В результате группа товарищей-чекистов пришла к выводу, что не надо дожидаться самопроизвольного распада Союза, а лучше провести контролируемый развал страны. Исключительно из гуманных соображений, конечно же. Уберечь советских граждан от большой катастрофы, так сказать.
Для этого был приведён к власти Горбачёв и устроена перестройка. Методы и способы развала опустим СССР для краткости, они известны всем жителям той эпохи и поэтому повторять их нет смысла.
На этом первая часть плана «Гологофа» заканчивается. С ней более или менее все ясно, и особых споров она не вызывает. Разногласия лишь в вопросе: был ли этот проект реализован или выдуман опосля, уже после развала - задним числом. По понятным причинам, публикация о нем появилась лишь во второй половине девяностых годов, поэтому возникают некоторые сомнения: а был ли мальчик?
О второй и третьей части плана с говорящим библейским названием сказать достоверно что-нибудь трудно.
В общих чертах они описываются так: после уничтожения СССР к власти приходят «демократы» ( по другой версии: националисты?!), которые проводят кардинальные реформы, сносят старую систему и переходят к новой экономической формации ( тут снова разногласия: капитализм или обновлённый социализм планировался - точно неизвестно).
Третья заключительная фаза и вовсе покрыта мраком. По той версии плана, которая слита журналистам, после проведения тяжелых и неприятных реформ, народные массы трудящихся и крестьян в праведном гневе должны снести буржуазную власть и вернуть обновлённый СССР. Версия абсолютно не реалистичная, учитывая кто и когда писал этот план. Поверить, что Андропов искренне рассчитывал на народные массы в деле возврата СССР - абсолютно невозможно. Он чистый прожжённый циник и профессионал, полвека проработавший в спецслужбах - романтические наивные мечтания ему абсолютно чужды.
Да и сам план прямо указывал на совершенно иное. К моменту крушения СССР должна была быть создана тайная сеть финансовых и силовых организаций под контролем КГБ, которая должна была встроиться в будущую элиту новой России и национальных республик. Именно поэтому почти все лидеры националистов в советских республиках впоследствии оказались сексотами и агентами госбезопасности. Пресловутое «Золото партии» исчезнувшее без следа - это именно те средства, которые выводились под этот проект. Правда, это лишь малость от видимой части айсберга. Основные деньги шли по другим путям-дорожкам, через иностранные счета и офшоры.
Тут и роль генерала Добкова, моими усилиями снятого с поста начальника Пятого управления, отвечавшего за идеологию и борьбу с диссидентами, смотрится несколько по другому. Допускаю, что он имел прямое поручение встроиться в бизнес-империю Гусинского, и на посту начальника службы безопасности взять её под контроль. Чтобы в последующем тупо отжать, как это и произошло в моем будущем.
Получается опальный Добков и его подручные - часть клана Людоедыча?
Поэтому смело делаем вывод, что третий этап - это силовой захват власти. Ничего другого быть не может. Или как вариант: шантаж угрозой переворота и тогда получается мирный перехват власти. Ничего не напоминает? Мне так очень сильно кажется, что нечто подобное мы как раз и наблюдали в 1999 году.
Поверить, что Борис Ельцин добровольно отдаст власть какому-то провинциальному чиновнику, бывшему полковнику КГБ - может только очень неискушенный в политике человек. Кто такой преемник на тот момент? Какие гарантии он вообще может давать? Это с высоты последующих десятилетий мы можем оценить ВВП, и приписать ему политический вес, которого у него не было, а тогда он ничего из себя ровным счётом не представлял. Гарантии дал кто-то другой, и Ельцин этим обещаниям всерьёз поверил, поскольку точно знал с кем имеет дело и что эти люди из себя представляют.
Интерлюдия
Понять логику и конечную цель иезуитского плана «Голгофа» чрезвычайно сложно. Для этого надо постараться сначала понять ход мыслей и глобальную идею, которая двигала разрушителями. Ведь, не с бухты-барахты, они решили снести великую империю, которой верой и правдой служили почти всю свою жизнь.
С националистами, демократами и бывшими комсомольцами таких сложностей нет - их мысли просты и примитивны, обсуждать их не требуется. Власть и деньги, часто отягощенные личными комплексами.
С «орденом меченосцев» - это название, которое ввёл в обиход ещё товарищ Сталин, намного сложнее и безнадежнее. В некотором роде, это идейные фанатики, убежденные в своём высоком предназначении и готовые ради светлой цели на любые жертвы.
« Весь мир насилья мы разрушим,
До основанья, а затем,
Мы наш, мы новый мир построим..»
Для обычного человека это всего лишь строчки из старого революционного гимна. На самом деле - это ключевой программный пункт и главный способ действия всех революционеров. Причём, нет разницы: троцкисты, маоисты или коммунары времён Французской революции.
Постулат один и на все времена: для рождения нового человека или общества требуется уничтожить старое, «сжечь до тла». Только опустив и ввергнув человека в прах, в ничтожество и доведя до скотского состояния, лишив веры и идеалов, избавив от моральных принципов - только после этого якобы можно выплавить нового идеального человека.
Так, что когда мы удивляемся: откуда взялась мерзость девяностых, отчего пошла тотальная деградация всего и вся, то мы просто не понимаем, что это так и было задумано изначально. Никаких случайностей и ошибок - это именно «работа в Нигреддо» *, как выразились бы какие-нибудь древние братья-иллюминаты или их духовные наследники - выпускники Лиги Плюща где-нибудь на Западном побережье США в двадцать первом веке.
*** Нигреддо - «Работа в Чёрном» . Термин изначально использовался алхимиками для обозначения одной из стадий получения золота. Означает избавление от примесей путём выжигания. В тайных и оккультных сектах имеет другой смысл, похожий на тот, который используют пламенные(sic) революционеры.
Конец интерлюдии
Первая неделя заточения, как уже было сказано выше, прошла относительно спокойно. Внутрикамерный быт потихоньку начал брать своё. Неделя без душа и ванной, и я начал превращаться в натурального бомжа. Оказалось, что водные процедуры, а так же прогулки на свежем воздухе и иные арестантские радости, положенные по умолчанию, мне не светят. Наверняка, опять хитрые психологические штучки, чтобы сломить волю и моральную стойкость.
Лишь на восьмой день заключения охранник притащил ведро холодной воды и алюминиевую кружку, чтобы ополоснуться. Цивильную одежду отобрали, вместо неё выдали старую больничную пижаму, выцветшую и застиранную до дыр, а так же домашние тапки без задников. С тонким намеком, что далеко в таких не убежишь, если что.
Тревожным зноночком стало то, что печатную машинку у меня забрали, и больше не приносили. Из чего я сделал вывод, что моя писанина теперь никого не интересует, да и частота визитов Ивана Фёдоровича резко сократилась. В качестве утешительного приза мне досталась железка примерно двадцати сантиметров длиной, варварски извлеченная из внутренностей печатного агрегата, что примечательно - без внешних признаком потери работоспособности. Как чувствовал, что халява скоро закончится - буквально в последний день успел.
Так что теперь у меня появилась полноценная заточка, доведённая до остроты лезвия в следующие сутки. Чтобы спрятать трофей пришлось сделать «нычку» с обратной стороны ножки у топчана. Два часа, не считая перерывов, пилил и вырезал в твёрдой древесине, по прочности похожей на окаменевшую деталь Ноева Ковчега, узкий паз для хранения своего сокровища. Опилки аккуратно собирал и выбрасывался в окно небольшими порциями, чтобы ветром разнесло. Затем из хлебного мякиша, смешанного с перетертым рыбьими костями ( спасибо охране за разнообразие блюд) слепил замазку, благодаря которой поверхность дерева на ощупь стала почти ровной. Если снизу не заглядывать, то вообще ничего не видно. Где-то читал, что из рыбьих костей клей варят. Может и врут, но замазка получилась качественная, но к сожалению - одноразовая. Через несколько часов высыхает и крошится, так что заначку лучше не трогать без острой необходимости.
В нормальной тюряге такая шнагя не прокатила бы, спалили бы при первом шмоне. Однако, у меня хата специфическая, и отсутствие душа с прогулками компенсируется малым количеством обысков и неопытностью охранников.
Имея заточку можно строить планы на побег. С огромным удовольствием взял бы уважаемого Ивана Фёдоровича в заложники. Однако, не все так просто. Во-первых: здесь мало, кто смотрит голливудские фильмы и правильно реагировать на захват заложников не умеют. Возьмут и пальнут мне в голову, не долго думая. Здесь нравы простые.
Вторая проблема: прирезать невиновного человека - это надо смочь! Выстрелить из винтовки намного проще, человек на расстоянии воспринимается по другому. Приставив заточку к горлу, решиться заколоть человека - это реально трудно. Тем более - невиновного, а Иван Фёдорович формально чист перед законом, аки слеза самогона на хуторе близ Диканьки.
Ну, и третья сложность, подвид второй. Если бы я был случайным террористом, который проходил мимо и решил взять в заложники генерала КГБ, то может, что и выгорело. Однако, у товарищей, «которые нам совсем не товарищи», есть не только мое личное дело, но и наверняка полный психологический профиль сделан. Именно поэтому Иван Фёдорович не боится сидеть со мной в камере один на один, без охранника. Наверняка, яйцеголовые советники просчитали мои психологические реакции и уверили, что это безопасно. И ведь, не ошиблись, гады. Прирезать Федорыча рука у меня не поднимется, а без этой готовности блеф сразу раскусят.
Глава 6
Глава 6
Усыпили меня, как наивного котёнка, в точности, как в прошлый раз, подсыпав снотворное в еду. Впрочем, шансов избежать этой участи не было изначально - другой жратвы у меня все равно нет, а если голодать, то сил не останется к нужному моменту.
Очнулся от резкого запаха нашатыря, привязанным к койке в своей камере. Добрый дяденька в белом халате сунул мне иголку в вену, после чего два часа мучил вопросами. Интересное действие у этой химии: все окружающие люди сразу кажутся близкими и родными, так и хочется поделиться с ними самым сокровенным, но их почему-то интересуют дурацкие вопросы, то про Ельцина, то про американского президента.
Выпотрошили меня качественно, со знанием дела, рассказал даже то, что казалось забыл давно уже. Трудности у «доктора Менгле», как я его обозвал, возникли лишь с пониманием, что именно у меня спрашивать. Иван Фёдорович отсутствовал при допросе, а химика-эскулапа, видимо, не посвятили во все тонкости моей биографии, поэтому некоторые ответы его ставили в тупик, а нить беседы постоянно виляла из стороны в сторону и обрывалась.
В себя я приходил долго - больше суток, и даже после этого несколько дней чувствовал заторможенность в мозгах и мучился сильной головной болью. Нетрудно догадаться, что следующей экзекуции содержимое моей черепной коробочки не переживет. Да и сам по себе, факт перехода к медикаментозным средствам, откровенно намекает, что дело мое - труба.
Как говорится в Ветхом Завете: «мене, мене, текел, фарес, упарсин». Надпись эта появилась на стене дворца вавилонского царя Валтасара незадолго до его гибели. В переводе на русский примерно означает: исчислен, в смысле - взвешен, оценён, признан легким и бесполезным. Что-то вроде смертного приговора, не подлежащего обжалованию.
Так что, как только пришёл в себя и стал соображать относительно нормально, тут же занялся планом побега. Дальше откладывать спасение своей шкурки просто опасно. Надежда, что генерал Леонтьев проявит чудеса дедукции и вычислит похитителей, испарилась без следа, как содержимое бутылки самогона, забытой первого января на столе в студенческом общежитии.
Никаких хитрых ходов - в моей ситуации поможет только жесткий силовой прорыв, но шансов на успех, если честно, очень мало. И самое грустное - нельзя ничего спланировать заранее, все, что находится за дверями тюрьмы для меня - загадка полная. Разведать не получилось, а теперь и времени на это нет.
Как говорят в такой ситуации: «Ввяжемся в бой, а там посмотрим!». Первая и пока единственная задача - вырубить тюремщика и выбраться из камеры. Наверняка, на выходе должен быть ещё один охранник, но будем надеяться на фактор неожиданности. Пока же мне ничего о нем не известно, поэтому и заморачиваться не стал.
Однако, даже первый уровень пройти будет не просто. Чем дольше я наблюдаю за моим надсмотрщиком, тем меньше он нравится. Не в плане внешности, хотя морда лица у него малоприятная - Валуев отдыхает, а в том смысле, что в честном поединке мне его не одолеть. И даже больше скажу, в боях без правил он меня тоже положит сразу. Чувствуется - настоящий волкодав, скорее всего из спецназа, хоть и не люблю это затасканное слово, давно потерявшее свой изначальный смысл. Когда-то этим термином обозначали обычного диверсанта, путь даже и способного убить часового голыми руками и заложить взрывчатку под мост. Позже так стали именовать всех подряд, кто имеет хоть какое-то отношение к рукопашному бою в армии и спецслужбах.
Судя по пластике движений, по умению контролировать обстановку и манере держаться - похоже из ликвидаторов или нечто подобное. С таким противником категорически нельзя сходиться в ближнем бою, даже с моим богатым опытом. Нет, это не трусость, хороший боец всегда чувствует когда противник выше классом. Это не значит, что обязательно проиграешь, хотя такой настрой очень мешает на ринге или на татами, но сражаться один на один с таким монстром - себе дороже. К сожалению, у меня нет другого выхода.
И козырей у меня всего два: спрятанная заточка и внезапность. Не густо, если честно.
Грубо говоря, есть только один шанс и только на один удар. И опять возникает дилемма морального выбора: твоя жизнь против чужой. Единственный удар заточкой, который гарантировано выводит противника из строя - в горло. Ранение в любые другие части тела не остановит такого профессионала. Но с огромной вероятностью такой удар окажется смертельным. Убивать советских граждан я не готов, по крайней мере, в мирное время и без уважительной причины, и поделать с этим ничего не могу.
Вторая проблема: как заманить охранника в камеру? Лучше всего это сделать ночью, когда снаружи будет меньше народу. В пижаме и домашних тапочках при дневном свете далеко и незаметно не убежать. Но вдруг у него приказ: ночью камеру не открывать ни при каких обстоятельствах? И сразу докладывать начальству? Тогда что? На побеге можно ставить крест, только насторожу охрану.
После промывания химикатами моя голова так и не начала работать в полную силу, поэтому идеи, которые в ней возникали, страдали излишней фантастичностью. В прошлый раз из заточения я выбрался используя электричество, точнее - его отсутствие.
Сейчас этот фокус не пройдёт. Сама по себе, разбитая лампочка мне ничего не даёт, темнота в камере лишь насторожит вертухая. Поэтому родилась оригинальная идея выковырять проводку из стены и замкнуть на дверную ручку. Но подумав, отказался от соблазнительной мысли. Проводка скрыта внутри стены, и чтобы её извлечь надо изрядно помучится, ковыряя штукатурку на потолке. Незаметно и без грязи этого не сделаешь. Вдобавок, как ни старался, но не придумал способа подсоединения, так чтобы охранника стукнуло током в нужный момент, и чтобы лампочка горела до последнего.
Все время получалась какая-то ерунда. Какая мне польза, если конвоира шарахнет, до того как он откроет калитку? И где гарантия, что это будет нужной силы удар? Может, лишь тряхнёт слегка, а потом обозлённый тюремщик на мне выместит своё удовольствие?
Кстати, тоже неплохо - в камеру ему, все равно, придётся зайти? Или не придётся? Вдруг вспомнит о приказе?
Вторая безумная мысль на эту же тему: затопить камеру, а когда охранник зайдёт внутрь, бросить оголенный провод на пол. Но и этот план был отвергнут. Во-первых: охранник ходит в сапогах... а во-вторых уже и не нужно при таком-то во-первых. К тому же, воды у меня всего одна неполная кружка, а этого точно не хватит для затопления. Заржавевший кран, сиротливо торчащий над такой же ржавой раковиной, последний раз воду видел ещё наверное в сталинские времена, или когда там эту богадельню использовали по назначению?
На всякий случай попробовал выломать кран, но так и не добыл ни капли воды - внутри оказалась лишь ржавая пыль. Печально. Кое-как вернул кран обратно. Затопление камеры даже без электричества могло бы помочь заманить охранника внутрь.