Лем, тебе сколько ложек? спросил Баль. Сахарозаменителя у меня мало, если что.
Три. Все равнотри.
Баль с кряхтением полез в шкафчик.
Умеешь ты
Искин отвернул колпак, вскрыл и высыпал его содержимое в рот. Мертвецы имели вкус пыли, но чуть кислили на языке. Что ж, скоро он узнает, есть ли в них что-то полезное. По крайней мере, станет известно, какая версия была поставлена девчонке изначально. Ходят слухи, что Фольдланд вовсю использует бегущих из страны, как шпионов. Причем люди и не подозревают, что собирают, систематизируют и делятся информацией с Гаусхоффеном или Кель-центром.
Может, и здесь так?
Перегрузившийся биопак пискнул. Запустилось сканирование. Семь процентов. Двадцать два процента
Лем.
Что? поднял глаза Искин.
Кофе.
Баль сунул ему чашку с дымящейся черной бурдой.
Синтетика?
Ха! Я настоящий кофе уже года три как не видел!
В «Ла Форже» за пять марок можно побаловать себя крохотной порцией, сказал Искин, подув на кофе.
Баль присвистнул.
Хрена себе!
Меня тут угостили на прошлой неделе. Если бы я что-то разобрал
От сладости кофе Искин слегка поплыл. Миг счастья был острый, резкий. Вспыхнул вселенной и тут же сжался обратно в ничто. У Искина даже появилось поганое чувство, будто его хирургически изъяли. Без анестезии.
Чик скальпелем
Господи, маленькие мои, умеете вы сделать папе больно! Поманили и убили. Искин вздохнул и глотнул снова.
Нет, уже не то. Впрочем, и хорошо.
Влей девчонке воды немного, сказал он Балю.
Куда? раскрыл глаза Баль.
В рот, господи!
А!
Баль зачем-то поболтал бутылку, затем наклонился над так и не пришедшей в сознание девчонкой. Вода полилась мимо губ на постель.
Баль! остановил друга окриком Искин.
У нее зубы сжатые.
Лей осторожно.
Понял.
Баль присел на кровать.
И голову приподними, сказал Искин, медленно вращая за спиной потихоньку отходящей рукой.
Лем, ты меня как за маленького
А с тобой так и надо. Облагодетельствовал девчонку
Лем.
Глаза Баля, круглые, зеленоватые, обиженно моргнули.
Ладно, извини, сказал Искин, наблюдая как друг неуклюже водит горлышком бутылки по губам несчастной. Напоил?
Ага.
На грудь плесни еще.
Пальцы Баля, закручивающие колпачок, замерли.
Ей?
Нет, мне! Я шучу.
Так ей?
О, Баль, Генрих-Отто, да!
Вода плеснула.
Лем, я туплю, я не нарочно туплю, ситуациясам видишь, принялся извиняться Баль, вытряхивая из бутылки последние капли.
Ты отдохнул? спросил Искин, отставляя чашку на прикроватную тумбу.
В каком смысле?
В смысле, способен опять держать фонарь?
Да, Лем, тут без вопросов.
Сейчас держать придется меньше. Но, возможно, понадобится еще. Потом я бы на месте девчонки все же зарегистрировался.
Лем, я ей скажу.
Искин повел биопаком в сторону, проверяя стабильность схемы, затем остановился, поднял голову.
Баль, я не волшебник. Достаточно остаться десятку стабильных юнитов, и через месяц или через два они могут включиться снова. Черт знает, что выскочит из битой программы.
Но если они битые, то, возможно, и не включатся.
Возможно, Искин откалибровал схему, разглядывая пузырчатый нарост колонии, одним усиком прилепившийся к лопатке, а другимнырнувший в легкое. Но, знаешь, это же Фольдланд-Киле-фабрик. Юниты юбер аллес. Ну, встанет она на учет, по-моему, ей же лучше.
А ты? спросил Баль, поднимая фонарь.
Чтоя?
Ты почему не встал на учет?
У меняособая история, отмахнулся Искин. Длинная, безрадостная и полная цензурных вставок.
Баль хмыкнул.
Ну, да, только это у всех так.
Что, все бежали из Шмиц-Эрхаузена?
Баль побледнел.
Лем, ты не рассказывал
Я и не бежал. Просто, Генрих мой Отто, мне сорок два. А девчонкесемнадцать-восемнадцать. Или вообщешестнадцать. И онаникто. Она вряд ли, даже неосознанно, могла куда-нибудь вляпаться. Максимумфигурирует в общем списке, в котором: «Фольдландс штаатсполицай просит экстрадировать на родину следующих лиц, заподозренных в незаконном пересечении государственной границы» и так далее. Ей будет достаточно заполнить форму об угрозе политического преследования, и никто ее обратно не вышлет. Для меня же, мой дорогой друг, в противовес ей, Фольдландэто богатое на взаимное неприятие друг друга прошлое.
Ну, Лем, я же это виновато пробубнил Баль. Если ты говоришь, что надо, так я ей скажу.
И постарайся быть убедителен, наставил палец Искин.
Постараюсь, кивнул Баль.
И денег что ли Искин, порывшись в карманах, выудил несколько мятых банкнот в одну марку. Дай ей от себя и от меня тоже.
Лем
Дай, дай. Тощая же, как И вообщесрам один, сказал Искин, бросив взгляд на прозрачные трусики. Может, приоденется.
Я лучше ей на блошином рынке что-нибудь подберу.
Ну, или так. Все! Искин мотнул головой, показывая Балю на место у кровати. Вставай на точку, свети.
Руки мои, руки, со вздохом сказал Баль, поднимая фонарь.
Вспыхнул свет.
Протягивая пальцы к ловушке, Искин случайно задел сосок. Сделалось неловко. Он подсел ближе, жмурясь, окунулся в конус света.
Посвети девчонке на лицо.
Понял, сказал Баль.
Свет сдвинулся. Искин, сосредотачиваясь, зажмурился, накрыл ловушку ладонью с немеющими пальцами.
Холодно. Очень холодно. Больно!
Ах! Отдача от импульса, казалось, встряхнула внутренности. Искин дернулся, подбив затылком конус фонаря.
Лем
Держи! Выше!
А че ты дергаешься?
Биопак пробивает. Получал разряд когда-нибудь?
А-а.
Бэ.
Свободной рукой Искин, кривясь, встряхнул «Моллер», по экрану которого бежали серые полосы ряби. Изображение восстановилось. Колония под правой ключицей распалась, частью уже втянувшись в ловушку. Хвостик, уходящий в головной мозг, сиротливо обвивал сухожилие. Нет, что-то с хвостиком не так.
Искин хлопнул девчонку по щеке. Голова свободно мотнулась. Сквозь губы струйкой стекла вода.
А вот это плохо.
Лем
Голос Баля был испуганным.
Что? спросил Искин, оттягивая веко лежащей.
Она жива?
Тьфу на тебя! На всякий случай Искин прижал два пальца к сонной артерии девчонки и ощутил слабое биение. Фонарь погаси.
В номере несмотря на включенные ночник и плафон сделалось темно.
Так что? отступил, взмахнул руками Баль. Почему она еще не очнулась?
Там отросток, сказал Искин. Проводящие юниты с функцией субконтроля. Их замкнуло на текущую задачу, когда я разрушил колонии.
Он отлепил ловушку. Зеленый светодиод мигнул и погас.
А текущая задача?
Стазис. Для ввода оперирующей программы. Грубо говоря, искусственно вызванная кома. Видимо, какой-то рассинхрон. Если, конечно, это не самовольство юнитов. Они, как мы знаем, битые. Раньше глубокое программирование носителя начиналось с финальной стадии. Но
Искин спрятал ловушку в карман и с усилием потер лицо ладонями. Кисть правой руки предсказуемо ныла.
Это лечится? спросил Баль.
Да все лечится, раздраженно ответил Искин. В стационаре. С наноплоном и магнитонным ускорителем. Специалистами. Под стократным увеличением. Так, дай я подышу.
Он отодвинул Баля с пути и шагнул к окну, дернул защелку.
Шум ветра и далекие гудки электропоездов ворвались в комнату. С минуту Искин смотрел на не работающий светофор на углу, на мешки с мусором, сложенные горой на тротуаре, на пересыпанные песком вытертые полосы пешеходного перехода и одинокого, удаляющуюся вихляющей походкой в сторону Кронеберг-штросс человека.
Серое утро делало мир серым, и только небо отваживалось розоветь.
Лем произнес Баль.
Помолчи, поднял палец Искин. Мне надо подумать.
Я тогда сварю еще кофе.
Да.
«Акванова» последняя.
Искин не ответил.
Что можно сделать Вообще, можно ли?
Зашумел чайник. Обернувшись, Искин нашел Баля сидящим в изголовье у девчонки с ладонью у нее на лбу. Трогательно. Отец и дочь. Словно бы. А на самом деле Почему Баль все время ищет девчонок на стороне, интересно? Самоутверждается или боится нормальных отношений? Впрочем, в нашем ненормальном мире
Не то.
Искин захлопнул окно.
Как там кофе?
Сейчас будет.
Баль поднялся. Искин, словно часовой на посту, сменил его у кровати. Красная полоса протянулась от окна на треть стены. Светало.
Баль заколдовал у плиты. Стукнула чашка.
Посидишь полчаса внизу? попросил приятеля Искин.
Спина Баля напряглась. Ложка, полная сахарозаменителя, повисла в воздухе.
Я могу и здесь.
Я хочу кое-что попробовать, сказал Искин, но эта вещь, знаешь, не для чужих глаз. Она немного противозаконная.
Я могу в коридоре, сказал Баль.
Ш-ш-шпосыпался сахарозаменитель.
Внизу.
Это что, вещь из твоего прошлого?
В том числе и поэтому.
Кофе, Баль поставил чашку на тумбу впритык к выпитой. Ты постарайся, Лем, пожалуйста.
Он снял с вешалки тонкую куртку, позвенел чем-то в карманах и вышел в коридор. Искин, подождав несколько секунд, подступил к двери и щелкнул замком. Он, конечно, подставляется, но ладно, к дьяволу. Пусть будут технологии майд ин Фольдланд. Страшные, запретные, тайные. В сущности, правда ведь. Ди меншлихе фабрик ин Киле.
А рядом Шмиц-Эрхаузен, милый, пасторального вида концентрационный лагерь.
Опрокинув в себя кофе, Искин сел, достал ловушку, потряс ею, как отец в детстве тряс перед ним жестяной баночкой с монпансье.
Мертвые юниты звенели едва слышно.
Попробуем на совместимость? Другого все равно ничего не остается. Отросток заклинило, восстановиться структура не сможет, накопители он раздавил и вообще почистил хорошо. Брать вещества из клеток юниты вряд ли обучены. Впрочем, встроенные в нейронные цепочки, жить они будут долго.
Выход?
Искин вскрыл ловушку и высыпал серую пыль на поверхность тумбы. Пальцем придал сходство с горкой с мини-кратером на вершине.
Выход в том, чтобы передать им прямой импульс. Или, если получится расшифровать коды, забрать к себе в семью. Да, да, в папочку. Но это маловероятно. Юниты в носителяхмаленькие автономные государства с периодически сменяемыми паролями доступа. Кажется, у Берлефа из «Научной практики» была мысль сделать их управляемыми из одного центра, но обнаружилось, что сигнал должен быть чудовищной силы, к тому же возникала проблема помех и обратной связи. Не ясно было и то, как будут реагировать юниты разных модификаций.
На заседании высокой комиссии при Рудольфе Кинбауэре было решено сделать программирование носителя индивидуальным, а вот разовую активацию производить посредством коротких передач по радиоволнам или волнам высокой частоты.
М-да
Искин обмакнул мизинец в остатки кофе и, капнув в ямку, приложил ладонь. Коже сделалось щекотно.
Не сахароза, фруктоза, но маленьким мерзавцам почти все равно.
Досчитав до десяти, он отнял ладонь и не без некого трепета обнаружил под ней пустоту, ровную, крашеную горизонталь. Вот сорванцы!
А старичок «Моллер» пусть полежит в сторонке.
Искин напрягся, и объемная схема ясно выстроилась у него в голове. Ключица, клювовидно-ключичная связка
Ноготь указательного пальца заострился, вспенился серым на кромке.
Закрыв глаза, он осторожно прижал его над грудью девчонки. Схема укрупнилась, поймала в фокус ключичный участок, нацелилась на проникший внутрь верткий, гибкий волосок.
Мягко, потихоньку
Юниты надстраивали цепочку, используя останки колонизаторов, и неумолимо двигались к отростку. В один момент усик заскользил было в сторону, к легкому, к артериальной ветви, но Искин подавил самоуправство.
Не отвлекаемся!
Стыковка прошла гладко, и часть юнитов, прилипая, тут же поползла выше. Отросток не отреагировал на соединение, и слабые электрические команды не заставили его ожить. Собственно, не очень-то и хотелось. Вернее, хотелось, но если не достучаться
Искин, посчитав, что проглоченные юниты уже разобраны, мысленно сформировал запрос о версии и спецификации, кодировал его в нескольких разных форматах и послал по цепочке как тест сбойного участка.
Ответ пришел неожиданно оперативно.
Среди мусора случайных символов и массивов чисел и текста перед веками всплыла короткая строка: «SuA/f.06.153.m.KF». Первые три буквы означали: Sabotage und Alarm. Маленькую «f» следовало читать как «frau». Далее шел тип унификации и версия юнитов, наличие вложенных модификаторов и место производства.
KF. Kiele-Fabrik.
Иногда в названии прибавляли «m». Человеческая. Меншлихе.
Ни жарко, ни холодно. Но Искин все же усмехнулся, и память на мгновение услужливо вернула его в облицованное розовыми кафельными плитками помещение, уложила в койку с громоздкими ящиками аппаратуры в изголовье, пристегнула и наполнила свод черепа вибрацией, идущей от штамповочных автоматов за стенкой.
Тох-тох-тох-тох. Пауза. И сноватох-тох-тох-тох.
Тьфу! Пришло не спросясь. Искин мотнул головой и сосредоточился. Раз у нас некая квази-мертвечина, мы ее, конечно, сковырнем. Пожертвуем несколькими десятками нейронов и будем надеяться, что они восстановятся. А куда деваться?
Плохо, что импульс сильный не дать. Было бы оборудование
Впрочем, подумал Искин, вряд ли здесь решились бы на такую операцию. Скорее всего, от греха подальше отвезли девочку в какой-нибудь закрытый институт. Даже не потому, что операция сложная. Не сложная при хорошем навыке. Но с этими программируемыми юнитами все теперь дуют на воду. Как бы чего
Памятна Сальская область, когда все ее население в тридцать восемь тысяч человек вдруг единодушно решило присоединиться к Фольдланду.
А тот с распростертыми объятиями принял. Волеизъявление народа, господа! Фольдланд никогда не выступал против народа! И мы никому не советуем делать это. Сальская область издавна известна своими родственными и деловыми связями с округом Оберпфальц земли Баренц, поэтому, руководствуясь государственными, гуманитарными и, в первую очередь, демократическими принципами, федеральный канцлер не может отказать и всемерно приветствует этот чистосердечный порыв
Жертв было всего четыре. Три оставшихся безымянными пограничника, неожиданно прибывшие на пропускной пункт по переводу из Кельдице, и глава отдела службы безопасности области полковник Иосип Карпчек, который застрелился в собственном кабинете.
Кстати
Искин, уже готовившийся дать импульс, задумался. Может, все же ничего не трогать? Сколько лет прошло? Шесть. Юниты, получается, редкий хлам. На нем, помнится, вразнобой испытывали сто десятые и сто двадцатые версии. А тутсто пятьдесят третья. В Киле должны были добраться до сто пятидесятой версии где-то за год. Кинбауэр тогда взял жуткий темп. Значит, что мы имеем? Правильно, какое-то старое, издыхающее дерьмо, наверняка накопившее в массивах мусора и некорректных срабатываний.
Интересно, где девчонка их подхватила? Не триппер все-таки.
И тогда, похоже, он не соврал Балю насчет того, что юниты через определенный промежуток времени могут запустить программу повторного развития.
Девиз Кинбауэра был: «Автономизация и многократное дублирование».
Это уже после его непонятной смерти (утонул в ванной), возобладал принцип специализации и исходной массы.
Что ж Поехали!
Искин скрипнул зубами, ощущая, как проникает в кости предплечья холод разряжающегося импульса.
Ух. Электрическая волна ушла по выстроенному мостику. Пальцы отнялись. Ноль, один, два Девчонка неожиданно вздрогнула и открыла глаза. С одной стороны, это было хорошо. Это означало, что юниты в продолговатом мозге утратили регуляторные функции. Плохо было другое.
Дьявол!
Секунду они смотрели друг на друга. Только не кричи, мысленно взмолился Искин.
Ядруг, сказал он.
Девчонка кивнула и в следующий момент двинула ему коленом в диафрагму. Удар получился сильный и точный. Искин потерял дыхание и, потянув за собой биопак, грохнулся на пол. Плямкнули вакуумные присоски. Сквозь облако черных и зеленых мушек Искин разглядел, что пациентка шустро скатилась с кровати в противоположную сторону, определив ее естественным барьером.
Какая м молодец.
Вы кто?
Голова ее показалась над взбитым одеялом. Искин посипел и кое-как смог ответить:
До доктор.
Друг Бальтазара?
Кого?
Бальтазара.
Искин зашевелился, напоминая самому себе перевернутого жука, и сел. По конечностям растекалась ватная слабость.