- Почему?
- Потому что для этого им нужно будет признать, что они очень сильно были не правы, а на это не каждый способен. Человеку заблудшему проще считать, что прав только он, а другие - нет. Вот такие люди и придумывают себе ложных богов, оправдывающих их греховные поступки.
- Ну, а как же Иллан с Ненаком?
- Ну... Они ещё не спаслись, но пытаются сделать это.
- Крещение смоет с них все грехи!
- Тому, кто привык жить в грехе, будет сложно не наделать их снова. Смысл веры в том, чтобы со временем, может быть под самый конец земной жизни, научиться жить без греха. Поверь, на такое не всякий способен.
- Не значит ли это, что все мы имеем не слишком много шансов спастись?
- Спастись с божьей помощью может каждый. Бог милостив и простит людям многие их грехи, но нужно его успеть попросить о прощении ещё в этой жизни.
- Так нужно грешить и просить прощения или не грешить вовсе?
- Никто не сможет совсем не грешить, но стремиться к этому нужно.
- Так...?
- Важно иметь твёрдоё стремление не грешить, а кого спасти Бог решает сам.
- Иными словами, я могу иметь стремление не грешить, а Бог меня возьмёт, да и не спасёт?
- Если стремление твоё будет не достаточно искренним, то да.
- А какое достаточное?
- Неизвестно.
- Почему?
- Чтобы люди стремились к большему, а не к достаточному.
- А...?
В течение этого короткого разговора Дозабелда сто раз успела пожалеть о том, что взвалила на себя бремя проповеди истинной веры, и уже стала всерьёз сомневаться в успехе своей миссионерской деятельности, как в зал ворвались люди в чёрных кунтушах и напали на шляхтича, что сидел в самом дальнем углу.
То ли шляхтич показался ей смутно знакомым, то ли Лайя так довела Дозабелду своими вопросами, что ей требовалось срочно спустить лишний пар, но, не думая ни секунды, она схватила пустую миску и запустила ею в ближайшего из нападавших.
Не смотря на то, что Иллан с Ненаком решили встать на путь исправления, их боевые навыки никуда не пропали. Атаман их бывшей банды преуспевал не столько за счёт слепой удачи, сколько благодаря тому, что учил своих подчинённых беспрекословно выполнять все его приказы, не раздумывая, по одному только взгляду или взмаху руки. Не успел ещё сосуд из обожжённой глины разбиться о голову одного из чёрнокунтушников, как братья уже выхватили сабли и бросились на выручку совершенно незнакомому шляхтичу. Да и как не броситься, коль сейчас матушка Ираида была для них атаманом, а приказы атамана, даже не высказанные им, вслух, следует неукоснительно выполнять.
Аттер к бандитам, пускай и бывшим, симпатии не питал. Сколько-нибудь серьёзным авторитетом Дозабелда для него не являлась, и только растерянность и апатия, завладевшие им после смерти отца, заставляли его держаться за полоумную жрицу странного Бога и её столь же странных последователей. И вот он стоя смотрел на то, как Иллан с Ненаком сражаются с превосходящими силами мортагской стражи, а девушки, в том числе и его сестра, осыпают чёрнокунтушников мисками, кружками и кувшинами из-под вина. Постепенно чувство стыда заставило его покраснеть, а гордость сама вложила в его не слишком крепкую руку короткий меч караванщика. Превозмогая страх, Аттер издал какой-то жуткий нечленораздельный вой и бросился в яростную атаку. Дальнейшее он помнил плохо, но когда охвативший его приступ боевого безумия прошел, то вид крови на лезвии меча в его руках и последних судорог почти мёртвого тела у него под ногами сперва произвёл на него рвотный эффект, а после и вовсе заставил отправиться в неглубокий, но продолжительный обморок.
- Ай-ай-ай ваша милость, да как же это? Говорил я вам взять топор? Говорил! А теперь? Что ж теперь будет-то? Один ушёл! Приведёт подмогу, а вам с такой раной и не уйти. Может вам в лесу спрятаться. Да и вам, госпожа, тоже стоит людей своих увести от беды подальше, - причитания Дункуса ещё долго лились рекой, отчего Дозабелде, сшивавшей рану Аэриоса без наркоза, было вдвойне сложнее сохранить самообладание и довести начатое до конца.
- Агриппина! Собирай вещи! - крикнула она на Линну, сидевшую в углу тихо, как мышь, а потом, повернувшись к трактирщику, негромко добавила:
- Нам потребуется большой котёл, топоры, лопаты, овечьи шкуры и вообще всё, что бывает нужно для обустройства лагеря.
Отложив окровавленную иголку, недоучившаяся медсестра широкого профиля осушила кружку с крепким мортагским вином и продолжила выполнять обязанности главы общины.
- Прошка! Быстренько обыщи убитых. Да ты что, боишься? Мертвые не кусаются! Ненак! Живо собери лошадей напавших и спрячь их в лесу. Иллан! Пойдёшь с братом! будешь следить за дорогой. Кинта! Быстро беги на кухню. Попроси, что бы дали крупы, лепёшек, мяса вяленого на неделю. Колбасу возьми ещё, соли и сала. Лайя, сбегай в деревню, купи мешков попрочнее. Ничего с Аттером не будет. Первый раз, небось, убивал? Первый раз всегда так бывает, я как лекарь это тебе говорю. Веерка, живо в деревню, узнай, не продаст ли какой крестьянин телегу. Хотя стой, лучше будет купить через Дункуса. Надя, что ж ты стоишь, как вкопанная? А...? Не слышу? Агриппине иди помоги!
Эвакуация из постоялого двора прошла успешно. Ещё до захода солнца Дозабелда со своей немногочисленной паствой разбили лагерь на берегу живописного озера у впадения в него небольшого, но очень быстрого и довольно глубокого ручья. Поместив раненого в палатку, матушка Ираида поручила его заботам Прошки, а сама вместе с остальными последователями расположилась на ночлег под большим туристическим тентом. А рано утром она прицепила к спиннингу примитивную блесну-ложку старого советского образца и за какой-то час с небольшим обеспечила свой отряд рыбой на два дня вперёд. Перекусив наскоро вместе с продравшей глаза паствой, Дозабелда нашла в лесу небольшие заросли чистотела и, приготовив из него целебный отвар, наложила компресс-повязку Аэриосу на рану.
Покормив больного, она положила руку на его голову и была неприятно удивлена ощущением сильного жара, исходящего от него. Дабы избежать ошибки, Дозабелда склонилась над раненым и поцеловала его в лоб. Лоб оказался очень горячим, а больной слишком прытким, так как зачем то, забыв о своём ранении, полез обниматься.
- Лапы свои убери! - взревела дочь защитника Белого дома и влепила Аэриосу оплеуху.
- Прости! Я думал...
- Он думал? Indjuk тоже думал! Жар у тебя! В-о-с-п-а-л-е-н-и-е! Пойду в лес травки искать. Хотя какие сейчас в лесу травки? Смех один, а не травки. Моли Бога, чтоб он тебе жизнь оставил!
- Какого бога мне следует молить? - поинтересовался больной, который хоть человеком особо религиозным не был, однако никакой радости от перспективы загнуться в расцвете лет не испытывал, да и дел незаконченных было много, и умирать именно сейчас было бы с его стороны крайне безответственным поступком.
- Есть только один настоящий Бог, а все остальные - ложные!
- Какой же из всех богов настоящий?
- Тот, которому молюсь я!
- И как зовут этого бога?
- Зови его Бог Авраама, Исаака и Якова или просто Отец!
- А имя у этого отца есть?
- Зачем ему имя? Он же один. Других богов нет! Хотя можешь звать его Саваофом. - сказав это, она вылезла из палатки и, захватив с собой на всякий случай Иллана, отправилась бродить по окрестностям в поисках хоть чего-нибудь целебного.
* * *
Иллон не смог ничего сделать. Просто не успел. Первым был убит Чинк: брошенная какой-то девчонкой миска разбилась о его голову, и пока тот приходил в себя, подлетевший к стражнику разбойного вида парень ударом сабли развалил бывшего гладиатора от левой ключицы до правого бедра. Вслед за Чинком в царство мёртвых ушёл и Рулук. Не имея возможности сбить Ветра с ног, он сначала пытался огреть его стулом, а после прижать столом к стене, но стол оказался слишком тяжёлым, и киратский шпион успел раскроить Рулуку голову своим странным мечом. Хон остался без головы, не успев даже вытащить саблю из ножен. Он всегда доставал её в самый последний момент, но сейчас, когда дичь была совсем близко, азарт охотника сыграл с ним злую шутку и один из лучших мечей королевства погиб от коварного удара в спину, которого совершенно не ожидал. Увидев, что превосходство не на их стороне, Иллон бросился на помощь остальным, но был сбит с ног броском большого глиняного кувшина, а когда снова поднялся на ноги, всё было, кончено и он предпочёл убежать. Вскочив в седло, единственный оставшийся в живых стражник поскакал в сторону мортагской границы, но не успевшая отдохнуть лошадь скоро пала, и он был вынужден идти дальше пешком, моля богов о том, чтобы за ним не было погони.
На третий день пути, когда страх быть настигнутым киратцами прошёл, в душе верного раба мортагской короны появились серьёзные опасения, что предстань он пред ясные очи начальства, как тут же будет назначен виновным во всех неудачах и, скорее всего, умрёт медленной, крайне мучительной смертью. Бежать в Кират было глупо, так как там со дня на день должен был состояться переворот, в результате которого к власти должны были придти такие люди, что на защиту от прежних хозяев надеяться было бы слишком наивно. Прибрежные королевства хоть и вели свои торговые дела по всему известному миру, в вопросах предоставления подданства признавали только право рождения, и не имевший в этих микроскопических странах родственников чужак мог рассчитывать только на участь раба на галерах. Рагнетия, славящаяся своими просторами, снежными зимами и никогда не прекращающимся бардаком, могла стать идеальным местом для того, чтобы в ней затеряться, если бы не одно "но". Пытаться попасть туда через готовый в любой момент взорваться Кират было слишком опасно. "Похоже, придётся пойти в бандиты", - подумал Иллон за мгновение до того как какое-то чахлое деревце внезапно рухнуло на дорогу и преградило ему путь.
- Слышь fraer, сабельку на землю кинь, а не то я стреляю, - раздалось из кустов.
- Я хочу говорить с атаманом!
- А зачем тебе с ним говорить?
- Надо!
- Кому надо?
- Мне надо!
- А мне не надо!
- Атаман, возьми меня в свою банду!
- Зачем?
- Я хороший боец!
- Зачем ты хочешь вступить в мою банду?
- В бегах я!
- От кого бегаем?
- Ото всех.
- Что, совсем ото всех?
- Ну, почти.
- Почти - это как?
- Рассказывать долго.
- Так мы не торопимся.
И Иллон рассказал обо всём без утайки, а после того как закончил рассказ, увидел перед собой двух парней и девчонку - причем все трое были в странной, мешковатого вида одежде из ткани цвета коровьей лепёшки.
- Вообще-то мы не разбойники, а povstancy, - сказал парень на вид семнадцати или чуть более лет, который был в этой троице старшим.
- Это как? - не удержался от вопроса Иллон, услышав незнакомое слово.
- Сражаемся за свободу, равенство и эту... Как её? Social'nuju справедливость! - сказала девчонка и, чуть подумав, добавила - Короче, мы выступаем за всё хорошее против всего плохого!
- И ради этого грабите одиноких путников на дороге?
- Что делать? Revoljucii нужны деньги, - как бы нехотя произнёс младший из парней и первым направился в лес по едва заметной тропке.
И "атаман", и его компаньоны - назвать эту троицу бандой Иллон даже спьяну бы не смог - вызывали у него ощущение дурацкого сна, но при этом он всё же ничуть не удивился, когда в тени леса к отряду пристроились сзади два эльфа, облачённых в длинные, покрытые, словно птица перьями, зелёными и жёлтыми лоскутами накидки, и, положив руки на оголовья мечей, дали понять новому члену банды, что с ними ему шутить не стоит.
Глава 7
Блестящий камушек в ручье Дозабелда заметила сразу.
"Пирит, наверное", - подумала она и нехотя опустила руку в воду. Вода была очень холодной, но дисциплинированная дочь защитника Белого Дома знала точно, что если начал что-либо делать, то обязательно доводи до конца, поскольку, бросив на полдороге начатое однажды, можно потом вообще перестать доводить начатое до конца, постоянно находя себе какое-нибудь оправдание. Сжав зубы, она нащупала на дне странный камень и очень быстро вынула его из воды. Несмотря на небольшие размеры, камень оказался необычайно тяжёл.
"Как интересно, а свинец бывает жёлтым?" - задала себе вопрос Дозабелда и решила попробовать расколоть странный камень, чтобы посмотреть, что у него внутри. Положив его на большой, отполированный водой кусок гранита, она вынула из ручья крупный голыш и ударила им по странному камню. Сперва девушка била несильно, но странный камень упорно не хотел разбиваться, и ей пришлось постепенно увеличить силу ударов. Когда и это не помогло, она взяла объект своих экспериментов в руку и снова внимательно осмотрела. Предмет имел явные следы сплющивания, из чего Дозабелда сделала вывод, что, во-первых, он металлический, а во-вторых, цельный.
- Не знаешь, что это за блестяшка такая? - спросила она Иллана, который, как и положено охраннику, изображал статую рядом с ней.
- Я могу ошибаться, но это очень похоже на золото, госпожа, - ответил ей оглашенный и с нескрываемым интересом начал осматривать дно ручья. Заметив в глазах подчинённого нездоровый блеск, Дозабелда решила, что раз процесс невозможно остановить, то его нужно возглавить и, не став дожидаться, когда золотая лихорадка затмит разум бывшего бандита, быстро произнесла: - Иллан, нужно немедленно бежать в лагерь за лопатами, мисками и вообще всем, что может нам пригодиться. Бог явил нам свою великую щедрость, и будет очень большим грехом не принять у него этот дар.
- Хорошо, госпожа! Я запомнил сюда дорогу.
Больше всего юная проповедница опасалась двух вещей. Если золота, кроме этого самородка, не оказалось бы вовсе, то это подорвало бы её авторитет как жрицы и выставило бы Господа жадиной. Но ещё хуже было бы, если б золота оказалось слишком много. В этом случае с россыпи стало бы просто невозможно уйти, и они могли бы застрять здесь надолго. К счастью, золото в земле рядом с ручьём было, но не в той концентрации, при которой старательский хлеб можно было бы счесть слишком лёгким. Чтобы не переносить лагерь со столь удачно выбранного места, на импровизированном прииске решено было работать вахтовым методом. Ну, а чтобы никто не был обижен слепою удачей, всё золото стали складывать в общий котел и решили не подвергать дележу до тех пор, пока не достигнут тех мест, где возможно будет получить за него настоящую цену.
- Никогда не думала, что добывать золото так тяжело, - сказала Линна, отработав две полные смены на промывке породы.
- Работать вообще тяжело, - ответила ей Дозабелда, снимая с натянутой между двух молодых сосен толстой лески отстиранный перевязочный материал.
- Я думаю, это из-за того, что здесь мало золота, а вот там где его действительно много, оно, наверное, под ногами лежит, и от земли его отмывать не надо.
- В хранилище королевской казны так, наверно, и есть, но в природе такого счастья, увы, не бывает.
- А жаль!
- Если б было, то золото бы не стоило ничего.
- Почему?
- Оно дорогое как раз потому, что мало встречается где, и добыть очень сложно, а то, что легко достаётся, и стоит немного. Таков закон рынка.
- Какого рынка?
- Рынка вообще.
- Мы с папой ездили в город на рынок, но я не слышала, чтобы на нём были какие-то особенные законы.
- Это не тот закон, который пишут люди для того, чтобы потом по нему жить, а тот, который существует изначально независимо от них и действует даже когда они о нём не знают.
- И почему ты постоянно так мудрёно говоришь? Впрочем, вы, жрецы, все такие, - с этими словами Линна зевнула и, устроившись на своей личной шкуре под общим туристическим тентом, заснула глубоким спокойным сном человека, хорошо сделавшего нужное дело.
Семь дней Аэриос метался в бреду, находясь между жизнью и смертью. Его рана гноилась, и Дозабелде пришлось трижды снимать с неё швы, промывая отваром из чистотела. Дважды в день она меняла компрессы из настоя сушёных плодов шиповника, но состояние раненного не улучшалось. На восьмой день, когда больной ненадолго пришёл в себя, она достала из своей походной аптечки взятый из Москвы сумамед, заставила его принять одну таблетку. К величайшему разочарованию Дозабелды, жар на следующее утро не спал, но Аэриос был весь день в сознании. На десятый день она скормила больному последнюю третью таблетку со словами:
- Теперь молись! Больше я ничем помочь тебе не смогу.
И Аэриос стал молиться. Вначале он пробовал молиться богам своего народа, но, так как верил в них не особенно сильно, то быстро решил обратиться в инстанцию понадёжнее. Молиться керсутским богам, многократно в течении года получавшим от смертных кровавые жертвы, было противно, и он обратил свой мысленный взор к Саваофу. Сперва он пытался выяснить у матушки Ираиды, какие именно заклинания нужно произносить, обращаясь к единому Богу, но Дозабелда, видимо, находившаяся не в лучшем расположении духа, рявкнула на него: