Егор КалугинБелая крепость
Глава 1. В которой случается невероятное
Черная карета, поскрипывая рессорами, свернула в узкую улицу. Возница натянул вожжи, останавливая коней. С запяток спрыгнули двое, огляделись настороженно. Один сбросил с упора зазвеневшую пружиной ступеньку. Другой лег перед каретой в грязь.
Можно выходить, госпожа, произнес первый.
Дверца кареты приоткрылась. Показался подол платья и легкая ножка в замшевом сапожке опустилась на ступеньку, другая повисла нерешительно над спиной лежащего.
Можно выходить, повторил мужчина.
На его локоть легла узкая рука в коричневой перчатке. Сапожок, не коснувшись спины лежащего, прочертил короткую дугу, и девушка в черном широком плаще легко спрыгнула на мостовую.
Здесь принято наступать на слугу, прошипел мужчина. Вы нас выдаете с головой.
Куда идти? послышалось из-под капюшона.
Прошу, госпожа, произнёс он, вытянул руку. Нам сюда.
Кучер соскочил на мостовую, скрутил кнут в ладонь и двинулся узким проулком вниз. За ним женщина в плаще, а следом ехавшие на запятках, придерживая хорошо заметные под плащами сабли. С первого взгляда было заметно, что они торопятся. Идущие позади часто оглядывались, будто опасались преследования.
В самом конце улицы возница стукнул трижды рукоятью кнута в неприглядную дощатую дверь с тисовым веночком. Изнутри послышался кашель. Возница, не ожидая приглашения, вошел. Пробыл там недолго, дверь распахнулась и показалась его рука. Девушка подала ему ладонь и скрылась за дверью. Остальные отступили в тень, оглядывая улицу.
В доме было жарко натоплено, трещали дрова, и огонь колыхался по стенам багровыми отблесками. У очага сидела горбатая старуха с крючковатым большим носом в бородавках, седая и безобразная, в цветастом халате. Она заскрипела недовольно:
Я говорила не опаздывать! Времени нет. Совсем!
Возница, в свете очага оказавшийся рыжим конопатым парнем, шагнул к двери:
Удачи, княжна, пусть сладится всё. А мы сдюжим, не сомневайся
И в глазах его светло-голубых искоркой сверкнула слеза.
Быстрее переодевайтесь! Быстрее! скрипела своё старуха.
Спаси Бог тебя, Ерёма. Всё сладится, я верю, произнесла гостья.
Рыжий кивнул и вышел, скрипнув дверью. Старуха растирала в ладонях и бросала в огонь пучки травы. Комната скоро наполнилась едким дымом:
Тяга сильна, тяга идёт. Ох, ух! Чую, чую! Близка, близка темень! По земле бежит, по воде течёт, по воздуху несётся! Темень близится. Темень!
Гостья сбросила плащ и оказалась совсем молоденькой девушкой с копной темных вьющихся волос и синими глазами.
Ох, темень близко, чую я, старуха скакала на одной ноге, припевая своё. Тяга сильна. Тяга идёт, идёт! Темень близится, вижу! Будет у тебя, дева, суженый, вижу его, вижу! Сила в нём тайная, сила темная!
Сухо хлопнул за дверью выстрел, кто-то закричал, и старуха засуетилась, заохала:
Темень, темень! швырнула в огонь несколько снопиков травы и комнату заволокло чадом, так что и огня уже было не различить. Тяга сильна! Ах! Ух!
За дверью зазвенели сабли, захлопал кнут, дробно посыпались выстрелы.
Ух! Ах! Отворись протока, завыла старуха, подхвати листок, закрути по воде, унеси далёко на брега светлые, потаённые! Уходи! Уносись!
Дверь с грохотом слетела с петель, выпуская, словно в трубу, густой дым из комнаты. И оказалось, что старуха осталась одна. Она поглядела хитро на вошедшего мужчину в черном плаще с надвинутым на лицо капюшоном и захохотала, заливаясь, показывая ему язык:
Не успел! Не успел! Бе-бе-бе!
Гость сдвинул капюшон, обнажив длинный узкий нос и холодные бледные глаза:
Ниварья.
На улице послышался звон и в комнату влетели разом четыре короткие стрелы. Мелькнули стальным оперением и отбросили старуху к стене.
Мужчина прикрыл глаза и повел носом, принюхиваясь чутко, словно зверь:
Она только что была здесь. След ещё виден. Пускайте за ней пса.
Глава 2. В которой друг бросает друга в разгар кавалеристской атаки
На белых крепостных стенах тревожно алел закатный свет неба.
Гусары! Гусары идут! закричал Олег, подняв саблю.
Сабля была спортивная, с обломанным острием.
Где? вытянул шею Вовка.
Видишь, там? Олег клинком указал в край пустыря, где кончались черные кусты и виднелся край заснеженной дороги. Разворачиваются лавой!
Вовка пригляделся, но ничего кроме зелёного «Жигули» с горящими фарами не увидел.
Точно? спросил он с сомнением.
Не видишь? разгоряченно крикнул Олег. А крылья у всадников не видишь? А лес поднятых копий?
И вскочил на кромку снежного редута:
Сомкнуть ряды! Колья ставь!
Вовка был единственным, кому команда могла предназначаться, и он только сжал крепче толстую палку, служившую ему оружием.
Чего застыл? обернулся к нему Олег. Вперёд редута становись! Пушки то-о-о-овсь!
Вовка бросил палку и сел в снег.
Намётом пошли! вглядывался вперёд Олег. Уже «Dalej!» кричат! Слышишь?
Не слышу, внятно проговорил Вовка.
Да как не слышишь? снова обернулся к нему Олег. Ты чего?
Ничего, буркнул Вовка.
Пехота, прикрывай редут! грозно махнул саблей Олег. Сейчас ударят! Рысью идут, ну!
Вовка вздохнул:
Никого там нет.
Что? поднял брови Олег.
Надоело, понял? Вовка поднялся. И не пехота я тебе
Как не пехота? ахнул Олег такому нарушению дисциплины перед летящей в атаку конницей.
А так, неприятно усмехнулся Вовка. Как дурачки, всё в войнушку играем
Это не войнушка! нахмурился Олег. А историческая реконструкция!
С палками, что ли? Вдвоём?
Вовка с неприятной усмешкой принялся деловито отряхивать рукавицами снег с куртки:
Чего-то выдумываем всё, играемся люди уже смеются
Это, что за люди смеются?
Наташка и вообще все в школе нас дурачками считают
Вообще у нас с тобой клуб исторической реконструкции, забыл?
Ага, из двух человек клуб, ха-ха
Есть ещё Колька, машинально бросил Олег. Вот выздоровеет и придёт
Да он соврал, что болеет. Сам в кино в Томкой пошел.
Врёшь!
Да чего ему врать? Он нас с Наташкой звал. На «Человека-Паука» в три «Дэ».
Усмешка не сходила с его губ и здорово раздражала Олега.
Мы ведь договаривались, проговорил он подрагивающими от обиды губами. Соберём оружие, пошьём форму, пищали сделаем, как у стрельцов будет настоящий клуб! Будет! Главное начать. А?
Вовка слизнул снег с рукавицы:
Детство всё это, вздохнул, взрослеть пора уже десятый класс, ей-богу, а всё как дети.
Да этим и взрослые занимаются!
Вовка совсем язвительно поглядел:
Вот и этим взрослым твоим тоже пора взрослеть. Делом бы занялись, а то игрушки всё пушечки, сабельки.
И пошёл.
Ты куда? ошеломлённо выкрикнул Олег ему в спину.
Домой, бросил тот, не обернувшись.
А гусары? в голос Олега прорвалась обида. Атака ведь идёт! Порубят нас!
Вовка махнул рукой. И пошёл дальше.
Меня ведь убьют! громче крикнул Олег. Слышишь?
Не убьют! крикнул тот. Выдумывай меньше!
И обидно рассмеялся.
Олег смотрел ему в спину, пока Вовка не скрылся за деревьями. Всё ждал, что тот одумается. И только когда остался один на пустыре, сел на край снежного редута, который вдвоём с другом нагребали полдня.
Оглянулся туда, где только что разворачивалась для атаки грозная хоругвь крылатых гусар. Там ничего уже не было. Только кусты, только снег. Край черной дороги с нечищеными обочинами. Желтый автобус третьего маршрута, такой обыкновенный, что хотелось закрыть глаза и уснуть. Улететь куда-нибудь.
Небо затянули сиреневые сумерки, зажглись в парке фонари. Тянуло влажным весенним ветром. Полетел лёгкий, словно пух, снежок. Автомобили на дороге разъехались куда-то. Было безлюдно и тихо.
Домой идти не хотелось совсем. Едва он представил, что поплетётся сейчас один через тёмные дворы со сломанной саблей в руке, что как обычно будет пить чай и сядет за компьютер изучать старинное вооружение, и будет всё как всегда, словно в обыкновенный будничный день, ему стало тошно.
«Буду сидеть, пока не замёрзну, решил про себя. Друзья, называется»
И самым обидным было, что он чувствовал прав был Вовка. В какой-то неприятной и пока неприемлемой части был прав. Получалось, он ушел взрослеть, а Олег остался. Зачем?
С пугающим удовольствием он отметил про себя, что промокшие в сапогах ноги прилично озябли.
Замёрзну, проговорил он и расстегнул бесстрашно куртку, будет знать тогда
Что будет знать Вовка, когда он замёрзнет, Олег придумать не успел.
Глава 3. В которой происходит совсем непонятное
В небе над пустырём раскатился дикий вскрик:
И-и-и-и-и-и!
И прямо в самую серёдку наметённого редута с этим визгом что-то рухнуло так, что снег взвился столбом.
Едва снежная пыль рассеялась, оторопевший Олег увидел, что это была темноволосая девушка. Она огляделась и охнула:
Ну ничего себе!
Ничего себе, повторил машинально Олег.
Ай! вскрикнула от испуга девушка.
Ой! с перепугу подпрыгнул Олег и съехал с борта редута к самым её ногам.
С минуту они таращились друг на друга. Олег успел разглядеть, что у неё синие большие глаза и девушка очень даже ничего. Только костюм довольно странный платье средневековое и плащ за спиной до пола, словно она тоже участвовала в исторической реконструкции.
Привет, сказал Олег и улыбнулся.
Прямо над ними в небе послышался рёв, как у пикирующего бомбардировщика.
Это пёс! взвизгнула девушка и припустила с неожиданной спринтерской скоростью. Беги!
Чего? ахнул Олег.
С оглушительным шлепком в снежный сугроб рухнуло нечто увесистое. Снова весь мир заволокло снежным облаком.
Олег замер, раскрыв рот.
Беги-и-и! кричала откуда-то уже издалека девушка.
Олег выставил клинок вперёд, как учили на фехтовании, и принялся пятиться. В клубах снежной пыли ворочалось какое-то тёмное пятно, урчало и хрюкало. И вдруг, разрывая снежную завесу, с быстротой молнии бросилось на Олега. Едва Олег разглядел его морду, покрытую густой шерстью, четыре маленьких, светящихся яростью глаза, пасть с рядами острых зубов и кривые козлиные рога, как уже бежал от него быстрее ветра вдоль улицы и кричал от ужаса.
И вдруг провалился в пыльный узкий лаз. Скользнул, будто с горки, и вылетел, головой вперед, как торпеда, в кучу тряпья.
Апчхи! Ап ап. Пылью забило горло.
За спиной послышался грохот и удивлённый рёв рогатый, похоже, провалился в ту же дыру, а значит, приближался сейчас со скоростью пушечного ядра. Эта мысль придала Олегу ускорение. Вынырнув из тряпья, Олег бросился в открытую дверь и помчался узким проулком. И скоро выскочил к небольшой площади, где стояла черная, запряженная двойкой унылых лошадей карета. У кареты стоял такой же, как и лошади, унылый мужик с франтоватыми короткими усиками, с массивным ружьем на плече и узкой кривой саблей на боку.
Стоп, кумпель! поднял он ему навстречу руку.
Позади в проулке взревел рогатый его приземление вышло, видимо, не таким мягким, как у Олега. И вне всяких сомнений, злости ему прибавило. Потому объясняться с усачом Олег и не подумал. Набрав скорость, рухнул на бок, проехался по слабому ледку под каретой и дунул дальше.
Мужик крикнул ему вослед:
Прежештань, бо штрелям!
И тут же взвыл:
Матка Бозка! То Демон! Демон!
Хлопнул выстрел, загремело что-то, и усач бросился за Олегом, да так резво, что почти обогнал. Им встретились ещё трое с ружьями.
То Демон! прокричал им усач. Демон!
Демон! закричал и Олег, тараща глаза. Демон!
Стрелки оказались не робкого десятка. Опустились на колено, защелкали курками, пропустили бегущих и грянули залпом.
Матка Бозка! заорали слаженно, выхватывая клинки.
Усач вспомнил о своей сабле, развернулся и бросился к ним на помощь. Олег не останавливался, лёгкие ноги сами несли его вперёд. Ему удалось пробежать ещё пару тёмных улиц, прежде чем он окончательно выдохся и уперся ладонями в каменную кладку тупика, глотая воздух с натугой. В голове у него тут и помутилось совсем. Хотелось домой, хотелось понять, что такое происходит. Мужики с ружьями, рогатые собаки И куда он мог провалиться прямо на выходе из городского парка?
Где-то наверху скрипнула ставня, и его окатили помоями. Так просто, безо всякого повода. С макушки до пят. Олег пригладил волосы и принюхался кажется, рыбный суп. И, кажется, несвежий. Впрочем, расстроился не то чтобы очень. Впечатлений и так было достаточно.
Запахнул куртку и побрел. Сыпал легкий снежок. Темные улицы были безлюдны, ни огонька. Олег долго петлял проулками и снова вышел к черной карете. Унылые лошадки спали, опустив головы. Усача не было.
Олег проковылял дальше и вышел к дому, в который, судя по обрывкам воспоминаний, он и провалился из парка. Снег прекратился, тучи разошлись, и серебристая луна осветила выбитую дверь с приколоченным веночком.
Олег вошел. На стене напротив двери висела на стене безобразная старуха, точно такая, какой рисуют в сказках Бабу Ягу вся из морщин, с провалившимся подбородком, с крючковатым в бородавках носищем. Олег оглядел её без интереса. Прошелся по комнате. Окон нет. Дверь да очаг. Не в трубу же они с рогатым влетели. Или в трубу?
И тут заметил, что старуха со стены следит за ним хитрым красным глазом. И обомлел.
Она вдруг вскинулась, будто сорваться со стены норовила:
Бе-бе-бе!
Олег от испуга оступился и упал в тряпьё. И пол под ним расступился знакомо кажется, он снова угодил в тот же узкий лаз. Полетел, зажмурившись, а вслед ему, как в колодце, дробилось эхом старушечье карканье:
Испугался, бе-бе-бе, испу гался галсябебе бе
Глава 4. В которой герой сомневается
Очнулся в своей постели под писк будильника, похожего на повторяющееся далёкое «бе-бе-бе».
Покряхтывая сел, упираясь руками в спинку кровати. Он всё ещё был одет, как вечером в парке. С волос осыпалась рыбья чешуя. На полу валялась сабля. Постель и одежда оказались в щедрой размазне сажных пятен и рыжей глины.
Олежка-а, позвала из коридора привычно мама.
А? Он быстро прикрылся одеялом и зажмурился.
Я побежала! Завтрак на столе, пока!
Пока, отозвался едва.
Полежал, прислушиваясь к треску замка и удаляющимся шагам. Осторожно откинул одеяло. Не показалось. Одет. Хорошо, что без ботинок. А нет, ботинки тоже тут.
Почесал лоб. Вспомнил, как был вчера на пустыре с Вовкой. Потом крик и девушка бум, с неба. Потом собака, которая совсем не собака. Потом проход через канализацию, что ли куда ещё можно было провалиться на пустыре Вечно люки не закрывают. Потом бабка на стене, её «бе-бе-бе» и всё, пустота. Ничегошеньки в памяти.
Будильник снова запищал. Олег машинально нащупал кнопку выключения, поднялся и побрёл в ванную.
Поглядел с опаской в зеркало. Оттуда на него смотрел горящими влажными глазами испуганный молодой человек с взлохмаченной шевелюрой, украшенной рыбьими очистками.
Вспомнил, как его облили супом в каком-то проулке.
Олег пустил воду в ванну, скинул перепачканную одежду на пол и забрался под горячий душ. Под ним сразу образовалось мутная жижа стекающей грязи.
Намыливаясь, Олег сто раз, наверное, прокрутил в памяти всё, что случилось с ним вчера. И с каждым разом произошедшее помнилось всё хуже, будто его смывало горячими струями душа.
Одевшись в чистое, Олег решил вдруг, что все его воспоминания могут быть просто реакцией на холод. Хотел замерзнуть факт! А кто не знает, что замерзающим начинают сниться всякие фантастические вещи? Значит замерз до умопомрачения. И потом как-то домой всё же добрался. В умопомрачении. Потому и не помнит ничегошеньки.
Эта мысль его немного успокоила. Не то чтобы совсем. Но другого логичного объяснения он не нашел.
Когда через пять минут Олег вошел в школу, в коридоре ему встретился завуч, Василь Петрович:
Печегин, сказал он строго (он всегда говорил строго, даже когда поздравлял на линейке первоклашек с Днём Знаний), что с тобой? Ты в порядке?
А что со мной? пролепетал Олег, ощупывая непослушными пальцами узел галстука.
Ты в зеркало с утра глядел? Да на тебе лица нет!
Олег посмотрел в своё отражение на стеклянной двери. Лицо было. Бледное пятно с мечущимися, лихорадочно сверкающими глазами.
Ты не заболел? У тебя не грипп? ещё строже спросил Василь Петрович (он больше всего боялся эпидемии, так как из-за неё каждый год ниже общерайонных показателей падали посещаемость и успеваемость).