Может, потом продолжим? тихо спросила Катарина, выводя кончиком веточки вензеля.
Нет. Я хочу сейчас, произнёс Юрий, словно настырный мальчишка. Он попытался сделать укол палкой, как копьём, но храмовница отвела его в сторону и уклонилась сама, а затем перехватила деревяшку рукой.
Нужно что-то другое, улыбнулась она и дёрнула ветку на себя, выдёргивая из рук халумари, отчего тот чуть не упал вперёд от неожиданности. Катарина вдобавок подставила колено. Изображая удар в живот. Юрий только и успел, что вытянуть руки и упереться ладонями в это самое колено.
Два пистолета, вот и всё что нужно, зло процедил он. От остального толку нет.
Не расстраивайся. Обычную разбойницу ты верно сможешь одолеть, улыбнулась девушка и поглядела на вставшую позади Юрия ландскнетшу.
Та широко развела мускулистые руки и с криком: «Теперь моя очередь!» сгребла халумари в охапку, оторвав от земли.
Урсула! сдавленно крякнул Юрий, попытавшись освободиться, но это было невозможно.
Тётя Урсула, что ты делаешь? удивлённо повысила голос Катарина.
Теперь это мой трофей. Я, может, влюбилась под старость лет.
Тётя Урсула, поставь.
Эта широко улыбнулась наёмница, теперь моя очередь тащить его в камыши.
Не смей! закричала Катарина и ухватилась за руку Юрия, потянув на себя.
Порвёте, дуры! завопил халумари. Отпустите обе!
Лукреция уронила лицо в ладони.
Никакого чувства юмора, пробубнила она. Их в ордене из деревяшек, чтоб ли, выстругивают, а не из девочек?
Тем временем вопли стали громче, смешиваясь друг с другом.
Отпустите! орал Юрий.
Не отпущу! Хочу молоденького мальчика! хохотала Урсула.
Он мой! Пусти, сука старая! закричала Катарина.
Больно! Руку оторвёшь! снова заорал халумари и начал ругаться по-своему. Мелькали словечки, похожие на «блат», «нафик», «итит таю мат».
А потом голову волшебницы резануло лёгкой болью колдовского чутья, а над озером раздалось нечто похожее на звериный рык, издаваемый женской гортанью, дополнившееся криком Урсулы. У волшебницы волосы встали дыбом, и душа упала к мочевому пузырю.
«Только не это, мелькнуло у неё в голове, сейчас же всё умрём».
Печать! закричала она. Печать трещит!
Урсула, которой Катарина вцепилась зубами в руку, выпустила Юрия и попыталась свободной рукой освободиться от хватки озверевшей храмовницы. А сам халумари отполз в сторону, хватая ртом воздух. Наверное, мечница слишком сильно его сдавила от неожиданности.
Тише, тише, испуганно забормотала волшебница, заметавшись вокруг этой парочки. Урсула, вот зачем ты это сделала? Если печать сломается, она тебе зубами горло порвёт.
Я чё, знала, чё ли?! Отцепите её от меня!
Я сейчас. Я её убью! Да, убью, пока не поздно! затараторила Лукреция, а у само́й руки затряслись ещё сильнее, чем при шуршащей в кустах лисе. Мало ей Волчьей дозорной в деревушке, так ещё эта звереет. Волшебница начала бормотать, впопыхах вспоминая заклинание, которым убила разбойницу, но в этот момент перед ней вынырнул Юрий, растопыривший руки.
Не надо, пожалуйста. Я сам. Я сейчас. Не колдуй!
Он повернулся и обхватил рычащую девушку руками.
Катарина. Катя. Катюша, быстро, но чётко заговорил он. Всё хорошо. Это просто шутка. Это шутка. Я твой. Слышишь? Твой. Это шутка.
Бормочи, протараторила Урсула и сунула пальцы между челюстей храмовницы, из-под которых уже потекла кровь. Она ослабляет хватку.
Юрий вытянул руку и начал гладить девушку по голове ладонью, как кошку.
Отпусти её, Катарина. Всё хорошо. Я с тобой.
Рычание прекратилось, а цепкие пальцы, впившиеся в кожу Урсулы, медленно разжались. Девушка вздрогнула и отпустила свою жертву.
Стали видны окровавленные губы и торчащие из-под них острые клыки. Катарина вдруг затрясла головой.
Я Я Тётя Урсула, прости, залепетала она. Прости.
Девушка упала на колени и прямо на них подползла к недавней жертве, которая отступила на шаг, сжимая прокушенную руку.
Прости. Я не зверь. Я человек. Я человек.
Катарина зарыдала и уткнулась лицом в землю.
Я человек, неразборчиво бормотала она. Простите меня, пожалуйста. Всё простите. Я не смогла. Я не хочу быть зверем. Я человек. Почему это опять повторяется?
Храмовница несколько раз ударила землю кулаком.
Почему? Почему? Я же не заслужила.
Плечи девушки тряслись от плача. А рядом с ней сел Юрий, начав тихонько трепать растрёпанные волосы.
Ну, всё, успокойся, шептал он. Всё уже кончилось. Всё хорошо.
А у волшебницы от внезапно нахлынувшей слабости подогнулись колени. Она опустилась на землю и тяжело вздохнула.
Нужно всё начистоту высказать друг другу, отрешённо глядя в одну точку, произнесла Лукреция, иначе до следующей ночи недотянем. Надо действовать заодно.
Внутри у магессы было пусто
Глава 23Драгоценности
Ненавижу рыбами глядеть, выдавила из себя бледная, как верхушки дальних гор, колдунья и склонилась над деревянным ведром. Её с шумом вырвало.
В просторной, скромно убранной, не разбитой на комнатушки, как это обычно принято на постоялых дворах, мансарде, помимо неё, находились ещё трое. Все волшебницы. Все одеты как женщины из гильдии писцовс потёртыми нарукавниками из плотной крапивницы, испачканными чернилами передниками, и волосами, подхваченными похожими на обручи кожаными ремешками-фернатьерами, чтобы чёлка не падала. Простенькие серенькие платья с торчащими из-под них воротничками и рукавами рубашек-камиз из некрашеного и небелёного льна. Светло-серые чулки.
Одна сидела за секретером, сочувствующе глядела на страдалицу и теребила пальцами гусиное перо. Подсвечник на три свечи ронял яркий слегка дрожащий свет на наполовину исписанный лист бумаги, лежащий на наклонной столешнице, хорошо подогнанные друг к другу половые доски, большой сундук у дальней стены, наклонный потолок и полбенные стены. Вторая женщина быстро окунула тряпицу в небольшое корытце и протянула бледной магессес редким даром мирандо а ла дистанцио, то есть смотрящей-в-даль. А та, тяжело дыша и через силу сглатывая вязкую слюну, вытерла лицо.
Есть что-нибудь новое? властно и в то же время обеспокоенно спросила третья, пребывающая уже в возрасте. Она сидела на краю кровати и глядела под ноги, словно именно там был ответ на её вопрос. В отличие от остальных, палец магессы украшал перстень-печать, каким ставят оттиски на сургуче.
Халумари готовятся к встрече с вами, произнесла смотрящая-в-даль слабым голосом. Как и говорила, у них главныймужчина, имеющий титул, именуемый «генерал». Больше других с таким титулом нет. Он вызвал к себе помощников. Все мужчины. Отдал указание подготовить парадную одёжу. Обсуждал блюда на приёме и подарки с мажордомом, он у них называется зампатил, да, кажется, так. Ненавижу их букву «ы». И главное, они приручили каких-то жучков, которые слушает чужие разговоры для них. Несколько таких запущено в твердыню. На совете с главным дозорным обсуждали визит Старой Прачки к Николь-Астре. Довольны, что жучки послушно заработали. Я не знаю, что за слова такие «теплавиза» и «аэроцастат», но тоже хотят ими подглядывать.
Смотрящая-в-даль замолчала и снова наклонилась над ведром, а та, что ухаживала за ней, подскочила с табурета, подбежала к камину и зачерпнула из котла кружкой пахнущий мёдом и травами кипяток.
Попей, легче станет, скороговоркой произнесла она.
Не могу. Тошнит.
Попей.
Смотрящая, давясь, осилила кружку и выдохнула, а потом поглядела на старшую.
Госпожа Кассия, зачем вы настояли на встрече? Зачем выдали, что знаете о его главенстве? Они же будут искать.
Вот именно. Они будут искать. И искать то, что привычно им. Глядеть туда, куда сами бы подложили подслушивающие чары и послушных тварей. А для этого нужно разворошить этот муравейник, серьёзно ответила старшая волшебница и встала. Они не глупцы. И мышиную возню начали только тогда, когда хорошо устроились. Они уже купили с потрохами главу городка, задарили серебром всю стражу, все торговцы этого вонючего городишки уже под их протекторатом. Они терпеливо готовились, и теперь начали большую политику. Но магистрат им не по зубам. При этом они очень интересный и очень сильный противник, ухмыльнулась Кассия. Учись, пока я жива
* * *
Проснулся я не от холода, а оттого, что затёк бок, а ещё в ребро больно упёрся стебель камыша, из которого сделали подстилку.
А развернуться не получалось, так как Катарина, лёгшая вечером со мной, обхватила рукой и прижимала всю ночь к себе железной хваткой, так что пошевелиться трудно было. Никогда бы не подумал, что окажусь на месте моей бывшей, которая жаловалась на то, что у меня рука тяжёлая. Блин, гендерный реверс немного напрягает такими моментами. Это мне положено обнимать хрупкую девушку, а не наоборот. И это мне положено быть в сексе сверху. Не скажу, что я разочарован, или что мне не понравилось, но, когда инициатива не у менятоже напрягает. И уж сильно неопытна Катарина в любовных делах, и кроме голого да, голого энтузиазма ничего нет, хоть ликбез проводи. Но опять же, распутный мужчина здесь не в почёте, и лекцией о Камасутре можно только хуже сделать. Блик, надо что-то придумать.
Я открыл глаза и осмотрелся. Небо уже было по-утреннему серым, а на траве росы не было, так утро выдалось тёплым и даже душным. Урсула тоже ещё спала, сильно скрипя зубами и вошкаясь. Однажды она во сне пробормотала: «Саскэ ты. Хочу и пью».
Зато серая, словно с похмелья, волшебница уже складывала на погасшие угли хворост и кору. Заметив, что я гляжу на неё, Лукреция поджала губы и нахмурилась, словно решаясь на какой-то важный поступок. Наконец, тяжело и протяжно вздохнула и провела рукой над дровами.
Ку ла-ламас сэ-энцинидан, произнесла она речитативом. Я услышал быстро нарастающий свист, модулируемый датчиком, а через секунду кора вспыхнула, словно туда кинули горсть зажжённых спичек. Это простые чары де фуэгоогня. Нужно лишь представить жар, и он возникнет вслед желанию.
Я с кряхтением постарался высвободиться из объятий Катарины, но не смог. Девушка лишь ещё сильнее прижала меня к себе, заставив недовольно скривиться.
Зачем ты мне рассказываешь? спросил я, уже забыв тот момент, когда перешли на «Ты». Как-то само собой это произошло, впрочем, волшебница не возражала.
Кто такая система? вместо ответа спросила Лукреция, она провела рукой перед собой, и в воздух взлетел камушек, зависнув в нескольких сантиметрах над ладонью. Тихий свист датчика менялся в частоте по мере движения камушка. При резком движении или быстром торможении почти уходил в ультразвук, а при зависании гудел, как пчела. Прослеживалась чёткая зависимость частота и, скорее всего, затрачиваемой энергии на ускорение.
При вопросе о системе я задумался, а та подала голос.
«Запрещено сообщать местному населению о наличии процессора».
Заткнись, прошептал я, на что Лукреция прищурилась, а камушек начал отлетать от неё и снова приближаться, словно игрушка йо-йо, которая на верёвочке.
«Запрещено сообщать местному населению о наличии процессора».
Кому говорю, заткнись, повысил я голос и поднял глаза на волшебницу. У меня в голове живёт дух-помощник. Только она больна и не всегда помогает как нужно.
Тыкак она? кивнула в сторону спящей Катарины волшебница.
Ну можно и так сказать.
Тогда не удивляюсь, почему храмовница решилась на штурм крепости.
Это я-то крепость? усмехнулся я, а Лукреция подобрала ноги и сжала губы. В её глазах мелькнула тревога. Это оттого что Катарина, которой уже давным-давно положено проснуться, зашевелилась. А в следующий момент почувствовал, как мои шею и затылок начинают вылизывать шершавым кошачьим языком. А ещё почему-то ждал громкого мурчания, но потом вспомнил, что львы не мурлыкают. Продолжалось это всего несколько секунд, а потом, видимо, девушка окончательно проснулась, так как замерла и тихо выругалась.
Бездна, что я делаю? Да убережёт от непотребства Небесная Пара.
Девушка быстро осенила себя двумя перстами, встала с камышовой подстилки и потянулась. При этом её суставы выгибались так, как простому человеку недоступно.
Я могу поправить печать, тихо произнесла Лукреция. Я читала, как это делается.
Правда? переспросила Катарина, бросив быстрый взгляд на волшебницу. Я буду обязана вам.
Она поправила камизу, подхватила с травы чулок и, застыла в позе балерины. Сама стоит на кончиках пальцев левой ноги, а правая поднятая вверх, ровненькая-ровненькая, да и растяжка просто великолепная. Чулок оказался натянут до колена в одно неуловимое движение. А я невольно загляделся. Хотя немного сгущал неженский размер ноги, примерно сорок второй, но у местных барышень у всех так. Да и сами они не маленькие. Но ведь грациозная и равновесие держит на пять с плюсом, что есть, то не отнимешь. Или отнимешь?
Тело лёгкое, горько прошептала всё так же пребывающая в позе балерины Катарина, пошевелив пальцами на ноге. Я уже забыла, что так могла.
Девушка вздохнула и с тоской поглядела на эти самыепальчики.
Я готова. Что делать?
Сядь рядом лицом ко мне. Сними рубашку. Закрой глаза. Постарайся меньше шевелиться, показала перед собой Лукреция.
Катарина так и поступила, оставшись в одном чулке и панталонах, похожих на свободные трусы-боксеры. Теперь она сидела на коленях перед волшебницей, и та тоже опустилась на траву.
Джавла пара эле-монстро, начало тянуться заклинание, в котором едва угадывались значения слов. Оно произносилось на древнем наречии или каком-то малознакомом диалекте. Одновременно с этим в голове пели причудливую тихую мелодию не просто свист и треск, а сложные гармоники. Я насчитал их не меньше пяти. Лас барас сан-фуртез. Ё понго эле-селио. Кон эле-номбре делафурза.
«Клетка для чудовища. Прутья крепки. Замок на дверце. Печать ставлю я именем силы».
Магесса протянула ладонь к груди девушки, но не смогла коснуться, отдёрнув пальцы, как отчего-то горячего или колючего. А я глядел не только на руки волшебницы, но и на ровную спину храмовницы с напряжённо застывшими в ожидании своей участи мышцами дикой кошки. Загорелая, как после греческого пляжа, кожа только подчёркивала их.
Сейчас. Соберусь с силой, проронила волшебница и облизала губы.
Она выдохнула и снова потянула руку. Казалось, боялась ошибиться.
Стой, вдруг вырвалось у меня. Сам не знаю почему.
Лукреция бросила на меня непонимающий взгляд.
Не надо, произнёс я, вставая с земли. Пусть всё так останется.
Её надо обратно запечатать. Печать на соломинке висит, торопливо произнесла волшебница.
Она та, кто есть. Печать лишает её части души.
Она убьёт нас всех, если вдруг разум погаснет. Она дикий зверь.
Я сглотнул. Сам не понимаю, почему решил вмешаться. Вот зачем лезу? Ведь волшебница права и хочет перестраховаться, но нельзя так. Блин, не знаю. Это казалось неправильным.
Катарина неуверенно начала поворачивать голову, на что сразу получила окрик магессы.
Не шевелись, пока не завершу колдовство. Сорвёшься окончательно.
Я же сделал несколько осторожных шагов и положил на обнажённые плечи девушки, отчего та легонько вздрогнула.
Думаю, смогу её удержать. Ведь нужно просто привыкнуть, медленно вытягивая слова, продолжил я.
Она непредсказуема. Она как припадочная пеной трясучкой. Только не себе язык откусит, а нам головы, начала повышать голос волшебница.
Но ведь не откусила же.
Эта подала голос Урсула, которая тоже проснулась. Она пыталась, хорошо так пыталась.
Мечница подняла руку и показала окровавленные бинты.
Вот, взмахнула рукой в сторону пострадавшей мечницы Лукреция. Я же не просто так твержу, что сорвавшаяся опасна.
Мы сами сподвигли на это, тоже повысил голос я. Просто не давать повода для ревности. И не давать горячительного.
Нет! начала переходить на крик Лукреция. Ты готов терпеть рядом чудовище?! Я нет!
Она не чудовище! Ты разве не видишь? Она сидит почти без печати и покорно ждёт!
Ты хочешь надрезать нить её судьбы? тяжело дыша, спросила волшебница.
Может, она сама решит? процедил я, словно сплюнул. Вот упёртая эта ведьма.
Чего бояться? Ведь действительно, сидит и ждёт.
Сама? Ну, хорошо, Лукреция опустила глаза на Катарину. Ты хочешь быть опасной тварью, или обычней, как все?
Обычной она всё равно не будет, пробурчал я и сжал плечи пальцами. Она тем и хороша, что необычна.