3 июля 1893 г., понедельник, село Александровка Богородского уезда Московской губернии.
Встретился с Парамоновым и мы вместе отправились по цехам. В новые цеха стали устанавливать реакторы, плановый пусксередина сентября. Заметил, что открылась больница с амбулаторией, школа тоже будет готова через месяц и сейчас ищут учителей, пока в трехклассное отделение. Церковь освятили и батюшка согласился преподавать Закон Божий (обязательный предмет).
А вот в Купавне, сказал я Мефодию, еще два десятка старообрядческих семей подались на Амур. Я с большим трудом нашел людей, которые знают, как красить шелк пурпурной краской и только один химик смог ее синтезировать.
Пока от Исаака новостей не было, но я решил заготовить 70 штук «царьградского пурпура» заранее, чтобы потом не терять время.
Спросил Парамонова, не было ли волнений, он ответил, что люди довольны, он регулярно принимает выборных и они улаживают претензии миром. В Купавне тоже волнений не было, но строительство шло не так споро, хорошо, если до Нового года управимся. Вместе с управляющим зашел в отдел сбыта, поинтересовался спросом и отгрузками. Собственно, я уже догадывался, что дела идут хорошо и мы в прибыли, так как до этого уже посетил Купеческий банк и увидел что на счету у меня около трех миллионов рублей ассигнациями. Дал распоряжение перевести миллион на расходный счет, к которому имеют совместный доступ Парамонов и Николай Карлович (они друг друга терпеть не могут и я спокоен, что не сговорятся, поэтому, если кто из них лапу запустит в казенные деньги, я тут же буду знать об этом), снял сто тысяч себе на расходы, потом перевел еще сто тысяч рублей в швейцарские франки и отправил Лизе.
Так что, тратишь-тратишь и все в прибыли. А прибыль, в основном, от ТНТ, несмотря на скидки, спрос просто ломовойвладельцы шахт, строители, подрядчики Транссиба и половина всех заказовВоенное и Морское министерства, причем, моряки заказывают три четверти от всех военных поставок, значит, ВВ идет на начинку снарядов и мин, а то куда же еще. Среди лекарств лидирует Тубецид, несмотря на увеличенную на двадцать процентов цену, неплохо берут Фтивастоп, причем больше иностранцы (понятно, есть положительные научные французские публикации), две трети иностранных поставок Фтивастопа забирают как раз французы, оставшуюся третьвсе остальные. Черновы аккуратно платят роялти за нержавейку, впрочем, на половину этих денег я ее и закупаю для изготовления реакторов и трубопроводов.
10 июля 1893 г., Крым, Ливадия.
Вот уже несколько дней я в Крыму, наслаждаюсь отдыхом и семейным уютом. У Маши все хорошо, токсикоз давно прошел, обычная физиологическая беременность. Ей очень нравится наша крымская дача, я так понял, что она не против здесь поселиться насовсем, но она не догадывается, как бывает неуютно в Крыму зимойэто как сплошной ноябрь в нашей полосе с дождями, мокрым снегом и пронизывающим до костей ветром. Так что до ноября мы унесем отсюда ноги и поедем в Европу. Маша много читает и ее русский стал практически свободным, говорит и пишет она без ошибок, а при разговоре, особенно когда волнуется или говорит быстро, появляется незначительный акцент, на мой взгляд, очень милый. Я похвалил ее и Аглаю за успехи в русской словесности, они прочитали всего Тургенева и даже было принялись за графа Толстого, но Маша сказала, что он очень сложно пишет и приступила к коротким веселым рассказам Чехова. Я ей сказал, что Антон Павлович болен туберкулезом, но вот как-то со мной он встречаться не захотел.
Объяснил жене, что я хотел добиться, чтобы доктор Чехов уделял внимание собственному здоровью, так как, скорее всего, еще можно что-то сделать с помощью моих препаратов. К сожалению, на мое письмо известный писатель не ответил, а когда по моей просьбе ему написал профессор Иванов, то Антон Павлович ответил ему довольно резко, что он, мол, сам врач и лучше коллег знает про свое самочувствие[3]. Лечится он начнет с 1897 г., после профузного легочного кровотечения, через год переедет в Ялту, но будет уже поздно и через пять лет писатель умрет. Вот когда переедет в Ялту, тогда и сделаем второй заход с предложением лечения, тем более будет уже накоплен обширный опыт применения моих препаратов, да и профессор Остроумов начнет лечить каверны, сопровождающиеся кровотечениями, искусственным пневмотораксом.[4]
А вот Великий князь Георгий упорно лечится, ведет достаточно активный образ жизни и у него совсем пропала депрессия, которая была год назад. Теперь это жизнерадостный молодой человек, полный надежд на победу над болезнью и окончательное выздоровление. Сегодня приехал профессор Иванов с двумя ассистентами, они осмотрели Георгия и остались довольны: хрипов почти нет и, судя по всему место поражения зарубцевалось. Взяли три мазка и результаты почти отличные: во всех трехединичные микобактерии туберкулеза, то есть о полной санации говорить еще рано, но она не за горами. Дали Георгию посмотреть мазки и показали рисунки того, какими они были. Стоит ли говорить, что он после этого еще больше уверовал в полное излечение, долго благодарил докторов и мне тоже досталась доля славы.
После этого подписал совместный эпикриз с рисунками мазков и вся компания врачей укатила в Питер, не забыв письмо Георгия к августейшим родителям. Докторов можно понятьгонцов, привезших хорошие вести принято вознаграждать, а мне уже и так награды вешать некуда, то есть, я пропустил профессора и его ассистентов в очередь за орденами. Иванова утвердили в должности директора Мариинского центра по борьбе с туберкулезом и он уже вовсю трудится там, в том самом доме, где мне предлагали имение на Обводном канале. Там большой дом и огромный парк, будет где гулять больным. Иван Михайлович с восторгом рассказывал о щедром финансировании работ из фонда императрицы, что позволит принять больных уже через пару месяцев. Парк расчистили, дорожки прибрали и посыпали свежим мелким гравием. Так что, профессор при деле и не забыт, надеюсь, и орденок ему повесят и про тайного советника не забудут.
Я же остался в Крыму, гулял с Машей, а через день Хаким вывозил нас к морю, где Маша сидела под большим зонтом и дышала морским воздухом. Ей понравилась сладкая крымская черешня (вроде в Эфиопии я не видел черешни, только виноград, и она с удовольствием ее ела). Так пролетело две недели как один день и я уже стал привыкать к неспешной и размеренной дачной жизни, как пришла телеграмма от Артамонова, где дворецкий писал, что принесли телеграмму из Швеции и он, с помощью сына-гимназиста кого-то из соседей разобрал, что она касается какой-то отгрузки в Россию с прибытием через три дня, то есть, уже через два, пока разбирали текст отправляли телеграмму и везли ее сюда из Севастополя. Пришлось срочно вызывать свой вагон и ехать. Дал на всякий случай телеграмму, что груз выгружать на Обуховском заводе, если это гусеничная машина, а если ружьято везти на Екатерининский канал к нам. Прибывших людей разместить во флигеле со слугами (это, если дворецкий забыл, что я ему говорил перед отъездом).
[1] Истребителями тогда называли эскадренные миноносцы, мореходные корабли с экипажем 70-100 человек с двумя трехдюймовыми и 45 орудиями более мелких калибров или пулеметов, а также в двумя-тремя поворотными торпедными аппаратами. Миноносцы, соответственно, были более мелкими кораблями, действовавшими вблизи побережья недалеко от портов.
[2] Реальная личность, основавшая в середине XIX века сыскное агентство в США.
[3] Впервые у Чехова наступило грозное осложнение в виде обильного (профузного) легочного кровотечения в 1897 г., во время обеда с Сувориным, который потом отразил это в воспоминаниях. Несмотря на то, что многие говорили, что Чехов запустил болезнь, не веря в страшный диагноз, Суворин писал, что Антон Павлович сказал ему про то, что доктора, желая утешить пациентов, в таких случаях говорят, что этожелудочное кровотечение, но он-то (то есть Чехов) знает, что это туберкулез, как у брата.
[4] Сжатие легкого воздухом, запущенным в плевральную полость, при этом стенки каверны спадаются и, иногда, она исчезает, зарастая соединительной тканью, успех будет больше при одновременном использование химиотерапиии.
Глава 7. Буйство варягов
1 августа 1893 г., Санкт-Петербург.
Приехав домой, первым делом спросил у Артамонова, какие новости, приехали ли шведы. Артамонов как-то отвел глаза в сторону, что мне не понравилось, и ответил, что приехали.
И где же они, что-то я никого из гостей в доме не вижу и не слышу.
Так в полиции, в холодной сидят, у околоточного[1]
Выяснилось, что доблестные викинги, прибыв вчера в столицу варварского государства, первым делом отправились выпить в ближайший кабак. Правда, перед этим они разгрузили ящики в подвал и они там теперь под замком (ружья, а не шведы). За обедом Артамонов велел налить гостям, но тем, видать, показалось мало и шведы отправились на поиски приключений. Вот что-то такое есть в Питере, что, как только скандинавы туда попадают, им бы только нажраться водки до поросячьего визга, что я, пьяных финнов в Ленинграде не насмотрелся в свое время? И ладно бы потомки викингов просто упились «в зюзю», нет, им еще и поскандалить захотелось, а потом вступить в схватку с вызванной трактирщиком полицией. В результате шведов скрутили и отвезли «на съезжую», то есть, по-нынешнему, в обезьянник, где они в данный момент и изволят пребывать.
Пришлось надевать генеральское летнее пальто нараспашку, чтобы было видно ордена и ехать в участок. Вид тайного советника с боевыми орденами произвел должное впечатление на знакомого околоточного надзирателя (все же княжеский особняк в его околотке).
Ваше превосходительство, если бы мы знали, что эти немцы к вам, мы бы их сами утихомирили и к вам связанными доставили, но, ваше сиятельство, уж не обессудьте, дело так повернулось, что сейчас коллежский асессор из городского полицейского управления со шведским консулом разбираются, и я уже не вправе решать. Нападение на полицию «при исполнении» им предъявляют, а это дело серьезное, судом и тюрьмой пахнет.
Тут дверь из кабинета распахнулась и в коридоре показался красный как рак, толстый и одышливый гражданский, видимо, консул, пыхтя и что-то недовольно ворча под нос, не удостоив меня взглядом, он проследовал к выходу. Видимо, облом, не с той стороны зашел, а еще дипломат. Спросил у околоточного, как зовут асессора и попросил доложить обо мне. Через пять минут полицейский пригласил меня в кабинет. Встретил меня асессор стоя, со всем почтением к чину и орденам, но узнав, по какому делу я пожаловал, сразу ушел в глухую оборону: знать ничего не знаю, оскорбление мундира, сопротивление полиции, все только через суд, делу дан ход, градоначальник в курсе, шведскому посольству в освобождении подданных короля только что официально отказано.
Попытался объяснить, что здесь дело государственное, эти людиинженеры и техники, которые сопровождают военный груз на обуховский Завод. Дело оборонное, на контроле у государя, что мне, к императору обращаться по пустякам? Может быть, решим как-то полюбовно, к общему согласию (надеялся, что обойдется деньгамикомпенсацией пострадавшим полицейским и за урон чести и сохранности мундира). Не тут-то было, асессор развел руками, только, если градоначальник (а он теперь совмещает и функции обер-полицмейстера) фон Валь даст письменное указание освободить под залог. Попросил хотя бы поговорить с задержанными, это мне разрешили. Прошел в камеру, вид у шведов был еще тот: синие небритые опухшие рожи, у двоих «фонари» под глазами (под разными, различать хорошо), третий с оторванным рукавом сюртука, четвертый с вырванными «с мясом» пуговицами.
Да, повеселились ребятки на славу. Как мне только что рассказал полицейский чиновник, сначала шведы сцепились с какими-то мастеровыми и выкинули их на улицу, потом потребовали еще водки, а когда трактирщик отказал (перед этим он послал мальчишку за околоточным надзирателем), то принялись крушить лавку: переворачивали столы, били посуду, а когда появился околоточный и по-хорошему попросил «господ немцев» заплатить за ущерб трактирщику и убираться вон, то они схватили его за руки и за ноги и, раскачав, бросили с крыльца в грязную лужу с кучей конского навоза посредине (что уже непорядок).
Околоточный достал свисток и засвистел, созывая подмогу, прибежало четверо городовых, которые с ходу вступили в бой. Шведы отбивались ножками табуреток и швыряли в стражей порядка скамейки, но после двух выстрелов вверх сдались. Так что картина ясная, что, в общих чертах подтвердилась рассказом инженера по имени Отто, того, что с вырванными пуговицами, с фингалами был экипаж боевой машины, а без рукавамеханик. Они спросили кто я такой, я им попенял, что хозяина фабрики надо знать, так как она на три четверти принадлежит мне (по их удивленным рожам я понял, что Торстен об этом молчит, для всех онединственный владелец).
Так что, дорогие гости столицы, светит вам теперь суд и тюрьма, а может быть и Сибирская каторгавы же напали на полицию, то есть, выразбойники, а разбойники у нас живут в Сибири, кто в кандалах, а кто без них. Но ближайшие десять лет, в таком случае, придется вам ходить в сибирский клозет из двух колов: на один вешать тулуп, а другим отбиваться от медведей.
«Гости столицы» наперебой стали умолять меня сделать что-нибудь и не дать им погибнуть в страшной и холодной Сибири.
Хорошо, я постараюсь вытащить вас. Поеду к градоначальнику, попрошу как генерал генерала.
Услышав, что толмач, в роли которого выступал «безрукавный», которого звали Свен, перевел слово «градоначальник» как «мэр», что как-то принижало статус генерала от кавалерии фон Валя, военного инженера по образованию, героя всяческих войн и дельного хозяйственника, которому кроме «мэрии», подчинялась и вся полиция, я перешел на немецкий, объяснив какого значительного вельможу мне придется побеспокоить, чтобы спасти их пьяные головы если не от плахи, так от каторги. Конечно, ни первое, ни второе скандинавским пьяницам не грозит, но мое дело не довести процесс до суда, иначе их ждут нары и высылка. А мне они нужны здесь и сейчас. Спросил, где находится трактор, оказывается, он в здоровенном ящике был выгружен портовым краном и находится на территории порта, а сам пароход уже давно ушел. Доставлять трактор на завод придется баржой. Еще «сидельцев» интересовало, когда их покормят.
Никогда, здесь не кормят, а арестанты вроде вас покупают себе еду или их отправляют на работы, чтобы они заработали себе гроши на хлеб и воду. Деньги у вас остались? Сидели бы тихо в моем особняке, была бы у вас хорошая еда и чистая постель, а такто, что заслужили.
Выяснилось, что деньги, те что не пропили, полиция выгребла из карманов «викингов» и отдала трактирщику за нанесенный ущерб, трактирщик еще возмущался, что не все его расходы покрыли, но полиция тоже себе какую-то мзду оставила, за хлопоты. Большую часть добычи получил околоточный, так как после навозной ванны ему теперь придется шить новый мундир. Так что теперь у них ничего нет, что-то осталось у меня в особняке с вещами, но туда пока ходу нет. Дал инженеру взаймы три красненьких и пятерку, а полицейскому, стоявшему в охране по ту сторону двери, вручил трояк и попросил принести из трактира «болезным» что-нибудь горячего, вроде мяса с картошкой и себя не забыть. Только из другого трактира не того, где они дебош устраивали, а то трактирщик со зла помоев им нальет.
Зашел домой, благо один квартал идти и погода хорошая, позвонил в управление градоначальника, уточнил, принимает ли Виктор Вильгельмович и записался на прием. Потом попросил телефонную барышню соединить с управляющим Обуховским заводом, когда соединили, спросил, в курсе ли он того, что по повелению государя ему будет поставлена на завод гусеничная машина, на которую нужно установить вооружение и обучить русский персонал ее вождению и обслуживанию. Оказывается, такое распоряжение есть, тогда попросил подготовить пристань для приема машины весом около четырехсот пудов (шесть с половиной тонн)[2], чтобы мостки с баржи не подломились. Машина прибудет на барже завтра к полудню.
Виктор Вильгельмович фон Валль оказался плотным крепко сбитым мужчиной с черной разбойничьей бородой. Принял он меня запросто, усадил в мягкое кресло, сказал, чтобы принесли чай с лимоном и баранками. Оказывается, я уже известен в Питерском свете, во многом благодаря благотворительному балу, где блистала Маша в немыслимых драгоценностях и ее торговле с Витте за плюшевого медвежонка. Виктор Вильгельмович поинтересовался, что у меня за проблемы, мол, к нему просто так не ходят. Рассказал об инциденте, о том что машинамое изобретение и будет показана государю, завтра она к полудню должна быть на Обуховском заводе, а шведы должны успеть подготовить русских специалистов. Поэтому ни тюрьма, ни высылка «варягов» меня не устраивают.