С другой стороны, продолжил он, как и всякие навязанные извне психозы, с течением времени они неизбежно теряют свою силу, замещаясь чем-то новым. Мы должны быть готовы к этому, Лем.
Я слышу это уже полтора года, сказал Искин.
Он подкатил биопак к ложу, растянул и закрепил в держателях провода. В отличие от «Моллера» в этом биопаке вместо присосок использовались тонкие, похожие на электроды иглы.
Ты слышишь, кивнул Берштайн, извлекая из ящика стола бланки анкет, но слушаешь ли? Знаешь последние слухи, настойчиво атакующие наше приграничье?
Какие?
Говорят, Фольдланд сворачивает юнит-программы.
Искин повернул голову.
Что?
После смерти Кинбауэра, по некоторым данным, они так и не смогли разобраться в его наследии. Мало того, оказывается, все, кто с ним работал, не имеют ни малейшего понятия о том, как Кинбауэр и его обособленная группа «Визе» программировали юнитов. Как тебе? Что там за порядки в их институтах?
Не может быть, сказал Искин. Кинбауэр все записывал.
Говорят, сжег. Только я, Лем, это говорю к тому, что скоро, судя по всему, наши с тобой старания станут никому не нужны. Если нет юнитов, то нет и страха, что у тебя внутри завелась колония мелкой механической нечисти, а значит, нет клиентуры.
Бред.
Ну, год-два мы еще продержимся, это я тебе обещаю, мои слова что-то да значат. Мало кто слушает Иосифа Берштайна, а ты, Лем, слушай.
Я слушаю.
В стеклянную створку стукнули с внешней стороны.
Заходите, махнул рукой Берштай, вставая из-за стола. Аннет Петернау?
Да.
Женщина переступила металлический порожек.
Ей было к сорока, едва ли больше. Кожа, увлажненная кремами и тонус-гелями, не показывала морщин, разве что их намеки слегка проступали у глаз, когда Аннет щурилась. Она была высока, стройна, худа. Грудь имела небольшую, а тазузкий. Баль называл женщин такого строения ненасытными стервами и секса с ними избегал. Искин, пожалуй, попробовал бы.
Стриглась Аннет коротко, волосы у нее были соломенного цвета, нос острый, губы тонкие, скулы высокие. В лице угадывалось нервное напряжение, и на виске, не скрытом волосами, билась синеватая жилка. Глаза зеленые, умные.
Нет, Баль бы уже бежал от нее на своем грузовике с рыбой.
Что мне делать? Раздеваться? спросила Аннет, разглядывая помещение в поисках места, куда можно было бы сложить сумочку и одежду.
Голос у нее был обычный, приятный, но не грудной, без хрипотцы, которая позволила бы ей чувствовать себя femme fatale, а особей противоположного пола сводила б с ума.
Темная юбка. Синяя блузка. Жакет.
Только верх, вместе с бюстгальтером, сказал Берштайн.
Юбку?
Нет никакой необходимости.
Извините, а
Шкафчик слева. Там же бахилы.
Искин гигиеническим полотенцем протер ложе. Искоса он поглядывал, как Аннет легко, без стеснения, скидывает блузку, открывая светлую кожу плеч, живота и грудь с темными кружками сосков. Никакого бюстгальтера она не носила.
Искин представил, как впивается в эту грудь губами, и отвел глаза, сосредотачиваясь на том, чтобы удалить пятнышки грязи с похрустывающего под пальцами материала. Со Стеф такого не было, подумал он в некотором удивлении. Ни когда она лежала перед ним в комнате Баля в прозрачных своих трусиках, ни когда она задела его штаны в автобусе. То есть, было, но в самом коротком, бессознательном и спонтанном смысле. А тут, бесконтактно
Искин тут же выругал себя. Ну-ка, господин gefangene, что за мысли? Вы, собственно, работать собираетесь?
Мне сразу ложиться? спросила Аннет, встав у шкафчика.
Вид у нее был забавныйголубые бахилы и юбка. Странная модница пришла на показ.
Нет-нет, сказал Берштайн, сначала ко мне. Нам надо заполнить данные.
С идентификатором?
Да.
Аннет замешкалась.
Мне сказали, что результаты обследования не попадут
Она как-то беззащитно посмотрела на Искина.
Не попадут, подтвердил Берштайн. Плохиене попадут. И это стоит еще десять марок. Садитесь.
Шурша бахилами, Аннет пересекла помещение и села на круглый стул перед столом. Поежилась.
Меня будете обследовать вы?
Нет, мой коллега, доктор Леммер Искин.
Это я, сказал Искин.
Он встал у биопака, комкая полотенце.
Очень приятно.
Улыбка у Аннет вышла искусственной.
Идентификатор, протянул ладонь Берштайн.
Пожалуйста.
Женщина вложила в нее карточку.
И десять марок.
Да-да, я помню.
Хорошо.
Берштайн сунул идентификатор в ридер перфорированным краем. Пять минут пришлось ждать, пока по телесвязи придет ответ. Аннет успела взять из шкафа сумочку, кошелек и передала Берштайну две банкноты в пять марок и одну в десять.
Затем зашелестело табло.
Очень хорошо, сказал Берштайн. Если мы обнаружим у вас какие-то посторонние м-м привнесенные дополнения, то эта информация отсюда никуда не уйдет.
Это точно?
Да. Доктор Искин выявит и уничтожит юнит-колонии, а в запись для идентификатора и санитарной службы попадет уже повторное обследование, которое и покажет ваше чистое, никогда не подвергавшееся заражению тело.
Хорошо, сказала Аннет.
У вас были какие-нибудь симптомы?
Дурнота.
И все?
Спазмы. Я не могла глотать.
Картинки под веками? Желтые? Коричневые? Чередующиеся? вмешался Искин. Может быть, вы слышали голоса?
Голоса?
Аннет повернула к нему голову. На лбу ее проступила и пропала крохотная складка.
На фольддойче. Einstellung. Regelung, подсказал Искин.
Н-нет, не слишком уверенно произнесла Аннет.
Хорошо, сказал Искин. Почему вы решили, что произошло заражение?
Мне так сказали.
В смысле?
У моего мужа есть любовница, уголок губы у женщины пополз вниз. О своей сопернице она явно была не очень высокого мнения. Мы, собственно, уже два года не живем с мужем вместе, но у нас есть обязательства. В целом, он, конечно, волен поступать, как ему заблагорассудится, и его похождения меня не волнуют. Но выезжать на приемы в Висбах или к его семье мы вынуждены совместно. Это связано
Она замолчала.
Впоследствии Искину казалась очень милой, забавной эта ее манера вдруг останавливаться на полуслове, замирать, словно превращаясь в фотокадр, в собственный портрет. Лицо Аннет тогда становилось неподвижным, скульптурным, но очаровательно живым, живущим, сосредоточеннымрот чуть-чуть приоткрыт, зеленые глаза смотрят в себя, морщинки всплывают изнутри, из-под слоя тонус-геля.
Муж ее боялся таких состояний и вроде бы одно время носился с идеей визита в психиатрическую клинику.
Замерла она едва ли на десять секунд.
Мне кажется, это не важно, сказала она, ожив, и по очереди посмотрела на Искина и на Берштайна. Это семейные дела, которые должны оставаться внутри семьи. Во всяком случае, говорить о них я не буду.
Искин кивнул.
Хорошо. Но про источник заражения
Любовница мужа распылила юнитов в моей гостиной. Чтобы освободить Дитриха от обязательств на мой счет. Видимо, так ей хотелось бы. И у нее был пульверизатор, мне сказали, что она пшикала раствором на цветы, шторы, в воздух.
Так заразиться маловероятно, сказал Искин. Попасть через органы дыхания или кожу отдельные юниты могут, но для развития колонии, которая впоследствии сможет взять вас под контроль, необходима инъекция в кровь, скажем так, колониального набора.
Вы уверены? спросила Аннет.
Доктор Искин близко знаком с этой темой, сказал Берштайн.
Но я чувствую
Мы это проверим, сказал Искин.
Прошу, Берштайн жестом указал на ложе под «Сюрпейном».
В конце концов, я уже заплатила, сказала, словно оправдываясь, Аннет.
Искин подождал, пока она ляжет, и помог ей переместиться чуть выше, ближе к полукружью изголовья.
Удобно?
Вполне.
Аннет пошевелила плечами.
Мне придется несколько раз коснуться вашей груди.
Пожалуйста, нисколько не смущаясь, сказала Аннет. Муж давно ее уже не касался. Надеюсь, это делается в чисто профессиональном плане?
Конечно, сказал Искин, вооружаясь пучком игл.
Выглядит страшно.
С них будут подаваться микроимпульсы для сканирования.
Аннет приподняла голову.
Вы будете втыкать их в меня?
Нет, сказал Искин, показывая крылышки пластыря на иглах. Просто прикреплю. В сущности, они и сами должны держаться. Они полые, в них создается крохотный вакуумный эффект, эффект присоски.
Это вообще долгая процедура?
Сканирование? Оно займет около десяти минут.
Искин наклонился и прилепил две иглы справа, однупод грудью, другуюмежду пятым и шестым ребрами, потом зашел, протягивая шнуры, с другой стороны, и укрепил еще две иглы. Больше, подумал, не нужно.
У вас умелые руки, сделала ему комплимент Аннет.
Я старался, сказал Искин.
Я чувствовала, как деликатно вы меня касались. Честно говоря, я редко ощущаю возбуждение от прикосновений, но вам это удалось.
Искин смутился.
Простите.
Здесь не за что извиняться, улыбнулась Аннет. Это не простое умение. Во всяком случае, если мы предполагаем меня.
Не смущайте мне коллегу, подал голос Берштайн.
Он поднялся и, обойдя биопак, встал у ложа, вскинул голову и посмотрел на лампы под потолком.
Не темновато. Может, включим «Сюрпейн»? Пусть поработает, страдалец, хотя бы в осветительном режиме.
Мне вполне достаточно, сказал Искин.
Что ж. Я отойду тогда, сказал Берштайн. Справишься?
Конечно.
Я в холле.
Берштайн вышел, мелькнув зеленью халата за стеклом.
Вот мы и одни, сказала Аннет.
Постарайтесь дышать медленно и глубоко, сказал Искин, запуская сканирование на биопаке.
Вот так? спросила Аннет.
Она задышала, слегка пристанывая. Глаза ее смеялись. В бахилах, юбке, не достающей до совершенных коленных чашечек, полуголая и неподвижная, с припухшими, отвердевшими сосками, она казалась очень доступной.
Госпожа Петернау, перешел на официальный тон Искин, по спине которого поползли мурашки возбуждения, это серьезное обследование. Постарайтесь не мешать мне делать мою работу.
Я мешаю? Бог мой, я не хотела! А вы здесь ничего не распыляете?
В смысле?
Мне отчего-то весело.
Это, возможно, нервное.
Искин брызнул воды ей на живот. Аннет захохотала.
Господи, что вы делаете? Вы не массажист?
Нет.
Вы же меня не массажным маслом
Это вода, сказал Искин.
Вы уверены?
Абсолютно.
А я подумала Аннет внезапно замерла, ушла в себя, как за несколько минут до этого. Лицо ее сделалось отсутствующим, пустым. Простите, выдохнула она чуть позже, это все моя испорченная натура. В наше время, знаете, продается гигантское количество «взрослых» журналов, где пишут, что примерно так и должно происходить соблазнение.
Искин проследил, как биопак медленно строит грубую схему. Схема была с лакунами.
Соблазнение в массажном салоне?
Или в клинике. Ой, простите.
Аннет показала отлепившуюся иглу.
Вот поэтому, обходя ложе, с неудовольствием сказал Искин, я и просил вас быть посерьезнее. В санитарной службе, поверьте, никому не делают снисхождения. Я пропущу горстку полудохлых юнитов, которые через неделю и сами растворились бы в крови, а вы через день возьмете и зазвените где-нибудь на выезде из города на одном из передвижных постов. Сказать, что будет дальше?
Он наклонился, глядя Аннет в глаза.
Скажите, прошептала она одними губами.
Искин приладил иглу.
Нас, возможно, лишат лицензии, а вас почти наверняка упекут в один из карантинных центров. На полгода. Вы этого хотите?
Нет. Я поняла.
Очень хорошо.
Искин снова запустил сканирование. Аннет лежала неподвижно, глаза ее были закрыты, тень улыбки трогала губы. Схема на этот раз сложилась куда быстрее, рисуя внутренние органы груди и брюшины. Серия микроимпульсов дала более-менее приемлемую картинку. Как и полагал Искин, никакой колонии, ни даже зачатков ее в Аннет не существовало. Правда, в легких имелось несколько потемнений.
Он увеличил схему, но разрешения биопака явно не хватало.
Вы курите? спросил Искин.
Курила, ответила Аннет.
Если вы не против, я проведу пальпацию.
Искин решил подстраховаться.
Пальпацияэто?..
Пощупаю, грубо говоря.
Аннет фыркнула, но сдержала смех.
Разрешаю.
Искин приложил ладони к груди Аннет, вытянув пальцы к ключицам, к шее. Легонько стукнул указательным, средним, мизинцем, отвлекая внимание лежащей. В правом его предплечье зашевелились, разогревая магнитонную спираль, юниты. В любом случае, одиночный импульс не повредит. Если и имеется какая-то активность в легких, то он ее гарантированно пресечет. Но сначала
Тепло, сказала Аннет.
Глаза она все также держала закрытыми.
Я знаю, сказал Искин.
Он сосредоточился, и юниты-разведчики из его ладоней десятком невидимых ниточек-цепочек проникли в тело Аннет.
Не шевелитесь, предупредил он.
Не шевелюсь.
Это займет не больше минуты.
Это ваша эксклюзивная методика?
Ну, в некотором роде.
Покалывает.
Так и должно быть. Не шевелитесь.
Юниты, бравые ребята, обогнув средостение, мгновенно расползлись по легкимсквозь плевру по сегментам, по бронхам к альвеолам. Искин чувствовал их интерес, их исследовательское любопытство. Впору было ревновать их к Аннет.
На микроимпульсы никто не отзывался, и малыши, похоже, большинство энергии тратили впустую. Правда, скромное кладбище юнитов обнаружилось в трахее. Около десятка трупиков, закупоренных слизью. Получалось, что недалекого ума соперница действительно распылила раствор с юнитами по комнате. Но не продаются же такие флаконы в обычных магазинах! Где-то эта дура должна была набрать колонистов, даже если они были отработаны. Или теперь юнитов продают на развес? Стаканами? Зашел, знаете, на Кронеберг-штросс или Лемур-аллее, и тебе за марку насыпали от души, как это бывает с марихуаной.
Искин наклонил голову и обнаружил вдруг, что Аннет смотрит ему в глаза. Видимо, во взгляде его мелькнуло замешательство, потому что женщина осторожно спросила:
Все очень плохо?
Нет, наоборот.
Искин разворошил кладбище и вытянул полуразложившихся мертвецов из трахеи. В темпе, ребятки! Боль свела пальцы, но он не изменил выражения лица, потому что Аннет все еще смотрела на него снизу.
Все.
По возвращению юнитов, Искин на всякий случай разрядил спираль, выжигая в Аннет потенциальных колонистов, и отнял ладони. Тут же захотелось пить. Предплечье захолодело, ответило резкой болью. Запоздало подумалось, что здесь-то как раз и биопак можно было использовать. Не «Моллер» все-таки.
Вы экстрасенс? спросила Аннет.
Искин шагнул к тумбочке у Берштайна за столом, достал бутылку с минеральной водой и свинтил колпачок.
Нисколько. Просто опыт.
Он осушил пол-бутылки за раз.
Мне можно подняться? спросила Аннет.
Нет, сказал Искин. Сейчас мы проведем контрольное сканирование, результат которого и отправим в санитарную службу.
Он допил бутылку.
Хорошо, глядя на серебристый глаз «Сюрпейна», Аннет побарабанила пальцами по ложу. А на ужин со мной вы бы согласились?
Я думал, это прерогатива мужчины приглашать куда-то женщину.
В вопросе приглашений я никогда не усматривала сексистский подтекст. Мы можем ограничиться приятной беседой.
Тем не менее
Договорить Искину не дал Берштайн, аккуратно постучав по стеклу с внешней стороны.
Я дома.
Он вошел, распространяя запах сигарет, причем паршивых, фольдланских. Искин подумал вдруг, что такие привычки могут многое сказать не то что хайматшутц, но и здешней, не слишком расторопной полиции. Слава Богу, он ничего такого за собой не примечал. Ни любви к колбаскам из Баренца, ни пристрастия к ботинкам от «Junge Geist». Хотя, что и говорить, замечательные выпускают ботинки.
А сигареты, наверное, контрабандные.
Да, сказал Искин, я почти закончил.
А мне позвонил доктор Фертиппер, сказал Берштайн.
Это кто?
Один хороший знакомый. Конференции по магнитонной диагностике осенью не будет. Как мне кажется, в струю недавнего разговора.