Бабье царство - Игорь Осипов 10 стр.


 Что?  нахмурилась рыцарша.

 Он же неблагородный. И он ему уже лет триста. Он же халумари.

 Дура! В том то и дело, что он халумари. Вот если бы не граф да Кашон, который вспомнил ни с того ни с сего, что у него есть внебрачная дочь от интендантки его охраны, и не признал тебя полукровкой, ты бы так и прозябала среди слуг. И ни один благородный юноша не даст клятву помнить твоё имя. Ты бастардка! А так, слёзы дождя, тебя хоть этим попрекать не будут! И помнить тебя и твои подвиги будут ещё триста лет.

«Слёзы дождя». Это выражение равнозначно нашему сочетанию «горе луковое». Зато всё встало на свои места. Вдовствующий граф да Кашон, был известным на всю округу ловеласом и хитрым политиком, несмотря на то, что мужчинам в политику здесь очень сложно залезть. Не знаю точных причин, по которым он признал девочку, но, скорее всего, мать Клэр во время перестановок в ближнем окружении внезапно доросла до начальницы охраны или казначея, и чтоб обеспечить себе преданность и не опасаться ножа в спину, лорд дал дочке благословение. Отцовскими чувствами здесь и не пахнет. А других вариантов я не вижу.

 Но он же не человек,  прошептала Клэр.

 Не в мать пошла, и не в отца,  ещё раз протянула леди Ребекка, потерев переносицу,  Я тебе, дура, первые связи предлагаю. Кто знает, где они пригодятся.

На этом Клэр сдалась, и под любопытствующие взгляды всего небольшого войска подошла ко мне поближе, а потом опустилась на левое колено.

Лицо девушки было слегка растерянное, в противоположность ухмыляющейся физиономии Ребекки и надутой Катарины. Глаза бегали по моему лицу, а губы беззвучно шевелились, словно она повторяла какие-то слова, но никак не решалась произнести. Наконец, она опустила голову и забормотала.

 Благородный юноша, не окажешь ли честь принять подвиги, что обязуюсь свершать с именем твоим на устах, не внемлишь ли просьбе помнить имя моё и не откажешь ли в просьбе,  Клэр запнулась и нервно сглотнула,  вложить в ладони мои что-нибудь в дар.

Я молча кивнул и лишь огромным усилием воли сохранил серьёзное выражение лица. Чую, вернусь на базу, сделаю доклад, и все сотрудники будут по полу от смеха кататься. Это же надо вляпаться в анекдот и стать дамой сердца, ну то есть мужчиной для души. Но ритуал требовал завершения, иначе нанесу огромное оскорбление этой будущей рыцарше. И потому с огромным облегчением стянул с уха ненавистную серьгу, навешанную мне специалистами по имиджу и местной культуре. Будь они прокляты сто раз.

 В нашем мире, мире полупризраков, есть традиция. Обмывать достижения и свершения. Дай свою чашу.

Клэр начала подняла со щита свою кружку с вином, а я опустил в неё серьгу.

 Теперь выпей, оставив лишь вещь. И с этого мгновения она станет твоей по праву.

Оруженоска коротко поглядела на Ребекку и приложилась к краю.

 Имя,  прошептала леди, когда девушка допила напиток,  имя скажи.

 Имя мне Клэр хаф да Кашон,  торопливо выговорила оруженоска, что значило наполовину графиня. Помнится, в русской истории тоже нередки были случаи признания графьями и князьями детей, сделанных на стороне, но если здесь добавлялось слово хаф, то дома, в восемнадцатом веке обрезали часть фамилии. Например, князь Потёмкин и Елизавета Темкина, внебрачная дочь его и Екатерины второй. А если взять глубже, то князья Древней Руси тоже признавали детей вне брака. Пример тому князь Владимир Святославович рождён был рабыней-ключницей.

 Юрий да Наталия. Свободный халумари,  с улыбкой произнёс я в ответ.  Я принимаю твою просьбу.

 Выпьем!  прокричала рыцарша.  Герда, ткни в козу, готова ли.

Сидевшая у вертела солдатка чиркнула ножиком по туше.

 Сырое.

Все пригубили хмельное и замолчали, задумавшись каждый о своём.

Смешанный с дымом запах запекающегося мяса, шипящего падающими на угли капелями, стягивал желудок лёгким голодом. От костра исходил приятный жар.

Рядом чесался о дерево выпущенный из упряжи бычок. Грызла сухую лепёшку одна из солдаток Ребекки. Борзые собаки лежали высунув язык у ног второй. Третья же с тихим ворчанием чистила пучком сухой травы деревянную ложку. Все поглядывали в сторону угодившей на этот ужин козы. Даже слышалось урчание чего-то желудка.

 Расскажи о себе,  вдруг произнесла Катарина.  Расскажи о том, как ты жил дома.

Я поглядел на наёмницу, которая с задумчивым видом крутила в руках свою чашу.

 Что именно ты хочешь услышать?

Она пожала плечами.

 Наши края, отличаются от ваших. И я не знаю с чего начать,  пробормотал я, вспоминая школу, срочку, купленную в ипотеку квартиру, глупую работу неудачные отношения и расставание с девушкой, бросок словно в омут с головой на собеседование на роль рабочей лошадки прогрессорства, форсированную подготовку к переброске, отдающуюся болью в мышцах и опухшей от тонн информации головы, прошедшую словно в тумане операцию по подсадке гель-процессора, тошноту и рвоту портала, а потом новый дивный мир. И весь рассказ ещё нужно адаптировать для местных реалий.

А потом я заговорил. Слова рисовали город-миллионник, созданный из стекла и стали, асфальта дорог и нескончаемого света фонарей, вечной спешки и одиночества среди толпы. Рисовали множество людей, большинство из которых ты видишь в первый и последний раз, хотя с рождения живёшь с ними в одном мегаполисе. Рисовали царапающие своими небо летучие кораблисамолёты. Рисовали огни рекламы, жадно бросающиеся на проходящих мимо людей со своими «купи, вложи, трать». Рисовали детей, играющих с голограммами на обочинах серых дорог. Рисовали великую сеть, где вместо обретения бесконечных знаний мы впустую тратим часы свои жизни, оторвавшись от реального мира, действительно став наполовину призраками. Слова рисовали не только тоску и печаль, но и ткали для окруживших меня женщин другой, волшебный мир. Он был таким, что мясо и мёдэто еда не на праздники, а на каждый день. Что мы не боимся ночной тьмы, потому что почти не встречаемся с ней лицом к лицу. Что трудятся за нас рукотворные големы-роботы, и живые рабы не нужны. Что все люди, невзирая на чины и сословия, обучены грамоте и счёту. Что можно сесть в быстрое авто и домчаться в единый миг за сотни миль, не тратя времени на долгое странствие. Что великая сеть не только пожирает души, но и дарит свободу, какой раньше не было.

Я говорил, и меня слушали, разинув рты. Я говорил, умолчав о том, что не советовали рекомендации системы, как, например, о демоне в моей голове или числе солдат в нашем стане, не нужно им знать этого. Как нельзя знать о политике, армии, оружии, а также всем, что может опорочить образ халумари.

Я говорил долго, замолчав, лишь когда передо мной легла чаша с горячим мясом. На рёбрышках, как люблю.

Глава 10Зайти на огонек

Архимагесса Николь-Астра сидела на полагающемся ей по праву местетроне главы совета, вырезанном из дуба, украшенном позолотой и драгоценными камнями. Она даже не сидела, а горделиво восседала на нём, подложив обшитую багряным бархатом подушку для мягкости. Ухоженные пальцы с золочёными ногтями, обильно украшенные перстнями медленно постукивали по дубовой столешнице зала собрания, а взгляд карих глаз направлен на вырезанную посередине нишу, где крупный, тщательно промытый и просеянный песок с лёгким шуршанием создавал объёмную карту прилегающих к цитадели магистрата земель. Леса, поля, горы, реки, замки и деревни, все они воплотились в жёлтом песке.

Стук разлетался по небольшому, исполненному в белом мраморе и малахите залу с высокими окнами. Дополняли убранство украшенный золочёной резьбой потолок, тончайшие шёлковые занавеси на окнах и покрытые цветной эмалью медальоны-барельефы, каждый в локоть поперечнике.

На карту глядела не только она. За столом молча сидел весь малый совет. Все двенадцать волшебниц. Сильнейших женщин этой части света. Многие на равных говорят с королевами, а иным это ещё предстоит.

 Линда,  далеко уже не юным и оттого низким и хрипловатым голосом позвала архимагесса начальницу тайной канцелярии,  что там твои глядуны шепчут нового?

 Нам бы старое дерьмо разгрести,  ответила ей седовласая сухая женщина, чья длинная и густая белая коса, подхваченная для контраста пурпурными нитями, свисала почти до самого узорчатого паркета.

Линда да Маринья могла себе позволить грубые слова, ибо была второй после архимагессы личностью в совете. Могла, и постоянно этим пользовалась, за что её за глаза прозвали старой прачкой, ибо материлась, как чернь.

 Да Кашон посадил в темницу свою экономку, обвинив в измене и растратах,  продолжила Линда, откинувшись в кресле.  Новую уже назначил. Пробуем подобраться к ней, подсунуть затычку в виде смазливого мужичка из нужных нам людей. Она уже давно вдова и против не будет. Особенно если на прежнего любовника какое-нибудь дерьмецо нанюхать,  Линда сделала паузу, широко зевнув, и продолжила.  Графиня Да Кананем опять сиськами меряется с торговыми гильдиями Галлипоса, пошлины не поделили, как бы провокаций не было. Да Кананем та ещё сука. А маркиза Арская держит нейтралитет. Она хочет усидеть на трёх членах сразу. И с гильдиями не поцапаться, ибо те ей отзвякивают серебром и золотом за безопасность дорог и порта, и отношения с Да Кашоном не испортить, несмотря на то что он хочет присунуть свой скользкий стручок в соляные шахты Галлипоса, и с Да Кананем они кузины.

 Что в Таркосе? Старушка жива?

 Пока да, но нам нужно срочно пристроить её младшенькую, чтоб не было грызни за престол. Междоусобица обернётся падением прибыли от торговли зерном. Сама знаешь.

 Хорошо,  протянула архимагесса, отпив из золотого кубка разбавленного вина, и перевела взгляд на пухленькую ведьму в зелёном бархатном платье,  Карина, что с халумари?

 Бесят!  процедила та в ответ и кинула надкушенное яблоко в воссозданную на песчаной карте обитель полупризраков.  Я старшая архивариесса, а не шпионка. Я их не понимаю!

Николь-Астра тяжело вздохнула и шевельнула пальцем. Яблоко тут же высохло и рассыпалось в труху, а потом песчаная волна отнесла этот мусор к краю ниши.

 Выговорись. Полегчает. И мы послушаем. Может, чего нового узнаем,  произнесла она.

 Они перерыли всё в округе. Делают глубокую лунку, землю заматывают в прозрачную ткань и отвозят к себе. Каждые пятьсот шагов лунка. Кроты бесовы. Шесть артелей землемеров. А зачем им земля, не знаю. Для колодца мало. А соли, разных руд и золота там нет. Наши лозоходчицы все пощупали сто лет назад. Засылаю горностаев или птиц, чтоб потом мои глядящие-в-даль подсматривали, но пока ничего не понятно. Говорят на своём языке, не подслушаешь, хотя понемногу учимся чужой речи. Их зверомужи не проявляют никаких признаков войны. Всё строго по распорядку, можно на часы не глядеть и время сказать. Проснулись, поели, занялись муштрой. Опять поели, опять муштра. После ужина либо глядят на большое волшебное зеркало с картинками либо читают. Всё. И эти цветные бумажки со сказками для черни уже бесят.

Карина стиснула кулак, глядя на архимагессу, а та молча слушала. Она сама назначила главу хранилища знаний на это задание, ибо считала, что белокнижница засиделась, того гляди пылью покроется.

 Каждый раз, когда прихожу листать эти разноцветные небылицы, чтоб нечаянной крамолы на богов не было, меня просят поколдовать. И комната эта. Она мне не нравится. Вся в каких-то светлячках. Всё жужжит и гудит. И этот халумари, слащавая тварь, глядит нехорошо. Не как на женщину, и не как на чужой кошелёк. Как на потрошёную крысу. Поколдуйте, да поколдуйте. То свечу подсовывает, чтоб зажгла, то монету, чтоб сдвинула. Бесит!

 Успокойся, истеричка,  грубо прокаркала Тереза по прозвищу Лютая. Высокая и до сих пор жилистая глава стражи когда-то получила стрелу в горло. Жизнь спасли, а прежний голос нет.  Их никто не понимает. Торгуют безделушками. Помогают всем за медную монету. Книги печатают. В политику не лезут. Я тоже не знаю, что им нужно.

 Поколдуй, говоришь,  протянула архимагесса.  Поколдуй.

Она вдруг вскинула брови и улыбнулась.

 Послушай, моя дорогая. Отказывайся колдовать. Улыбайся, будь вежливая и ласковая, пей вино, да хоть трахайся с ними, но не колдуй больше. А я пока подумаю, что с этим делать. Линда, пересчитай всех халумари, что не в обители, и приставь к каждой артели по девке. Пусть магессы будут не сильные, но с головой. Чтоб все видели, что халумари делает добрые дела, а рядом с ним член магистрата.

 Умом тронулась?  переспросила глава тайной канцелярии.  Зачем нам это? Ты только усилишь их влияние. Как бы ни обернулось потом нам членом в голову.

Николь-Астра встала и оперлась на стол.

 А думается мне, что у них нет магии,  прошептала она.  Они пытаются понять её. А магиянаш козырь. И если мы сможем предложить им нечто очень нужное, то, чего у них нет, сможем диктовать новые условия и требовать поддержки.

 И чем они помогут? В чём?  хмыкнула глава стражи.

 А вот ты это и должна выяснить,  ехидно произнесла архимагесса

* * *

 А-а-а, Галлипос,  радостно протянула леди Ребекка, когда мы выехали на очередной склон. Да, наутро рыцарша приняла решение возвращаться, чтоб пополнить припасы, и предложила подбросить нас. Вместо оставшихся трёх дней, поджарые беговые бычки доставили нас за день. Всю дорогу стоял на подножке её колесницы. Это лучше, чем брести пешком. И пришлось быть на ногах, как в переполненном трамвае, так как имелся шанс отбить пятую точку о деревянную скамейку, ибо амортизаторов у этого транспортного средства не было совсем.

Как-то подумалось, что наши не подумали о транспорте, отправляя меня пешим. Запросто же можно было купить беговую корову, несмотря на то, что она стоит как местный спорткар. Бюджет страны такую сумму не заметит. Вернусь, обязательно найду того, кто делал рекомендации. Выскажу, что думаю.

Всё то время, что Катарина ехала на колеснице Клэр, наёмница хмуро молчала. Даже когда спешивались на привал, не проронила ни слова, лишь угрюмо грызла свои лепёшки из солёного пресного теста, да запекла на углях своих улиток, раскалывая их потом камнем, как грецкие орехи.

А впереди, в окружении пшеничных и льняных полей показался большой город, стоящий на большом озере. До него осталось несколько километра, но даже отсюда были видны высокие шпили храмов и целых два замка. Огромное озеро, по размерам сопоставимое с Ладожским морем, кокетливо красовалось множеством корабликов с разноцветными парусами. Противоположного берега не видно, лишь ровная линия горизонта и вечерние кучевые облака, готовые принять два солнца, как мягкая перина.

Около десятка ветряных мельниц с медленно вращающимися лопастями заставили улыбнуться и поглядеть на рыцаршу и оруженоску, но на дона Кихота Ламанческого и Санчо Пансо они не тянули, типаж не тот. Ребекка скорее мельнику по шее даст, чем кинется на мельницу с оружием. Причём без суеты, с расчётливым спокойствием и несколькими запасными планами на всякий случай. А Клэр даже не пойдёт в бой на мельницу, пролепетав, мол, я думала подвиги, а там просто деревяшка. Если их сравнивать с персонажами ролевых игр, то Ребеккавоин сотого уровня, прокачавший всю ветку умений, а оруженоска только ещё изучает меню, шмыгая носом, и думая, не получит ли дюлей от самого простенького врага. Ей бы смелости побольше, но девушка росла обычной бюргершей, а тут сказали: «Завтра ты рыцарь, и никого не колышет».

 В купальни! Я хочу помыться!  громко произнесла рыцарша, отчего я опешил. Не от мальчиков. От слова помыться. Горожане, проживающие рядом с нашей базой, просто панически боялись водных процедур.

 А как же учение о святости воды и недопустимости осквернять её своим телом?  оглядев весь бабский отряд, протянул я вопрос.

 Ха! Ты наслушался бредней последователей Ниркаты? Пылающая Агниявот правильная богиня, ну и покровительница удачи Такора тоже. Если бы магистрат не поставил свою цитадель в этом рассаднике грязи, они бы уже давно от чумы подохли, и дешёвый гранит добывать было бы некому. У них даже в колодцах вода тухлыми яйцами воняет, не то что здесь.

Я задумался. Либо меня ввели в заблуждение, либо наши ботаники из отдела изучения местной культуры слишком засиделись в кабинетах. Что-то каким-то абсурдом попахивает. Хотя если здесь пантеон, то вполне может быть, что чуть ли не каждый город имеет своих богов-покровителей. И в каждом городе свои правила. Даже в средневековой Европе Испания и север Германии были фанатичные не любители водных процедур, а восточная часть прежней Римской империи, то есть Византии, были менее строги к этим веяниям. Подумав так, поглядел на Катарину. Она же тоже в том городе живёт. Неужели, тоже грязнуля?

Назад Дальше