмом, адресованным лично вам. Надеюсь, вы знакомы с этими печатями на пакете? Мне поручено дождаться ответа.
Генерал кивнул, взял в руки конверт, вслух прочитал:
Командиру первой гвардейской пехотной дивизии генерал-лейтенанту Бобрикову, лично в руки. Вскрыть в случае покушения на мою персону, неожиданной болезни, а равно моего безвестного отсутствия или другой причины, из-за которой я буду объявлен недееспособным
Генерал вскинул глаза на полковника.
И когда сия бумага была составлена?
Не могу знать. Имею поручение только доставить лично в руки и всемерно содействовать вам в выполнении полученного приказа.
Ну что ж, тогда почитаем приказ, генерал вскрыл сургучные печати. Та-а-ак, тут говорится про запрет на участие гвардии в подавлении возможных беспорядков Не поддаваться на провокации В случае угрозы жизни и здоровью солдат и офицероввывести дивизию из города Та-а-а-к, вы понимаете, что это, полковник?
Вас что-то смущает?
Меня смущает подпись под приказомэто не почерк его величества.
Вам прекрасно известно, что после двух покушений, а особо после контузии, моторика рук государя еще не восстановилась!
А может быть, дело не в этом? Может, эта подпись, как и письмоподделка? Или еще хужечеловек, писавший его, не в себе? После решения отказаться от Царства Польского именно это и приходит в голову! Вывести гвардиюзначит оставить город без защиты! Это и есть провокация, господин Юденич!
Что вы намерены делать, Георгий Иванович?
Я намерен выполнять свой долг. Кстати, кто еще получил такие же письма?
Командиры всех полков, шефом коих является государь, генерал Скарятин, командир расквартированной в столице 37-й пехотной дивизии и флотские экипажи Кронштадта
Ну ничего, это мы поправим, криво усмехнулся Бобриков. Дежурный! Арестовать полковника как провокатора! Передать нарочными в полки: переловить его подельников, доставивших аналогичные письма, привезти в штабя сам с ними побеседую.
Зря вы так, Георгий Иванович, вздохнул Юденич, стреляться ведь потом придется
Что? Молчать! Да я вас в Сибирь! На каторгу!.. Ишь, распустились, вояки потешные! Конвой!..
* * *
Императорский поезд был остановлен «в связи с непредвиденной аварией железнодорожного полотна» почти на самой границе, и теперь местные путевые рабочие споро цепляли к нему маневровый паровозик, явно намереваясь перетащить его в какой-нибудь тупичок.
«Ну, Вилли! Ну, волкодав! улыбался про себя император, наблюдая, как по перрону прусского городка Бромберг прохаживаются преисполненные важности полицейские Второго рейха. Интересно, это твой собственный план, или его написали за тебя в Туманном Альбионе? И ты подумал, что старый подпольщик будет ждать, когда ты решишь его судьбу? Какая наивность!»
Иван Дмитриевич, произнес монарх, пришла пора задействовать ваш волшебный театральный саквояж и переходить к особому плану, о котором я вас предупреждал. Соберите, пожалуйста, доверенных лиц в салоне. Приступаем.
Когда маневровая «кукушка» замерла на стрелке, отъехав от перрона с охраной на положенную версту, а помощник машиниста, отчаянно зевая и лениво переругиваясь со стрелочником, занялся семафором, из крайнего вагона неторопливо вышли и степенно направились к городским строениям два монаха-бенедиктинца, кутаясь в длинные рясы и прикрывая лица от зимнего ветра своими черными капюшонами. «Проклятые миссионеры-католики! Шляются тут, будто им медом намазано, неприязненно подумал правоверный лютеранин машинист, выглядывая из своего паровозного окошка, нашли кого в веру обращатьзаконченных схизматиков» и, сплюнув вслед ненавистным папистам, занялся своими фырчащими и дышащими паром механизмами.
* * *
Коменданта Кронштадта адмирала Макарова разбудил настойчивый стук в дверь, гулко раздававшийся в спящем доме в это раннее зимнее утро.
От генерала Максимова, коротко отрекомендовался посыльный и, козырнув, вручил именной конверт с лежавшим в нем пакетом, с солидной сургучной печатью и монограммой, право на которую имел всего один человек в империи.
Вот что, голубчик, коротко проинструктировал адъютанта Макаров, ознакомившись с посланием, сообщи кому следует, что с сегодняшнего дня охрану внешнего периметра Кронштадта несет и пропускной режим в город обеспечивает бригада Евгения Яковлевича, ему надлежит передать все пулеметы кораблей, стоящих на зимней стоянке и на ремонте. Командирам экипажейвскрыть пакет с литерой «Р» и действовать по вложенной инструкции. На «Ермаке» грузить уголь, разводить пары. По готовностивыходим Интересно, как там у Иессена?
* * *
Капитан первого ранга Карл Петрович Иессен чувствовал себя неуютно и тревожно. 28 ноября 1900 года после прощания с рабочими-балтийцами его «Громобой» снялся с бочки аванпорта Кронштадта. Показав позывные крепости и отсалютовав ей семью выстрелами, крейсер отправился в порт своей постоянной припискиВладивосток. Но на стоянке в Киле боевой корабль нагнало высочайшее повелениевместо перехода во Владивосток совершить плавание вокруг Британии и вернуться на Балтику, зайдя в Данциг, обосновав это необходимостью ремонта машин, где и ждать дальнейших распоряжений. Само испытательное плавание с последующей ревизией машин капитан считал вполне разумным. «Громобой» наплавал всего 500 миль и к тому же успел посидеть на мели, поэтому проверка механизмов перед дальним переходом во Владивосток была более чем оправдана. Но зачем надо переться именно в Данциг, где не было никаких условий, и сидеть там столько времени, изображая бурную деятельность на борту, Иессен понимать отказывался. Однако Карл Петро́вич, как настоящий служака, приказы начальства привык исполнять, поэтому только пожимал плечами, получая по радио один и тот же сигнал: «Ждать». И вот, наконец, когда у экипажа, зажатого в тесноте железных отсеков, терпелка начала заканчиваться, с берега подали условный сигнал, и к высоченному борту крейсера пришвартовался абсолютно невзрачный паровой катер. С него на палубу поднялись, судя по внешнему виду, два заштатных коммивояжера, в одном из которых изумленный капитан узнал
Ваше императорское величество?..
Спокойно, Карл Петро́вич, не нужно привлекать лишнее внимание. Будет очень здорово, если мы побудем некоторое время у вас в гостях инкогнито. Крейсер к плаванию готов? Тогда отдавайте соответствующие распоряжения и держим курс на Кронштадту кромки льдов нас должен ждать «Ермак» со Степаном Осиповичем.
* * *
Барон Гораций Осипович Гинцбург был, как всегда, нетороплив и деловит, раздавая поручения за утренним чаем, куда приглашались наиболее доверенные лица. Секретари, они жекурьеры, они жецепные псы своего хозяина, числом с полдюжины, наоборот, были поджары, сосредоточены и заряжены на немедленное действо, как скаковые жеребцы на ипподроме. Нежное, сыновнее обращение старого коммерсанта со своими подчиненными только усиливало серьезность поручений и предусматривало абсолютную исполнительную дисциплину.
Альфред, мальчик мой, отправляйся к Варшавскому. Засвидетельствуй Абраму Моисеевичу мое нижайшее почтение и приступай к работе с газетчиками, каковую мы планировали вместе с господином Ротшильдом.
Давид, сынок, собирай своих помощников и, помолясь, делайте свое дело в типографиях. Да-да, строго по инструкции, никаких изменений и дополнений не будет. Пожелание только одноне затягивать, завтра к утру весь тираж должен быть готов.
Владимир, не скучай, я ничего не забыл. На тебебратья Поляковы. Передай им, что старый Горацио просит их помочь организовать банкетони поймут, о чем идет речь, и далеетелеграф и московская железная дорога. Все свежие сведения и события об императоре ты должен моментально передавать Давидуон знает, что с ними делать
* * *
Вы уж поберегите себя, Александр Дмитриевич! напутствовал Мамонтов капитана Нечволодова. Мне страшно становится, как подумаю, какую бомбу вы везете в столицу. Смотрите, чтобы по дороге она не взорвалась у вас в руках.
Полноте, Савва Иванович, усмехался главный армейский критик «золотого рубля», мне по долгу службы положено уметь обращаться со взрывчатыми веществами, тем более, что еду не одинс такой-то охраной даже губернатор не катается.
Так-то оно так, но вы даже не представляете силу и коварство человека, чьи интересы мы задели, качал головой заводчик. В любом случае, в Бологое меняйте транспортнаши люди вас будут ждать. Далее до Петербурга будете добираться дровяными узкоколейками Страсти-то какие, Александр Дмитриевич, творятся! Государь сумасшедший Если бы я его не видел! Да он нормальнее всех нас вместе взятых
Ничего, Савва Иванович, не в первый раз, напряженно улыбался Нечволодов, стрелецкий бунт Россия-матушка пережила, переживет и министерский
* * *
По свидетельству очевидцев, в это январское утро на небе Петербурга наблюдалось редкое природное явлениегало. На затянувшемся белесоватой мглою небе мутно-красное солнце создало в тумане около себя два отражения, и глазам казалось, что на небе три светила. Потом, в третьем часу дня, необычная зимою, в небе расплылась яркая радуга, а когда она потускнела и скрылась, поднялась снежная буря.
С самого утра, как только рассвело, со всех концов Петербурга к Зимнему потянулись длинные вереницы людей. Шли поодиночке, группами, целыми семьямис женами, с детьми. Такого многотысячного скопления народа здесь еще не бывало. На дороге приостановили движение конок. Появились священники с иконами и народные энтузиасты с царскими портретами. Не умещаясь на улице, толпа, как дрожжевое тесто, расползалась по городу, а люди все прибывали и прибывали.
Вход на Дворцовую площадь перегораживали стройные ряды Преображенского полка. В них, как в плотину, упирался людской поток, растекаясь по сторонам и постепенно охватывая солдатский строй с флангов.
Толпа густела и ширилась, вбирая в себя все новые ручейки из улиц и переулков. Солдаты в строю явно нервничали. Невозмутимость сохранял только молодцеватый штабс-капитан, со скучающим видом прохаживающийся перед второй линией оцепления, расположенной непосредственно у стен Зимнего дворца.
Пошто не пускаете? истерично взвизгивал голос из глубины толпы.
Охолони! Не велено! строго отвечал усатый седой унтер, грозно нахмурив косматые брови.
Да мы ж только одним глазком глянем, игриво взывали из толпы, убедимся, что царь-батюшка жив-здоров, и по домам
А ну осади! тяжелый приклад винтовки пролетал в вершке от носа самых беспокойных, и пока это помогало. Но всем было ясно, что статус-кво ненадолгонарод напирал. Развязка случилась, как всегда, неожиданно. Веселая стайка студентов, схватив за руки одного из зевак и подбежав вплотную к армейскому оцеплению, как из пращи, швырнула его в строй солдат. Не ожидавшие применения живого метательного снаряда, служивые подались в стороны, строй дрогнул, и в образовавшуюся щель посыпалась радостно гогочущая молодежь. Унтер, уже не тратя попусту слова, огрел по спине самого наглого, который сразу рухнул как подкошенный. Подчиняясь команде, первая шеренга взмахнула прикладами и ощетинилась штыками. Хрустнули чьи-то кости. Раздались стоны раненых. На утоптанный снег упали первые капли крови. Толпа подалась назад, но, как дикий зверь, почуявший запах добычи, почти сразу остановилась и решительно двинулась на разорванную шеренгу гвардейцев. Дикий вопль «убили!» и коллективное «а-ах!» перекрыли хлопки пистолетных выстрелов. Затесавшиеся в толпу боевики в упор расстреливали солдат, расчищая проход на площадь. Усатый седой унтер первым упал на мостовую, удивленно глядя в небо остекленевшими глазами. Рядом с ним снопами валились его молодые сослуживцы. Толпа окончательно смяла строй и вырвалась на Дворцовую площадь. Вслед ей неслись истошные крики: «Царя-батюшку извели, изверги! И нас извести хотите!!! Бей сатрапов!!!»
Штабс-капитан, остолбеневший от вида обезумевшей толпы, разметавшей первую линию оцепления и несущейся прямо на него, успел, тем не менее, сделать шаг в сторону и, подняв руку, скомандовать: «По бунтовщикам! Пачками! Пли!»
* * *
Знаете, Дмитрий Федорович, пытался шутить Зубатов, одновременно стряхивая с себя стекольное крошево и перезаряжая револьвер, я все чаще думаю о смене профессии на более спокойную и безопасную. Например, на укротителя крокодилов Как вы думаете, у меня есть шанс приручить это пресмыкающееся?
Обещаю на собственные средства приобрести и подарить вам пару рептилий, поддержал шутку генерал Трепов, старательно перематывая оторванным рукавом рубашки окровавленную руку, первым делом займусь, как только выберемся отсюда Впрочем, их, наверно, можно и самому наловить на рыбалке. Точнее на крокодиловке Надо бы только помощников с собой взять, одному с ними не справиться, уж очень изворотливые Ратко, Спиридович! Пойдете со мной ловить крокодилов для Сергея Васильевича?
А чем мы сейчас занимаемся? высунулся из-за поваленного шкафа весь белый от осыпавшейся штукатурки Ратко.
А сейчас они нас ловят, не остался в долгу Спиридович.
Ну слава богу, живы! удовлетворенно прошептал Трепов. Значит, еще повоюем.
Крепкая купеческая усадьба на северной окраине Петербурга в живописной Кушелевке, используемая лейб-жандармерией как секретная оперативная явка, была атакована сразу со всех сторон, как только руководство лейб-жандармерии собралось вместе. Это значитза ними следили, причем долго, тщательно и очень профессионально: у мастеров политического сыска ни разу не возникло никаких подозрений. Оставшийся у входа конвой погиб практически моментально. Не повезло и жандарму, дежурившему в прихожей. После того как он, отстреливаясь, захлопнул тяжелую дубовую дверь перед самым носом нападавших, прогремел первый взрыв, сорвавший обе створки с петель и швырнувший их на унтера.
Вторая бомба взорвалась под окном, обдав защитников градом стеклянных осколков. Третью нападавшие попытались закинуть внутрь, но она застряла в ажурной решетке, покорежила и сорвала ее, обрушившись на стол, стоящий прямо у окна. Трепов, успев инстинктивно пригнуться, оставил на столешнице левую руку, за что и поплатился, выбыв из строя на следующие несколько минут. Дружный залп из всех стволов несколько охладил пыл нападавших, попытавшихся влезть через двери и оконный проем, проредил их ряды, но не заставил отказаться от первоначальных планов, о чем свидетельствовал постоянный скрип снега, тихие голоса и еле слышный лязг оружия. Самое страшное, что атакующие ничего не требовали, не угрожали и даже не ругались. Если исключить выстрелы и взрывы, все происходило в абсолютной зловещей тишине, говорящей о том, что никого тут в плен брать не собираются.
Поручик! Чердак! свистящим шепотом скомандовал Трепов, и Ратко кошкой метнулся к лестнице.
Какие, кроме дрессировки рептилий, будут мысли, Сергей Васильевич? обратился генерал уже к Зубатову.
Если у них осталась хотя бы одна бомба, следующая атака будет для нас последнейэто раз, флегматично отозвался сыщик, у них в нашей службе есть свой человекэто два. Очень пить хочетсяэто три. Скорее всего, это иностранцычетыре.
Сергей Васильевич, живо откликнулся Спиридович, а можно поподробнее про «четыре»?
Обязательно, поручик. Давайте сначала выясним, почему так тихо на чердаке?