Жизнь заново!
Юность, школа, девочки!
При мысли о девочках организм отреагировал именно так, как и должен был отреагировать организм здорового подростка при мысли о девочках.
Кирилл неловко заерзал, закинул ногу на ногу и продолжил размышлять.
Сейчасгде-то шестидесятый хотя, нет, судя по портрету космонавтаникак не раньше шестьдесят первого. Скорее всего дажешестьдесят пятый. А это означаетдвадцать лет спокойной, безмятежной жизни, без реформ, криминала, порнухи, чернухи и прочих достоинств. Да к тому же
Кирил поймал за хвост пролетевшую мысль. А ведь, раз уж он в прошломзначит, вполне возможно подготовиться к лихим девяностым. Или Он подскочил на заскрипевшем диване. Или не просто подготовитьсяа вообще ОТМЕНИТЬ их?!
Мысли, идеи и идейки побежали в голове Кирилла табуном.
Телевизор, до этого момента тихо стоявший на тумбочке, звонко щелкнул и загудел. Экран медленно начал наливаться светом.
Кирилл, задумавшийся о возможных изменениях грядущего, поначалу не обратил внимания на неожиданно ожившую технику. Только тогда, когда экран загорелся ярким синим светом, напоминавшим «экран смерти» у Windows, он очнулся и посмотрел в ту сторону.
Телевизоры в шестидесятые годы не имели обыкновения включаться самостоятельно. И синий цвет, несмотря на «у наших голубых экранов» для них был крайне нехарактерен.
По экрану побежали белые буквы.
«Ты согласился вернуться в 1965 год, чтобы заново прожить свою жизнь. Ты хотел всего лишь жить заново, жить в СССР, и не собирался вмешиваться в ход истории. Ты поклялся, что не будешь этого делать. Я принял некоторые меры, чтобы гарантировать твое невмешательство. Удачи».
Кирилл проглотил тягучий комок, застрявший в горле, и начал дышать. Возникло ощущение, что и сердце замирало на время появления надписи и начало биться только что.
Что. Это. Было?
В памяти как будто упала плотина и хлынули воспоминания. Книжный магазин со странным названием «Альтист» Старик-продавец с невозможными возможностями Его желание Его обещание
Обещание «не вмешиваться».
* * *
Он положил на прилавок книгу, которую до этого вертел в руках. «Революции не будет». Незнакомый автор, на обложкепадающий от выстрела в спину узнаваемый Немцов, за которым которого чернел силуэт человека с пистолетом в руке.
Вы ошибаетесь, твердо сказал он старику-продавцу, Я не собираюсь, не собирался и навряд ли соберусь в будущем менять историю.
Старик задумчиво пошевелил губами:
Сомнительно, очень сомнительно Те, кто не хочет ничего менять, в мой магазин не попадают.
Не собираюсь! чуть ли не выкрикнул Кирилл, Меня прекрасно устраивает то, что получилось!
Старик еле заметно улыбнулся. На секунду показалось, что он видит насквозь своего покупателя, в недобрый час заскочившего в книжный магазин со странным названием. Потому что Кирилл лгал. Лгал, черт возьми! Кто не думал о том, что окажись он в прошлом и тогда уж Тогда уж ого! Уж он-то сможет все исправить, повернуть заплутавшую телегу российской истории на широкий и светлый путь. Но признаваться в этом Кирилл не собирался. Старик уже показал, что обладает сверхъестественными способностями, а, возможно, и не является человеком, поэтому с него станется наказать его за самоуверенность. Почему-то продавцу «Альтиста» до крайности не нравилась сама идея о вмешательстве в историю Остается только лгать и надеяться, что старик не сможет его раскусить. Ни в переносном смысле, ни, тем более, в прямом.
Что ж, наконец, пришел к окончательному решению старик, отпустить вас просто так я не могу. Но, раз уж вы говорите, что не собираетесь менять историю..
Не собираюсь. Клянусь!
в таком случае, вы все-таки попадете в прошлое. Но я даю вам возможность выбрать время и способ попадания.
Простите, что значит «способ»?
В своем собственном теле, в теле себя молодого, в тело местного жителя, исторического персонажа
Нет, исторические персонажиэто не ко мне А можно во времена моей юности, в подростка подростка-мальчика, конечно! Но не в меня самого. Боюсь, мне будет тяжело снова увидеть живыми родителей
Шестидесятые, значит А почему?
Знаете, может, это ощущения детства Кирилл уже понял, что вернуться обратно в наше время не сможет и смирился с происходящим, Но шестидесятые мне как-то больше нравятся. Атмосфера свободы, уверенности в будущем
можно успеть спасти СССР до перестройки понимающе кивнул продавец.
«А это мысль».
Нет-нет, что вы! Я хочу просто жить! Просто жить в своем детстве, ничего не меняя!
Ну что ж
* * *
Синева телевизионного экрана сменилась черно-белой картинкой.
Доброе утро, товарищи, улыбнулась незнакомая дикторша, в эфире «Утренние новости»
Кирилл слушал новости и по его спине потихоньку побежали мурашки
Через час он сидел на диване, и на его голове набухала красивая огромная шишка, с запекшейся кровью там, где от удара сорвало кожу. Эта шишка, вкупе с расколотой плиткой в ванне, с легкостью объясняла амнезию, но, если честно, когда он бился головой о кафель, он меньше всего думал о легализации себя в этом мире.
Да, черт возьми, мире!
Этоне прошлое! Даже не альтернативное прошлое!
На старом кожаном диване сидел худощавый подросток в широких трусах и растянутой белой майке. Звали его Саша Виноградов, и был он учеником седьмого класса школы номер 414. А находилась эта школа в городе Винтане, который являлся столицей АФКР.
Аталанской федерации коммунистических республик.
Главой АФКР был товарищ Сухов, генсек ЦК КПАФ, непохожий внешне ни на Хрущова, ни на Брежнева, ни даже на товарища Сухова из «Белого солнца пустыни». Походил он, скорее на Льва Дурова.
Старик-продавец не соврал.
Кирилл Королевин действительно оказался в юном теле, в шестьдесят пятом году. И окружение соответствует окружению шестьдесят пятого года. А то, что здесь нет СССР, а есть АФКРтак какая разница. Жить ты будешь именно так, как хотел, а будущее изменить не сможешь.
С гарантией.
Вернее, сможешь, конечно, но только так, как его может изменить любой из живущих в настоящем.
Кирилл сидел на диване, а в раскрытую форточку доносились звонки трамваев, гудки автомобилей, запах жасмина и крики детей, играющих во дворе:
Штандер!
Военная проволока
Современные писатели-фантасты почему-то игнорируют такое до крайности любопытное и интересное время как двадцатые годы. Неинтересно им, видите ли. Их герои отправляются тридцатые да сороковые, чтобы в очередной тристамымнадцатый раз остановить Гитлера, либо в благословенные царские времена, когда коровы доились сразу сливками, а фунт хлеба стоил полкопейки при зарплате дворника в тридцать тысяч рублей. На наши деньги. Цены царской России ее адепты почему-то всегда называют дореволюционные, а зарплаты пересчитывают для сравнения с современными. Наверное, так красивше выходит.
Впрочем, понять и тех и других можно. Для любителей «Красной Империи» двадцатые слишком буржуазны, слишком криминальны, слишком мало Сталина. Для поклонников «России, которую мы потеряли» все, что после 1917 годаад, трэш и угар. Что приходит на ум при словах «двадцатые годы в СССР»? Гражданская, разруха, коллективизация, грязь, мрак и ничего хорошего.
А ведь, скажем, в США «ревущие двадцатые»это золотое время перед Великой Депрессией, время джаза и радио, кинематографа и фокстрота, сухого закона и гангстеров, время Гэтсби и Лавкрафта, Конана и Кинг-Конга. Как будто в СССР не было ярких красок и звонкого смеха, музыки и танцев, счастья и веселья. Как будто не было книг об авантюристах, безумных ученых, суперзлодеях, мечтающих захватить мир, роковых красотках, стильных гангстерах Остап Бендер, профессор Преображенский, инженер Гарин, Дигэ, Фрэйзи Грант, Беня Крикискры фейерверка, сверкнувшие между кровью Гражданской и кровью Великой Отечественной
Оля Иванова вздохнула и погладила глянцевые корешки. Нет, в этом магазинчике со странным названием «Альтист» все было устроено как надо: книжки сгруппированы не по писателям или там сериям, а по годам действия. Ну и что? Сороковые годы занимают целый стеллаж, шестидесятые и семидесятыетоже, только на двоих Видимо, писатели-альтернативщики успокоились и признали войну все-таки выигранной и теперь дружно отправляются в собственное детство, чтобы опять поцеловать первую любовь и навешать по шеям тем, кому не смогли в свое время. Вот, например
С полки «Шестидесятые» Оля сняла книгу с языколомным заголовком «АФКР». Что бы эта шифровка не означала. Ну и что мы видим на обложке? Разумеется: белобрысый парнишка радостно пинает футбольный мячик. То есть, товарищ девушка взглянула на имя автора товарищ Королевин заскучал в нашем внезапно похолодавшем времени и решил отправиться из ледяных десятых в теплые шестидесятые.
Вообще, вся мужская альтернативная история, такое чувство, пишется по единому шаблону:
краткое описание жизни в настоящем, чтобы было сразу понятно, какой главный герой крутой чувак;
переход в прошлое;
стычка с преступниками, которые напали на местного жителя (опциональнодевушку), после победы над которыми местный житель награждает героя деньгами, документами и своим покровительством;
встреча с девушкой, в которую герой влюбляется сразу и до беспамятства (частопервая же встреченная в ином мире девушка);
способ, который позволяет герою заработать сразу много денег без особого труда;
два-три несвязанных друг с другом приключения, из которых герой выходит победителем, зарабатывая очки почета и уважения;
два-три банальных новшества, которые с восторгом принимаются местными (угги, например, буээ);
два-три банальных анекдота, от которых местные сползают под стол от хохота;
необязательнодве-три песни (и необязательноВысоцкого), от которых местные опять-таки в полном восторге;
ну и между делом: размышления о том, как нам обустроить Россию. Или не Россию, если герой оказался в Австралии или Канаде. Почему-то оказавшиеся в другой стране в Россию не очень-то рвутся.
Да, мужчины писать альтернативку не умеют. А женщины умеют. Наверное. Потому что не пишут. Даже если учатся на втором курсе исторического факультета.
Оля провела взглядом по полочке «Двадцатые» и собралась было уходить, как вдруг зацепилась за женскую фамилию. Женскую!
Да ладно.
АвторОльга Иванова.
Да ладно!
Однофамилица и тезка?! Она точно помнила, что никогда таких книг не писала. В смысленикаких не писала. Конечно, после бурных вечеринок Оля иногда не помнила, что творила (а творилось иногда ТАКОЕ, что хотелось зажмуриться и повторить), но книги хотя Да не, точно нет. Разве что в ней живет какой-то внутренний Тайлер Дёрден. Что маловероятно. Провалами в памяти и бессонницей она тем более не страдает.
Заголовок «Военная проволока». Странный какой-то. Что еще за проволока такая? Вроде бы никаких серьезных войн в двадцатые не велось, миру хватило Первой Мировой (хотя никто и не знал, что онапервая), да и обложка никак с войной не ассоциировалась.
На фоне тянущихся в небо сверкающих небоскребов (узнаваемый шпиль Эмпайр Стейт Билдинг) смотрела прямо на читателя шикарная девушка с шалым прищуром карих глаз. Волны коротких черных как смоль волос укрывали голову шлемом, вздернутые в наигранном удивлении нитки бровей, алые губы изгибались в еле скрываемой улыбке. Голые плечи, длинные митенки, в пальцах зажат мундштук с пахитоской, тоненькой сигарой, популярной в двадцатые. Шею обвивала серебристо-черная горжетка, из-под которой струился шелк маленького черного платья, заканчивающегося гораздо выше коленей. Длинные стройные ноги, к сожалению, видные не полностью, облегали золотистые чулки.
За спиной красотки выглядывали, по всей видимости, ухажеры. Несколько карикатурный миллионер в цилиндре, смокинге с бабочкой, во ртутолстая сигара, в глазумонокль. Тип в шляпе-борсалино, с атосовской бородкой и опасными глазами. И загорелый улыбающийся моряк в белом кителе и капитанской фуражке. Прямо воплощение девичьей мечты в трех лицах: Деньги. Сила и Страсть. К сожалению, все три в одном лице соединяются крайне редко
Оля с хрустом открыла книгу и прочитала начало:
«Современные писатели-фантасты почему-то игнорируют такое до крайности любопытное и интересное время как двадцатые годы. Неинтересно им, видите ли. Их герои отправляются тридцатые да сороковые, чтобы в очередной тристамымнадцатый раз остановить Гитлера, либо в благословенные царские времена»
Надо же, прямо ее мысли Перелистнула страницу:
«Оля тихонько вздохнула. Вот в этом мужчине похоже соединяются три девичьих мечты. Высокий, седовласый, крепкий мужчина»
Да еще и героиня носит ее имя!
Оля поняла, что уже влюбилась в эту книгу и купит ее несмотря ни на что: ни на цену, ни на сюжет. Авторее полная тезка, героиняее тезка, да еще эта красотка на обложкепросто одно лицо с ней! Простопииииск!
Двадцатыми интересуетесь? спросил продавец.
Оля тихонько вздохнула. Вот в этом мужчине похоже соединяются три девичьих мечты. Высокий, седовласый, крепкий мужчина, с загаром, вызывающем ассоциации не с солярием и пляжем, а с рыцарями Палестины и прериями Дикого Запада. Да и представить его хотелось не в костюме с галстуком, а в вороненых латах и с двуручным мечом. Или в черной шляпе и с винчестером. Или в камуфляже среди джунглей. Роскошный мужчина. Но стааарыый К сожалению
Да, немножко.
И что же вам хотелось бы там изменить?
Мне? Ничего.
Ответ, казалось, продавца удивил. Если не сказатьшокировал.
Совсем ничего?
А что в этом странного?
Просто те, кто не хочет менять в прошлом НИЧЕГОне увлекаются альтернативной историей. И не попадают ко мне в магазин.
Не знаю. Мне в прошлом все нравится.
Но ведь там было и плохое явно подначил ее старик. Глаза, яркие, синие, совсем не стариковские, чуть прищурились и продавец стал немного поход на Шона Коннери. Только без бороды.
Ну и что? Без плохого не бывает хорошего. Может, в молодости мне и хотелось что-то поменять, но сейчаснет
Простите, а сколько вам лет?
Восемнадцать, но это неважно.
Ну, молодой девушке в двадцатых может быть тяжеловато.
Ничего. Я и боксировать умею и стрелять из пистолета, да и, как в анекдоте про Красную шапочкудорогу знаю
Значит, вы б просто хотели пожить в двадцатых?
Да. Не надо ничего менять в историивот мое мнение. Она хороша такой, какая есть, со всеми своими составляющими, и с плохими и с хорошими.
Оля взглянула на продавца и увидела, что тот растроганно улыбается.
Да, редко, очень редко встречаешься с таким мнением. Приятно, когда твой труд ценят Хотите подарок? неожиданно спросил он.
Оля посмотрела на «Военную проволоку», которую продолжала держать.
Книгу? Вы хотите подарить мне эту книгу?
Ну, можно сказать и так. Позвольте?
Старик вынул из рук девушки роман и погладил обложку. Отблеск ламп скользнул по глянцу, девушка на обложке, казалось, томно изогнулась под ласкающими движениями пальцев. Бабочки в животе Оли не запорхали, но явственно взмахнули крылышками.
Держите.
Спасибо.
Вам спасибо.
Задумчиво глядя на обложкучто это сейчас произошло? девушка вышла из магазина. Дверь за спиной тяжело захлопнулась, как будто была не пластиковой, а тяжелой дубовой. Оля подняла взгляд и обомлела.
Ярко светило солнце, что, конечно, не было удивительным, лето, в конце концов. Удивительным было все остальное.
По улице катили повозки. Настоящие конные повозки, запряженные конями. И иногда проезжали кони без повозок, на которых сидели верхом всадники в красноармейской форме. Тарахтели коробки автомобилей, с открытым верхом, велосипедного вида колесами и фарами, торчащими над выступающими крыльями.
Двадцатые завороженно прошептала Оля.
Оглянулась. Дверь магазина действительно изменилась. Она стала тяжелой дубовой, с круглой бронзовой ручкой, тусклой и поцарапанной. На двери желтел прибитый кнопками листок бумаги «Магазин временно не работает». Под бумажкой висел тяжелый замок, из тех, что называют амбарными.
Кожа ощутила легкое движение, как будто одежда на секунду ожила и поползла по телу, чтобы тут же замереть в новом положении. Оля посмотрела на себя. Вместо прежних юбки и топика на ней были кружевная белая кофточка и черная короткая юбка-карандаш, длинные стройные ноги облегали ажурные чулки, ступни прятались в черных лаковых туфельках на невысокой шпильке. Плечо оттягивала небольшая, но неожиданно тяжелая сумочка, в которойи Оля почему-то была уверена в этомлежал «браунинг». В ушах покачивались тяжелые серьги.