Ассигнации заверялись тремя подписямидве, директора банка и кассира, на лицевой стороне, и ещё одна, советника правления банкана оборотной. Писали от руки, чернилами, которые со временем выцветали и становились коричневатыми. А эти сделаны типографским способом. Если присмотретьсязаметно.
Я склонился к бумажке. Действительно, подпись тёмно-синяя и читается вполне ясно.
Ну, и самое явное: орфографические ошибки. Они встречаются не на всех поддельных ассигнациях, но нам повезло.
Он показал кончиком карандаша на верхнюю строчку. Ребята склонились, разглядывая текст.
Точно! обрадовался Гнедин. Буква «л» вместо «д» в слове «государственной». Вот же жопорукие, а ещё европейцы!
Французы частенько путали эти две буквы русского алфавита. снисходительно пояснил Гжегош. Вот и на другой«холячею» вместо «ходячею». Как видите, признаки очевидны, не ошибёшься.
Что-то звякнуло. Мы обернулись. Мати подковырнула кончиком ножниц подкладку трофейной шапкии извлекла оттуда небольшой свёрток.
Тут монеты, тоже старинные!
Гжегош на правах уже признанного эксперта сгрёб находку.
Медныерусские. объявил он после небольшой паузы. Пять полушек и два алтына, это трёхкопеечная монета. Серебряныефранцузские, достоинством в один франк.
Настоящие? заинтересованно спросил Гнедин.
Поляк покрутил монету в пальцах, потом поскрёб кончиком ножа.
Вроде, серебро да. Настоящие.
Пока они занимались нумизматическими изысканиями, я завладел бумажкой, в которую монетки были завёрнуты. Ине сдержавшись, присвистнул, стоило только разобрать бледный печатный текст.
Афишкатак в те далёкие времена называли объявления, распространяемые официальными властями. Их расклеивали на афишных тумбах, на заборах, стенах домов, раздавали на рынках. Грамотными, конечно, были далеко не все, но обычно находился кто-то, способный прочесть афишку собравшимся людям вслух. Что до крестьянони, раздобыв «казённую гумагу» везли её в деревню, чтобы попросить разобрать мудрёные буковки дьячка местной церкви или барского управляющего.
Конкретно эта афишка сообщала, что «обывателямъ и крестьянамъ Смоленской губерніи при приближеніи супостата уводить скотъ, прятать запасы хлѣба и фуража, а ежели нѣтъ такой возможностипредавать огню вмѣстѣ съ амбарами и овинами. А если кто станетъ съ непріятелемъ торговать и доставлять ему разныя припасы, то таковымъ»
Что именно ожидало тех, кто посмеет пойти поперёк грозного указа, так и осталось непрояснённымнижний край с частью текста был косо оторван. Зато сохранилась половинка типографски отпечатанного двуглавый орёл и часть подписи: «Генералъ-губернат»
Значит, мы всё же оказались в 1812-м году медленно произнёс комсомольский вожак. Вот же не повезло, у меня пятого января неплохое дельце намечалось
Я едва не выматерился. Вот она, натура фарцовщика: вокруг такие чудеса творятся, а он о своих мелких гешефтах.
Да. отвечаю. Он самый и есть, скорее всего, конец августа. Смоленск взят, Вязьма сдана без боя. Русская армия отступает к Можайску, и совсем скоро должна состояться Бородинская битва.
Почему ты решил, что Смоленск и Вязьма уже под французами? осведомилась тётя Даша. Когда мы вернулись в клуб, она на минутку отлучилась к своему ненаглядному Васеньке, и теперь сидела за столом вместе с нами.
Я пожал плечами.
Простая логика. Крестьяне эти, похоже, возвращались с рынкав нарушение приказов из этой вот самой афишки. Обычное время по тем временам, кстатифранцузы, конечно, могли ограбить деревню, но с теми, кто привозил провиант в занятый ими город, обращались вполне комильфо. И даже платили за продукты.
Фальшивками! хмыкнул Гнедин.
Ими самыми. Но и звонкой монетой тоже, иначе, откуда у мужичков французское серебро? Ну и натуральный обмен никто не отменял. Та же манерка с водкойнаверняка выменяли у солдат, чтобы назад возвращаться не насухую.
А почему те быдлаки крестьяне, то есть, были одеты, как оборванцы? Гжегош показал на шапку. У них тут дуже пеньонзов куча денег, по тогдашним-то меркам, а сами в рванье!
Я вздрогнул. Остальные-то, может, и не в курсе, но мне-то отлично было известно, что слово «быдлак» это вовсе не «крестьянин». «Ублюдок», «скотина» вот, значит, и выглянул на свет вельможный пан Пшемандовский, чьи предки хлопов отродясь за людей не считали.
Ну, это-то понятно. сказала тётя Даша. Она завладела обрывком афишки и внимательно рассматривала текст. Во-первых, в деревнях все примерно так и ходили. У нас в музее есть экспозиция, можете поинтересоваться. Была, конечно, одёжка и понаряднее, из хорошего сукна, даже камки, но её больше на престольные праздники надевали. А тутс чего им, спрашивается, шиковать? Наоборот, победнее оделись, прежде чем ехать в захваченный пришельцами город. Рассуждение простое: караульные увидят справно одетых мужиков, обыщут тщательнее, чем других, да и обдерут, как липку. А то и где-нибудь на просёлке мародёры позарятся. Если кафтаны и шапки хорошие, богатыезначит, и мошна не пуста, верно?
Я кивнул. Соображает тётка, ничего не скажешь. Одно словокраевед.
Уверен, они и лошадь поплоше нарочно выбрали. У французов сильная убыль конского состава, и справную конячку наверняка бы отобрали. Под седло, крестьянская кляча, конечно, не годится, а вот пушки таскать или телеги обозныевполне.
Тётка встала.
Надо бы в книгах посмотреть, уточнить даты. В Большой Советской Энциклопедии большая статья о нашествии Бонапарта на Россию, там и схемы движения войск есть. Хотя, кончено, на них наш совхоздеревня Бобрищи, то есть, наверняка не отмечен.
И тут меня торкнуло. БСЭ, значит?.. Как наяву возник перед глазами тюк с книгами, извлечённый из лесного озерка
Схемы, шмемы Рафик хлопнул ладонью по столу так, что сидящая рядом Далия вздрогнула и покосилась на него с опаской.
Разведать надо, ара! Сейчас коня заседлаю, и двинем
Так седла же нет! сказал Гжегош.
А нам что, на скачки, а? Сложим в несколько раз одеяло, накинем сверху, подпругу соорудим из чего-нибудь
А ты умеешь верхом?
Обижаешь, ара! Горец я, или где?
«так, пора вмешиваться в процесс стратегического планирования»
Никаких верховых прогулок. говорю. В кладовке стоят три велосипеда, на них и поедем. По лесным тропкам и просёлкамсамое то. ТётьДаша, можно?..
Конечно, Никита. она улыбнулась. Велосипеды хорошие, только цепи надо подтянуть и шины накачать. Насос у одного на раме, кажется
Ну, тогда я обвёл спутников взглядом. Рафик, ты со мной. Третьим ладно, решим, когда с великами разберёмся. Гена, пока меня нет, остаёшься за старшего. ТётьДаша, выдай ему карабин и пару обойм, хорошо? Генкапарень толковый, в армии служил, с оружием обращаться умеет.
Тётка кивнула. Гена, услыхав меня приободрился. Гжегош сердито сверкнул на меня глазами, но смолчал. Что, пан Пшемандовский, обидно, что вас обошли выбором? Ну, извините, нет к вам доверия пока.
Слушай, а чего это ты распоряжаешься? влез «альпинист». Странно, до сих пор он предпочитал отмалчиваться Между прочим, это меня назначили старшим группы, официально!
В ответ я ухмыльнулся и как бы невзначай положил ладонь на рукоять нагана. Претендент на власть немедленно стушевался.
Вообще-то, старшая тут я. кротко заметила тётя Даша. И по возрасту, и в жизни повидала побольше вас всех, вместе взятых. Да и клубом тоже я заведую, если кто забыл. Но насчёт Никитыя «за», пусть командует. Девочки она повернулась к Далии и Мати, надо бы произвести ревизию наших продовольственных запасов. Поможете? А вы кивок Гжегошу и остальным парням, чем собачиться тут, ступайте на задний двор. Там Василь Семёныч бочки с соляркой хочет с трактора скатить и припрятать от греха в подвал. Потому как, если Никита правбольше топлива нам взять будет неоткуда.
«замечательная у меня всё-таки тётка!..»
VII
Схватить мер-р-рзавцев и сдать в полицию!
Когда Ростовцев узнал, что деревенские мужички, мало того, что отказались разорять свои дома и уходить из деревни, так ещё и вознамерились помешать отъезду его родителей из именияон осатанел и хотел тут же, не теряя ни минуты, скакать в деревню, карать бунтовщиков. Если бы не слёзы маменьки и не уговоры старого графа, неизвестно ещё, как дело бы обернулось, поскольку настроен поручик был весьма решительно.
Какая там полиция старый граф безнадёжно махнул рукой. Отсюда до самого Можайска ни одно исправника не сыскать!
Тогда перепороть! предложил поручик. Для этого исправник не нужен.
Погоди, Никита. граф тяжело поднялся с кресла, ишиас ещё давал о себе знать. Ну, пропишешь им ума в задние воротатак ведь не пойдёт впрок! Только озлобятся, а ведь нам ещё мать с сестрой вывозить, добро какое ни то Стоит ли?
Так что же, спускать?
Зачем? удивился Андрей ИльичПобьёте Буонапартия, вернёмсятогда и спросим за всё. На каторгу пойдёт, негодяй!
А ежели, сбежит?
Скатертью дорога. Подохнет где-нибудь под забором, нам же меньше хлопот.
Ростовцев задумался. В словах отца, несомненно, имелся резон.
Маленький отряд успел в имение раньше фуражировесли верить дворне, которую старый граф рассылал по окрестностям, французов поблизости пока видно не было. А вот настроения бобрищевских крестьян внушали опасение: они собрались на сход, продолжавшийся без перерыва уже вторые сутки. Заводилой выступил староста Аким: уговаривал никуда не уходить, убеждал, что «и под хранцузом жить можно, а добро своё, потом и кровью досталось.
Разорить недолго, а дальше что? Баре, известное дело, в Москву сбёгнут, а намс голоду пухнуть?» В общем, по мнению «лазутчиков» «продался с потрохами супостату и мутит обчество, иуда»
Наслушавшись этих речей, мужики осмелели. Кто-то предложил потребовать от барина раздать господское зерно по дворам«им-то всё одно теперя ни к чему». Идея нашла отклик, зазвучали призывы идти разорять усадьбу, и только появление пяти вооружённых до зубов кавалеристов остудило горячие головы.
Дурачьё вы тёмное, лапотное! Завтра, а то и сегодня здесь будет отряд французских фуражировограбят дочиста, а кого и убьют! Собираться надо и уходить, а вы бунтовать удумали!
Корнет Веденякин, вовремя осознавший, что если позволить действовать Ростовцеву говорить, дело может принять скверный оборот, попытался взять роль посредника на себя. Пока получалось у него неважномужики переминались, переговаривались, но продолжали гнуть свою линию.
Ничо, барин, как-нибудь переживём мы хранцуза. заговорил Аким. Давеча вот, мужики из Куркина приезжали, так у были енти фужеры. Сказывали: обходительные, дурного не делали, за взятое заплатили без запроса казёнными бумажками. Даже серебро, говорят, давали. Так чего ж нам от них бежать?
На каторгу захотел? взревел, не выдержав, поручик. За соспешествование и всякое иное содействие врагам престол-отечества Сибирь полагается, навечно!
А ты не пужай, барин. насупился староста. Мы, чай, пуганые. Своих, так и быть, забирай, мешать не станем. А нас не замай, сами как-нибудь
Веденякин покосился на Ростовцева. На того было страшно смотреть: на почерневшем лице ходили багровые пятна, из-под густых бровей глаза метали молнии, пальцы судорожно сжимали рукоять сабли.
«ну, сейчас начнётся! Аким, подлец, уверен в себевон, даже шапку не снял перед господами»
Корнет не ошибся. Поручику до зубовного скрежета хотелось прямо сейчас, без промедления, перепороть дюжину зачинщиков, а коли станут сопротивлятьсявздёрнуть на осине.
Так они, небось врут, эти куркинские!
Не Аким помотал головой. Они бумажки показывали, которые эти сигнации. Настоящие, новенькие, ажно хрустят!
Настоящие и неттебе-то почём знать? презрительно усмехнулся корнет. Позаритесьпотом не жалуйтесь, что остались без портков!
Не боись, барин, не будем. А вы езжайте себе с Богом, не доводите до крайности
Эта неприкрытая угроза, как и нагловатый блеск в глазах старосты, переполнили чашу терпения поручика.
Ну, хватит болтовни! Ты и ты он ткнул пальцем в ближайших мужиков. Вяжите подлеца, и чтоб покрепче!
Назначенные неохотно вышли вперёд и стали распоясыватьсяно под тяжёлыми взглядами из толпы замялись и попятились. Это было открытое неповиновение: Ростовцев уже прикидывал, кого рубить первым, когда из-за крайней избы выскочил, размахивая руками, расхристанный, всклокоченный, вопящий во всю глотку мужик.
Климка, и дядька Пров с сынишкой возвращались из Вязьмы захлёбываясь, рассказывал новоприбывший. Глядь, а на пригорке, там, где бор еловый к самой дороге подходит, дом стоит! Каменный, навроде барского, только поменьше, на крыше загогулина какая-то торчит, из проволоки. И диво-то какое: весь двор снегом завален, ажно по пояс!
Врёшь неуверенно сказал Ростовцев. Мысли о репрессиях его, похоже, оставили. Врёшь ведь, каналья! Признавайсяте, двое, небось, пьяные, лыка не вяжут?
Ни-ни, ни синь пороху, вот те крест! мужик поспешно перекрестился и замотал головой. А потом, сказывают, люди какие-то чудные из дома того вышли и на них накинулись. Бесы, наверное, а с ними сущая чертовка: кожа бурая, нелюдская, в волосьях козюли, лопочет не по-нашему! Ну, мужики, ясно дело, спужались и бежать, даже телегу с конём бросили, болезные Полдня сидели в лесу, боялись носа показать. Потом пробрались огородами к моей избе, в окошко постучались и всё, как есть, обсказали!
А что сами-то не пришли? спросил Веденякин.
Так это страху натерпелись, теперь каждого куста боятся. Сомневались: а вдруг те беси уже туточки?
Надо пойти, глянуть что там за невидаль такая. решительно заявил Аким. Вот что, мужики: берите ослопы, вилы и встречаемся у околицы. И Прова с Климкой волоките, пущай покажут
А мальца брать?
Не надо, на кой он нам?
Мужики стали расходиться, неуверенно оглядываясь на Ростовцева со спутникамите так и не слезли с сёдел, а стояли верхами возле колодца, обычного места деревенских сходок.
Аким обернулся на поручика.
Вы как, барин, с нами? У вас, вона, и сабли, и пистоли, и даже ружжо имеется. Поможете мужичкам, ежели что
Картузна самом деле, старую солдатскую фуражку без козырька, она на этот раз стащил с головы и мял в пальцах.
Эк ты запел Ростовцев усмехнулся. Нет уж, друг ситный: коли бунтовать горазды, то и с бесями сами разбирайтесь как-нибудь. А мне недосуг с вами по кустам бегать. Непременно эти двое пьяные, наплели невесть что. Надо ещё выяснить, за какой такой надобностью они в Вязьму ездили, коли там супостат? Ты, часом, не ведаешь?
Веденякин усмехнулся. Судя по тому, как смутился староста, он очень даже ведал. А может, даже и отправил свои товары вместе с теми двоимиотчего ж не продать, ежели французы готовы платить за провиант серебром и ассигнациями? Мужик есть мужикдремуч, глуп, что ему страдания Отечества?
Он тронул Ростовцева за рукав.
В самом деле, поручик, поехали отсюда. Нам ещё ваших вывозить из усадьбы, а фуражиры, и правда, вот-вот нагрянуть могут, ежели, конечно, тот француз не соврал. А зачем ему врать, перед смертью-то?
Ладно, уговорил Ростовцев крутанул на месте коня, едва не снеся крупом старостутот едва успел отскочить в сторону. А тебе, Аким, вот что скажу на прощание
Он ткнул рукой, с запястья которой, свисала плетёная казачья нагайка, вверх, в облака. Поручик чувствовал, что охватившая его злость на этого, в сущности, неплохого и по-своему неглупого мужика, отступила, и осталась только жалостьжалость к его темноте и жадности, которые, и правда, могут довести до Сибири.
Господьон, знамо дело, всё видит, и каждого судит по его прегрешениям. Но то будет после смерти, а покуда живнайдётся и здесь, кому спросить за все твои грехи. Так что думай, Аким, крепко думайнебось, не поздно пока за ум взяться, покаяться!
«Я умоляю, как человека,
Эй, генацвале, слушай меня!
Без кинжала, нет абрека,
Нет джигита без коня»
пропел я. Коня тебе взять не позволили, так хоть кинжалом решил обзавестись?
Слушай, какие джигиты-шмигиты, а? немедленно обиделся Рафик. Я тебе что, грузин, чечен? А нож пригодитсяты, вон, с наганом, Гене винтовку дал, даже у тётки твоей ружьё! А мне что же, с голыми руками ходить? Нехорошо это, брат, нечестно!
«ну даКавказ есть Кавказ, война есть война. Стоит только ею запахнуть, и у любого, даже у интеллигентного армянского студента, руки сами тянутся к холодной стали» Я вспомнил фотографию, которую Рафик прислал мне в девяносто втором. Улыбающийся, бородатый, в замызганном камуфляже, со «Стечкиным» на боку и РПГ-7 на плече, он позировал на фоне подбитого азербайджанского Т-64. Письмо добиралось до меня долго, не по почте, с оказиейи когда я рассматривал этот снимок, то ещё не знал, что он подорвался на «лягухе» и валяется в госпитале без обеих ног