На 127-й странице. Часть вторая
Сцена 1
После «сеанса разоблачения» в капитанском салоне я переехал в каюту Веры. Ее кровать, казавшаяся большой для одной, для нас двоих была маловата. Вера чувствовала, что мне неудобно и старалась отодвинуться на самый край постели. Она прижималась к стенке каюты, у которой стояла кровать, а я боялся, что холодное железо, лишь слегка прикрытое тканевыми обоями, вытянет из тела моего «солнышка» все тепло. Я закрывал спину Веры одеялом, но поскольку одеяло было одно, то приходилось самому ближе придвигаться к Вере. Так и засыпали. Почти в обнимку.
Ночью я неожиданно проснулся. У Веры изменилось дыхание.
Ты не спишь? спросил я.
Ты разговаривал во сне. По-русски.
Понятно.
На Йокогаму налетел какой-то погодный циклон, и температура понизилась. Моя спина неприятно холодила. Я перевернулся на спину, чтобы согреться. Вера тут же воспользовалась этим. Ее головка устроилась у меня на груди, а ее дыхание стало еще ближе.
Ты называл имена Анна и Мишутка. Это твои жена и сын?
Похожей ночью я обещал Вере рассказать про себя. Вера терпеливо принимала меня в роли Деклера и не задавала никаких вопросов. Она ждала, а я тянул время. Что рассказать? Все? Как она отнесется к этому? Не сочтет ли сумасшедшим?
Нет. Это моя дочь и внук.
Ты так рано завел семью?
Нет, сказал я, но тут же добавил. Вообще-то да, но не в этом дело.
Я так и не знал, как начать свой рассказ. Смерть. Другой мир. Еще одна смерть. Я боялся напугать Веру.
Я выбрался из постели и покрутил электрический выключатель. Здесьэто не просто тумблер: включил, выключил. Ребристый ободок выключателя можно вращать, делая свет лампы под потолком каюты ярче или слабее. Я сделал не очень яркий свет. Достаточно, чтобы разогнать тьму и недостаточно, чтобы чувствовать стыд за обнаженное тело. Потом снова забрался под одеяло, обнял Веру и начал свой рассказ.
Я рассказал все. Почти все. Как жил в другом мире, кем работал, про свою семью. Как вдруг осознал себя в теле Деклера с разбитой головой. Как пытался выжить и смириться с произошедшим. Как получил неожиданное поручение сопровождать журналистку «Метрополитена» Терезу Одли и оказался на «Пасифике». В принципе у меня получилось. Я сказал о главном и не утонул в подробностях.
Вера отреагировал на мой рассказ просто. Она сильнее прижалась ко мне и стала гладить меня по голове своей ладошкой.
Бедненький.
Мы какое-то время лежали молча. Я чувствовал облегчение и наслаждался реакцией Веры.
А как вы там живете? спросила Вера.
Наверное, так же, как и здесь, ответил я. Радуемся, любим, страдаем.
Все-все, как здесь?
Ну, конечно, не все. Я родился в 1962 году. Здесь 1877 год. Ты могла бы быть моей бабушкой.
Значит, ты спишь со своей бабушкой? в голосе Веры был притворный испуг.
Во-первых, с очень симпатичной бабушкой, я принятнул Веру к себе и поцеловал. Кроме того, скорее всего, мы из разных миров. У тебясвой мир, у менясвой. И эти миры никак не пересекаются.
Но как такое возможно?
Не знаю. «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам», процитировал я и спросил. А у вас тут есть Шекспир?
Есть.
Вера задумалась.
А как у вас одеваются женщины?
О-о-о, только и смог сказать я.
Что значит «О-о-о»? спросила Вера.
Держись, я перевернулся на бок и обнял Веру одной рукой. Ты сейчас лежишь, но все равно упадешь.
Если бы мы в моем мире путешествовали на таком корабле по океану, то на нем был бы обязательно бассейн. И, может быть, не один. Мы бы с тобой, и другие пассажиры корабля, ходили купаться в этот бассейн. А из одежды у тебя была бы полоска ткани вот здесь, я коснулся Вериной груди.
И вот здесь, моя рука скользнула в низ ее живота. И больше ничего.
Какой ужас! сказала Вера, хотя никакого ужаса в ее голосе я не услышал. Было почти слышно, как в ее хорошенькой головке ворочаются мысли.
Наконец, она, как видно, пришла к какому-то выводу и схватила меня за ухо.
Вот, почему ты такой распущенный. Надо тебя перевоспитать! она стала слегка подергивать меня за ухо.
С радостью, сказал я.
Ее губы были влажными и целовать их было приятно. Моя рука скользнула между ног Веры, и я ощутил жар ее тела. Какое-то время мы «перевоспитывали» друг друга.
За иллюминатором уже посветлело. Я встал и выключил свет. Выпил из кувшина воды. Вера сидела на кровати, прижавшись спиной к стенке каюты, натянув на себя одеяло.
А кто у вас правит? спросила Вера.
? не понял я.
Кто у вас царь?
Формально, у нас республика, ответил я.
А царь?
Что «царь»?
Куда девался царь?
Ну, потянул я. Вообще-то его убили.
Правда?
Правда. Сначала арестовали, отправили в ссылку, а потом закололи штыками и сбросили в старую шахту.
Как интересно, сказала Вера и задумалась.
Я стал одеваться. В последние дни я стал рано уходить на палубу заниматься зарядкой вместе с Генрихом, чтобы оставить Вере каюту в ее полном распоряжении. Побольше свободы сделать все свои женские дела без моего присутствия.
А ты мне поможешь? спросила Вера.
Я ждал этого вопроса. Сразу же после того, как Вера рассказал мне про себя, про свою семью, про идею ее бабушки о мести. Я мог понять Верину бабку, которая из-за происшедшего потеряла все: богатый дом, красивую жизнь и надежное будущее. Ей надо было, хотя бы на словах, воздать должное свои обидчикам. Я видел, что Верина бабка была достаточно глупа, чтобы не понимать, что своими рассказами о мести калечила психику внучки. Но высказать все это Вере я не мог. Но что-то ответить было надо.
Нет, не помогу, сказал я.
Почему?
Потому, что это глупо и никому не нужно.
Это нужно мне, сказала Вера.
Зачем?
Затем, что тиран сломал жизнь нашей семье!
Я про себя усмехнулся. Вера говорила явно бабкиными словами.
Этот тиран имел право защищаться, сказал я. Не он первым начал.
Это не важно, сказала Вера. Он не мог так с нами поступить.
Ну, вот, как с ней разговаривать!?
Вера, послушай, я присел рядом с ней на кровать. Этого тирана давно уже нет. Так ведь? Кто у вас там правит?
Его двоюродный племянник.
И ты хочешь мстить двоюродному племяннику человека, который приказал казнить твоего дедушку?
Да.
Но почему?!
Он занял место тирана, а значит взял на себя все его преступления.
Я понял, что не смогу ее переубедить. Во всяком случае, сейчас. Бабка капала ей на мозги довольно долго.
«Ничего,»подумал я. «Я буду капать дольше».
Но подвести итог все же следовало.
Я не буду в этом участвовать, сказал я. Я пошел на зарядку.
Подошел к кровати, наклонился над Верой и поцеловал ее в губы. Губы были сухие и холодные.
Я вышел за дверь.
Больше на эту тему, до самого последнего момента, мы с Верой не разговаривали.
Сцена 2
После завтрака меня разыскал вахтенный матрос и вручил письмо от нотариуса Берджеса. Тот писал, что местный британский консул изъявил желание встретиться со мной. Поэтому мне надо было прибыть в его резиденцию сегодня, где после трех часов дня меня примет сам консул.
ЯБерджесконсул. Из этой цепочки выходило, что местный британский начальник узнал обо мне из брачного договора, который Берджес принес в консульство. А вот чем я его заинтересовал, было непонятно. Может быть, его заинтересовал сам факт бракосочетания англичанина и российской подданной? Вряд ли. Или, может быть, у него просто есть правило встречаться со всеми англичанами, которые пребывают в Японию. Вот это уже теплее. Японияэто не Париж. Сюда просто так, на променад из Англии не приедешь. Поэтому, вполне возможно, что консул решил выяснить, что забыл в этих краях его соотечественник. Что в таком случае я буду отвечать? Путешественник я. Был в Америке, теперь еду в Гонконг. Через пару дней меня здесь уже не будет. Так что, можете не волноваться.
Ответа на письмо не требовалось. Поэтому оставшаяся часть дня до поездки прошла, как обычно. Немного пообщался с Томпсоном. Поговорили о «Звезде Востока», которой все еще не было. Оказалось, что этот корабль строился на той же верфи «Боргер и Вольф», что и «Пасифик», причем одновременно. Немного отличались их паровые машины, но подробностей Томпсон не знал. Оба корабля были зафрахтованы компанией «Восточные паровые суда» для совершения рейсов между Америкой и Китаем. Переход через Тихий океан сильно отличался от перехода из Йокогамы в Гонконг, поэтому руководство компании решило специализировать корабли по маршрутам. «Пасифику», поскольку у него было соответствующее название, выпало пересекать Тихий океан, а «Звезде Востока» покорять моря между Японией и Гонконгом.
Поболтав со мной, Томпсон предложил мне смочить горло в баре, традиционно получил отказ и, не особо расстроенный, удалился. Я тоже не расстроился, расположился на деревянном стуле-шезлонге на палубе и стал наблюдать картину, которую мог наблюдать, наверное, вечно. У фальшборта с этюдником стояла Вера и рисовала свои картины. Иногда она оборачивалась ко мне и улыбалась. Вера стояла спиной к солнцу, поэтому, когда оборачивалась, солнце попадало ей в глаза. От этого она щурилась и смешно морщила нос. От одной такой улыбки к другой время до обеда прошло незаметно. А потом я отправился на встречу с консулом.
Сцена 3
В сеттльменте почти все здания были построены одинаковым образом. Каменный первый этаж и второй этаж из бруса. Этаж, тот, что из камня, я по своей иномирной привычке называю первым хотя здесь, все называют его граунд фло. Но своими лингвистическими особенностями я ни с кем не делюсь. Только здание Гранд отеля было полностью каменным. Хотя из чего были воздвигнуты его основные стены можно было только гадать, так как и на первом этаже, и на втором на первый план выходили открытые террасы, тянувшиеся вдоль всего фасада.
Здание консульства было выполнено в таком же стиле: небольшое, двухэтажное, окруженное красивой и высокой железной изгородью. К зданию примыкала еще одна длинная, одноэтажная постройка. По скоплению солдат около нее я предположил, что это была казарма. Располагалось консульство недалеко от Гранд отеля. У меня сложилось впечатление, что все в сеттльменте располагалось вокруг Гранд отеля. Хотя, возможно, мне так показалось потому, что омнибус, который курсировал от порта до сеттльмента, конечной точкой выбрал именно гостиницу.
Железные ворота в консульство были украшены красивой ковкой, изображавшей герб Великобритании, и двумя газовыми фонарями, которые сейчас днем, естественно, не горели. Ворота были закрыты. Около них стояли два гвардейца в красных мундирах, перепоясанные крест на крест ремнями с двумя большими подсумками на поясе. Руки у каждого гвардейца были мирно сложены на животе и прижимали к бедру ружье. Какой оно там было «системы», я не знаю, но размеры ружья впечатляли. Приклад ружья стоял на земле, и его высота вместе со штыком превышала рост самого гвардейца, на голове которого к тому же был высокий пробковый шлем.
Я представился и показал письмо Берджеса. Один из гвардейцев сходил в здание консульства, потом они открыли ворота и пропустили меня внутрь. Ни сопровождающих, никого. Иди себе, куда хочешь. Гвардейцы даже не обратили внимания на оттопырившиеся карманы моего пиджака. В одном был револьвер Деклера, а в другомпатроны россыпью. После встречи с самураями во время покупки цветов для Веры, я решил не выходить на берег без оружия. Но идти с брезентовой сумкой к консулу мне показалось неудобным, а кобуры у меня не было. Пришлось и револьвер, и патроны рассовать по карманам.
Я вошел внутрь здания и сразу оказался в небольшой приемной, в которой кроме меня на диванчиках располагалось еще несколько мужчин среднего возраста, а у двери, ведущей, очевидно, в кабинет консула, за небольшим столом сидел молодой человек в гражданской одежде. Он поднялся мне на встречу, представился Генри Фишером, предложил присесть и ожидать. Что я и сделал. Ожидание затянулось. Я вспомнил прищуренные от солнца глаза Веры и ее улыбку. Стало легче, а потом кто-то потряс меня за плечо. Оказалось, что я задремал, и, таким образом, помощник консула будил меня, приглашая на встречу со своим босом.
Сцена 4
Очень рад встрече, мистер Деклер, из-за стола поднялся благообразный джентльмен средних лет, который, наверное, и был британским консулом. Или лучше вас называть, лорд Деклер.
Я давно не был дома, поэтому привык к своему американизированному имени, ответил я.
Титулы, права их наследованиявсе это была зыбкая почва для меня, и мне хотелось сменить тему.
А вы, генеральный консул?
Да, засмеялся джентльмен. Извините, что не представился. Кристофер Олрок, генеральный консул ее величества королевы Виктории в этих краях. Тоже без титулов. Просто «мистер Олрок».
Присаживайтесь, мистер Деклер, он указал на два кожаных кресла, стоящих у окна.
Затем консул позвонил в колокольчик. В комнату зашел уже знакомый мне Генри Фишер.
Генри, прошу вас , - начал было консул, но в этот момент стекло окна, рядом с которым я расположился в кресле, со звоном разбилось. В комнату полетели длинные стрелы, явно указывая на то, что окно разбито не просто так.
Прежде чем я успел что-либо сообразить, я, почти не вставая с кресла, бросился вперед и сбил с ног консула. Генри повезло меньше. Одна из стрел царапнула его голову. Молодой человек охнул, побледнел и без чувств упал на пол. Возможно, это спасло его от худшего. Воистину, наши достоинствапродолжение наших недостатков! Стрелы продолжали влетать в окно и пронзать все, что попадалась на их пути. При попадании они издавали глухой звук, словно увесистой деревянной дубинкой били по гимнастическому мату.
Бум.
Бум-бум.
Бум. Бум.
Эти звуки словно выбили все мысли из моей головы. Сознание стало пустым и звонким, как фужер из хрусталя. Щелкни ногтем, и мелодичный звук заполнит окружающее пространство.
Поток стрел словно по команде прекратился. Мы лежали с консулом на полу. Он сжимал в руке короткую шпагу без гарды, а у меня в руке появился револьвер. Как и откуда консул достал свою шпагу, и как я вытащил из кармана свой револьвер, я не помнил.
На смену глухим звукам от попадания стрел пришли другие. Крики, смысл которых было не разобрать, выстрелы, топот ног. Все это происходило снаружи, а мы с консулом, словно слепцы, ничего не видели, а только отчаянно ловили долетавшие звуки, чтобы по ним создать картинку происходящего.
Потом дверь в кабинет консула распахнулась от удара ногой и на пороге показался японский воин. Лысый, средних лет, одетый в какую-то серую, свободную одежду, с насупленными бровями, он вперился взглядом в нашу сторону, взмахнул мечом и ринулся вперед.
Деклер не стал мешкать. Револьвер сухо рявкнул, и японец упал с простреленной головой. Звук выстрела моментально, словно комками ваты, забил уши, но странно, что при этом я слышал, как щелкают детали механизма, поворачивая барабан. Однако, Деклеру было не до этих странностей. В дверь лезли новые нападающие.
Выстрел с колена.
Подняться на ноги. Еще выстрел.
Шаг назад, еще выстрел.
Отойти за стол консула, еще выстрел.
И, наконец, сухой щелчок бойка в пустоту. Последний самурай, которого задержали на пути к нам тела убитых, вытаращенными глазами уставился на меня, что-то закричал, поднял меч, но раздался хруст и из груди самурая вышло окровавленное лезвие меча.
Не стреляйте, Деклер, подал голос консул. Это Хизеши-сан. Он на нашей стороне.
Пронзенный мечом самурай беззвучно упал вперед, и я увидел своего старого знакомца. Это был самурай, которого мы встретили с Верой на рынке цветов.
«Свой, так свой,»устало подумал я и опустился в кресло консула.
Вернулись звуки, а события понеслись вскачь. В кабинет забежал какой-то британский военный, чуть было не упал, споткнувшись о трупы, стал что-то докладывать Олроку. Снова убежал. Вернулся с солдатами. Они подняли и увели Генри, который уже начал приходить в себя, но еще плохо держался на ногах.
Пока я за всем этим наблюдал, мои руки были заняты револьвером. Отжали, что нужно и на ковер посыпались пустые гильзы. Затем я левой рукой стал доставать из кармана патроны и заполнять барабан револьвера.
Самурай, которого Олрок назвал Хизеши-сан, не ушел. Он ходил между убитых Деклером нападавших, переворачивал их и при этом щелкал языком. Потом он обратился к Олроку и что-то сказал.
Он говорит, что все попадания в голову. Что это не красиво, так как теперь у убитых нет половины головы, перевел мне консул и от себя добавил. Не обращайте на это внимание, мистер Деклер. Такие здесь представления о смерти.
«Ну да, конечно,»подумал я. «Вспороть живот и вывалить кишки наружусовсем другое дело».
Японец еще что-то сказал.
Он просит показать револьвер, из которого вы стреляли, перевел Олрок.
Я немного поколебался, потом высыпал из барабана патроны, снова защелкнул барабан и протянул револьвер любознательному японцу. Тот стал оттягивать курок, но я его остановил.