Ты чего делаешь, сволочь?! услышав, как затрещала ткань, выкрикнул я.
Противник, наверное, хотел что то сказать мне, но именно в это самое время, где то совсем недалеко, громко засвистел свисток, характерной только для этого инструмента, трелью. На мужика, стоявшего рядом, его звук произвёл сильнейшее впечатление. Первоначально я подумал, что он просто не очень уважает громкий свист, но когда он выкрикнул:
Лёха, легавые! и тут же рванул в противоположную сторону, от свистевшего, я понял в чём дело.
Мне уже известно, что в этом городе полицейских именно так многие называют, поэтому я не удивился странному слову, а лишь обрадовался ему. Сейчас вам устроят Кузькину мать, с полицией бодаться это вам не на одинокого прохожего с ножом кидаться.
Глава 5
Порез, на моей верхней одежде, был совсем небольшим, а вот то, что потом с ней стало, после того, когда меня трое человек поваляли по булыжной мостовой, думаю безвозвратно привело её в негодный вид. Рассмотреть это я смог совсем недавно, уже в камере, в которую меня посадили, закончив с протоколом о задержании и где, кроме меня, томится ещё пять человек, на четырёх деревянных нарах.
Оставшись стоять в одиночестве, на одной из плохо освещенных городских дорог, думал о том, что вот я какой молодец, не позволил хулиганам сделать своё гнусное дело и помог человеку, не стать жертвой грабителей. Пускай я пока и не знаю, что с ним, потому что он так и продолжает лежать в арке, возле стены, но я для него сделал всё, что мог. А сейчас придёт полицейский и поможет этому гражданину, даже если у него и со здоровьем не очень, и наверняка меня похвалит, за помощь органам. Тем более я тоже пострадал, пускай и не так сильно, но всё же.
Полицейских пришло сразу трое и каждый из них посчитал своим долгом познакомиться со мной, правда делать они начали это лишь после того, как один из них врезал мне, со всей дури, по башке, пока я весело улыбался ему. Знакомство наше проходило всё там же, на дороге, было оно долгим, бурным и с последствиями для каждой из сторон. У меня, как я позже выяснил, окончательно пришло в негодность пальто и снова выскочила шишка, на голове, правда на этот раз с другой стороны, а у полицейских, да я толком и не запомнил, чего у них там испортилось. Протокол зачитали быстро, а самому мне его полистать, не дали. Помню, что чего то там про выбитые зубы было сказано, а вот сколько, какие и у кого именно, это как то у меня в памяти не отложилось.
В камере, куда свет попадал лишь через небольшое окошко, с металлической решёткой снаружи, ко мне отнеслись настороженно, но недоверие сразу же исчезло после того, как здесь узнали, за что меня сюда упрятали.
Садись парень, вот сюдапредложил мне один из сидельцев, двинув в мою сторону одну из четырёх табуреток, стоявших вокруг узкого стола и тут же спросил:Жрать хочешь?
Хочувполне искренне ответил я ему, потому что жрать хочу постоянно.
Вот возьмипротянул он мне кусок хлеба и обведя взглядом сокамерников, поинтересовался у них:Вода у кого осталась?
Мне сразу же протянули три железных кружки, с водой. Правда заполнены они были меньше, чем на половину.
Так значит говоришь с тремя сразу схлестнулся? спросил меня один из дарителей воды.
Пришлось. Да я бы их и пальцем не тронул, если бы они первыми не началиответил я, тщательно прожёвывая чёрствый хлеб.
Да ты не тушуйся, говори всё, как есть. Стукача к нам ещё не подсадилипредложил мне быть более откровенным один из тех, кто сидел рядом.
Дак я и говорю, как есть. Сначала ко мне один подбежал и так вежливо бац, прямо в харю. Ну я с копыт и слетел. И понятное дело башкой прямо об асфальт вмазался.
Об чего башкой? переспросил меня кто то из слушателей.
Об дорогу, об чего же ещё. Я же на дороге стоял. Между прочим, тихо стоял, никого не трогалуточнился я.
Ну ну и дальше чего?
А дальше чего же. Пока встать пытался ещё двое подбежали и давай все вместе об меня ноги вытирать. Кто же такое стерпит?
Так ты чего, после этого поднялся и на них кинулся?
Поднялся конечно! Но ни на кого не кидался. Нет, отрицать не стану, по разу каждому дал, они и попадали. И всё. Самое то обидное, они меня избивали, а я ещё и виноват!
Здесь все такие, ни за что сидимсказал один из слушателей. Но ничего не переживай. Если тебя к нам привели, то может ещё всё обойдётся. Тут только те сидят, кого агитировать будут.
Агитировать? Это значит уговаривать, что ли? спросил я его.
Ну дасогласился со мной говоривший.
На себя наговаривать я не станузаявил я категорично.
Обед был очень вкусным и абсолютно бесплатным, правда выдали еды не так много, как хотелось бы. Но сильно расстроиться, по этому поводу, не получилось, почти сразу же после него меня вызвали на допрос.
Бесфамильный, на выход! выкрикнул охранник, открыв скрипучую дверь.
Я поднялся, взял в руки пальто, посмотрел на него и положил обратно на нары, уж больно вид у него непотребный.
Тебя, Максим? спросил мужик, сидевший рядом.
Угуответил я, меня.
А чего это у тебя такая фамиль странная? Сирота что ли?
Вроде тогоподтвердил я слова, очень любопытного товарища.
Коридор, по которому меня вели, был тёмный и длинный, с двумя железными воротами-решётками, метров через двадцать друг от друга. Так что время подумать и кое чего вспомнить было.
Когда меня повязали окончательно и привезли в участок, то первым делом обыскали и само собой забрали все деньги и документ, выданный старостой. К этому времени ножа в сапоге у меня уже не было, его я выкинул сразу после того, как с помощью кулака вырубил тех трёх полицейских, которые первыми прибежали. Так что выглядел я, как обычный прохожий, каким и был на самом деле. Документ мой, стражник тюремный, изучил и не обнаружив в нём фамилии, присвоил мне новую. С этой минуты я и числюсь здесь, как Бесфамильный. Смешная конечно фамилия, но тут уж ничего не по пишешь, другой то всё равно нет.
Проходите Бесфамильныйпригласил меня незнакомый полицейский, одетый в очень красивый зелёный пиджак, с двумя рядами золотистых пуговиц и такими же блестящими штуковинами на плечах, когда мы с конвоиром вошли в кабинет, где проходил мой ночной допрос.
Я поручик Стариков, из военного ведомства. Ваше дело, какое то время будет у меня находитсяпредставился он и тут же предложил мне обозваться:А сейчас назовите своё имя и отчество.
Так в деле же всё написано, гражданин следователь? разведя руки в стороны, удивился я, такому предложению.
Что это ещё за гражданин? Господин поручик, а не гражданин и извольте отвечать, когда вас спрашивают! повысив голос, сказал Стариков.
Да ладно, не кипишуйте вы так, господин поручиксловно кто то чужой, сказал за меня. Максим Сергеевич я. Ну а с фамилией, прошу прощения, какую здесь выписали, такая стало быть и есть.
На счёт вашей фамилии я в курсе. Меня она сейчас не очень волнует. В данный момент я хочу узнать у вас, Максим Сергеевич, знаете ли вы почему вас ко мне привели?
Ну так, в общих чертах, догадываюсь. Сокамерники про что то такое говорили. Вербовать в батальон смерти будите?
В батальон смерти? Что это за название ещё такое вы тут придумали? И не вербовать я вас собираюсь, а предлагаю послужить Отечеству, в качестве добровольца и искупить перед государством вину свою, таким образом.
Да какую вину, начальник! Эти фраера сами нарвались, а вы тут мне дело шьёте! заорал я.
Суд разбираться не станет, кто на кого нарвался. Вы покалечили трёх полицейских и этого достаточно, чтобы отправить вас на каторгу, минимум на пять лет. И дела никакого вам я, как вы выразились, не шью, вы сами его себе уже сверстали.
За что на каторгу, начальник?! Я только мимо проходил и никого не трогал. А вы мне пять лет! Волки позорные! заорал я, сам не понимая, что со мной происходит и разорвал на груди почти новую рубаху.
Прекратите устраивать балаган, Бесфамильный! стараясь перекричать меня, высказался поручик, вставая со стула.
Его, казалось бы, совсем простые слова, возымели действие, на ту мою половину, которая, в последнее, время вытворяет чего то невразумительное. Я мгновенно успокоился, поправил безвозвратно испорченную одежду и попросил попить.
На вид нормальный человек, а ведёте себя, как закоренелый уголовниксказал поручик спокойным голосом, наливая в стакан воды.
От нервов всё это, господин поручик. Довели человека и хотите, чтобы он перед вами сидел спокойно?
Вы желаете, чтобы для вас всё это закончилось, как можно быстрее? указав рукой на стены кабинета, спросил меня военный.
Конечно. Я что, совсем отмороженный? усмехнулся я.
Это в ваших силах. Вам нужно только принять правильное решение и вас сразу же переведут в другое место, где о вашем проступке тут же забудут.
Ну говори давай, чего там у тебя в бумажке написано. Агитируйоткинувшись на спинку стула, предложил я поручику.
Обратно в камеру меня привели часа через три. Скоро ужин начнётся, а разговаривать, когда твоя пайка без присмотра будет находится в помещении, где ещё пять голодных харь сидит, я не намерен. Попросил поручика увести меня, сославшись на то, что мне надо обо всём услышанном подумать.
Спрашивать о том, как прошёл допрос здесь видно не принято, потому что на эту тему со мной душевных бесед никто не вёл. Поговорили, в темноте, о предстоящем ужине, разыграли спальные места, а потом болтали про всякую ерунду, вплоть до того времени, когда открылась дверь и в камеру внесли керосиновую лампу. Дежурный по блоку раздал кашу и хлеб, налил в кружки кипяток и предупредил, что через двадцать минут придёт обратно, за пустой посудой, и источником света.
На ночь мне досталось место на нижних нарах, его я делю с ещё одним заключённым, лет сорока, который сидит в камере уже третий день. Спать вдвоём на одной узкой кровати нормально невозможно, поэтому приходится делать это сидя, соответственно быстро уснуть, в такой позе, не получается, вот мы с Михаилом и беседуем в пол голоса.
Ну чего, будешь заявление в добровольцы писать или в отказ пойдёшь? спросил он меня после того, как мы обсудили с ним условия предлагаемые военными.
А ты? не ответив, задал я свой, короткий вопрос.
А чего я? На мне стражники не висят, так что подумаю ещё. Отосплюсь, отъемся, а там видно будет. Это тебе торопиться надо.
Вот и поручик мне советовал долго не тянуть. Так и сказал, что у меня в запасе сутки не больше, пока у этих, пострадавших, нет ухудшения в состоянии здоровья. Говорит пять лет каторги мне светит. Как думаешь, не врёт?
Не врёт. Пять лет это если они снова работать, в состоянии будут. А если ты их так покалечил, что не смогут, дальше службу нести, то считай и десять для тебя подарком будутпросветил меня сосед по кровати.
Вот же гадство. И чего делать? Что посоветуешь? спросил я его.
Да чего тут советовать, сам решай. У тебя кругом дело труба, что на каторге сгинуть можешь, что на войне, в первый же день в лёгкую пристрелят. Ну какой из тебя солдат, их до того, как воина началась, не один год учили, а таких, как мы с тобой, там словно зайцев, на охоте, стреляют.
Я задумался. В самом деле, осталась у меня только ночь на то, чтобы сделать правильный выбор, а как его сделать, когда я понятия не имею ни про жизнь на каторге, ни про войну слыхом не слыхивал.
Может давай вместе пойдём, всё веселее будетпредложил я Михаилу.
Куда пойдём? не поняв о чём я, переспросил меня сиделец.
На войну на эту, не в тюрьму же.
Не парень, я торопиться не буду. Чего мне за кражу то дадут? Год, в самом худшем случае, если конечно ещё докажут, что я квартирку ту подмял. А на войне полю получить, за это? Нет, дураков тута нет.
Уснул я с мыслями о каторге, видно поэтому мне всю ночь снились кошмары с какими то громадными пауками и крысами. Они то заковывали меня в железные цепи, то пытались сожрать живьём. Скорее всего поэтому, становиться каторжанином, после пробуждения, мне категорически не захотелось, и я мысленно смирился с тем, что придётся записываться в добровольцы.
Таскать людей из камеры стали сразу же после завтрака. Первым забрали Михаила, через час ещё одного, из старого состава и так до самого обеда уводили людей, в час по чайной ложке. Обедал я в гордом одиночестве, но больше мне от этого всё равно не досталось, дали равно столько, сколько и полагается. Настроение от этого, однако не ухудшилось, наоборот, после приёма пищи хотелось пообщаться с кем нибудь, обсудить накопившиеся вопросы, посоветоваться. Когда дверь камеры открылась, и охранник попросил меня покинуть помещение, я встретил его предложение с радостью, не забыв всё ж таки поинтересоваться:
С вещами?
Так иди, они тебе по любому больше не понадобятсяответил он, намекнув на какие то неизбежные обстоятельства.
Чего, переводят меня куда то? спросил я, испугавшись того, что опоздал записаться в добровольцы.
Иди давай. Сейчас тебе всё расскажут.
В кабинете сидел тот же самый поручик и это позволяло надеяться на то, что шанс, не попасть на каторгу, у меня остался. Встретил он моё появление менее приветливо, чем в прошлый раз, наводящих вопросов задавать не стал, а прямо с порога, даже не пригласив присесть, спросил о главном:
Ну что Бесфамильный, так и не надумали искупить свою вину?
Почему же не надумал? Надумал. Согласен к вам записаться, скрывать не станутут же открылся я.
Вот это другой разговор! обрадовался военный. Подходите тогда поближе. Сейчас напишите заявление, я включу вас в список отбывающих и всё, можете считать себя свободным человеком.
То есть как это, свободным? Вы меня отпустите?
Куда отпустите? не поняв моего вопроса, но заметив изумление, спросил Стариков.
На волю. Вы же сами сказали, что я стану свободным человеком, сразу после того, как бумагу напишу.
Ах, вы в этом смысле? Нет, так далеко уйти у вас не получится. Я имел ввиду свободным, значит не сидящим в тюрьме. А чтобы окончательно ваше дело закрыли, вам предстоит ещё за родину повоевать. Понятно?
Понятно, чего же тут не понятногосказал я. Диктуйте тогда, чего писать.
Текст заявления был коротким, написал я его быстро, хотя, насколько я помню себя, писать мне пришлось впервые. Затем поручик так же быстро прочитал его, чего то подправил и не мешкая предложил мне поставить на листке свою подпись, и расшифровать её. Макнув перо в чернильницу быстренько что то накарябал, думая о том, где же мне сегодня предстоит ужинать и пододвинул бумагу к чего то пишущему Старикову.
Ну что подписал? спросил он меня, закончив с записями в толстой книге.
Агаответил я, продолжая думать о своём.
Так. Прошу принять меняначал перечитывать, ещё раз, моё заявление, поручик.
Он быстренько пробежал глазами текст, чего то бормоча себе под нос и сделал заключение:
Всё правильно. И подпись. Тоже есть. Так, а это что такое?! Ты чего это удумал Бесфамильный?! вдруг резко сменив тон, спросил меня военный.
Чего? Всё, как вы говорили, так и написал.
Ты фамилию какую написал напротив подписи? Что это за Тихомиров такой?
Не знаю. Задумался, наверное, и написал что то не то. Давайте, исправлю.
Подожди ка. Ты же говорил, что не помнишь свою фамилию. Так?
Ну да, не помнюответил я, на довольно простой вопрос.
А это откуда тогда взялось? ткнув пальцем в бумагу, спросил меня человек, сидевший на против.
Так говорю же, само вышло.
Само говоришь? А вот мне кажется, что не само. Вспомнил ты брат свою фамилию, а мне так и продолжаешь говорить, что ничего не помнишь. Ну ка давай бери, чистый листок. Нечего ходить Бесфамильным. Будешь воевать под своей. Если опозоришь её, так чтобы родственники твои знали, какой ты на самом деле. Есть у тебя родственники, Тихомиров?
Вот так, из-за нелепой ошибки, которую сам же и допустил, превратился я из Бесфамильного в Тихомирова. И дёрнул же меня чёрт про ужин думать, когда писал? Теперь то мне кажется, что Бесфамильный лучше звучит, чем Тихомиров.
Пока меня вели к шеренге, разновозрастных добровольцев, насчитал я в ней всего семь человек. Выходит, что не горит народ желанием, воевать за царя батюшку. Конечно может быть так, что это только среди нас, арестантов, такие не сознательные люди, а остальные просто в очередь стоят, чтобы попасть на войну. Но кажется мне, что много желающих всё равно не наберётся, не может человек, в здравом уме, сам проситься под пули.