- Думаю взвода конников, достаточно, отделение потом отведет животину на базу, ну или до места встречи.
- Добро, а что делать остальным?
- Остальные могут очистить Торопевичи, это деревня в десяти километрах на юго-восток. В деревне сто дворов, взвод немцев отдыхают там, охраняют фашистский дом отдыха. Гитлеровцы устроили дом отдыха для своих побитых танкистов, вот можно побить охрану, и одновременно этих самых курортников, думаю хорошее дело.
- Конечно хорошее, главное богоугодное, - я засмеялся.
- Если вы, товарищ капитан, не против, то я с взводом пойду на совхоз, а вы устройте фашистским танкистам карачун, повоевали и хватит, баста!
- Хорошо, сколько тебе человек надо, и откуда информацию спозаранку надыбал-то?
- Дык, вечор еще, с прощеными полицаями поговорил, они после шомполов, такие откровенные были, товарищ комдив, ой товарищ комбат.
- Аня, а ты с нами, или тоже молочно-товарного склада ума, будешь?
- С вами пойду, охота мне танкистов немецких саблей пощекотать.
- Нет пока, но надо, же уж научиться, пора, - хохочет Анюта.
Вскоре вышли в поход, идем по нашему обыкновению в виде немцев, а ведет нас снова Шрайбер, то есть Нойер, но в обличье (тем более с документами) Шрайбера.
То есть по дороге едет на велосипедах взвод унтер-офицера вермахта Гюнтера Шрайбера. И среди "велофашистов" качу на своем das Fahrrad, я, собственной велоперсоной.
Параллельно нам, но в двухстах-трехстах метрах глубже в лес, идет эскадрон Бусинки, бесшумники Акмурзина и эскадрон Скворцова, это так сказать поддержка.
На въезде в село, дорогу преграждает шлагбаум, и видна охрана гитлеровского КПП, эти клоуну каски на свои пустые головы нацепили. На фига им тут каски?
Понимаю когда каску надевают во время боя, осколки, летящие от взрыва камни и т.д., всё же защита, а тут зачем.
Подкатываем и господин унтер-офицер (это который Шрайбер) подкатывая орёт на часового, тот зовёт своего унтера. И тут начинается непереводимая слова игр, тьфу игра конечно слов. Почему, непереводимая, да потому, что мне этот разговор ни в жизнь не перевести.
Затем наш "унтер" вытаскивает бумаги и показывает гитлеровскому (настоящему) унтеру. Нойер почти час письмо мостырил, а печать и подпись (в виде факсимиле) необходимого гражданина фашиста (а именно того самого Фицлебена), мы типа посланы на помощь охране санатория, так как некий ДОН шастает в округе. Обе печати, и собственно печать и факсимиле сробил сам Ашот, а его фирма веников не вяжет.
Но что-то пошло не так, совсем не так, ибо унтер (ихний унтер, не наш) схватился за свой пистолет, да вовремя кто-то из акмурзинских лучников, заткнул глотку фашистскому пересолдату. Стрела пробила горло арийскому служаке, тот повалился, то есть он еще не повалился, как вокруг затренькали стрелы, а повалился он уже позже.
И опять не повезло нам, потому как один из гитлеровских вояк успел выстрелить, правда уже падая, и в небо, но звук... Короче пришлось вперед пускать конников, те рванули размахивая саблями, вперед вырвалась Анюта, вот девка-неугомон. Потому как сабли-то у неё и нет, а размахивала она штатным наганом. Хорошо Анна конем управляет плохо, и вперед вырвался старшина Скворцов, а затем Бусинку обогнали еще человек десять, как пить дать убили бы её фашисты, скачи она так же впереди, тоже мне Жанна дАрк.
Выбегающих из дома-казармы солдат вермахта, угостил пулеметными очередями красноармеец Мамука Гвазава. Он парняга огромный, и в его руках дегтярь выглядит как маленький автоматик. Пока Мамука стрелял, сабельники доехали до немцев, те тоже стреляли, но не сильно преуспели. Ранили Гвазаву, убили красноармейцев Фирсова и Муждагулова. Зато потом танкистам кирдык приходил долго и упорно, потому как гоняли их по всему санаторию, и рубили. И стреляли тоже, но и они отстреливались, танков у них нет, зато нашлись пистолеты. Убили Федорова (балагура мордвина) и ранили четверых, причём одного смертельно, и в течении часа, красноармеец Анциферов, москвич-сапожник, умер.
В итоге всего, мы убили тридцать два фашистских танкистов-курортников, взвод охраны и под горячую руку попал медперсонал курорта. Правда, все убитые были мужчинами, после этого приступили к ликвидации коллаборационизма в отдельно взятой деревне. Немцам, в охране, оказывается, помогало двадцать полицаев, тринадцать местных мужиков, остальные семь - бывшие красноармейцы, предатели.
Предавших присягу расстреляли, с полицаями разобрались, из них шесть человек оказались гнидами, потому и их прислонили к стенке, да патронов не пожалели. Остальных отпустили, предварительно промассировав ягодичные мышцы шополами, чтоб неповадно было.
И в этом селе провели собрание, и там я толкнул речь, кстати, с каждой новой речью, чувствую, что скоро догоню и перегоню всяких Демосфенов с Цицеронами.
Потом мы пошли на соединение с "скотопромышленниками", заранее было обусловлено, что встретимся в лесу, в пяти километрах от Ласкевичей.
Оказывается и Михась сходил удачно, правда и там есть потери, убили бойца Стыцкевича, и ранили двоих, зато фашистам и их подфашистникам пришел конец. военнопленных, которые пошли на службу к немцам, получили по ушам, а потом пинок по мягкому месту. Это всего лишь трусы, они не пошли в полицию или в каратели, они выбрали путь работника на молочной ферме. Видимо лучше быть дояркой, чем воином и мужчиной, а раз выбрали женский путь в жизни, что от них мужества требовать?
Скотина ушла к ДОНу, с скотиной ушел младший Головченя и десять наиболее скотопригодных и перегоноумелых бойцов, причём пригодился киргизский пастух Токтогулов. Наверно ему по фиг было где бычков с коровами гонять, что в степях Киргизской ССР, что в лесах Белорусской ССР.
Все остальные пошли теперь на юг, предварительно похоронили погибших, раненых оставили в сторожке лесника. Нет у нас транспорта для перевозки раненых, зато для охраны остались два красноармейца, Соломин и Соломахин. А мы пошли по своему пути, и на пути у нас теперь железнодорожный мост, построен он еще при Александре номер два, и в тираж выйдет завтра.
До наступления сумерек, мы шли, а уж с сумерками устроили привал, в темноте можно и на сучок глазом наткнуться, а глаз запасных у нас нет.
Глава X " Четвертый день . Дождь "
16 августа 1941 года где-то в Белоруссии (в 120 - 160 км от госграницы СССР).
Начался четвертый день, и с утра день не задался, потому, как часов с шести начался дождь, мелкий, противный и что самое плохое - долгий. Проснулись мы именно от дождя, ночевка под моросящим дождем не лучший досуг партизана. Пришлось доставать шинели и надевать, ну и что, что лето еще, простуда нам противопоказана, но есть и в этом плюс. Плюс этого дождя в том, что мы можем спокойно напасть на нашу цель, на желдормост, просто если дождь не перестанет (а он вовсе не собирается останавливаться) то мы можем довольно близко подобраться к самому мосту.
Быстро позавтракав, идем вперед, все еще на юг, и мы почти на Украине, вот мост перейти и уже земли братьев украинцев. Хотя и тут в Полесье, украинцев хватает, и русских (и стой стороны и с этой) и вообще нельзя разделить наши народы, невозможно. Ни один этнолог или этнограф не сможет точно указать, где начинается русский и где кончается украинец (или белорус). Опять я куда-то вбок по мысли отвалил, видимо это последствия контузии.
Так вот село Ковеньки, а за ним мост, этот-то мост нам и нужен, то есть не нужен, то есть нужен, но не нужен целым. Противно чавкает грязюка, хоть и недавно начался поставщик осадков, но грязь уже повсеместно, конникам полегче, а велосипым похуже. Нет велосипед идет в грязи неплохо, но проблема в том, что сцепление с землёй не так хорошо, как на сухом грунте, и например повороте, можно так навернуться, что неделю придется одёжку отстирывать.
Но мы идем вперед, как я уже и говорил, в такую погоду хороший (да и посредственный тоже) хозяин собаку на двор не выгонит. Да и звук дождя будет скрывать наши шаги (или топот).
Идем долго, без дождя мы бы час назад дошли до Ковенек, но пока еще телепаемся, месим глину. Нет, охрану мы могли бы снести взводом-другим, но мы должны тем самым мостом воспользоваться, что бы переправиться. А перейдя реку, взорвем, хотя рельсы не самый лучший автобан, но лучше так, чем переплывать, например с великом на загорбке.
Скачем (какая уж скачка, колупаем по грязи) с Аней.
- Анют, а ты когда на коне скачать научилась?
- Никогда, села и поехала, кобыла у меня политически грамотная попалась, понимает, что нельзя ронять авторитет командирши, - хохмит Бусинка, - а ты сам, Виталенька?
- Ну, практически так же, да и лошади осознавали, что они облечены доверием и несут тушку комдива, а теперь осознали, что и комбатская репутация вещь не последняя.
- Как тебе погодка?
- Такую погоду, наверно и называют - срань господня, - богохулю я.
- Точно, товарищ капитан, не погода, а шахер-махер еврейский парикмахер.
- Ау, мало того, Михась, ты встреваешь в разговор третьим, так еще и антисемитизмом страдаешь.
- Нет, товарищ капитан, никакого антисемитизма. Во первых я эту приговорку у одного знакомого еврея подцепил, у Изи Цукермана, правда он не парикмахер, а сапожник. Но человек золотой, соседом моим был, это еще в Оренбурге, скажем до получки долго еще, а денег кот со своими кошенятами наплакал, а жрать хочется, и в такие моменты запросто можно было у дяди Изи занять. Никогда не отказывал, меня родитель часто под конец месяца к Изе посылал, и хоть бы хны, хоть тридцатку, но достанет и даст. И хоть бы раз попросил возврат, как только получали зарплату, мама или папа, я относил деньги, и что такое проценты дядя Изя не знал. Так что зачем мне антисемитизмом страдать, а? Нет, товарищ капитан, к евреям у меня отношение ровное, вот казахов, не любил, было дело. У нас-то в Оренбуржье казахов много, и бывали драчки с казахами. как-то поймали меня казашата и отодрали как сидорову козу. Правда и мы их бивали почём зря. Но произошла одна история, пошли у меня тёрки с одним казахом, из-за девки конечно, в параллельном классе училась украинка одна, Олесей звали. Ну и соёлся на тот момент свет клином на ней, и для меня и для Канбая (так звали казаха), решили мы устроить дуэль на кулаках. Уговорились встретиться у кинотеатра, встретились, и только хотели начать выяснение отношений, как три пьяных то ли урки, то ли просто придурков приблатнёных, на девку одну наезжать стали. Я и полез девку отстаивать, она с нашей школы, правда года на два старше. Тут урки стали меня бить, думаю хана, убьют к чертям, а потом раз и уркаган один свалился, а вся морда в крови, это Канбай его какой-то каменюкой приложил. И сразу стало полегче, двое блатных против меня с Канбаем, ох и получили мы по организьму, но и ответки дали так, шахер махер, еврейский парикмахер, что уркаши бежали свои организьмы спасая. И какая к чёрту после этого дуэль? Мы с Канбаем лучшими друзьями стали.
- А с Олесей что? Кому досталась? - интересуется сентиментальная Бусинка.
- А черт ее знает, вроде закрутила с монтером Дзюбой, точно уж и не помню, но это позже было. Так вот с Канбаем мы стали лучшими друзьями, вместе поступали в военное училище, хотели в лётное, да оба медкомиссию не прошли. Оба стали пехотными командирами, и если меня послали в Белоруссию, потому как мои родные края освободили от панской Польши, а другана моего, Каримбаева, ну Канбая, на Украину отправили, то ли в саму Одессу, то ли в её окрестности. Так что я вполне себе интернационалист, особенно в женском поле.
- Еще один султан-многожёнец, - шипит Аня.
В такой пустой болтовне прошли еще полчаса, и наконец, мы у моста.
- Ну, что скажешь командир разведки, что делать будем, надо и деревню почистить и мост долбануть, может, разделимся?
- Да, я думаю мой взвод и взвод этого татар-монгола бесшумного, справится.
- Почему татар-монгол-то, вроде внешне Акмурзин еще тот рязанец, - говорю я, и действительно внешне Фатхула ничем на сына степей не похож, блондин соломенного света, нос картофель и веснушки-конопушки мо всей морде лица.
- Да из лука стреляет знатно, не всякому татаро-монголу такое снилось, а внешность? Дык не с лица же воду пить, вон муждагулов внешне еще тот монголо-татарин был, зато геройский парень, и погиб за нашу Родину, так что при чём тут лицо, товарищ капитан.
- Понятно, тогда бери Акмурзина, и вперёд, а мы тут деревню почистим.
Я самолично, подошел к первой же хате и постучал, а в ответ тишина, хотя чувствуется, кто-то в доме есть.
- Хозяин, отворяй ворота, а то сейчас гранату кину, вот звона-то будет.
- Не надо гранату, пан полицейский, сейчас открою.
Дверь открывается, а за ней древний ветхий дед, современник пирамид наверно.
- Дедушка, не полицаи мы, мы Красная армия.
Удивленный дед осмотрел меня, кубанку с красной ленточкой, пощупал кожанку, маузер (то есть кобуру деревянную), особо оглядел ППШ, и говорит.
- Ласкаво просымо до хаты, товарищ командир.
Ну вот, а либерасты да потомки бандерлогов. говорят, что украинский народ при Сталине не любил красных.
- Старуха, снидать е що?
- Зараз буде, - говорит такая же ветхая старушка и мечется по хате.
- Диду, - пытаюсь говорить на языке братьев - украинцев, - снидання не треба, треба тоби попитаты. Ну, вроде дедок понял, и готовиться меня слушать.
- Полицаи або немцы в селе е?
- Нет, товарищ командир, немцив нема, полицаев дуже богато. С соседнего села вчера пригнали.
Оказывается, вчера укрепили охрану моста, коллаборантов прислали, но они в трех хатах, на краю деревни отдыхать изволят, самогонку лакают. Дед вызвался проводить до хат, где полицаи куролесили, и проводил, вот тебе и нелюбовь к коммунякам.
По дороге дед рассказал, что сам еще в 17 за Советскую власть был, потом правда всякие Скоропадские с Петлюрами, пытались Украину оторвать от Страны Советов. А потом Пилсудский (благодаря гению Тухачевского) все-таки оттяпал правобережные части Украины и Беларуси, вот старичок и жил мучался под панским гнётом. Два сына были (ну и три дочки), одного после восстания против панов, польские "усмирители" казнили, второй в СССР ушёл. А после 39-года, второй сын приезжал два раза (дочки замужем давно), инженером в Харькове стал паровозы (танки строит).
Вот тебе и западнэнец, как после этого верить Бандерам, лже-Гречаным и их потомкам?
Окружили дома, можно их обстрелять, конечно, но если начнется переполох, это может так Михасю с Фатхулой аукнутся, что мало не покажется, пришлось посылать гонца к мосту. И на велике, к реке метнулся Нил Кокорёв, самый наш быстрый велосипедист. Прошло полчаса, и Нил, вернувшись доложил ситуацию.
Оказывается бесшумники бесшумно (тавтология?) укокошили охрану моста. Часового снял ножом Епифан Чалых, сибиряк и просто хороший парень, он же проник на ту сторону моста и снял тем же ножом часового с той стороны. Остальных перестреляли из арбалетов, причем быстро и эффективно, с каждым днём, наши ребята воюют всё лучше и лучше. Нам остаётся, всего лишь переправится через мост, мирно, тихо и оберегая ноги коней, что бы не повредить их меж шпал.
Потому решили карательно-воспитательную акцию начать немедленно, ну я и начал, взвёл ПП и рванул в первую хату, во вторую хату спешенных конников повел старшина Скворцов, а в третью саперов повел Алесь Головченя (это старший из Головчень).
Не надо думать, что в полицаи шли только трусы и шкурники, были и среди них (оказывается) идейные и смелые. Я вбежал в хату, сделал короткую очередь в потолок и вскрикнул:
- Сдавайтесь полицайские рожи, конец вам пришел.
Один из таких смелых, открыл огонь из пистолета (ТТ вроде), выкрикивая при этом:
- Бей кацапив, бей москалий!
Эта сука всадила в меня по моему весь магазин от ТТ, а у ТТ такие невежливые и грубые пули...
Слава богу есть такая вещь как перемотка, но я тебя запомнил гад, я тебя найду, сука вислоусая.
Перемотало обратно.
Я вбежал в хату, сделал короткую очередь в смелого полицая и вскрикнул:
- Сдавайтесь полицайские рожи, конец вам пришел.
Смельчак корчился в агонии, и это деморализовало остальных "самостыйникив".
- Ну шо, хто жидив вбивал, хто коммунистов расстреливал, колитесь гады, - кричу я вода дулом автомата, по сидящим пьяным рожам. Винтовки (таки мосинки) стоят тихо в углу, видимо только вислоус с собой имел пистоль, остальные ни разу не БГТО.
Ребята слали вязать полицаев, а чего с ними церемониться, взяли они нас, они б не вязали, а сразу бы перестреляли.
Иду в соседнюю хату, и оттуда раздается гулкий выстрел мосинки, автомат наготове, и я просовываю сперва его дуло и только потом голову.
- Всё кончилось, товарищ комбат, они сдались, - говорит служака Скворцов. И действительно, в комнате стоит полтора десятка полицаев, причём в центре соит такая живописная личность, что сам Хмельницкий позавидовал бы его виду. Личность простоволоса, и с головы спадает оселедец, смешиваясь с длиннющими усами, надет на него синий жупан, а ноги в таких широких шароварах красного света, что можно было бы в них одеть всех присутствующих. Кстати, оселедец это не изобретение козаков, это вообще-то древняя прическа тюркских воинов и называлась она "айдар". Псевдоним Аркадия Гайдара оттуда. Так и слово жупан происходит от тюркского же слова чапан, да и слово казак (как и козак), происходит от слова казах, такие вот эти бандерофили и петлюролюбы эуропейцы с азиатским налётом.