- Выводи, товарищ Скворцов, этих красавцев во двор, судить будем, да и из первой хаты тоже, что там в третьей?
- Пока стреляют.
Подхожу к третьей хате, раздается выстрел и из окна, в звоне стекла, появляется некто, по кожаным галифе вижу, что не наш, он не успевает встать, как чувствует превращение кинетической энергии в потенциальную. Это я его прикладом ППШ приложил, нечего под ногами комбата валятся. В момент удара, кожаноштанный пытался встать, теперь не пытается. От него несет сивухой, как от заправщика бензином, или как от маляра ацетоном.
Из дверей хаты выбегает Алесь, и с ходу дает мощного рабоче-крестьянского пенделя валяющемуся под ногами полицаю, от пинка с того падает фуражка без кокарды и снова на темени оселедец. Еще один древний турок, понимаешь ли.
- Ну что Алесь, готовы.
- Да готовы, трое убито, восемь лапки задрали вверх, а это двенадцатый, уйти пытался.
- Теперь не будет.
От беспрерывно падающих капель дождя, лежащий предатель приходит в себя и открывает глаза. Его взгляд прилипает к красной ленточке на моей кубанке и тухнет, парниша понял, что попал.
- Ну что пан петлюровец, доигрался? - спрашиваю я наводя дуло автомата меж глаз бандюгана-полицая.
Тот хоть и не до конца пришел в себя, но задирает обе грабки вверх, то-то и оно!
Полчаса тратим на суд, из сорока трех полицаев, расстреливаем двенадцать человек, прямо за околицей села, остальным отсыпали шомполов, и пригрозили в следующий раз посадить на гиляку, полицаи осознали.
Тут ко мне подходит мужик в танковом комбезе, с танковым же пулеметов и говорит:
- Товарищ командир, возьмите меня с собой, я сержант Беззлобных, механик водитель БТ-5 *-ской танковой дивизии *-ского механизированного корпуса. В начале июля у этого самого села, мой танк был подбит, меня, раненого утащила к себе Марыся, и вылечила.
Рядом стоит женщина лет тридцати и пуская слезы, смотрит влюблено на сержанта танкиста.
- Товарищ Марыся, это вы его спасли? Женщина кивает головой, глотая слёзы.
- А как вы его из танка вытащили, вы що в танках розумиите? спрашиваю я на русско-украинском языке.
- Та ни, вин на зимли лижав та ё стонав.
- Значит сам выбрался, товарищ Беззлобных?
- Да, товарищ командир, подбили нас, подожгли, а я не вижу чем это нас, танк начал гореть, остальных убило, и я сняв пулемёт вылезаю из танка, а тут рядом как бабахнет, всё, дальше не помню.
- А муж ваш как на это дело смотрит, бестактно интересуюсь я у Марыси.
- Нет у ней мужа, в тридцать девятом еще немцы убили, бомбили они поляков, но доставалось и украинцам, пока русские не пришли, потом было тихо, но Василь згинул тогда, - помогает Марысе сибиряк (по фамилии сужу).
По слезам женщины вижу, что у них роман.
- Слышь, - чуть приглушив голос, говорю я танкисту, - может, останешься, смотри как она убивается.
- Нет! Я тут останусь, а немец до Сибири дойдёт, не бывать тому. За ребят, за экипаж свой отомстить должен, и за дивизию наш и за корпус.
- Хорошо мститель, лошадка есть, видишь мы все на лошадях, и на живых и на железных.
Услышав меня, Марыся летит во двор к себе и через десять минут выводит статного, вороного коня, ого-го, какой крутой подарок.
Потом пообнимались сибиряк с украинкой, и мы пошли к мосту. А там только мертвые фашисты лежят и Фатхула стоит рядом, видимо любуется своими трофеями. У побитых гитлеровцев забрали провиант и боеприпасы, самих же (ну трупы) покидали в реку, вместе с оружием и остальным хабаром.
Переправились на тот берег, то есть теперь он уже не тот, а этот. Минут через пятнадцать раздался грохот, это значит, что мост теперь не мост, а куча металлолома и железобетона на дне реки, привет гилерюгам от наших саперов.
А мы уходим дальше, взрывники догонят.
- Товарищ капитан, дождь надолго, может, поедем в лесопилку, там и переждем дождь.
- А если немцы заглянут на огонёк?
- Не должны, во-первых она заброшена еще в тридцатые, во вторых как они узнают про нас?
- Как? Да по следам, мост взорван, следы явно показывают, куда делись диверсанты, а в лесу было бы получше отбиваться.
- Следы можно замести, а лесопилка Конецкого тоже в лесу, и дорога заросла уже почти.
- Тогда веди, достала меня, эта хренова сырость.
И Головченя (а инициатива исходила от него) повел нас вперед, еще полтора-два часа грязевых ванн и мы у лесопилки какого-то Конецкого. Кстати, Карасевич, выполнил свое обещание, и замел следы. Тот самый Епифан с Фатхуллой, переместились в арьергард, срубили деревце и волокли за собой по очереди, а еще дождик льёт, сверху заметая последние следы.
Скоро на улице остаются лишь посты, все собираются в здании заброшенного деревообрабатывающего предприятия. Сразу же зажгли огонь, благо с дровами, вообще проблем нет, запахло съестным.
Хотя еще рано, но меня так потянуло в сон, а что, кто мне запретит?
Вот только лошадок жалко, некуда их вводить, то есть места нет, мне люди важней, зато велосипедам и пушкам пофиг. Разравниваю кучу опилок, убираю куски древесины, стелю сверху шинель, и засыпаю, все оревуар месьи (множественное число от месье) и мадамы.
Хоть и дождливый день был, но в нашем активе очистка деревни и удаление моста с карт и из реальности.
Глава XI " Пятый день. Вперёд на аэродром "
17 августа 1941 года где-то на Украине (в 120 - 160 км от госграницы СССР).
Проснулся довольно поздно, а может и не поздно, сейчас трофейные часики гляну, ого семь-ноль-пять, это скорее поздно, чем рано. Вокруг завтракают люди, то есть бойцы наши, пока едим изъятый на полицайской вечеринке и дарёное селянами провиант, а значит мясо-жировой порошок, пока полежит. Быстренько встав, бегу на улицу, противный дождь все льёт, что, небеса прохудились что ли? Где тут скотч, чёрт побери!
Бочка под водосливной трубой полна, излишки текут несильно вниз из бочки, умываюсь той самой водой, которая излишек в данном объеме тары. Предложение каким-то паранормальным получилось, видимо проснулся я пока не очень, так сказать местами проснулся, а местами нет.
- Виталик, будешь с нами завтракать? - спрашивает меня Бусинка, она и "черные партизаны" сидят вокруг такого дастархана, что скатерть-самобранка от зависти повесилась бы.
- Ого, а откуда это всё? - на чистой тряпице колбаса, сало, сметана в горшочке, жбан молока, хлеб чёрный и хлеб белый, само собой мясно-жировой порошок (и в сухом и в разведенном кипятком виде).
- Это мне женщины сила, поднесли, как красной командирше, ну и ребяткам, сказали пусть "дитыны поснидают".
- Вот видишь, я не красная командирша и не дитына, потому значит это не мне.
- Товарищ капитан, отставить разговорчики, Виталий, а ну сел!
И я сел, забыл спросить по животное, из которого сделана колбаса, а когда кусок колбасы уработал, спрашивать про источник мяса было поздно. Ну и чёрт с ним, как говорил мой узбекско-таджикский друг Алиджон:
- Что свинья, не человек, что ли?
Короче после завтрака, собрал я актив: Аню, Скворцова (Николая Петровича), Акмурзина, себя и минометчика Сидоркина.
- Ну что ребята, отдохнули и будя, пора нам идти, мы с вами не в отпуске, а в рейде.
- Товарищ капитан, земля в грязи, идти будет очень и очень трудно, может денек переждём, земля подсохнет и пойдём посуху.
- Да ты что, а немцы значит, тебе разрешили денёк отдохнуть, и обещали сутки не трогать?
- Немцам тоже не особо хочется по грязи ходить, и думаю, сегодня не будут нас искать.
- Они тебе, что лично телеграмму прислали? За подписью самого Гитлера, ну может Гиммлера?
- Нет, но я предполагаю.
- Михась, здесь я командир, понимаешь, тут мы как в мышеловке, окружат и покрошат артиллерией, думаешь у фашистов гусеничные тягачи, гусеничные транспортеры да танки кончились вчера вечером?
- Понял, товарищ капитан, виноват.
- То, что уходим, не обсуждается, обсуждается - куда идём.
- Может, наведаемся в Грдлов? А что городок маленький, примерно на роту наберется гарнизона, немцы плюс прихлебатели ихние.
- Михась, ты же уже побывал в плену, думаешь фашисты тупые и глухие дебилы? Думаешь они в округе тревогу не подняли? Уходить надо дальше, тут до твоего Грдлова шесть километров напрямик и тринадцать по дороге.
- Согласен, я-то максимум комвзвода был, а вы на то и комбат.
Блин знакомые слова, помнится я полковнику, то есть уже давно генералу, Старыгину, говаривал, прежде чем меня из начштабов дивизии поперли. Смотри-ка, этот Михась прямо отражение мое.
- Слышь, командир, а давай на аэродром Долгово пойдём?, - говорит Алесь, который Головченя, то есть Головченя, который Алесь, их у нас двое, правда братец со скотом ушел.
- С ума сошел, там же через Гдлов идти, немцы, как говорит товарищ капитан, уже там ушки на макушке.
- А можно, пойти сперва до песочного карьера, там спуститься плотами по реке, и от Котлевичей, через лес, вот тебе и аэродром Долгово.
- А на чём спускаться будем по реке, на тебе Алесь, да на тебе только вон Аксёнов сплавиться может, в нем кило сорок, не больше, а пушки, коней да лисапеты?
- Так у песочного карьера брёвен же, как собак нерезаных, туда лес свозят, и потом по реке до Жринска спускают.
- Точно, про это я забыл.
- Тогда, товарищи Сусанины, чего мы ждём?
Мы покинули гостеприимный двор лесопилки, и вперёд ушли саперы, на лошадях, готовить плоты, на всю ораву, толпа-то у нас большая. По пути ребята сняли с столбов провода электрические, что бы было чем вязать плоты. Каждый плот должен взвод велосипедистов брать, или два отделения с лошадями.
Остальные бойцы батальона, тоже вышли в путь, но велосипед, совсем не конь, так что пока попиликаем. Правда я на коне, но мы должны ориентироваться на лисапетчиков, потому и не несёмся как буденовцы. Да и не особо понесешься, грязюка пока еще рулит.
Всего два часа прошло и мы у реки, часть плотов уже готова, и саперы добавляют последние штрихи на очередной плот, а именно устанавливают на корму длинную доску, это руль.
Потом началась погрузки, и первым рейсом пошли парни Михася, они же разведка, ведёт их конечно Головченя, кому же еще.
На одиннадцатом плоту, поплыл и я, просто тут плыла Бусинка, и с кем мне плыть как не с моей Анюткой? Замыкать нашу флотилию будут сапёры и Акмурзин, первые, потому как всё ещё работают, а вторые тоже ударная сила, у них кроме луков два пулемета ручных, пять автоматов и много карабинов.
Плывём, кстати, не боясь, места безлюдные, вокруг, лес, подступает вплотную к реке, чай не Волга это, и даже не Дунай, какой.
Проплыли километров... много проплыли, и по-моему плавание измеряется в милях, а как перевести километры в мили? Тем более если я не знаю, сколько километров мы проплыли?
Так вот, на корме рулем, ворочает тот самый Аксёнов (который сорок кг весит), и из леса торчит шест с белой тряпкой, а это знак. И Аксёнов ведет наш "Кон-тики", на тряпку, то есть на шест, это наш причал. Рядом работают парни, снимают кусачками, топорами и т.д. проволоку с плотов, превращая плот в кучу бревен, тут же занося их поглубже в лес. Метров на пятьдесят - сто, больше не нужно, нет особой необходимости. Может немцы и найдут те брёвна, но пока они найдут пиломатериалы, время уйдёт, а мы будем очень далеко, с такими темпами можем и до Берлина дойти.
Под вечер, уже всей компанией, мы были у аэродрома, вот тут можем и отдохнуть, Карасевич с Акмурзиным, и с ребятами, вплотную у взлётной полосы (аж в трёхстах метрах), следят, рядом саперы, правда в метрах трехсот от Михасей, готовят позиции для стрельбы. Три пулемётных гнезда, и траншея для двух веловзводов, понятно что лисапеты будут ждать в тылу. Спросите зачем нам эти позиции? А что бы самолёты бить на взлете или на посадке, нам однофигственно когда.
Приготовив и замаскировав всё, будем ждать, это аэродром подскока, вот подскочат и мы их, встреченный нам местный, поведал, что каждый день летают. Правда пришлось пока товарища Крупенько, пока задержать, нет человек он наш, советский, но вдруг с женой поделится, а та с соседкой, и пошла, звенеть губерния. Нам этого не надо, предпочитаем пока инкогнитить по полной, подлетят фашисты, начнём бой, и пусть Крупенько катится колбаской, по Малой Спасской.
Нет, на аэродроме стоят два самолета, еще на краю сиротливо приткнулись две наших чайки, но сразу видно, что они нуждаются в серьезном ремонте, а может и ремонт не поможет.
Да то не важно, мы сторонники гасить журавля в небе, а синицу в руках придавить можно и позже. Вот и ждем журавля, сорри, журавлей, да пожирней!
Короче, прилетят самолеты, на пит-стоп, а они тут именно заправляются, и мы шарахнем по садящимся гадски-гитлеровским стервятникам, охрана и т.д. полезут на нас, а остальные подразделения батальона, войдут со всех сторон. Аэродром надо уничтожить, не повредить, а именно уничтожить, заложим их же бомбы (а запас тут должен быть) по разным частям взлётной полосы, и мучайтесь с бетоном фрицы!
Устанавливаем зенитный вертлюг для стрельбы из ДШК. Мы за полифунционализм, и лично Прибылов, придумал велоприцеп-вертлюг. На велосипедном колесе, которое установлено на прицепе, сбоку сделано устройство (ложе и ремни брезентовые) для крепления пулемета, сектор обстрела в результате получается в 360 градусов, колесо вертится и всё в шляпе. Так как прицеп лёгкий, то и можно угол возвышения можно менять как в сторону увеличения градусов того угла, так и в сторону уменьшения. Так, что мы готовы и во всеоружии.
Настала ночь, ждём и спим по очереди, КП моё чуть сзади позиции пулеметов, связи между подразделениями нет, это же не ДОН, но все знают свой маневр. Как только мы начнем стрельбу, конечно если появятся самолеты, мы начнём бой, а Скворцов поведет своих на аэродром справа (с юго-востока), Бусинка поведет своих слева (северо-запада), не думаю, что фашисты устоят.
Все, я сплю, где-то в трех километрах от меня спит Анюта, а в сотнях километрах Маша, а я один, правда рядом храпит Крупенько и охраняющий его Аксёнов курит, пряча "собачью ногу" в кулаке (простите, "козью").
Глава XII " Шестой день . Отдых "
18 августа 1941 года где-то на Украине (в 1 4 0 - 18 0 км от госграницы СССР).
Кто-то меня толкает, что случилось, а это Астафьев:
- Товарищ капитан, тут до вас гонцы пришли, ходоки понимашь.
- Что за ходоки, - не понимаю, я спросонья.
- От товарища военверт..., от товарища воернвет, короче от товарища Бусенко.
- Зови сюда.
Предо мной появляется забавная троица, один высоченный, но худющий, блондин, у которого даже брови, практически белого цвета, и такие густые, да мохнатые, хоть косички завивай. Второй типичный монголо-татарец (или татаро-монголец), для пущего сходства на боку висит устрашающих размеров ятаган, а с другого бока колчан с стрелами, зато одежка эркекеашная. Третий боец низенький, кругленький, с усами а-ля Тарас Бульба, практически Санчо Панса.
- Слушаю товарищи.
И сразу начинается шепот, но разобрать что-то трудно, ибо они говорят одновременно, разными голосами на разных скоростях и т.д.
- Отставить! Говорить по одному, кто главный?
Монголо-татарец с Санчо Пансой молчат, и начинает говорить длинный:
- Товарищ капитан, мы от нашего комэска, там танки.
- Где там? Что за танки, четверки, тройки, а может двойки или чехи?
Опять начинается галдеж, вот блин.
- Отставить, сказано говорить по одному. Еще раз галдеть толпой начнёте, расстреляю всех троих к чёртовой бабушке, ясно? - ребятки кивают, подтверждая.
- Товарищ капитан, нас послала. товарищ военветврач, на нашей стороне аэродрома стоят два танка, похоже танки лёгкие.
- Т-I, Т-II?
- Нет, не немецкие, похожи на наши первые танки, ну помните "Боец за свободу тов. Ленин", еще в гражданскую у беляков отбили.
- "Рено FT-17" значит, и чего вы их испугались?
- Мы не испугались, просто если вы начнёте стрелять по садящимся самолетам, то оба танка пойдут на вас, вот товарищ Бусенко и отправила вас предупредить.
- Понятно, она вам предложила скрыть свои имена?
Ведь они же должны были представиться, или нет? Лица, конечно у них знакомые, понятно, что из конников Бусинки, но есть же устав и т.д.
- Младший сержант Нил Андреевич Шубарин.
- Красноармеец Викентий Алексеевич Кравчук.
- Кираснаармеиц Рахим Нурматов, отчиства нету.
- Понятно, так вот ребятки, останетесь пока тут, пойдёте втроем назад, к пушкарям, и немецкую колотушку, вместе с расчётом сюда, потом обратно к товарищу Бусенко, ясно?
- Так точно, товарищ капитан, - опять хором, но теперь стройно и членораздельно отвечает группа товарищей от Ани. И ребята спешат в наш тыл, проходит полчаса. вокруг ночь, цокают копыта, и красноармеец Федюнин (командир "колотушки") появляется вместе со своим расчетом.
- Товарищ капитан, расчет противотанкового орудия, по вашему приказанию прибыл, красноармеец Федюнин.