Отварная рыба с кашей досталась на обед генералам, в то время как крепкий бульон понемногу раздавали на привале раненым, потерявшим много крови.
Барон хорохорился перед Кутузовым, но тому было явно не до него. Как докладывали из арьергарда, французы упорно преследовали нас, а любое промедлениеещё одна гарантированная битва, которую армия просто не выдержит.
С утра мы срочно выехали. Меня приставили к светлейшему, а потом несколько раз в пути я измеряла ему давление, старательно потчуя настоями, которые должны были его поддерживать. Кутузов сильно нервничал, понимая, всю тяжесть положения. Москву придётся отдать, а выгородить его перед самым главным недругом, будет некому.
Потому в дороге, светлейший надиктовывал бравадные письма, рассказывая о поисках подходящего места для сражения, всеми так ожидаемого. Теперь же, на обеде прикрыв глаз, молча выслушивал патриотические эскапады немца. Самое смешное, что все эти речи велись исключительно на французском. Ибо, барон Беннигсен совершенно не знал русского языка. Сия подробность придавала особенную пикантность пламенным речам о защите горячо любимой Российской империи.
Моё же настроение было совершенно прескверным. С утра я надеялась отправить на поле прошедшего сражения людей, которые могли бы вынести выживших. По этому поводу Павел даже отправился к штабу. Но Михаилу Илларионовичу сообщили, что личная гвардия Наполеона во вчерашней битве участия не принимала, а потому цела и полна сил. Кроме того, они как раз выходили на новые позиции, а посему медлить более нельзя.
Моих слёзных просьб никто даже слушать не стал. Павел насильно усадил меня в бричку, удерживая собственной рукою. Довершилось «моральное убиение» сообщением Ахмеда, что тот так и не нашёл Михаила в штабе. Усланный из Багратионовских флешей, тот отправился с поручением к Раевскому и более его никто не видел. Думала уйти в дормез, но по просьбе Виллие, присматривала за светлейшим. Затем изображала из себя хозяйку на этом «патриотическом» обеде, что естественно совершенно не прибавило мне настроения.
Заметив тихое непротивление со стороны главнокомандующего, барон Беннигсен, яростно рассуждал о необходимости дать Наполеону новое генеральное сражение у стен Москвы. Для боя он предлагал позицию между Филями и Воробьёвыми горами с двумя высотами Поклонной горы в центре, укрепив её глубоким эскарпом.
Его пафосная речь настолько раздражала, что я предпочла уйти к раненым. Но от предстоящего просто сжималось сердце. Дабы оторваться от противника, мы должны были двигаться быстрее, что совершенно невозможно с ранеными в обозе. При мне Кутузов дал поручение Виллие, оставлять увечных в ближайших к дороге деревнях, где сколько возможно. Мою попытку затеять со светлейшим спор прервал Павел, упросив не вмешиваться. Армия увеличит «темп движения», а раненые его просто не выдержат. Ничем более помочь несчастным мы были не в силах. Оставалось только молча глотать слёзы.
На выживание оставленных я не возлагала никакой надежды. Отступающая армия для собственного пропитания, забирала у населения всё, что могла. А за нами двигалась ещё более голодная масса людей. Пришло осознание, что крестьяне их просто не прокормят, не говоря уже о каком-либо лечении.
Успокойся, ma chère! шептал мне Павел, сидя рядом в бричке, когда мы вечером уже подъезжали к Можайску. Тех, кто выживет, мы позже заберём. Сейчас просто нет выбора. Нужно придерживаться плана.
Тут стоило признаться, план, хоть частично, но работал. Проснувшись поутру, живой Багратион был взбешён моим самоуправством. Он долго кричал в своей палатке, выплёскивая гнев. Но взобравшись после обеда на лошадь в гипсовом сапоге, прислал мне с ординарцем букет полевых цветов и письменное извинение. Хотя мне было не до этого.
Штаб разместился в Можайске, а основная часть солдат и развозной госпиталь расположились у его стен. Как только стемнело и вокруг сложили, и зажгли костры, обнаружилось, что неприятель довольно близко. В приделах видимости постепенно появлялись точки огней.
Многие солдаты разошлись вокруг небольшими группками, пытаясь добыть себе хоть какой-то еды. В том числе и Павел, со своим отрядом отправился к собственному городскому складу, обещая пополнить наш вконец оскудевший кухонный ларь.
К слову сказать и другие о нас не забыли. Из города, от светлейшего, прислали курицу, а знакомые казаки принесли каких-то овощей, явно выкопанных в темноте на чьём-то огороде. Подлеченный молодец с красивым чубом просто не сводил глаз с Дарьи, пока дары принимались Ахмедом и рассматривались въедливой Степанидой. И когда уже они отъезжали, он часто поворачивался, силясь рассмотреть в свете огня её силуэт.
От неизвестного дарителя принесли фрукты в корзине, а молоденький посыльный доставил фунт свежего белого хлеба, особо меня порадовавший. Этот отправитель тоже остался инкогнито.
Вокруг ближайшего к нам костра были слышны громкие разговоры и выкрики. Посланный разузнать Егор отсутствовал недолго.
Как выяснилось, вышедшие раздобыть пропитания солдаты, недалеко столкнулись с точно такими же, ищущими еду французами. И что удивительно, никто не стал поднимать панику или убивать друг друга. Голодные люди просто разошлись в разные стороны. Заметив только, что с французской стороны доносился запах жаренной конины.
Мы же себе такого позволить не могли, хотя татары во время сражения поймали, какое-то количество носившихся в страхе лошадей. Вот только почти все из них были отправлены с ранеными.
Оставшиеся же в лагере солдаты были разгневаны столь не доблестным поступком своих собратьев. Некоторые даже рвались пойти на «охоту» за голодными французами. Командиры, их естественно никуда не пустили, и те бурно выражали своё негодование подобным нерадением.
В свете костров я заметила несколько всадников, приближавшихся к нам. Ожидая жениха, встала на встречу, но была остановлена Русланом, после зычных выкриков Ахмеда. Тут я и осознала свою ошибку. Спешившись, ко мне направлялся невысокий мужчина в гусарском мундире. И да, сейчас я бы не ошиблась в своих предположениях.
Добрый вечер, мадмуазель Луиза. Не могли бы вы уделить мне немного времени.
Увидев, кто именно приехал, ко мне тут же подошла Ольга, встав за левым плечом. После этого я уже спокойно кивнула Руслану, что тот может отойти.
Татарин с совершенно безэмоциональным лицом, но с неприязнью во взгляде, обращённом к мужчине, молча мне поклонился и растворился в темноте.
У Давыдова подобная рокировка сопровождения вызвала только улыбку. Протянув руку и взяв мою для поцелуя, он продолжил.
Мне очень жаль оставлять вас, но мой отряд полностью готов, и я более не могу задерживаться. Так долго ждал этого момента, но сейчас с удовольствием бы променял на возможность и далее видеть вас.
В процессе своего монолога, он так и удерживал мою руку.
Дозволите ли вы справляться о вашем здоровье? спросил он, несильно сжимая мои пальцы в своей ладони.
Милостивый государь, прервала Ольга мою попытку высказать недовольство подобным поведением, госпожа баронесса обручённая невеста. Как вы можете вести себя подобным образом?
Но пока же ещё не жена, улыбнулся Давыдов в усы, отпустив наконец мою руку, которую я всё это время пыталась высвободить. Кроме того, сейчас война, многозначительно продолжил он, и ещё не известно, кого более жалует фортуна.
Заметила, что нас довольно плотно, но на расстоянии окружили татары и несколько человек из инвалидной группы. Не выказав и доли страха, Денис Васильевич озорно улыбнулся, не увидев моих рук, которые я предусмотрительно спрятала за спину.
Я отбываю, потому заехал попрощаться и увидеть вас напоследок. Не знаю, когда буду иметь счастье лицезреть вас вновь, моя муза.
Увижу ли тебя, услышу ль голос твой?
И долго ль в мрачности ночной
Мне с думой горестной, с душой осиротелой
Бродить
Неожиданно свист, оборвал поэта. Давыдов вздохнул, прикрыв глаза, склонил голову в поклоне и развернувшись пошёл к своей лошади. До меня донеслось только тихое: «Прощайте». И уже через пару минут различался отдалявшийся перестук копыт.
Это совершенно неприемлемо, возмущённо заявила Ольга, как только гусарский подполковник скрылся из виду.
Думаешь, наше мнение его как-либо остановит?
Ой, не было бы от этого беды, барышня. прошептала она тревожно.
Просто не стоит обращать на него внимание. Гусары всегда довольно эпатажны. Ну а тут, мы единственные особы женского пола. Вот голову у них и сносит.
Но ведь в городе же были, неужели в «весёлый дом» не наведались? Зачем же вас так компрометировать?
О Господи, Ольга! невесело рассмеялась я. Мы уже столько времени путешествуем в окружении огромного количества мужчин. Думаешь у нас осталось незапятнанное renommée (*репутация)? Боюсь, даже наличие тут моего жениха уже не спасёт её. Неприятно осознавать, но от этого только хуже. Ты же помнишь, как на нас косились у губернатора, в Смоленске.
Но как же опешила компаньонка, я же всегда в вами, неотступно!
С сочувствием сжала её предплечья.
Ты ждала меня, ma chère! неожиданно услышала рядом родной голос. Странно, что он появился так тихо и пешком.
Конечно, mon cher! улыбнувшись повернулась к жениху. Наконец-то вы вернулись, протянула к нему ладони, а тут
Мы ждём вас и не ужинаем, перебила меня Ольга, пригласительно протягивая руку у накрытому столу.
Чуть позже прибыла группа с гружёной телегой. Счастливая Степанида занялась инспекцией привезённых вещей, а мы смогли спокойно поговорить с Павлом.
Давыдов приезжал. Его повышенный интерес начинает понемногу раздражать.
Прости mon amour, увы пришлось немного задержался в городе.
Что-то случилось? мне во всём уже мерещился подвох.
Да, мне донесли, что инвалидов у тебя хотят отобрать. Будете уже не развозным госпиталем, раз оперируете на месте сражений.
Но как же так мы же планировали
Да, мы хотели просить позволения на твой уход со мной партизанить после Москвы когда будут организовывать новые отряды и для них будет требоваться хоть какое-то место для лечения раненых. Но думаю, тебе стоит завтра быть не далеко от светлейшего, и добиваться разрешения создать партизанский госпиталь уже сейчас. Раз это движение уже начато. Да и считаю, «сражение» за первопрестольную тебе лучше не видеть.
Но я же опять столкнусь с Давыдовым с тревогой я сжала его руку.
Не волнуйся, ma chère, ответил он спокойно, он хоть и поэт, но очень амбициозен. А это для него реальный шанс выделиться. Чтобы он там не пел в своих романсах, Денис Васильевич военный до мозга костей, истинный патриот, и он будет выполнять поставленную Кутузовым задачу. Караулить тебя у него просто не будет возможности.
Не станет ли такое его внимание мешать нашим планам?
А ты заинтересована в его ухаживаниях? спросил Павел удивительно спокойно.
Нет конечно, ответила не задумываясь.
Тогда его внимание меня не волнует, улыбнулся жених в ответ, твои глаза вспыхивают, видя меня, и это главное.
Глава 14
28 августа 1812 года
С первыми лучами солнца армия покидала Можайск. Увы, но Кутузову было совершенно не до меня, что вполне понятно. Желая не пропустить возможность пообщаться с главнокомандующим, решили быть поближе к штабу, но такие малозначимые личности, как мы с женихом, совершенно не вызывали ни у кого желания нам помогать. А так как Михаила уже с нами не было, провести к светлейшему нас оказалось некому.
В любом случае, мне первоначально следовало обратиться к Виллие, и заручиться его содействием в планируемом нами предприятии.
В огромной толпе идущих людей передвигаться было лучше всего на Ветре. Как и после Смоленска, армию вновь сопровождали беженцы.
Лейб-хирург ехал в окружении нескольких мужчин и, судя по разговору, все они имели отношения к врачебной стезе. Что удивительно, присутствующие были примерно одного возраста с Яковом Васильевичем, то есть недавно разменяли четвёртый десяток.
Заметив нас, шотландец представил меня и Павла сопровождающим.
Доброе утро, баронесса, донеслось сзади и, обернувшись, с удивлением признала в осунувшемся мужчине на чалом мерине, моего бывшего начальника.
Семён Матвеевич! Рада снова видеть вас!
Но не узнали, господин Сушинский горько усмехнулся. Да, господа, в отличие от нас, женщины даже на войне умудряются выглядеть потрясающе.
Яков Васильевич, обратилась я к лейб-хирургу, старательно гася смущение, мне необходимо поговорить с вами.
Отъехав немного от группы, Виллие выжидательно посмотрел на меня слегка улыбаясь.
Ваше превосходительство, начала я официально, правда ли, что у меня хотят отобрать инвалидную команду?
Баронесса, резка перестал улыбаться лейб-хирург, они не ваша собственность! А относятся к медицинскому ведомству.
При чём тут собственность? удивилась я. Просто мы друг к другу привыкли, а сейчас, я хотела бы получить ваше разрешение просить у светлейшего осуществить небольшую идею. И в дальнейшем мне будет весьма необходима их помощь.
И в чём же состоит ваша «идея»? ехидно спросил шотландец.
Вы же помните, сколько раненых было оставлено по дороге, лицо Виллие при этой фразе исказилось. Ведь именно благодаря его усилиям, как выражается Павел, удалось «протолкнуть» необходимость квалифицированной врачебной помощи нижним чинам. Как медик, он меня прекрасно понимал. Это неправильно!
Что же вы предлагаете мадмуазель Луиза?
Нам необходимо организовать партизанский госпиталь!
What? (*Чего?) от изумления шотландец перешёл на английский.
Вам известно, что светлейший разрешил создать партизанский отряд, чтобы тревожить неприятеля?
Насколько я знаю, там почти сотня казаков и полсотни гусар! И что вы собрались делать с десятком инвалидов? Вы о своих помощницах подумали? Куда вы их вновь собираетесь втянуть?
Яков Васильевич, вы думаете, рядом с полем сражения они подвергались меньшей опасности?
Лейб-хирург устало вздохнул, прикрыв глаза. Выдержав паузу, обратился уже к Павлу.
Почему вы не отговорите её от этой авантюры?
Дело в том, улыбнулся «провидец», что мы сообща её задумали.
Idiots! (*Идиоты) возмущенно прошептал шотландец, подняв очи к небу.
Кроме того, вернулась я к беседе, наша группа не собирается вступать в соотношения с неприятелем. Павел Матвеевич, показала на жениха, со своими людьми будет потихонечку вывозить раненых. На дороге, тем всё равно не выжить.
Допустим выдохнул Виллие, только допустим, что вы их заберёте. Где вы собираетесь расположить пациентов?
Лучше всего в ближайшем городе, не занятом французами. К югу как раз Калуга, предложил «провидец».
Ну и зачем же вам в этом участвовать? Вот пусть ваш жених этим и занимается!
Яков Васильевич, произнесла осуждающе, в дороге раненым может понадобиться неотложная помощь. Там же более двухсот вёрст! Ни один день везти.
Хорошо, что вы предлагаете?
Поддержите меня в ходатайстве к Михаилу Илларионовичу. По его приказу, в Калуге наверняка согласятся сотрудничать. Наш развозной госпиталь будет прятаться недалеко от дороги, а люди Павла Матвеевича станут доставлять раненых к нам. Оказав первую помощь, начнём переправлять тех в город. Пойдём далее. Обоз, зная место нашей следующей стоянки, из Калуги сразу проследует туда.
Виллие тяжело вздохнул.
Кроме того, продолжила я, самим партизанам тоже нужна будет помощь. Думаете, они смогут отправить кого-то в госпиталь? Они же не заговорённые, потерь не избежать.
Хорошо! Давайте сделаем так. Насколько я знаю, вечером планируется остановка в имении Карла Ивановича Яниша. Это ординарный профессор московского отделения медико-хирургической академии. Селение Землино, как раз у нас на пути. Карл Иванович прибыл с московским ополчением перед Бородино. И вот, предложил светлейшему воспользоваться его гостеприимством. Как приедем, напомню, что нас сопровождают женщины, вам выделят покои и сможете спокойно поговорить с главнокомандующим. Особенно, он заговорщицки подмигнул мне, если ваша кухарка опять угостит штабских великолепным ужином.
Распрощавшись с лейб-медиком, отправилась к Семёну Матвеевичу. Хотелось узнать, где Аристарх Петрович. Господин Сушинский, обещал, что мы встретимся вечером.