Эти слова разгневали Казима ещё больше, и на его крик примчались слуги, кто с кочергой или дубинкой, а кое-ктои с ножом! Но и Пьер не оплошал, и на его призыв в дом вбежали спутники, ожидавшие во дворе. Тамплиеры, никогда не отказывавшиеся размяться в бою, особенно с сарацинами, сразу приняли воинственную позу, и разгневанный хозяин тут же понял, на чьей стороне сила.
Дубинки и ножи были опущены, прислуга выстроилась в ряд. Пленённых после битвы среди них не оказалось, как и среди закрытых чадрами служанок: никто не отозвался на призыв, девицы Бернадет среди них не было. Казим указал гостям на дверь, и, возможно, на этом столь неудачное знакомство с ним было бы закончено, если бы не следующие слова Джосселина:
Мы должны увидеть наложниц!
Услышав это, оглянулись даже тамплиеры: сразу стало ясно, что настоящей бури не миновать, и она началась тут же! Казим ибн Малик сорвал со стены заточенный палаш; слуги его снова навострили своё нехитрое оружие, и, казалось, драка вот-вот начнётся, но тут их прервал звенящий голос:
На наложниц могу взглянуть я! Яевнух!
Шум действительно затих, и все со странными чувствами уставились на Пелерина.
Я только задам им один вопрос, добавил тот нерешительно.
Он совсем не был уверен, что это удачная идеяназваться евнухом. Но другой мысли, как быстро сгладить конфликт, к нему не пришло.
Казим уставился на него с крайней неприязнью, но палаш пока опустил. Он ещё ни разу не встречал мужчину, который назвался бы евнухом, но на самом деле им не был; да и большой беды в том, что тот услышит голоса его наложниц, он не видел Его задевало иноеего пытались заставить показать то, что принадлежало ему и что сам он показывать не желал, и такое отношение было оскорбительным!
Позови Хафиза! кинул он всё же слуге, поразмыслив.
Тот убежал из комнаты и вскоре вернулся, но не одинс ним был весьма смуглый араб, с почти чёрным лицом, и очень надменный. Одежды его были гораздо лучше, чем у других слуг, с богатыми узорами, и лишь немного уступали в роскоши наряду самого хозяина. Лицо было худым, точёным, а в глазах застыла какая-то желчная злоба, как у собаки, готовой расправиться с врагом, как только её спустят с цепи.
Это те самые которые вопросы задают, по-арабски, с каким-то намёком сказал ему Казим, не скрывая в голосе яда.
Хафиз таким ледяным взором провёл по чужакам, что Джосселин даже проверил, свободно ли выходит из ножен меч. Но нападать на них никто уже не собирался, и, выслушав приказ господина, араб знаком показал Пелерину следовать за ним.
Спустившись по лестнице, миновав пару коридоров и снова поднявшись на этаж, они оказались в почти пустом помещении без наружной двери. Здесь стояли лишь стол и пара скамей, на которых разлеглись, прислонив копья к стене, стражи. При виде евнуха они тут же подскочили, не ожидая его в эту пору, но Хафизу было не до нихвыгнав их, он указал Пелерину на кованую решётку. С этой стороны на ней висел замок, с другой за нейплотная ткань.
Стойте здесь. Женщины будут подходить с той стороны. Можете задать им свой вопрос, а потомубирайтесь вон! по-арабски произнёс он, совсем не заботясь о том, поймут ли его.
Его жгло страшное чувство ненависти: он жаждал пронзить копьём чужеземца, позволившего себе так оскорбить его господина! Но Доминик ни разу не повернулся к нему спиной, словно шкурой чуя угрозу, и только дождавшись, когда тот выйдет, встал у назначенного места. Что было сказано, ему было несложно понять: хоть он не желал этого показывать, но он неплохо знал арабский язык, ведь несколько лет уже прожил в этих местах, когда здесь был иной правитель
Какое-то время он ожидал наложниц, но слышал лишь приглушённый смех и негромкие всплески, как будто где-то недалеко была вода. За решёткой так никто и не появлялся, и он стал подумывать даже, что его обманули, когда ткань вдруг действительно приподнялась и за металлическими прутьями удалось разглядеть закрытую чадрой женщину.
«А мне и не нужно на неё смотреть! с некоторой досадой подумал Пелерин. Лишь бы с памятью у неё всё было нормально!..».
Как тебя зовут?
Гарам, ответила она тихо, как дуновение ветра.
Ты никогда не называлась иным именем? Бернадет, например?
Нет.
Это правда? Если ты чего-то боишься, скажимы сумеем тебя защитить. Мы приехали с миром
Повисло напряжённое молчание, которое внезапно было прервано со стороны занавески словами Хафиза, уже на языке Пелерина:
Вам ответили, к чему ещё вопросы?! Следующая!
Женщина тут же скрылась, освободив место для другой.
Эта держалась тоже очень скромно, но по любопытному взгляду было ясно, что она и не прочь бы поболтать, если б рядом не было надзора.
ЯИздихар, быстро сказала она, не дожидаясь вопроса. А вы кого-то ищете? Я тут про всех знаю, я спрашивала
Среди вас есть женщина по имени Бернадет?
Если бы хозяин купил чужеземку, он приказал бы ей носить другое имя, но здесь я про такую не слышала. Тем более, у нас несколько девушек говорят только на арабском, значит, они не могут знать вас
А ты сама тут давно?
Полгода.
«Тогда это не она», подумал Доминик и, вспомнив наставления Джосселина, спросил:
У кого из вас светлые волосы?
О, волосы цвета дневного солнца? Это такая редкость У двоих, только у двоих; есть ещё одна, Камила, так у неё яркая голова, как солнце на закате. Она даже одевается в тон им, в ярко-огненный наряд, потому что хозяину так нравится, хотя она и старше многих
А что насчёт тех двух? Как давно они тут?
Одна, Басма, около года, а Фурат уже более трёх лет. Но она говорит только на арабском
Позови Басму.
Он нетерпеливо постукивал пальцем по решётке, ожидая, когда светловолосая красавица бесшумно подойдёт к занавеске.
Как ты здесь оказалась?
Меня купил хозяин, так тихо ответила она, будто не желая даже произносить слова.
Ты боишься? прислонившись к прутьям, также шёпотом спросил Пелерин, надеясь, что девушка перестанет страшиться.
Да, ещё тише ответила она, разговаривать с вами. Я всегда говорила только с отцом, а потомс господином Казимом, и большени с кем из мужчин
Доминик мысленно выругался, поняв, что и это не та, и произнёс:
Тогда скажи только: кто из вас главная? И позови сюда!
Через несколько минут он увидел яркие глаза Камилы. Та не стала ждать вопросов и, мельком взглянув на него, произнесла, упершись взглядом в пол:
Говорят, вы кого-то ищете. Но это не яя вас не встречала, и друзей у меня совсем нет.
Мне нужно только знать: когда вы приехали в этот дом, вы видели здесь незнакомую женщину? Здесь жила другая женщина?..
Светловолосая, англичанка?.. быстро, но очень тихо переспросила она.
Да, что с ней сталось? Доминик напряжённо ждал ответа, но Камила молчала.
Она размышляла, не рискует ли такой беседой. Неуверенно оглянувшись, она заметила, что Хафиз вышел из залы, и торопливо зашептала:
Здесь была женщина, я видела еёсначала её заперли вместе с нами; хозяин дал ей имя Базила. Потом она ему надоелаеё постоянно били за непослушание, и она стала некрасивая; некоторые её шрамы так и не зажили, а она и не смириласьне желала подчиняться. Он собирался убить её, но потом продал
Кому?
Не могу сказать Я это всё и так только по слухам узналачто-то у стражей услышала, что-тоу служаноксмутилась Камила, и в её глазах появилась горечь. Я бы и хотела помочь, но больше ничего о ней не знаю! Только, что она плакала всё время.
А сама ты как здесь оказалась?
Камила ещё раз оглянулась и прошептала:
Меня отдали Казиму в уплату долгаденег было взять не откуда, вот и откупились мной
А ты хотела бы сбежать?
Не успела она ответить, как за спиной Пелерина появился Хафиз.
Теперь всё ясно? чужой женщины здесь нет. Так что убирайтесь!
Доминик увидел, как Камила, опустив тоскливый взор, скрылась за плотной тканью.
Вслед за евнухом он вернулся в залу, где его ожидали спутники.
А сейчасступайте прочь. И убирайтесь из города, если хотите жить! процедил Хафиз, встав рядом с хозяином. Но Пелерин не торопился последовать его совету.
Я узнал, что в этом доме, когда он ещё не принадлежал вам, жила англичанка со светлыми волосами, обратился он к Казиму, после она была и в вашем гареме. Теперь её нет среди прислуги и наложниц. Скажите, кому вы её продали?
Джосселин похолодел. Внутри него как будто всё оборвалось.
Не помню такой, хозяин равнодушно пожал плечами и повернулся к блюду с виноградом, намекая, что беседа окончена.
Но тот так не считал: он резко бросился вперёд, и у горла Казима оказалось острие меча.
Говори!
Действительноядовито протянул тот и улыбнулся. Кажется, была какая-то некрасивая женщина Светлые волосы, да, Хафиз?
Несомненно, господин! злорадно подтвердил евнух. Уродливая просто! Мы не могли себе позволить смотреть на такое убожество и отдали эту женщину торговцу.
Какому? глаза Джосселина налились кровью.
Совершенно не помню имени. Он пару раз привозил товарыиз Басры, кажется
Несомненно, хозяин! Неизвестно, где он теперь, слащавым голосом повторил Хафиз, глядя, как рука чужеземца, сдерживающегося, чтобы не нанести удар, дрожит от напряжения, и упиваясь картиной чужого бессилия.
А Джосселин всё не мог заставить себя отодвинуть клинок от горла Казимаслишком сильно хотелось вернуть жестокие слова обратно ему в глотку! Доминик, поняв, что сам тот не отойдёт, осторожно подошёл ближе.
Если ты сейчас его убьёшь, никого из нас уже не выпустят. И ты больше никогда не сможешь найти Бернадет, прошептал он. А она, может быть, ещё ждёт
Джосселин глубоко вздохнул. Очень медленно он расслабил напряжённую руку, чтобы отвести острие, но этого мгновения оказалось достаточно, чтобы Казим схватил лежащий рядом палаш и замахнулся!..
Месть не свершилась: сабля встретилась с мечом из дамасской стали. Несколько молниеносных движенийи палаш вылетел из рук господина. В чёрные ненавидящие глаза сарацина смотрела холодная сталь тёмных глаз, опоясанная грустью и странной тоской.
Доминик продолжал держать клинок в направлении араба, и взгляд его был страненбыл жёстким, холодным, но уже через мгновение в нём мелькнуло и что-то иное: какая-то жалость, или, может, ужасвызванный его машинальным действием, которое Пелерин, похоже, сам не ожидал от себя
Не пряча оружия и всё время оглядываясь, незваные посетители покинули негостеприимный дом. Забрав во дворе коней, они направились к выходу на улицу и только там, за забором, вложили мечи в ножны.
Хафиз подошёл к господину. Тот стоял у окна, провожая чужеземцев ненавидящим взглядом.
Я отомщу! бледными от гнева губами произнёс он. И ты не спрячешься за маской.
Глава 2
Долгожданный день, наконец, настал! трудные поиски были окончены, султаном был назначен приём. И многие из отряда впервые беспокоились о благополучном завершении своей миссииведь страшнее сделать неверный шаг, когда труд почти вознаграждён, чем когда ещё не приложены усилия.
Пелерин же был крайне опечаленсолдат Жан Эрнет, которому он пытался помочь, в обратный путь с ними не собирался. И дело было не в том, что он разыскал свою жену и оставался с ней здесьнет, ему удалось найти о ней лишь память: только жёлтые барханы, под которыми почила его несчастная Амели, не выдержавшая тяжёлой работы на новых господ. Увидев их, он лишился рассудка: в припадке ярости от душевной боли кинулся на ближайшего сарацина, но напоролся на его палаш
Теперь Доминик не находил себе места, всё время думая об одном: что это он предложил Жану Эрнету вернуться сюда. Имел ли он право ещё тогда, в той таверне, противиться воле небес, разъединивших Жана с женой? Если бы он сразу решил, что не в силах ничего изменить, ничем помочь, то Эрнет до сих пор бы жил
«Но был бы он счастлив тогда? оставленный один на один со своей бедой, без надежды бороться», снова подумал он мрачно. Тяжело вздохнув, он попробовал, было, остановить поток мыслей, но они уходить не спешили, заставляя думать о себе, о его возможной вине и о том, что называется смирением.
«Нужно ли было мне смириться, узнав его историю, и оставить всё, как есть, а не предлагать ему другой путь?..», размышлял он. Беспокоил его и другой вопрос: имел ли он сам право двигаться своим собственным путёмне тем, который с такой очевидностью небо давало ему? С тех пор, как он оказался в этом веке, таком далёком от его родного, он только и делал, что пытался найти выход обратно, все мысли и силы тратил на поиски, напрочь забыв о радостях жизни, о возможном счастье «Так было ли это вернымпроводить своё время жизни так, не позволяя себе радоваться этому данному миру и надеясь, что когда-нибудь удастся вернуться туда, где я до сих пор желаю оказаться?..», подумал он и, услышав вдруг звон упавших на мраморный пол монет, очнулся, наконец, от своих мыслей, чтобы снова попытаться сосредоточиться на том, что происходило в зале.
В коридоре дежурила стража. В соседних комнатах ожидали жители, приведшие с собой рабов для продажи. По очереди их заводили в зал, где перед лицом султана чужеземцы отсчитывали монеты из привезённых с собой мешков с деньгами. Бывший раб, теперь уже вновь свободный человек, переходил к своим соотечественникам, а его прежний хозяин довольно уходил.
Всё шло чинно и спокойно. Халиб покусывал усы, оглядывая чужеземцев и обдумывая, сколько человек нужно будет послать вслед за ними, чтобы живыми те далеко от города не уехали, раз в самом городе уничтожить их, защищённых волей султана, не получилось. В зале было шумносарацины негромко беседовали, а группа чужаков пополнялась новыми людьми, и с этой стороны всё сильнее веяло яростной радостью, что ещё больше выводило Халиба из себя.
Жителей и рабов, ожидающих своей очереди, становилось всё меньше, и дело близилось к завершению. Одним из последних в зал медленно и степенно, поддерживаемый худым молодым человеком, вошёл старик с весьма длинной бородой. Мельком скользнув взглядом по паре неполных, неприкрытых мешков с деньгами у ног чужеземцев, он по-доброму улыбнулся и мягко произнёс своё имя:
Джазил, кади. А вот этоЖюссак, он по-отечески похлопал юношу по руке. Этого мальчика я кормил, одевал, а теперь, как и обещал этим людям, привёл, чтобы вернуть его семье!
Голос его, мягкий, добрый, теплом отзывался в сердцах. И, пока Пьер отсчитывал монеты, Доминик с особой благодарностью поглядывал на старика. А Джазил смотрел, не отрывая взора, как пополняется денежная горка, и глаза его всё сильнее загорались огнём Когда же Пьер, закончив, чуть прикрыл краем мешка оставшиеся внутри, он вдруг замахал руками.
Молодые мои господа, шутить изволите? Стар я уже таким шуткам веселитьсяхрипло засмеялся он, но смех его никто не поддержал: чужеземцы недоуменно переглянулись, и он торопливо добавил. Не ту денюшку, говорю, даёте! На полмешочка мы с вами договаривались, вот так вот, на полмешочка монет-то Обмануть-то меня хотели? А не выйдет! А то мальчишку не отдам. Слуга-то из него хороший, что ж мне за него так мало-то монет Нужен он мне! Или, как договаривались, полмешочка мне давайте!
Он возбуждённо жестикулировал, настаивая на своём, и молодой Жюссак побледнел, поняв, что час его свободы отодвигается: сумма, что теперь потребовал Джазил, была неимоверно больше той, на которую за него договаривались.
Ни-ни, или как условились, или увожу мальчишку! с тревогой повторил тот, видя, что чужеземцы не спешат отдавать деньги, и подумав, что нужно было затребовать чуть меньше.
Кинув последний пристальный взгляд на расчётливого и при желании, похоже, весьма скандального старика, Доминик, наконец, кивнул Пьеру. Деньги для выкупа были его собственными, и мысленно он порадовался, что Джазил не запросил всё, что у них ещё оставалось. А когда он увидел до слёз благодарные глаза юноши, у него и вовсе не осталось сожаления о таком повороте!
Джазил тоже был очень доволен. Казалось, что такой старик, каким он вошёл в эту залу, опираясь на руку раба, не сумеет забрать свою выручку, но нет! глаза его теперь горели огнём, энергией; он упрямо тянул за собой по полу вырученный мешок, наполовину полный. И даже как будто помолодел, словно этот монетный звон обладал живительной силой.
Что там? повернулся Заир аль-Хикмет к вернувшемуся стражнику, которого он отправлял за следующим посетителем.