Все! поклонился тот. Больше никого.
Визирь удовлетворённо кивнулему приятно было видеть счастливые лица. А вот его собрат Халиб этим же похвастаться не мог. Но не успел он придумать ничего, что могло бы изменить мнение о происходящем султана, как в зал вошло ещё несколько человек.
Покидая большой дом у базарной площади, ни Пьер, ни Пелерин, ни даже тамплиеры не думали, что ещё когда-нибудь встретят Казима ибн Малика или его евнуха Хафиза. Они были со слугами, и у всех них блестели у поясов сабли.
Халиб сразу оживился, поняв, что эти посетители не станут рассыпаться в любезностях чужеземцам. Он не ошибся.
Владыка! плохо сдерживая гнев, сквозь зубы по-арабски процедил Казим. Эти люди оскорбили тебя! Их надо убить!
Сердце визиря, наконец, расцвело! Ему так приятно было слышать слова, которые он сам желал произнести вслух, что глаза его загорелись, как ещё недавно взгляд златолюбца Джазила при виде монет.
Если ты не трус, говори так, чтобы и мы слышали твои слова! вскричал Пелерин, ощущая, что теперь и настал час битвы, отложенный в доме Казима.
Сарацин поймал взгляд султана и продолжил на доступном чужакам языке:
Эти люди оскорбили тебяони посчитали, что могут красть и убивать верных тебе подданных в твоём же городе!
Я вырежу твой гнилой язык! кинулся к нему Джосселин, но Пьер резким движением удержал его.
Это ложь! Кого мы убили или ограбили? холодно посмотрел Доминик на Казима.
Владыка, они ворвались в мой дом. Клялись, что заберут всех рабов, а потом вынудили показать моих женщин!
Невероятно лживые люди! громко добавил Халиб, едва сдерживаясь, чтобы не добавить слова пожёстче, способные выдать ненависть, ведь советник должен быть беспристрастен.
Владыка с интересом посмотрел на юнцатот казался всё также спокойным, хотя его спутники пылали яростью. Но на самом деле это было не такпоначалу Пелерин тоже ощутил заражающее дыхание окружающей ярости и тот огонь битвы, который внезапно вливается в кровь и заставляет наносить удары!.. Но он тут же запретил себе это чувство. Он знал одно: бой неминуемили теперь, или за стенами дворца; и биться будет именно он, потому что это он оскорбил Казима. Он был в гареме, обманул арабаон был уверен: Казим знает, что он не евнух! И это он не позволил нанести удар Джосселину Пелерин ясно понимал, что та чёрная ненависть, которая сейчас глядела глазами Казима и Хафиза, относилась именно к нему. Он не имел права поддаваться эмоциям, если хотел выжить. А желал ли он на самом деле этоговыжить
Вы признаёте, что пытались кого-то украсть или убить? султан пронзительно смотрел в спокойные глаза.
Нет.
И у вас есть свидетели, что вы не виновны?
Пелерин отстегнул ножны с мечом и, передав их удивлённому Пьеру, обнажил кинжал.
Никого, кроме небес! И чтобы доказать правоту, мне, видимо, ничего не остаётся, как доверить им свою жизнь Я готов сразиться со всеми, кто скажет, что я лгу!
Казим и Хафиз, многозначительно переглянувшись, обнажили сабли.
Что ты делаешь? Пьер с тревогой удержал руку готового к бою Доминика и еле слышно добавил, это безумие!..
Не беспокойся! тихо ответил тот. Ты сам учил меня и знаешь, что я могу победить. Да и выхода иного нет: если кто-то другой решит с ними сразиться, они всё равно захотят биться со мнойили сейчас, или потом. Так лучше уж на глазах у всех, чем ждать удара в спину.
Пьер посмотрел на Казиматот, не отрывая взгляда, с такой глубокой ненавистью глядел на молодого француза, что он понял: Доминик прав. Он отпустил его руку.
Остальные спутники, не слышавшие их разговора, были не согласны с этим решением, особенно разъярился Джосселин. Ожесточённый, он встал напротив Казима.
Это мой бой! воскликнул он с горящим взором.
Его возглас потонул в других голосах. Впрочем, шум не помешал Казиму услышать сказанное, и по лицу его растеклась ядовитая усмешка. Близко подойдя и глядя прямо в глаза Джосселину, Казим очень тихо ответил, так, что слышал только он:
Я с удовольствием размозжу тебе голову, но в другом месте. А может, и оставлю в живых, чтобы помучился от своей беспомощности. Ты ведь ничего не можешь сделать, даже найти свою возлюбленную, да?.. и громко добавил, почтительно поклонившись султану и указав в сторону Пелерина. Владыка, меня оскорбил этот юнец. Могу я сражаться с ним, не отвечая каждому невежде, желающему укоротить мою жизнь?
Пьеру едва удалось сдержать вцепившуюся в рукоять меча руку Джосселина.
Что ж, противники сами выбрали друг друга, так что не вижу препятствий. Только вот кинжал против палаша?.. поднял бровь султан Юсуф.
Не имеет значения: небо видит, кто из нас лжёт, а, значит, не даст мне пасть! быстро ответил молодой Пелерин, рассчитывая сохранить силы, держа в руках более лёгкое оружие, и надеясь на свою ловкость.
Коль вы так увереныпожал Юсуф плечами. До первого ранения.
По лицу Казима расползлась ещё более желчная усмешкаон знал, что победит, но, желая насладиться подольше своей властью над судьбой противника, которого уже записал в проигравшие, приказал начать своему слуге, и тот сразу же кинулся в бой.
Сарацины, поняв, что разговоры окончились, столпились по кругу, чтобы насладиться красочным зрелищем. Но не прошло и пары минут, как Пелерин, увернувшись от удара, наискось разрезавшего воздух, резко метнулся в сторону, чтобы воткнуть кинжал в бок неуклюжего противника!.. Отдышаться ему не далив бой тут же бросился другой слуга Казима, и не успел Доминик избежать и нескольких его ударов, как вместо двух клинков неожиданно зазвенела сталь трёх! видя, что юнец оказался проворным, Хафиз решил не дожидаться своей очереди: владыка в любой момент мог остановить борьбу, а он не желал допустить, чтобы господин остался неотомщённым!.. Правда, Пелерину это оказалось только на руку: ловко подставив под удар Хафиза слугу, он полоснул в этот момент клинком по лицу евнуха.
Взбешённый его удачей Казим заменил обоих, размахивая саблей так быстро, что больше никто из слуг не осмелился к нему присоединиться, а его противнику оставалось лишь изворачиваться, чтобы не попасть под удар.
В зале всё замерло от напряжениябыло ясно, что это конец битвы, и все следили, не отрываясь, гадая, кто же станет победителем; даже султан подался немного вперёд, чтобы ничего не пропустить. И тамплиеры поняли, что настал, наконец, и их долгожданный час!..
Медленно, осторожно продвинулись они, обойдя сарацин и соотечественников, и оказались рядом с троном.
О великий, прими драгоценный подарок в доказательство нашего почтения! негромко, стараясь не привлекать лишнего внимания, произнёс Гильберт, держа в руках искусно выполненный ларец.
Стражи рядом с владыкой чуть было не преградили им путь, но тот указал, чтобы их пропустили. Он глядел на подходящих пронзительно, не отрываясь, а рука его, как будто невзначай, легла у пояса, у рукояти палаша.
Гильберт поднёс ларец и низко склонился, а после осторожно открыл крышку
Тут его движения изменилисьрезко выхватил он из шкатулки кинжал и кинулся на султана, а его спутникина стражей! Всё зашумело, раздался звон металла!..
А силы Доминика были на исходе. Уставший, измотанный Казимом, он решился на отчаянный шаг и, когда тот вновь замахнулся, кинулся вперёд, чтобы, схватив его за запястья, ногой вышибить палаш. Араба это разъярило ещё больше, и, безоружный, он бросился на Доминика так, что вместе с ним отлетел к колонне, и тот больше не мог и двинуться!
Сначала я сдёрну с тебя маску, чтобы ты видел своё поражение! с ненавистью прошипел Казим, схватившись за шлем.
Не делай этого, и я пощажу твою жизнь, ощущая огонь в заведённой за спину руке, цепко держащей кинжал, тихо произнёс Доминик. Но тот лишь по-волчьи оскалился, будто противник уже пал
Они сделали это одновременно: он сорвал с Пелерина шлем с полумаской, а тот, выдернув из-за спины руку, вонзил во врага кинжал!.. Из-под острия потекла кровь, и Казим ощутил резкую боль Но всё же он успел заметить перед собой яркие глаза и понять, почему этот воин казался слишком юным и слишком худым Правда, произнести свою догадку вслух он уже не успел и, хрипя, завалился на бок.
Доминик подскочил, поправляя на голове шлем и осматриваясь, пытаясь понять, не заметил ли кто-нибудь его секундного превращения Конечно, на миг лицо юнца увидел напряжённо следивший за боем хозяина Хафиз, но сейчас его интересовал только господин, к которому он тут же бросился вместе со слугами. Казим был ранен, но жив, и они кинулись перевязывать его рану. Остальные же, по-видимому, удивлены ничем не были. Более тогоказалось, что они даже и не следили за их борьбой! Все глядели совсем в другую сторону, и Доминик тоже повернулся. И похолодел от ужаса! на полу у трона, у ног повелителя, лежал окровавленный Гильберт; другие два тамплиера пытались вырваться из рук стражи. Последний был у ног визиря: Халиб ещё раз с силой воткнул палаш в уже бездыханное тело Сам он теперь даже преобразился: стал строгим, вытянутым, как струна; глаза его горели, на губах не было даже намёка на усмешку Впрочем, через несколько мгновений он стал прежним. Оглянувшись, он убедился, что в зале больше ничего не изменилось, и на лице его мелькнула ядовитая радость от произошедшего.
Султан грозно высился над корчащимся от боли Гильбертом. Рука тамплиера была разрезана острой дамасской сталью до самого плеча, и из раны, не переставая, хлестала кровь. Лицо его, искажённое болью, быстро бледнело, и вскоре он потерял сознание.
Уберите! указал на него стражам Халиб, едва сдерживая широкую довольную улыбку.
Благодарите небо, что владыка невредим! сквозь зубы процедил начальник стражи Селим, когда тамплиеров потащили к дверям. Иначе вы потеряли бы жизнь в страшных мучениях! А теперь просто умрёте
И этих заберите! оскалился советник, таким разгорающимся взглядом смотря на остальных чужеземцев, будто взор его подпитывался видом их нежданной беды.
Он заметил, как Заир аль-Хикмет склонился к владыке и, очевидно, просил смягчить принятое решение, но тот молчал. Означало это лишь однопересмотрено оно не будет, по крайней мере, прямо сейчас, и всех чужаков теперь отправят в темницу.
Как глупо!.. услышал Пелерин и оглянулся: Пьер смотрел на него, и во взгляде его была огромная печаль.
Не сожалей обо мне! качнул он головой. Ужасно лишь, что ты пошёл за мной, ведь небу сразу было известно, что это мой последний путь Жаль, что ты встал на него.
В глазах верного друга мелькнуло что-то, похожее на боль или же жалость к такому безучастию к собственной судьбе, и Доминик вдруг подумал, что, должно быть, произнёс ложьчто в действительности ему тоже должно быть жаль себя Засомневавшись на миг, он попробовал понять, что же на самом деле ощущает, но внезапно осознал, что не чувствует ничего. «А чтоя?.. подумал он, и в душе его было глухо: как будто в неё не проходили окружающие шумы, горечь провала, обиды на неудачу и страх грядущего. Из-за меня они здесь, из-за моей веры в слухи, что султан великодушен А точно ли это было моей верой? Может, глаза мои специально не хотели видеть очевидного, прикрываясь мыслями про великодушие и мудрость других, а ум желал просто привести меня к концу, как к освобождению от мук и боли, которые могли бы ещё когда-то появиться в моей судьбе? Так было ли во мне это знаниечто я иду к концу, специально? Тогда это моя слабость и моя вина».
В голове Доминика шумело. Локти его сдавила стальная хватка мамлюков, и со всей резкостью он понял, что настаёт последний момент, когда ещё можно хоть что-то сделать. Опасливо скользнув взглядом по визирям, он громко произнёс, обращаясь к владыке:
Стражники не поняли вашего приказа: они хватают тех, кому вы обещали свободу!
Его голос прозвенел неожиданно, и на миг в зале стало тихос изумлением на него сейчас глядели даже его собратья. Только султан Юсуф бесстрастно посмотрел на юношу. Из-под маски на него глядели упрямые глаза. Было в этом взгляде и что-то странное: в нём как будто ничего не изменилосьне прибавилось отчаяния и ужаса от надвигающейся судьбы. Или он и до того был заполнен ими?..
Вы обещали отпустить тех, за кого нам удастся заплатить, сказал Доминик. Они всездесь, перед вами!
Какое нахальство! с ненавистью процедил Халиб.
Владыка усмехнулся. Его забавляли это упрямство и наивность.
Что ж, их я отпущу, как обещал, но вас казню.
Пелерин задумался. Он хотел жить?.. Это был важный вопрос, очень важный, но думать об этом он сейчас не мог! он понимал только, что его жизнь, какой бы горькой она ему не казалась, станет ещё горше, если он будет знать, что из-за него погибли люди.
Отпустите их, повторил он, и начальник стражи Селим, заметив жест повелителя, указал мамлюкам, чтобы они увели из залы людей, за которых был получен откуп.
Халиб смотрел на Пелерина мрачно. Ему бы хотелось, чтобы тот не глядел так гордо, так упрямо, не опуская перед владыкой взор! Ему бы хотелось, чтобы он страдал и чтобы в его глазах были видны отчаяние и страх!.. Но ни одна мышца не дрогнула на нижней, открытой части лица юноши и не всколыхнула замершее на нём бесстрастие.
А мои спутники? спросил Доминик, и Юсуф твёрдо ответил:
Онивоины, они должны были понимать, куда шли.
Теперь он на миг побледнел, и Халиб был почти вознаграждён за своё ожидание! Он впился взглядом в ненавистное лицо, пытаясь насытиться мелькнувшей в глазах Пелерина болью, когда рядом с ним провели Пьера, потом Джосселина Жака, искавшего своих сыновей, Эммануила, вернувшегося за матерью Одного за другим его спутников уводили в другую судьбу, не ту, за которой они сюда приехали, и Доминик ощутил, как внутри него всё сжимается от холодного отчаяния
Впрочем, вскоре он был уже не так бледен, но мрачен. И всё же даже сейчас он казался странно спокойнымбудто уже погибал, и оттого это не трогало его так сильно, как следовало бы.
Сарацины с одобрением следили за тем, как выводят чужеземцев, а взгляд Заира то и дело возвращался к Пелерину, стоящему перед султаном, страж не торопился его увести, не получив позволения владыки.
И вы не будете просить за себя? к нему снова повернулся повелитель.
А нужно?
Не все, услышав негромкие слова, почуяли их горечь, и по залу пролетело негодование. Но Доминику было всё равноперед ним уже пронеслась его жизнь там, в другом веке, где он был самим собой, где ничего не знал о сражениях и таких частых смертях, как здесь. И, внезапно ощутив, как же сильно изболелась его душа по его миру, он вдруг подумал: что, если этот конец, который, очевидно, ожидал его теперь впереди, конец этой чужой и такой странно страшной жизни, это и есть тот выход, который подготовило ему небо? Что, если ему нужно без страха переступить этот порог, чтобы снова возродиться там, где он на самом деле должен быть?.. Разве мог он сейчас молить о пощаде, разве мог он сейчас позволить восстать в себе страху, когда его самого-то здесь и быть не должно было?..
Вы так горды?
Скорее глуп. Или слаб, чтобы ценить жизнь такой, какая она есть, странно ответил он.
А какая она? заинтересовался владыка.
Омытая кровью с самого рождения.
Кровьэто и есть жизнь.
Это если она внутри, а не когда люди убивают друг друга.
А вы хотите жить? султан пронзительно смотрел в его глаза, пытаясь понять, почему в них нет страха, который он так часто видел у тех, кто умиралв бою и в плену.
Конечно! твёрдо ответил Доминик, и он на самом деле верил в это. Он действительно очень хотел жить, пусть и не здесь, не в этом веке
Тогда попросите меня об этом, снова повторил Юсуф. Но Доминик молчал, не в силах просить за себя, потому что его спутников уже увели, и он знал, что их не отпустят.
Какой наглец! с нескрываемой ненавистью сказал Заиру Халиб.
Заир аль-Хикмет промолчал. Он был озадачен инымон ощущал нечто странное: будто сам он находится во тьме глубокого колодца и слышит знакомый голос, но, сколько ни всматривается вверх, не может увидеть лица Ему казалось, что он уже когда-то слышал этот голосзвонкий и юный, но одновременно скрывающий и какое-то разочарование: когда-то давнотак, что воспоминание, если оно действительно существовало и было настоящим, а не выдумкой этой минуты, просто расплывалось, окутанное туманом времени. А звук голоса был таким знакомым!.. Но лицо юноши было закрыто, и Заир, встревоженный этими странными ощущениями, почему-то не решался отдать приказ снять с него шлем