Добравшись до ступеней храма, Ван Хелсинг остановил коня и спешился, передав поводья ожидавшему его мужчине. Затем он вошел в собор и решительно зашагал вперед по мраморному полу. Свет проникал сюда через верхний ряд окон, освещающих хоры, а также через витражи в верхней части стен. Выполненные в теплых тонах картины из разноцветного стекла должны были открывать верующим чудеса создания Вселенной и внушать смирение. Однако на Ван Хелсинга сегодня они не смогли произвести должного впечатления.
Собор был выстроен в форме креста, в центре которого находился громадный купол, расписанный самим Микеланджело. Лестницы уводили человека вниз на семьсот футов, и Ван Хелсингу потребовалось некоторое время, чтобы добраться до своей цели. По пути до его слуха то и дело доносились звуки монотонного пения монахов.
В прошлом песнопение успокаивало его, и именно здесь, внутри этого собора, Ван Хелсинг умел находить столь редкие минуты покоя и умиротворения. Но на этот раз те же самые звуки словно раздражали его слух, а сам храм будто решил осудить его и признать виновным.
Наконец Ван Хелсинг достиг богато украшенной узорчатой исповедальни и шагнул внутрь. Опустившись на одно колено, он произнес:
Благословите меня, святой отец, ибо я согрешил.
Он крепко стиснул зубы и застыл на месте, приготовившись к тому, что должно было последовать за этим. Тонкая перегородка опустилась перед ним, и за деревянной решеткой он увидел смутный силуэт кардинала.
Голос кардинала Джинетте, послышавшийся с той стороны исповедальни, был сегодня строгим, раздраженным и разочарованным, как, впрочем, почти всегда.
Ты разбил Розовое Окно!
Это произошло не совсем так, сэр. Мистер Хайд разбил его вдребезги.
Но кардинал проигнорировал это сообщение, продолжая негодовать:
Оно было создано в тринадцатом веке, более чем шесть столетий назад! Надеюсь, за такое прегрешение ты обязательно попадешь в ад!
Что ж, для меня это явилось бы небольшой передышкой,дерзко отозвался Ван Хелсинг.
Пойми меня правильно: результаты твоих трудов, естественно, неоспоримы, но твои методы стали привлекать слишком много внимания. Чего стоят одни плакаты, из которых следует, что за твою голову уже назначена награда, как за самого заурядного уголовника? Мы недовольны.
Ван Хелсинг догадался, что кардинал попросту выдохся на данный момент. Однако служитель церкви почувствовал, как в нем разгорается справедливый гнев:
Вы думаете, мне самому нравится видеть эти плакаты? Почему вы и ваш Орден ничего не предпринимаете для того, чтобы они исчезли?
Кардинал прижался ближе к перегородке и понизил голос:
Ты сам знаешь, почему это происходит: ведь мы же не существуем.
Значит, и меня тоже нет.
Ему редко удавалось превзойти кардинала в споре, и хотя это была незначительная победа, он расценивал ее как великое достижение. Ван Хелсинг поднялся на ноги и повернулся, готовый уйти прочь, но в этот момент со стороны решетки послышался легкий щелчок, и дверь с его стороны плотно закрылась. Его Преосвященство наклонился к перегородке еще ближе, и на этот раз голос его прозвучал напряженно и очень серьезно:
Когда мы обнаружили тебя, ползущего по ступеням этого собора, всего окровавленного и полумертвого, мы сразу поняли, что ты был избран совершать работу, посильную только самому Господу Богу.
Почему же он сам не выполняет ее?возмутился Ван Хелсинг.
Перестань богохульствовать! Ты уже потерял память: это было наказанием за твои прошлые грехи.
Раздался еще один щелчок, когда кардинал потянул за второй рычаг. На этот раз заработала целая система хитроумных приспособлений, и задние стенки обеих кабинок исповедальни исчезли, а на их месте возникла потайная лестница.
Если тебе все еще хочется восстановить свою память, я предлагаю тебе продолжить выполнять наши поручения.
Ван Хелсинг тяжело вздохнул. Как это всегда происходило при таких встречах с кардиналом, он выиграл маленькую битву, но потерпел поражение во всей войне. Они молча двинулись вниз по лестнице, и через несколько секунд оказались в подземной оружейной мастерской, расположенной под исповедальней. Мастерская, служившая одновременно и арсеналом, поражала своими размерами, но занимала лишь небольшую часть подземного царства, которое скрывалось под грандиозными сводами собора.
В мастерской, как всегда, кипела жизнь, работа шла полным ходом. Дым от плавильных печей заполнял весь воздух вокруг. Ван Хелсинг почувствовал жар огня, который показался ему чем-то вроде пламени гнева Господня. Он увидел здесь и иудеев-раввинов, раздувающих меха, и индусов-жрецов, поддерживающих огонь, и мусульман-имамов, выковывающих кривые турецкие сабли на наковальнях.
Война не прекращалась. Всего два дня назад Ван Хелсингу даже удалось побывать на линии огня. Теперь он вернулся в штаб, ожидая следующих распоряжений.
Они продвигались вперед, и кардинал Джинетте монотонно читал Ван Хелсингу уже давно знакомую ему лекцию:
Правительства и империи приходят и уходят, а наша задачасохранить человечество, и так было испокон веков. Мы являемся последними защитниками людей, способными спасти их от зла. От такого зла, о существовании которого большинство людей даже не имеет представления.
Ван Хелсинг мог бы повторить эту речь наизусть, так как слышал ее уже не в первый раз. Однако кардинал был вынужден время от времени повторять ее, а Ван Хелсингу следовало ее слушать, в чем он себе неоднократно признавался. Да, зло действительно существовало, и он знал об этом. За последние семь лет ему пришлось слишком многое повидать, чтобы осмелиться отрицать данный факт. За это время ему довелось детально изучить зло, сражаться с ним и побеждать его.
Джинетте говорил правду, но кое-что он недоговаривал. Видимо, только из-за того, что сам всего до конца не осознавал. Дело в том, что в работе Ван Хелсинга победа доставалась дорогой ценой. Итак, шла великая война, в которой кардинала можно было бы сравнить с генералом, которому никогда не понять истинной цены, отданной за победу простым солдатом.
Для вас эти чудовища являются лишь олицетворением зла, которое нужно искоренить,заметил Ван Хелсинг.Но мне приходится находиться рядом с ними в тот момент, когда они погибают и потом снова превращаются в людей, которыми они когда-то были.
Некоторое время Джинетте молчал. Когда он наконец заговорил, голос его прозвучал довольно мягко:
Для тебя, сын мой, все это является испытанием ровно настолько, насколько сильна твоя вера. Вот поэтому ты и сам не знаешь, кто ты такой и откуда родом.
Ван Хелсинг бросил на кардинала пронзительный взгляд. Видимо, он ожидал услышать сейчас что-то очень важное.
Предположим, что тебе удалось повстречать самого Господа Бога,продолжал кардинал,и он дал тебе поручение. Конечно, в тебе бы ожил страх, поскольку ты удостоился встречи с самим Создателем! Но если эта память в твоей голове стерта, то каждый день тебе придется доказывать свою веру.
Нет, эти слова, конечно, не являлись ответом. Во всяком случае, не таким ответом, которого ожидал Ван Хелсинг. Сколько же было известно кардиналу о его прошлом, и вообще о его личности? Конечно, больше, чем он успел рассказать ему сегодня. В этом Ван Хелсинг уже не сомневался.
В одном Джинетте оставался прав: вера Ван Хелсинга постоянно проходила через своеобразные испытания. Однако он надеялся на то, что когда-нибудь все же узнает больше о своем прошлом. И может быть, после этого ему станет легче бороться со злом, не платя за это слишком дорогую цену. Или же ему захочется оставить эту работу... Так или иначе, но сейчас Ван Хелсинг чувствовал, что им овладевает некая слабость, с которой он был уже не в состоянии бороться.
Кардинал щелкнул пальцами, и свет вокруг потух. Кто-то из священников включил диапроектор, и на большом экране замелькали образы, сменяющие друг друга. Ван Хелсингу показывали путь из Рима в страны Восточной Европы. Он уже догадывался, что сейчас должно произойти. Кардинал обязательно попросит его о чем-то. Задание, как всегда, будет чрезвычайно сложным, но кардинал верит, что Ван Хелсинг достойно справится с ним и на этот раз. Но сам Ван Хелсинг решил, что сегодня, возможно, он сам кое-чем удивит кардинала.
Нам нужно, чтобы ты отправился на восток, к дальней границе Румынии. Это проклятая земля, которую терроризируют многочисленные адские чудовища всех разновидностей и мастей.
Ван Хелсинг имел представление об этом районе: ему доводилось слышать легенды о Карпатах и тех тварях, которые обитают там, особенно в той местности, которая называлась Трансильванией. На экране появился портрет аристократа из Восточной Европы. Лицо его было красивым, но, как заметил Ван Хелсинг, присутствовало в нем и что-то отталкивающее, а именноего глаза, взгляд которых казался особенно холодным.
Как у тебя с румынским языком?поинтересовался кардинал.
По-видимому, на лице Ван Хелсинга отразилось Недоумение, поэтому Джинетте решил уточнить:
Ты говоришь по-румынски?
Ван Хелсинг задумался на секунду и решительно кивнул:
Да.
Хорошо. Землями в интересующей нас местности владеет некий граф Дракула.
Ван Хелсинг почувствовал, как неожиданно напряглось все его тело, и он принялся разглядывать портрет с еще большим интересом. Разумеется, ему и раньше доводилось слышать о графе, но только теперь, глядя на его образ, он вдруг понял, что смотрит на того, с кем уже встречался, и не один раз.
На следующем слайде появился портрет дворянина, сделанный примерно в пятнадцатом веке. С изображения строго и решительно смотрел мужчина в рыцарских доспехах со знаком святого креста. Внизу виднелась надпись: Валериус Старший.
Четыреста пятьдесят лет назад трансильванский рыцарь по имени Валериус обещал Господу, что его семья будет трудиться без отдыха и не войдет во врата рая, пока не победит графа Дракулу, властвовавшего на их землях. Пока что им не удалось сдержать клятву и избавиться от Дракулы, в то время как членов семьи становится все меньше.
На экране один за другим стали появляться портреты представителей семейства Валериусов. Один отважный и величественный господин походил на короля. Рядом с ним был изображен красивый юноша.
Борис Валериус, король цыган,продолжал пояснять кардинал.Он отправился на поединок с Дракулой примерно год назад и не вернулся. Его сын Велкан погиб на прошлой неделе.
Изображение молодого человека тут же сменилось образом девушки верхом на коне, во всем черном. На вид ей было не более двадцати лет. Она казалась настоящей красавицей, и при том не из робкого десятка. Таких следовало остерегаться. Ее длинные черные волосы крупными кудрями спадали с плеч и доходили до середины спины. Хотя на ней был надет костюм для верховой езды, плотно облегающий фигуру, девушка смотрела с портрета так, словно уже успела побывать в бою. Ван Хелсинг обратил особое внимание на ее пронзительные глаза и очень выразительные тонкие изогнутые брови.
Наверное, эти глаза и создавали впечатление, будто девушка была дикой и своенравной. Видимо, здесь сыграла свою роль цыганская кровь, а может быть, и что-то другое.
Что это за девица?поинтересовался Ван Хелсинг.
Принцесса Анна, последняя представительница рода Валериусов,многозначительно заметил кардинал.Если ее убьют, то девять поколений ее семейства никогда не войдут в райские врата.
Неожиданно комнату залил яркий свет, и кардинал повернулся лицом к Ван Хелсингу:
Вот уже более четырех веков это семейство прикрывало наш левый фланг. Они жертвовали своими жизнями, чтобы сразить Дракулу, и мы не можем допустить, чтобы они вечно пребывали в чистилище.
Значит, теперь вы решили отправить в ад лично меня.
В каком-то смысле,просто ответил кардинал Джинетте.
Старый священник подошел к кардиналу и передал ему какую-то вещь, которую тот, в свою очередь, без колебаний вручил Ван Хелсингу. Это был кусок ткани, расписанной масляной краской, похожей на холст, вложенный в стеклянный футляр. Он весь умещался на ладони.
Старый рыцарь оставил вот это здесь четыреста лет назад. Мы не знаем, зачем это нужно и где можно воспользоваться данным предметом, но рыцарь берег эту вещь, и ему было нелегко расстаться с ней.
Ван Хелсинг принялся внимательно рассматривать кусок ткани. На обрывке виднелась надпись, сделанная на латыни: Deum lacessat ас inaum imbeat aperiri.
Во имя Бога, откройте эту дверь,громко и торжественно перевел кардинал.
И тут Ван Хелсинг увидел еще кое-что знакомое, что сильно удивило его. В самом углу обрывка ткани красовалась эмблема. Он не только видел раньше этот знак с драконом, но и сам носил такое же кольцо на пальце. Оно было на нем и в тот день, когда Ван Хелсинга впервые обнаружили на ступенях собора помощники кардинала.
Кардинал сумел определить по выражению лица Ван Хелсинга, что в нем сейчас борются самые противоречивые чувства, и по-отцовски положил ладонь ему на плечо:
Мне кажется, что в Трансильвании ты сможешь найти ответы на многие вопросы, которые уже давно терзают тебя...
Кардинал попал точно в цель. На этот раз просьба Джинетте оказалась таким предложением, отказаться от которого Ван Хелсинг был не в состоянии. Конечно, когда-нибудь он все же найдет в себе силы сказать «нет» этому человеку, но только не сегодня.
Его наполнило чувство ответственности, и Ван Хелсинг решительным шагом направился в оружейную мастерскую, пройдя сквозь широкий столб пара.
К нему тут лее устремился Карл, коричневая ряса которого развевалась от быстрого бега монаха:
Так вот ты где! Тебе удалось вернуть его? Или ты его убил?
Ван Хелсинг промолчал.
Значит, ты все же убил его, да? Вот почему они тут все так раздражены. Когда они просят тебя вернуть им кого-нибудь, они не имеют в виду его возвращения мертвым.
Ван Хелсинг нахмурился и резко повернулся к Карлу, который только виновато улыбнулся:
Ну хорошо, хорошо,вздохнул он.У тебя плохое настроение. А теперь пошли. У меня есть кое- какие вещицы, которые прибавят тебе бодрости.
И снова Ван Хелсинг ощутил, как возрастает его интерес к предстоящему путешествию. Никто не стал бы отрицать, что Карл умеет создавать удивительные приспособления, которые могли служить оружием, и что он успел опередить, наверное, самых искусных оружейников во всем мире. Его изобретательности не было предела. Позади Карла Ван Хелсинг видел, как из огненного горнила кузницы извлекают мечи. Он считал, что старое доброе оружие всегда было надежнее, и рассчитывал в основном на него.
Карл заметил, как внимательно следит за кузнецом Ван Хелсинг, и нарочито громко, чуть презрительно, заметил:
Подумаешь! Каждый идиот сумеет изготовить меч.
И тут, услышав его, могучий монах в буддистской рясе грозно двинулся от наковальни, пронзая Карла, как кинжалами, своими глазами стального цвета.
Простите, святой отец!И Карл увлек Ван Хелсинга в сторону, туда, где находились его полки с оружием и прочими изобретениями. Он схватил в охапку несколько предметов и сунул их товарищу, поясняя:
Это связки чеснока, святая вода, деревянный кол, серебряное распятие...
В этот момент всю мастерскую заполнил грохот выстрелов. Ван Хелсинг обернулся и увидел большое многоствольное огнестрельное оружие, установленное на полу. Он уже раньше слышал об этом изобретении американца Гатлинга. Винтовка с вращающимися стволами отличалась скорострельностью, и Ван Хелсинг понял, что сейчас он словно заглядывает в будущее через некое маленькое окошко. Может быть, ему тоже пригодилось бы нечто подобное?
Почему бы мне не прихватить с собой такую же штуковину?
Карл посмотрел на товарища так, словно был уже не в силах спорить с глупым ребенком: именно такой взгляд часто можно заметить на лицах религиозных людей.
Ты, как я понимаю, никогда раньше не имел дела с вампирами, верно?
Ван Хелсинг неопределенно пожал плечами:
Вампиры, горгульи, колдуны и волшебники, не все ли равно? Лучшие из ниххорошо сваренные, как говорится.
Нет, это совсем не одно и то же. Вампир и колдун не имеют между собой ничего общего. Моя бабушка сама могла бы справиться с колдуном.
Карл, ты же никогда не выходил никуда за пределы аббатства. Откуда тебе может быть известно что-либо о вампирах?
И снова этот знаменитый взгляд:
Вот для этого и пишутся книги.
Да, конечно. И между прочим, Ватикан, без сомнения, обладал самой большой библиотекой в мире. Так считалось, по крайней мере, до сих пор. Небольшая часть этой коллекции разместилась на ближайших полках. Ван Хелсинг увидел тома, написанные Сократом, Коперником, Да Винчи и Галилеем. Величайшие произведения, сочиненные гениальными мыслителями в истории человечества. А рядом с ними мирно уживались палочки динамита, с которых как будто стекали в маленькие пузырьки капли жидкости.