Со стены повторили вопрос тоном, в котором явно читалась угроза.
Мы воины Священной Лиги! крикнул Каэтани.
"Господи, хоть бы поняли".
К его немалому облегчению, действительно поняли.
Какой ещё Священной Лиги?
Не знают про Лигу? Но про сражение-то должны знать. Оно же у них прямо под носом было. Или не было? Осень-лето Дьявольщина
Мы из объединённого флота христиан. Вы видели вчерашнее сражение? Есть ли в городе турки?
Какое сражение? Какие турки?
Что они говорят? нетерпеливо спросил де Коронадо.
Какое-то безумие, пробормотал Каэтани, они не слышали про Лигу, не видели сражение. Будто с луны свалились.
Империале изумлённо переводил взгляд с герцога на воинов на стене. Он понял не более половины слов.
Похоже это не они с луны свалились буркнул де Коронадо.
Он его недавней уверенности в том, что всё странности вполне объяснимы, не осталось и следа.
Как называется этот город? спросил Каэтани.
Ему не ответили, на стене что-то горячо обсуждали. Он выждал немного и повторил вопрос более требовательным тоном. Местные вновь обратили на него внимание и на сей раз снизошли до ответа.
Эниады? переспросил Империале, впервые слышу про такой.
Не так ли назывались те развалины, о которых говорил да Порто? прошептал Каэтани.
Что-то мне это всё меньше нравится, мрачно сказал де Коронадо, дон Онорато, спросите их, как называется река.
Он всё ещё цеплялся за соломинку, надеялся, что они просто заблудились.
Этот вопрос Каэтани задать не успел. В землю возле его ног вонзилась стрела.
Убирайтесь прочь, ублюдки! крикнули со стены. Или вам здесь не поздоровится!
Испанцы моментально ощетинились алебардами, вскинули аркебузы и арбалеты. Родельерос в первом ряду прикрылись щитами. Каэтани инстинктивно схватился за пистолет, короткий колесцовый пуффер, торчавший у него за поясом, но тут же опомнился.
Не стрелять! заорал герцог.
Он повернулся к своим и вскинул руки вверх.
Не стрелять! Всем отойти на пятьдесят шагов назад!
Испанцы попятились. Герцог остался стоять на месте.
Дон Онорато, вы сошли с ума! крикнул Хуан Васкес.
Эниады, дон Хуан! Эти люди говорят на древнегреческом!
С чего вы взяли, что это древний язык, а не какое-то местное наречие?
Да потому, что я смолоду зубрил его, читая Плутарха! Посмотрите на эти стены! Посмотрите на солнце! Я не знаю, что за бесовщина тут творится, но это точно не наш мир!
Дон Онорато попробовал возразить де Коронадо, но Каэтани оборвал его:
Выполняйте приказ, дон Хуан! Сейчас не время препираться!
Каэтани слегка трясло от возбуждения. В эту вылазку он надел только кирасу и шлем. Не хотел лазить по холмам в трёхчетвертном миланском доспехе, а теперь вот нехорошо так зудело меж лопаток. Спинная броня тонкая, турецкий лук, да с близкого расстояния, осилил бы. Кто знает, какие там у них луки.
Всем отойти! приказал де Коронадо.
Каэтани повернулся, не опуская рук.
Мы не причиним вам зла!
Ложь! ответили со стены. Вы пришли грабить и убивать! Проваливайте!
Ещё две стрелы вонзились в землю у ног Онорато. Он не обратил на них внимания.
Вы ошибаетесь! Мы пришли с миром! Моё имя Онорато Каэтани. Я и мои люди очутились на этом берегу случайно и нам нужна помощь. Позвольте мне одному войти в ваш город. Я бы хотел спокойно поговорить с вашими память услужливо подсказала нужное слово, архонтами.
Люди на стене принялись совещаться. Каэтани терпеливо ждал. Руки он так и не опустил.
Наконец, заскрипели отворяемые ворота и наружу вышли человек двадцать воинов, вооружённых копьями и большими круглыми щитами. Один из воинов, в шлеме с гребнем из конского волоса, бронзовом панцире, повторявшем форму мужского мускулистого торса, выступил вперёд.
Варвар, ты зайдёшь в город один. Если твои пираты сделают хотя бы шаг, ты умрёшь.
Позволь мне сказать моим людям об этом, попросил Каэтани.
Говори.
Каэтани прокричал де Коронадо, чтобы тот не предпринимал враждебных действий и ждал. Тот нехотя подтвердил, что подчиняется приказу.
Твоё оружие, потребовал предводитель воинов.
Каэтани вытащил из ножен меч. Пистолет оставил себе. Его не потребовали. Когда герцог отдавал меч, услышал восклицание:
Смотри-ка, такой же!
Пришли с миром, значит злобно прошипел предводитель.
Каэтани в сопровождении местных вошёл в город. Ворота закрылись.
Всем держаться начеку, приказал де Коронадо, следите за стенами.
Началось томительное ожидание. Испанцы раздували фитили аркебуз, тревожно оглядывались по сторонам. Хуану Васкесу казалось, что вот сейчас на близлежащих холмах появятся шеренги янычар, налетят конные сипахи
Облака почти полностью рассеялись, солнце доползло до зенита и палило так, что пот катил градом.
Никто не мог сказать, сколько им пришлось ждать. Казалосьвечность.
Наконец, ворота снова отворились. Хуан Васкес стиснул рукоять меча, так, что побелели костяшки пальцев.
В створе появился человек.
Это его светлость! крикнул Николо Империале.
Каэтани был при мече, шлем нёс в руках и вид имел донельзя озабоченный. Хуан Васкес и Николо Империале двинулись ему навстречу. Ворота закрылись.
Ну что? не вытерпел де Коронадо, когда от герцога его отделяло шагов двадцать.
Мы должны вернуться в лагерь и многое обсудить, сказал герцог, очень многое.
Что вы узнали, дон Онорато?
Они поймали нашего беглого. Этого Вибору или как там его. Мерзавец напал на каких-то купцов, хотел украсть лошадь. Убил пять человек, прежде чем его взяли.
Ловок! не удержался Империале.
Каэтани мрачно кивнул.
Поэтому они и были настроены так враждебно. Сочли нас пиратами, а Вибору уже готовились побить камнями. Я с большим трудом уговорил их отсрочить казнь.
Зачем вам этот ублюдок? удивился де Коронадо.
Сам не знаю, пожал плечами Каэтани, всё-таки хочется узнать, почему им так интересовался де Феррера. Хотя, скорее всего, это уже не имеет никакого значения.
Почему?
Потому что я узнал, какой сейчас год.
Какой?
Вы не изучали древнюю историю, дон Хуан? спросил герцог.
Как-то не сподобился, хмыкнул де Коронадо.
А вы, сеньор Николо? Онорато взглянул на венецианца.
Тот покачал головой.
Тогда это вам мало о чём скажет. Сейчас сто десятая Олимпиада.
Олимпиада? Что это?
Состязания мужей, весьма популярные in antiquitas. Это празднества в честь языческих богов и они были запрещены Христовой Церковью ещё в первые века её утверждения.
В первые века? озадачено пробормотал де Коронадо.
Так когда же была эта самая Олимпиада? спросил Империале.
Каэтани посмотрел в сторону города.
Сто десятая. Эти состязания проводились раз в четыре года. И мне совершенно точно известно, что Александр Великий умер в сто четырнадцатую. Мы в далёком прошлом, сеньор Николо.
Возвращению отряда в лагерь местные не препятствовали, но Каэтани и не думал им доверять. Он отправил сто человек с аркебузами, тяжёлыми мушкетами и парой фальконетов на мыс, с которого хорошо просматривался город. Организовал посты ещё в трёх местах на расстоянии мили от места высадки.
В лагере герцог немедленно созвал совет всех старших офицеров. Оглядел озабоченные лица собравшихся и перешёл к делу без долгих предисловий.
Сеньоры, не стану скрывать, дела нашихуже некуда. Все вы свидетели необъяснимых явленийфлот наш пропал без следа, укоротилась ночь, изменились очертания берегов, а в устье реки возник город. Я вошёл в этот город и говорил с его правителями. Называется он Эниады. В нашем времени от него стались одни развалины.
В нашем времени? спросил капитан венецианской "Веры", Джанбатиста Контарини.
Да, кивнул Каэтани, сейчас не тысяча пятьсот семьдесят первый год от Рождества Христова.
А какой?
Это сложный вопрос, покачал головой Каэтани, к сожалению, со мной нет моих книг, я могу полагаться только на память. Принимая во внимание услышанное в городе, и если я не ошибся в расчётах, могу сказать, что находимся мы в древней Элладе. Сейчас середина лета и в Афинах в должность архонта заступил Никомах, а римляне избрали консулами Гая Марция и Тита Манлия Торквата. В Македонии царствует Филипп, отец Александра Великого. Собственно, Великим его ещё не называют.
Александр Великий? переспросил Контарини, так он же жил чёрте когда.
Вот именно, кивнул Каэтани.
Прости, Господи, перекрестился капеллан испанцев, отец Себастьян, спаси и сохрани
Что вы об этом думаете, святой отец? спросил де Коронадо.
Капеллан не ответил, продолжал истово креститься. Большинство капитанов, глядя на него, обнажили головы и последовали его примеру. Все зароптали, зашумели.
Я не помню, чтобы в Ветхом и Новом Заветах, хрониках, деяниях апостолов или житиях святых упоминались подобные чудеса, сказал Каэтани, Господь посылал пророкам видения о грядущем, но нигде не сказано, чтобы кто-то из них перемещался по плоти.
Вы уверены, дон Онорато? спросил Франческо делла Ровере.
В определённой степени.
То есть, не наверняка?
Ну какое "наверняка" здесь может быть, дон Франческо? Однако всё, что мы наблюдаем вокруг, вполне укладывается в это объяснение и подтверждается словами местных.
Но это же невозможно пробормотал делла Ровере, как такое могло произойти?
Понятия не имею, мрачно ответил Каэтани.
Отец Себастьян, не молчите! перекрикивая шум, обратился к священнику де Коронадо, что же это такое? Божье Провидение или козни Сатаны?
Не упоминай Врага человеческого, сын мой! строго сказал капеллан, будто очнувшись от транса, если бы ему было по силам сотворить подобное, он бы давно низверг весь мир в Геенну огненную. Змий способен лишь искушать и вводить слабых духом во грех. Мы же оборонимся от него молитвою и крестным знамением.
Так, стало быть, всё это случилось по Божьей воле? Но зачем?
Неисповедимы пути Господни, назидательно поднял палец капеллан.
Сеньоры, тише! Каэтани повысил голос в попытке перекричать шум, прошу, успокойтесь! Сейчас не столь важно угадать волю Господа. Нам следует всё хорошенько обдумать. Мы теперь будто погорельцы или потерпевшие кораблекрушение на пустынном берегу. Первее всего надлежит счесть своё имущество. Отправляйтесь к своим людям и подготовьте подробные отчёты о наличных припасах, количестве раненых. И, по возможности, успокойте людей.
Каэтани ожидал, что лагерь менее чем через час превратится в разворошённый муравейник, но ничего подобного не произошло. Разумеется, мало кто остался равнодушен к известию, но, с другой стороны, никто и не впал в истерику, не рыдал и не бился головой оземь, возбуждая в других ещё большее смятение и страх. Люди переглядывались, некоторые осторожно обсуждали новость, кто-то молился, но подавляющее большинство не изменило обыденного поведения, разве что в глазах читалась тревога и преодолеваемый страх перед неизвестным.
Слышал, что бают? Фёдор, хрустя галькой, подошёл к Никите.
Тот развёл небольшой костерок в стороне от других биваков. Дерева на берегу хватало, галечный пляж весь завален корягами, число которых каждый год умножалось в сезон штормов. Никита сидел на сыром бревне, которое приволок от самой кромки воды. Фёдор мочить задницу побрезговал и уселся прямо на гальке, вытянул ноги к огню, красуясь сапогами. Ветлужанин покосился на товарища.
Ты нынче богатый, смотрю. Не попорть добычу-то.
Ничё им не будет. С мёртвого басурмана снял. К берегу прибило. Не просохли ещё. На тебя не было, звиняй. Да и поди найди ещё на копыто твоё.
Никита усмехнулся и потёр одну босую ступню о другую.
Мне без надобности, я и так привычный.
Ой ли? прищурился Фёдор.
Не веришь? Я, брат, c двенадцати лет при монастыре обитал. Да и до того не на перинах спал.
Ага. Скажи ещё, что роду ты холопского, а что сын боярскийто соврал.
Толку-то с того вранья, коли всё одно. Почитайна той же скамье, что и ты сидел. Что сын боярский, что холоп, один хрен.
Ну я-то не холоп. сказал Фёдор и поинтересовался, так и впрямь соврал?
Не знакомые друг с другом прежде, из всего московского полона лишь они двое угодили на галеру, захваченную Каэтани. Никита при нашествии на Москву крымского хана Девлет-Гирея бился на Таганском лугу в Передовом полку князя Михайлы Воротынского. Был оглушён и схвачен татарами. Фёдор попал в плен чуть позже, будучи легко раненым в сече у острога за Неглинной, того самого, с которого начался великий пожар, уничтоживший Москву. Случилось это в конце мая, а познакомились они только в начале сентября, уже на галере. Друг о друге знали мало, почитай ничего, кроме того, что земляки. Не очень-то на турецкой галере словом перекинешься.
Не соврал, сказал Никита, роду я действительно знатного. Да вот только всё наследство моёодна отцова сабля. Если бы не дед с белозерской братией, пошёл бы по миру. Или на Волгу с кистенём.
Отец-то помер, стало быть? поинтересовался Фёдор.
От черемисской стрелы, кивнул Никита. Он под началом князя Ивана Мстиславского воевал. На луговой стороне. Мне тогда двенадцать годков было. Мамка горя не вынесла, слегла и не поднялась больше. Дед к себе забрал, в Кирилло-Белозерский монастырь. Там и жил, покуда в возраст не вошёл. Деда уважали. Он, покуда в монахи не подался, басурман крошил без счёта. И князь Иван его помнил, и у братии дед был в почёте. Потому снарядили меня в царёву службу честь по чести.
Ишь ты проговорил Фёдор, задумчиво ковыряя прутом угли.
О себе он распространяться не стал. Некоторое время они молчали, потом Никита спросил:
Так что ты говорил, бают-то?
Не слышал?
Где мне слышать-то? Тут все по-грецки, да по-фряжски.
Говорят, князь, которого ты спас, ходил с людьми до города. Тут недалече. И там оказались не греки и не турки, а незнамо кто.
Это как понимать? удивился Никита.
Как хошь. Вроде как не Селим-салтан тут правит, а додревний царь Александр. Слыхал про такого?
Может и слыхал, ответил Никита, не выказав никакого удивления этой новостью, даже читал.
Ты? не поверил Фёдор, читал?
Не веришь? Никита усмехнулся, мне дед сие наказание храбрым витязям, и кулаком, и розгой по спине вбивал. Видать, до смертного часу не забуду.
Он выпрямился и важно продекламировал:
Аще кто хощет со благоусердием да послушает. Повесть чудная и полезна добродетельна мужа Александра, царя макидонского, како и откуду бысть и како доколе прииде великия ради храбрости и мужества и добродетели всеи подсолночнои царь назвася и самодержец.
Ишь ты! восхитился Фёдор, силён, брат. А я только Псалтырь да Евангелие читал. Ну ещё записки разные, фрягов, что при государе Василии Ивановиче пушки лили, да зелье делали.
Оттого и насобачился по-фряжски?
Не только. У нас там в пушкарском столе ещё кое-кто работал из них. Хотя, как Кашпир стал у государя первым мастером по пушкам, набежало больше немцев. Я и по-немецки могу.
А я вот только по-татарски знаю, вздохнул Никита, и по-черемисски немного. Да только здесь оно, видать, без надобности.
Ты не тужи, хлопнул его по плечу Фёдор, живы же. И воля теперь. Вернёмся ещё на Москву.
Так нету её.
Ну пожгли, поганые. Людишек побили. Горе, конечно, да не впервой же. Отстроимся.
Никита вздохнул. Фёдор внимательно посмотрел на него и спросил:
Ты, брат, семейный?
Никита молча кивнул.
Семья в Москве была?
Да не, ответил Ветлужанин, под Нижним они. Жена, детки. Двое, Андрейка и Дуняша. Увижу ли теперь
Увидишь, бодро пообещал Фёдор, где ж такое видано, чтобы в стольких передрягах уцелеть и сгинуть потом? Конечно увидишь.
А ты-то сам? спросил Никита.
А я гол, как сокол. Сирота, с малолетства на побегушках был у приказчика боярина Молвянинова. Потом угораздило около мастеров осесть. Сам грамоту постиг, до подьячего дорос. Большим человеком стал.
Фёдор засмеялся. Никита тоже усмехнулся.
Тебе годов-то сколько?
Двадцать три.
И уже подьячий? Далеко пошёл бы.
И пойду, уверенно сказал Фёдор.
Никита не ответил, уставился на огонь. Разговор про "додревнего царя" как-то сам собой позабылся.
От соседнего бивака к ним шатающейся походкой приблизился человек и, ломая русскую речь, обратился:
Эй, московиты, чего одни сидите? Давай до нас! Я, Андор Хивай, угощаю!