Ты, Брамфатуров, профессиональный провокатор-затейник, рассмеялась одиноким смехом Эмма Вардановна.
А что, согласился с ней Брамфатуров, звучит неплохо, я бы не отказался. Только в каком вузе таким дипломом можно разжиться?
А сам ты, Брамфатуров, гордишься тем, что ты армянин по отцу или хотя бы, что русский по матери? не снес Ерем полной неопределенности в столь важном вопросе. Или ты у нас такой умный, что стоишь выше этого? Считаешь себя гражданином мира, да?
Я не выше, Ерем, я ниже. Мне никак своим утлым умишком не понять, почему я должен гордиться тем, что родился кем-тоармянином, русским, китайцем, англичанином Ведь не мы выбираем, родиться нам или нет. Не мы решаем где, когда, у кого, при каких обстоятельствах, с каким набором хромосом душевного склада и генов характера Наш выбор ограничен нашим изначальным бесправием. Если бы Господь или Мойры или неисповедимый случай (неубедительное вычеркнуть) заранее поинтересовался моим мнением, я бы предпочел не рождаться, ни в этом мире, ни в том, остаться своего рода Богом Скотта Эриугены, который утверждал, что Бог есть никто и ничто. Ведь быть кем-тозначит не быть всем остальным. А когда ты никто и ничто, тывсё, кем можно быть и кем нельзя, в том числе, нельзя онтологически Я не слишком замысловато излагаю, друзья?
Не слишком, всхлипнула Карина Нерсесян, только очень грустно
Постараюсь поизощреннее. Пушкин как-то воскликнул: «Черт догадал меня родиться в России с умом и талантом!» Думается, проживи поэт подольше, сподобься побывать за границей, куда так рвался, он бы несколько пересмотрел свое восклицание: сжал бы его до крайней определенности и законченности, и выглядело бы оно в итоге так: «Черт догадал меня родиться!» И всё. Больше ни слова Кстати, «Илиада» Гомера именно об этом повествуето полном бесправии человека, о чем был прекрасно осведомлен Менелай, благородно простивший Елену, ибо понял: она была всего лишь игрушкой в руках безжалостных богов
А о чем в таком случае «Одиссея», Брамфатуров? поинтересовалась Эмма Вардановна.
О любви.
К странствиям?
И об этом тоже, хотя странствия эти в началевынужденные, а где-то с серединыследствие возникшего чувства между простым смертным Одиссеем и небожительницей Афиной Палладой. Одиссей не смеет ей признаться в своей любви, а она высокомерно заблуждается на собственный счет, полагая, что испытывает к этому смертному всего лишь покровительственную снисходительность. Правда привела бы Афину в ярость. Так они странствовали лишних десять-пятнадцать лет, бессознательно ища приключений, дабы продлить во времени и пространстве свое общение. Не могла небожительница так плохо знать географию, как прикидывалась Афина. А у хитроумного Одиссея наверняка имелся компас, которым он нарочно не пользовался
Сам придумал или где-то прочитал?
Честно говоря, не помню, Эмма Вардановна. Да и так ли уж это важно в контексте изначального нашего бесправия?
Ерем! вдруг вскричал Брамфатуров неожиданно и грозно, так что Никополян даже привстал. Ответь нам честно: что лично ты сделал, какие труды положил на то, чтобы родиться армянином, вот таким вот чистокровным как ты есть: сероглазым, русоволосым, носатым, умным, трудолюбивым, любознательным?
Я? Ничего, горестно признал Ерем, не обращая внимания на подлые смешки, спровоцированные описанием внешнего вида древних армян, на которых он походил не больше, чем Пушкин на былинного славянина. А ты, Брамфатуров, сам что-нибудь сделал, чтобы родиться тем, кем родился? перешел он в атаку.
И я, Ерем, тоже ничего не сделал. Какое удивительное совпадение, не правда ли, Никополян? Может быть, еще и поэтому Бертран Рассел утверждает, что разделение людей на нации является тривиальной глупостью. Заметь, Ерем Хоренович, не какой-то там особенной или выдающейся, а тривиальной. Ведь нация, народэто, прежде всего, общность предрассудков, и лишь потом все стальноеязык, территория et cetera. Национализм, как ртутные пары, только в микроскопических дозах может быть полезен, в любых иных он отравляет напрочь весь организм, в первую очередьразум. Следовательно, долг честного человеказащитить свой разум от патриотизма
И что ты предлагаешь, Брамфатуров, вмешалась учительница, вместо конкретной родины любить весь шар земной и изъясняться исключительно на эсперанто? Ведь существуют такие понятия, как «семья народов» или «сообщество стран», которые отнюдь не исключают особого отношения к своей стране, любви к родине
Действительно, Эмма Вардановна, такие понятия существуют: абстрактно, отвлеченно, как правда у Луначарского, которой дела нет до плачевной конкретики, ибо она вся в пропагандистском движении, в агитационном полете Наверное, исходя именно из такого положения вещей, Бертран Рассел и ратует за то, чтобы мы научились беспристрастно оценивать любой спор между своей и чужой страной, чтобы научились не считать свой народ морально выше по отношению к другим, и даже во время войны смотреть на все проблемы, как могла бы смотреть нейтральная сторона
Нейтральная сторона будет смотреть, исходя из своих нейтральных интересов, сказал Артур Янц и непримиримо сверкнул очками.
Очень верно подмечено, с готовностью согласился Брамфатуров. Точнее было бы со стороны Рассела сказать: как мог бы смотреть Бог, или отец семейства на ссору своих детей Кстати, заметь, Ерем, я специально воздерживаюсь от цитирования Сэмюэла Джонсона, который о патриотизме выразился куда нелицеприятнее и определеннее, нежели Бертран Рассел
Ерем, заткни на минутку уши, попросил класс и, не дожидаясь исполнения Еремом своей просьбы, продолжил: Валяй, Вов!
O. K. if you insist, пожал плечами Вов, и выдал, то бишь вывалил:
Patriotism is the last refuge of scoundrel.
Как? И всё? А перевод? возмутился класс.
Патриотизмпоследнее прибежище подлеца.
Класс замер. Щеки Никополяна пошли боевыми пятнами.
Вряд ли Джонсон, живший в восемнадцатом веке, имел в виду кого-то из наших современников. Скорее всего, он сделал вывод из наблюдений над патриотами своего времени. К слову сказать, это было одно из самых любимых изречений Толстого
Щеки Никополяна двинулись обратным маршрутомиз безоглядного милитаризма в бдительный пацифизм, что, впрочем, никоим образом не сказалось на твердости его убеждений. Этот парень отличался не только повышенной возбудимостью, но и решительным упрямством. Недаром из трех беглецов, доставленных в ленинаканское отделение КГБ для снятия соответствующих показаний, один лишь Ерем подвергся физическому воздействию со стороны допрашивавшего его майора. Довел-таки беднягу чекиста до пароксизмального забвения заповеданной чистоты рук, сподобился-таки вкусить от органов отеческой пощечины. Известное дело, осел нуждается либо в палке, либо в морковке. Но попадаются среди них такие, которые морковки терпеть не могут, а выяснить, какой другой овощ мог бы заменить отвергнутую морковь, у погонщика нет ни времени, ни охоты, ни разумения.
Все равно, Брамфатуров, я с тобой не согласен, не сдавался Ерем, нервно поигрывая крышкой парты.
Не со мной, а с Бертраном Расселом, Самюэлом Джонсоном и Львом Толстым, уточнил Брамфатуров.
А с ними тем более! Эти англичане всегда загребали жар чужими руками. Но они не армяне, а ты все-таки армянин Я думаю, что на самом деле ты так не думаешь, как говоришь. Ты просто хочешь произвести впечатление Думаешь, я забыл, как ты тогда, на демонстрации в честь «Арарата» кричал «Иштоян», «Հայեր»
Боюсь ошибиться, но сдается мне, что это комплимент. А судя по тому, как ты трясешь крышку парты, можно предположить, что если я его не приму добровольно, ты заставишь меня сделать это силой
Это некрасиво, Брамфатуров! вмешалась Лариса. Ты, зная нервный характер Ерема, специально его провоцируешь!
Кто нервный? возмутился Ерем. Я нервный? хлопнул он крышкой парты, сел, вскочил, вновь сел, опять хлопнул и снова оказался на ногах. Я не нервный, я просто немного вспыльчивый
Вот именно, подтвердила Эмма Вардановна автодиагноз Ерема. Не увиливай, Брамфатуров, от ответа по существу. Ерем привел конкретные доказательства
Ну да, куда уж конкретней! огрызнулся Брамфатуров. Такие доказательства римляне называли argumentum ad hominem, то есть доказательства, основанные не на объективных данных, а рассчитанные на чувства убеждаемых
Humanum non sunt turpia! возразил Седрак Асатурян.
Contra verbosos noli contendere verbis, предостерег фьючерсного медалиста Артур Янц.
Sermo index animi, напомнила учительница.
Quot hominas, tot scientiae, рассудил Боря Татунц и, горделиво выпятив грудь, скосил глаза на новенькую.
Plaudite, cives!торжественно заключил Брамфатуров.
А по-русски можно? не вытерпела Лариса. У нас тут все-таки русская школа, а
А не кружок латинистов, подхватил Грант.
А еще лучшепо-армянски, робко предложил Чудик Варданян, но поддержки не встретил.
А здорово было бы устроить такой кружок, мечтательно молвила учительница физики. Впрочем, тут же сама себя и осадила: Только кто его будет вести?
Вот Брамфатуров пускай и ведет. Он же у нас всё знает, раздался не идентифицированный голос с задних рядов.
Только не знает, как объяснить, почему он кричал «Иштоян» и «չայեր», живо откликнулся подуспокоившийся в процессе древнеримской перепалки Ерем.
Странно было бы мне в этой толпе кричать «Блохин» и «Хай живе рiдна Україна». И потом, давно и не мною замечено, что следует иногда разрешать несчастным смертным не согласовывать свои взгляды с чувствами. Разумеется, это не касается тех уникумов, которые подобно тебе, Ерем, сумели сотворить из своих чувств мировоззренческие догматы веры. У большинства же, к которому, увы, принадлежу и я, ум всегда в дураках у сердца.
Ну вот, наконец-то мы докопались до истины, подытожила дискуссию Эмма Вардановна. Любви, как и кашля, не утаишь
Эмма Вардановна, можно вопрос Брамфатурову?
Дополнительный по физике? Или провокационный по межнациональным отношениям?
Личный.
О, это интересно! Задавай.
Вов, ты не устал там стоять?
То есть, не устал ли я купаться в лучах всеобщего внимания? Нет, Кариночка, не устал. Но если тебе хочется поменяться со мной местами, я возражать не стану
Ой, только не это!
А зря, Кариночка, зря! Фигурка у тебя обворожительная, ножки стройные, глазакак два озера, полные тайн. Твоим одноклассникам было бы полезно посозерцать красоту в немом и благодарном восхищении
Звучит как признание в любви, мрачно заметил Грант Похатян.
Нашлись инфантилы, встретившие этот не лишенный ноток ревности комментарий идиотским смехом. Карина, зардевшись сперва от удовольствия, стала неудержимо пунцоветь, но уже как бы от смущения, стыда и обиды.
Дурак! сказала она Гранту. После чего перевела взгляд на Брам-фатурова и пополнила перечень недоумков. Два дурака. Далее: дробно стуча каблучками, спешно покинула кабинет физики.
Эмма Вардановна, можно выйти? не столько спросил, сколько поставил в известность о своих намерениях Грант Похатян.
Бегом, Похатян! И не забудь извиниться
Грантик, понеслась вдогонку не страдающая избыточной искренностью просьба, и за меня, дурака, пожалуйста, тоже
Похатян в ответ ничего не сказал, не кивнул, только взгляда удостоил, прежде чем скрыться в дверном проеме.
Храни, Голубица,
От градапосевы,
Девицуот гада,
Герояот девы!
возведя очи горе и молитвенно сложив на груди руки, продекламировал с чувством взгляда удостоенный.
Вот и до Марины Цветаевой добрались, наконец, не скрывая удовлетворения, сообщила классу Эмма Вардановна.
А кого это она там гадом называет? заподозрил неладное Купец.
Ничего личного, Рач-джан, поспешил с разъяснениями Брамфатуров. Take it easy. Не бери в голову. Библейские мотивы. ГолубицаБогоматерь. ДевицаЕва. Гадзмий, соблазнивший ее отведать от плода запретного. Ну а геройконечно же, Адам, из ребра которого Господь создал Еву, как жену ему и помощницу. Вот она и помогла в меру сил: запретным плодом накормила, Божье проклятие на весь род людской навлекла. Потому и просит поэт Голубицу хранить девицу от гада, а герояот девы
А посевы причем? въедливо полюбопытствовал Седрак.
Это обобщение: хранить людей от Божьего гнева, который, согласно народным поверьям, зачастую выражается в форме губительных осадков
При этом все стихотворение называется для большей ясности «Георгий», рассмеялась Эмма Вардановна. Ну чем тебе Цветаева не угодила? Сделал из нее сплошную аллегорию!..
Аллегория, Эмма Вардановна, один из первородных грехов литературы, и, если верить Гилберту Честертону, вовсе не настолько чужда искусству слова, и уж тем более не является утомительным плеоназмом и игрой пустых повторений, как полагал Бенедетто Кроче. Отнимите аллегорию у Данте и получите на выходе нагромождение уродств. То же самое можно сказать в отношении иных стихов Цветаевой
Каких именно, Брамфатуров? требовательно вопросила физичка.
Да вот хотя бы следующих:
Выбрала сама я долю
Другу сердца моего:
Отпустила я на волю
В Благовещенье его.
Да вернулся голубь сизый,
Бьется крыльями в стекло.
Как от блеска дивной ризы,
Стало в горнице светло.
В классе одни впечатлительные личности решились на аплодисменты, другиена пресыщенное ворчание ценителей поэтического слова: дескать, опять голуби, опять Пикассо, опять пернатые символы мира
Не спешите ворчать, погодите хлопать, предостерегла их бдительная училка. То есть хлопать можете, только знайте, что аплодируете не
Марине Цветаевой, а Анне Ахматовой.
Ой, сказал резонер, декламатор и чтец, дико извиняюсь, ошибочка вышла. Сейчас вспомню что надо.
И действительновспомнил, правда, лишь после краткой, но жаркой мольбы в сторону, произнесенной скороговоркой невнятным для непосвященных шепотом («О, прекраснейшая из титанид, дщерь Уранова, всеблагая Матерь Муз великих! Сподобь вспомнить должное, дабы не осрамиться мне!»):
Должно быть, жизнь и хороша,
Да что поймешь ты в ней, спеша
Между купелию и моргом,
Когда мытарится душа
То отвращеньем, то восторгом?
Непостижимостей свинец
Всё толще над мечтой понурой,
Вот и дуреешь наконец,
Как любознательный кузнец
Над просветительской брошюрой.
Пора не быть, а пребывать,
Пора не бодрствовать, а спать,
Как спит зародыш крутолобый,
И мягкой вечностью опять
Обволокнулся, как утробой.
На сей раз ни оваций, ни брюзжаний. Все смотрели на учительницу, дожидаясь подтверждения либо развенчания заявленного авторства. И оно последовало незамедлительно.
Это не она. И не другая. Но стихи хорошие. Признавайсячьи?
А мне казалось, что Цветаевой, впал в недоумение чтец, косясь с укоризной в сторону. Что, действительно не её?
Не переигрывай, Брамфатуров!
А, ну тогда, скорее всего, Владислава Ходасевича
Честно?
Ей-ей, Эмма Вардановна. Жаль, что я некрещеный, а то бы перекрестился и воскликнул: «Видит Мнемо то есть Бог, не вру!»
Ну что, обратилась училка к классу, поверим ему на слово, ребята, или пусть еще одно стихотворение Ходасевича прочитает, а мы сравним?
А что там сравнивать? не удержался Чудик Варданян не пожаловаться на тягомотину. Чарара́-рачарара́ Лучше бы анекдот какой-нибудь рассказал
На него зашикали со всех сторон, обозвали неуком, дураком, невеждой, бескультурным типом и другими нехорошими, принятыми в приличном обществе, словами. Один только сосед по парте, Рачик-Купец, никак не обозвал, а ткнул в бок и объяснил на доходчивом армянском конфиденциальным шепотом всю глупость его поведения, потому как до конца урока осталось всего ничего, нового уже не зададут, старый спросить не успеют, так какого ляда ты возникаешь, вместо того, чтобы сидеть, помалкивать и тихо радоваться жизни
Сравним, сравним! настаивали между тем энтузиасты немедленной атрибуции.
OK, compare: