Стас уставился на неё непонимающе.
Я спрашиваю: что нужно сделать, чтобы отправиться туда?
Он зашевелился под одеялом, стенания от боли прервались.
Ну-у, золотце моё, это не так-то просто, небезопасново-первых
Вчера ты распалялся, что это плёвое дело. И я не понимаю, в твоём понятии непросто вдёрнуть вилку в розетку, затем нажать пуск?
У Кураева выражение лица было в точности, как у жены накануне, слова иссякли, даже боль временно прошла, стала казаться мелким неудобством. Он разделился надвое: одна его щедрая на сумасбродства половина готова была проводить её до двери, помахать рукой напоследок, будто за воротами ожидало такси, в то время как вторая считала, что соблюдает максимальную осторожность в процессе и дилетантов подпускать к эксперименту близко не собирается, а уж жену тем более.
Только если ты пообещаешь мне быть осторожной. Кураев пошёл у неё на поводу после некоторых раздумий, потому что сам побывал в этой шкуре и прекрасно знал насколько в ней душно, дрянно, хочется простора действий, но тебя сдерживает окружение, от чего становится тоскливо, хоть волком вой.
Лидия взглянула на часы: почти одиннадцать. При столь коротком световом дне деревня, что когда-то была на территории сегодняшнего, изменившегося до неузнаваемости пригорода, наверняка погрузилась в повальный сон в полном смысле этого слова, и если с виду сейчас на улицах творилось подобное затишье, то внутри каждого дома кишела активная жизнь: работали телевизоры, отмечались праздничные даты, выяснялись отношения Здесьне сорок второй.
Она оделась в привычные вещи, в то, в чём обычно ходила на работу. Кураев по-прежнему лежал на диване и отдавал распоряжениякак вставить вилку и сколько подождать до полного запуска, несколько раз внушал ей, что белый пульттуда, чёрныйобратно. Объяснил, чтоб пульты она в прошлом времени сразу убрала в карманы и надёжно застегнула молнии. Последние слова мужа перед отправкой были: «Ну, передавай от меня привет!»
Место возле вчерашнего запуска было расчищено, ровное, без сугробов, Лидия встала рядом с холмом лезть на него не было смысла. Пластик в правой руке успел накалиться от мороза, громоздкая сумка стояла в ногах. Пульт обратного старта она сразу скрыла в левом карманебез свободной руки ей не обойтись. Лидия взвалила на плечо сумку, в другой руке сжала пульт, боковым зрением она уловила, что Стас в полусогнутом положении появился в окне. Она старалась не поворачиваться к нему, делала вид, что не замечаетзачем он вообще вылез из постели Локоть заныл, неудобные ручки сумки поехали по плечуона их с трудом удерживала. Растягивать время, пока она соберётся с духом, было невмоготу.
Пуск.
Белые хлопья снега взялись ниоткуда, лёгкие, кружащиеся, они садились ей на плечи, на шапку, на лицо Металлический забор исчез внезапно, по щелчку, вместо него образовалось пугающее тёмное деревянное строение с единственным окном во двор. Избёнка была не такой уж маленькой, скорее даже превосходящей по площади первоначального кирпичного дома, отстроенного в шестидесятых. Мурашки пробежали по коже от одной только мысли, что это не декорация к сериалу о войне, в его реалистичности не стоило сомневаться.
Лидия оглянулась: Стаса не было в окне, не было самого окна, и современного дома тоже не существовало. Постройки для скота, по-старомукатухи, составляли значительную часть двора, с правой стороны виднелась глухая боковая стена соседнего дома. Снега навалило слишком многото, что в двадцать первом веке считалось глубоким уровнем снега, препятствовавшем проезду, оказалось незначительным покровом по сравнению с зимами сороковых. Небо частями заволокло, но лунный свет проникал сквозь ползущие по бледному ночному небу перистые облакатихая белая ночь, похожая на рождественскую открытку.
Она не заметила, как провалилась в сугроб в момент приземления вместе с поклажейнезастёгнутая сумка накренилась у её ног, вот-вот готовая просыпаться, пульт был зажат в руке, в этот миг Лидия вспомнила, что надо убрать его в карман, подальше, если обронит ей несдобровать.
Сначала ей пришлось выбираться из сугроба, упираясь коленями в снег, при новом шаге она проваливалась в тот же миг и карабкалась снова. Скрипа избежать оказалось невозможно: он производился при любом крадущемся движении, особенно в утоптанном дворике. Лидия удивилась: как же здесь мог бродить и осматривать красо́ты её тяжеловесный муж? Каждый шаг выдавал присутствие, сумка тащилась по снегу, так как не было сил взваливать её на плечо, борясь со снежной стихией. Она приблизилась к окну, завешанному светлой тканью наполовину снизу, прислушалась. Стояла тишина. Только сейчас ей стало по-настоящему боязно: не в кульминационный момент Стасовского эксперимента, не при вдавливании кнопки пульта, а именно сейчас. Внутри находились люди, лучше бы это были чужие, совершенно незнакомые люди. Стас почему-то счёл, что именно здесь располагалось владение её предков, но вокруг всё было как под копирку. С чего он вообще взял, что это именно тот самый дом, может, у Земли за годы набежала погрешность в оборотах, или от чего там зависит точность посадки Где гарантия, что это не соседний участок, не другая деревня, или вообще может быть иная область нашей необъятной страны. Лидия наберётся смелости, постучит в окно, ей откроют нуждающиеся люди сороковых, она одарит их, представившись Феейзащитницей обездоленных, и благополучно смоется, а Стас пополнит лабораторный дневник продолжением опыта.
Рука нерешительно коснулась стекла: тук-тук-тук.
Кто-то приоткрыл занавескуслишком быстро, чтобы проснуться, встать с кровати и подойти, этот кто-то видимо уже там стоял, потому что его настороженное ухо давно уловило оглушающий на фоне гробового затишья скрип, чутьё говорило, что за стеной снаружи притаились. Тот, кто прятался за шторкой остерегался не меньше, но сразу отреагировал на стук:
Чего надо?
Это был голос бабушки, пусть молодой, но никакие иные годы не изменят ту интонацию, с которой она всегда произносила знаменитое «чего надо», стоя у двери. Этот голос близкие не слышали вот уже девятнадцать лет, но в памяти он остался, до сих пор по семье гуляли крылатые бабушкины выражения в её особенной интонации: «а вот и вы!», «палец о палец не ударют», «наварнакали сикось-накось и сидят-посиживают». От этого голоса у Лидии в груди сковало, ноги затряслись, она не верила до последнего, что услышит или увидит близких из прошлого. Ей вспомнился спиритический сеанс по вызыванию духов, который они проводили, будучи подростками, но как бы не старались, какие только вопросы не посылали в пространство пыльного чердака, ничьих голосов умерших предков так и не услышали.
Из-за поспешных сборов без подготовки Лидия не продумала сценарий встречи, действовать придётся на ходу, экспромтом.
Неразумно было бы, пока тебя не впустили, представляться внучкой, тем более неразумно было бы назваться посторонним человекомпроходимцем, забредшим среди ночи чего-то спросить или попросить. Лидия вспомнила, как близкие обращались к бабушке уменьшительноЕня, не Женя, не Евгения, а именно Еня.
Еня, Ень, открой! боязливо произнесла она.
Занавеска тут же опустилась, внутри дома протяжно скрипнули дверные петли, шаги приблизились к входной двери, ведущей во двор. Лидия привалила сумку к маленькому порогу и стала ждать. Откинулась щеколда, дверь слегка приоткрылась.
Кто это?
Лидия решила действовать не мешкая. Она затолкала сумку в проём, одновременно приговаривая:
Ень, я поесть вам привезла!
В сенях царил сгустившийся мрак, затхлый и бестелесный, мрак сороковых, всё делалось наощупьпривычно для хозяйки и робко для посетительницы. Гостья передвигалась, держась за стену свободной рукой, сумка цепляла всё, что располагалось на полу по ходу движения: громыхнули пустые ведра. Бабушка открыла внутреннюю скрипучую дверь и обе оказались в тепле, тем временем она взялась за розжиг керосиновой лампы. Свет затрепетал по стенам единственной комнаты, включающей в одном составе и многочисленные спальни, и кухню. У дальней стены на кровати сидела женщина лет пятидесяти в сорочке с накинутой шалью на плечи, к потолку была приделана люлька, ребёнок в ней забеспокоился, женщина, не сводя удивлённого взгляда с гостьи, попыталась качать. Лидия перевела внимание на другую хозяйкубабушка была не той, что ей запомнилась, сейчас она была девушкой: молодой, глазастой, свежей. Евгения смотрела на неё безотрывно, боясь пропустить что-то главноеперед ней стояло существо с такими же, как у неё большими глазами, такая же щупленькая и такая же немного кривоногая, видимо, по генетике у них ноги такие, и черты лица и ногивсё, как у неё. Существо, волочившее за ручку мешок неизвестной конструкции, было облачено в странное одеяние, созданное нечеловеческой силой: красный тулуп с сияющими застёжками и разноцветными нашивкамибуквами, или словами на неизвестных языках, а обуто в ботинки с полосками и шнурками из серебра, какие в самом невероятном сне не приснятся.
Лидия могла бы начать долгий рассказ издалека, о том, как её муж стал свидетелем феномена в сновидении, который вдохновил его к разгадке некоторых явлений, привёл шаг за шагом к сенсационному открытию, как долго он собирал прибор времени, разыскивая редкие составляющие по всему миру, заказывая через интернет недостающие звенья с другого полушария Земли. Она могла бы поведать о его незрелых и до последнего не вызывающих доверие экспериментах, а также предоставить родословное древо, уходящее не корнями, а ростками в новый век, но сердце разрывалось на части, она не могла больше томить ни их, ни себя:
Это же я, бап! Лидатвоя внучка!
К матери она традиционно обращалась«мам», к бабушке«баб», постепенно преобразовавшееся в «бап». Евгения шлёпнулась задом на сундук, Алевтина качала.
Вы только не пугайтесь, мне самой не по себе от того, что происходит На самом деле я ещё не родилась, я пришла к вам из 2022 года. Из-за печи выглянул заспанный пацанёнок. О боже! Это мой дядя Рома? Какой же он маленький Не могу в это поверить! Ведь это онузнаю его фирменный взгляд исподлобья. Она замерла, уставившись на люльку. А там сейчас должна быть моя мама. Я даже подходить к ней боюсь: два дня назад видела её на девяностом десятке, а здесь, у вас, она недавно на свет появилась.
Её изумление по-прежнему продолжалось при молчаливой сцене растерявшихся жильцов. Восторгалась она одна, женщины безотрывно смотрели.
А что вы не отвечаете? наконец обратилась она к ним. Вы что мне не верите? Это же я, бап! Ну что ты молчишь?! Как ты можешь меня не узнавать?! Лидия стала забываться, шоковое состояние путало разум. В замедленном темпе она привалилась спиной к стене и съехала на скамейку.
Молчаливая сцена продолжалась. Женщины не отводили от неё пристального внимания, Лидии показалось, что её вот-вот выпрут, как умалишённую. Глупая затея, оставила бы сумку на порогепусть правда думают, что Дед Мороз навещал, Фея или Снегурочка. И зачем она только постучала: любопытство, несдержанность, легкомыслиевот список тех качеств, от которых она всегда пыталась избавиться.
Когда война кончится? раздался тихий голосок с дальнего угла избы, из полумрака, принадлежащий невозмутимой прабабке, покачивающей люльку. Только сейчас Лидия разглядела, что это не женщина лет пятидесяти, это измождённая нелёгкой жизнью и каторжным трудом старушка без возраста. Евгения молча перевела шокированный взгляд на мать.
Война закончится нашей победой, засуетилась обрадованная начатому диалогу Лидия, вы только потерпите, вам три года потерпеть осталось
Как долгорасстроилась Алевтина и закачала головой, ещё три года
Та, что была моложе, в состоянии того же стопора теперь медленно перевела взгляд на баул, брошенный на пол.
Да что же я стою! опомнилась Лидия. Смотрите, что я вам принесла! И кинулась энергично разбирать содержимое сумки, сопровождая пояснениемв каком пакете чего лежит.
Алевтина оторвалась от кровати, чтобы лично удостовериться, что это не сон; женщины коллективно склонились над свёртками. Глазастая девица развязала пакет с замороженной ягодой, вдохнула аромат и закатила глаза.
Малина Глянь, показала она матери, малина, и вишня, гляди! Откуда зимою ягоды? У вас там лето?
Свёртки шелестели, словно мыши в подполе: развязывались, завязывались, запах пошёл по избесладкий, летний, аромат сбора урожая перед томлением варенья на летней печи.
У вас там ниток швейных нет? стонущим голосом спросила Алевтина. Кот утащил куда-то последние нитки, паршивец, нечем стало шить
Привезу нитки! Лидия чувствовала прилив сил, уверенность в выполнении любого запроса, она стала считать себя инструментом в исполнении волшебства. Чего ещё привезти? Заказывайте!
Дались тебе эти ниткиупрекнула Евгения. У нас корова издохла, а онанитки.
Кормилица наша издохла, пожаловалась прабабка и запричитала.
И молока я вам привезу! Вам теперь не о чем волноваться! обнадёжила Лидия.
Да как же не горюниться? продолжала нагнетать Алевтина. Куры нестись перестали, да и курей-то осталосьМахнула она рукой и поплелась, ссутулившись, к столу. Ты сама-то хоть ела? проявила она заботу. Тощенькая какая Возьми в дорогу пирогов. Она приоткрыла полотенце, под которым лежали пирогииз одного, разрезанного надвое пирога торчала картофельная начинка. Хозяйка отложила парочку на белую косынку, после чего стала её связывать, поясняя: Пекём только по праздникам. А разве у нас не праздник? Кого там наши взяли? Берлин? А, Еньк?
Какой Берлин, мама? Еня уставилась на неё, как на умалишённую.
Что вы, не надо! запротестовала Лидия, увидев, как прабабка связывает косынку.
Бери, бери! Не гребуй.
Молодая бабушка перед гостьей проявляла застенчивость, мать она тоже периодически одёргивала из стыда. Это Стас выставлял её Жанной д'Арк, бронированной и бесстрашной, на самом деле закалилась она годам к пятидесяти, пережив все испытания на прочность характера, военные и послевоенные, сейчас же она казалась напуганной, растерянной девицей и соглашалась с происходящем вынужденно, так как выхода другого не находила.
Лидия собрала освободившуюся тару и скрутила в один моток: сумку для путешествий на молниях, современную упаковку, которую они со Стасом под конец сборов хватали из разных ящиков, невзирая на схожесть с тарой прошлого столетия. Ягоды были ссыпаны хозяйками в старый чугунок с крышкой и припрятаны во дворе под снегом, остальное спустили в подвальную яму. Дядя тем временем ходил и размахивал подаренной бирюлькой, долбил ею о стены, чем и разбудил сестру.
Можно взглянуть на маму? наконец решилась Лидия перед уходом. Евгения достала из люльки и поднесла пятимесячного ребёнка. В момент неспешного приближения, точнее поднесения запеленованного свёртка, в Лидии нарастала сдавленность под грудиной, дыхание стало едва уловимым. Совсем на себя не похожа, заулыбалась она, у неё на правой ноге два пальца сросшиеся, третий с четвёртым.
Евгения развязала пелёнку и показала ножку: пальцы действительно были сросшимися.
С ума сойти, это онапрошептала Лидия, затаив дыхание. Это же точно моя мама! Я не верю Просто сон какой-тоОна прижала к лицу свои ладони, эмоции испуга и восторга перемешались. Может мне это снится
Руки нервно полезли в карманыпульты лежали на местах, сразу вспомнился Стасжалкий, взволнованный, наверняка весь издёргался, торчит возле окон со своей заклиненной спиной. Ему бы лежать
Мне надо идти, там муж волнуется. Всё семейство застыло в ожидании. Вы только припорошите мои следы, и еготам следы моего мужа остались.
Так это он давеча шастал? спросила Алевтина. А мы думали Микола, Игнатихиных внук. Контуженый он, за девками в окна подглядывает, окаянный
Женщины сороковых на улицу выходить не решилисьих страшило нахождение в непосредственной близости в зоне отбытия фантастического существа, похожего на человека, или того, кто облачился в человечью шкуру, они предпочли держаться подальше и наблюдать украдкой, как посланница поднимется ввысь в свете небесного луча и сверкнёт молния, и земля содрогнётся
Лидия уже позабыла в какую точку однообразной белизны она прибыла, сначала искала следы, нашла, затем до последней секунды наблюдала за маленьким окном, в глазке которого, оттёртом тёплыми руками, скучковались бледные лица, в ладони она сжимала незаметную деталь, но теперь главную деталь её жизни.
Лица исчезли. Лидия оглянулась: другое лицоСтаса смотрело из большого сияющего фонарными отблесками пластикового окна. Она наблюдала, как он прыгает на радостях, машет рукой, будто встречает в аэропорту после длительной командировки. А может действительно прошло слишком много времени, ненароком подумала она, что если время течёт по-разному, вон и спина у Стаса уже разогнутая, как будто подлеченная, не скрюченная, как была
Радость моя, я тебя заждался! Ищи мне теперь корвалоля себе места не находил.
Лидия бросила взгляд на часыпоказывало 23:50, проверила числовсё сходится. Так параноиком можно стать, балуясь в игры со временем, подметила она, теперь ей постоянно придётся сверять часы, заглядывать в календари, спрашивать у окружающих: который год, кто знает, где она окажется До последних событий не приходилось беспокоиться по этому поводу, потому что время существовало однопоследовательное и реальное.