Берштайн остановился у ложа.
Все хорошо? спросил он Аннет.
Да, ответила женщина, меня сбрызнули водой, я посвежела, но пока не растеклась.
Берштайн выпятил губу и повернулся к Искину.
Ничего, сказал тот, обнуляя результаты сканирования. Чисто.
Тогда выходим с данными в центр?
На контрольном.
А как же!
Берштайн уселся за стол, пальцы его снова нажали на невидимые клавиши.
Готов.
Искин отсоединил иглы и подержал их несколько секунд в воздухе. Биопак пискнул, перезагружаясь.
Подключено, сказал Берштайн.
Делаю, сказал Искин, вновь прилепляя иглы.
Еще десять минут? спросила Аннет.
Меньше. Недолго. Дышите глубоко.
Искин запустил сканирование.
Картинка четкая, через секунду сказал Берштайн.
Искин отклонился, взглянув на экран биопака.
Проход без задержек.
Замечательно.
С этим можно будет в Вадуц? поинтересовалась Аннет.
Хоть в Ниццу, хоть в Вейн. сказал Берштайн. Даже в Штаты. Мы все-таки отделение «Альтшауэр-клиник».
Так, второй проход, сообщил Искин.
Аннет улыбнулась.
Я что-то волнуюсь.
Она попыталась сложить руки на животе, но Искин мягко перехватил ладонь.
Не стоит, сказал он. Просто соперница взяла вас на испуг. А может она и сама была не в курсе, что колонии таким образом подсадить нельзя.
Он вернул ладонь на место.
Ага, сказал Берштайн, следя за строчками на голограмме. Заражения не обнаружено. Данные данные приняты. Синхронизация Все, синхронизация успешна. Идентификатор статус обновлен.
Все, сказал Искин.
Отсоединив иглы, он помог Аннет сесть и передал бумажное полотенце.
Спасибо, сказала Аннет.
Она вытерла живот и шею, оставляя на полотенце влажные, расплывающиеся пятна.
Идентификатор.
Берштайн выложил карточку на край стола.
Все? спросила Аннет, спуская ноги с ложа.
Берштайн развел руками.
А что вы хотели? шутливо заявил он. Добавили бы пять марок, и мы расщедрились бы на блюдо из кафе поблизости. На
Он пощелкал пальцами, вызывая название из памяти.
Кайзершмаррн, подсказал Искин.
Да, на кайзершмаррн, на сладкий омлет.
Не стоит.
Аннет прошла к шкафчику и принялась неторопливо одеваться. Искин поймал себя на том, что беззастенчиво пялится на нее.
Господин Искин, обернулась Аннет, вы не ответили на мое предложение.
Она оправила блузку и накинула жакет.
Я не против, сказал Искин, складывая за спиной руки.
Может, созвонимся вечером?
У меня нет виссера.
Совсем? удивилась Аннет.
Прошуршав бахилами, она взяла со стола идентификатор. На ухоженном лице всплыла улыбка. Несколько секунд женщина стояла неподвижно.
Слушайте, сказала она, отмерев, может, сегодня в восемь в «Тиомель»? Знаете про «Тиомель»? Я вас приглашаю.
Знаю, на Криг-штросс, кивнул Искин и вспомнил про Стеф. Но лучше завтра. Завтра в восемь. Сегодня у меня нет возможности. У меня
Он умолк. Объявлять о том, что его будет ждать девчонка, в судьбе которой он принимает посильное участие, было, пожалуй, глупо.
Договорились.
На прощание Аннет послала ему легкий воздушный поцелуй.
Ох-хо-хо, с улыбкой сказал Берштайн, когда женщина вышла, где мои семнадцать лет? А ты тот еще ходок, Лем.
Я?
Берштайн встал из кресла.
А я что ли? он с кряхтением присел в углу у сейфа. Стоило мне отвернуться, выйти ни минуту, как у вас уже все сладилось. Ты сканированием занимался? У нее, кстати, натуральная грудь. Это, поверь мне, большая удача при том, что сейчас кто только не колет себе парафин.
Щелкнул замок. Берштайн достал из стальных недр пачку денежных купюр в сине-желтой банковской упаковке и вернулся с ней за стол.
Я выдам тебе восемьдесят марок, сказал он, разрывая ленту. Это вместе с сегодняшним приемом. Ты не против?
Нет, сказал Искин.
Ему вдруг сделалось дурно, и он отступил к биопаку, едва не опрокинув его на пол.
Лем?
Берштайн оторвал глаза от пересчета купюр, и лицо его сделалось озабоченным. Он приподнялся. Искин же искал точку опоры и не находил. Перед глазами плыло. Правую руку стиснуло обручем, и не разобрать, горячим, огненным или ледяным, все одно руки будто и не было до плеча. Юниты вибрировали внутри, распадаясь на бестолковые сегменты.
Я
Искину удалось зацепиться локтем за ложе, он налег на него, перевернулся, большей частью тела наползая под «Сюрпейн»ни дать ни взять выбросившийся на берег тюлень. Нет, на дельфина не тянул. Дальше уже подоспел Берштайн, разодрал на Искине ворот халата, полез пальцами к шее, потомк запястью. Хватило сил отмахнуться.
Снова? спросил Берштайн.
Про приступы Искин сказал ему, что вынес их из Фольдланда. Собственно, вранья в этом не было. Учитывая деликатность темы, Берштайн о большем не расспрашивал и, видимо, посчитал, что его новый работник хотел бы оставить прошлое в прошлом. Сам покинувший Фольдланд за несколько лет до объявленной политики единения и чистоты, Берштайн был уверен, что остальным, чтобы вырваться, пришлось пройти через унижения и пытки. В какой-то степени правдой было и это.
Ко кофе, выдавил Искин.
Сейчас, сказал Берштайн, исчезая.
Сладкий.
Труди, услышал Искин голос Берштайна, связывающего с секретаршей по коммутатору, придержи пока посетителей. Нам нужен кофе, сладкий, очень-очень сладкий кофе. И быстро!
Искин лежал, глядя в серебристые разводы «Сюрпейна» над головой.
Внутри него собирались в колонию раздерганные юниты, выстраивали цепочки, выдавали в мозг информацию о состоянии и ошибках. Целостность упала до семидесяти восьми процентов. Где-то с неделю восстанавливаться.
Краем проскочил короткий отчет о юнитах, извлеченных из трахеи Аннет. Сто сорок третья версия, древнее, чем юниты, убитые им в теле Стеф. Это было уж совсем что-то из ряда вон. Кто-то что, вывез из Фольдланда юнитов под видом железной стружки? Или со смертью Кинбауэра в Киле-фабрик совсем пропал контроль?
Какой-то бред. Старые, дохлые юниты в товарных количествах. Они в детях. Их распыляют по комнатам. Не подкладывают ли еще в пресловутый кайзершмаррн? Ложками, чтобы хрустело на зубах?
Ну-ка.
Появившийся в поле зрения Берштайн заботливо приподнял голову. Перед глазами Искина появилась чашка, порождающая пахучие завитки пара. Первый глоток божественным горячим огнем протек в горло.
Ум-м-м!
Сам возьмешь? спросил Берштайн.
Он не любил чувствовать себя нянечкой.
Возьму, сказал Искин.
Правая рука еще своевольничала, крючила пальцы, поэтому немаленькую чашку пришлось обхватить левой. Левая справилась.
Кофе был исключительно сладкий. Братцы-юниты, предчувствуя скорую энергетическую подпитку, запустили жгутики-расщепители в лучевую и локтевую артерии. Искин ощущал их нетерпение, как легкие покалывания. Оживаем, мальчики? Оживаем.
Он напрягся и сел.
Еще два глотка, третий, и приступ отдалился, оставив лишь ломоту в пояснице и звон в голове, за ушами. Проплыло грозовое облачко на горизонте, и Бог с ним. Видимо, перестарался с использованием магнитонной спирали. Третий ох ты ж, третий раз за половину дня. Многовато, честно говоря. И, как минимум, еще один прием впереди.
Искин прижал пальцы правой руки к плечу. Терпимо.
Ну, как? спросил Берштайн.
Искин кивнул и допил кофе.
Труди просто волшебница, сказал он.
Ты в порядке?
Дай мне пять минут.
Хорошо, сказал Берштайн и склонился к коммутатору:Труди, через пять минут мы будем готовы принять посетителей. И доктор Искин должен тебе марку.
Почему так мало? раздался задорный голосок секретарши. Или половину вы взяли себе?
Берштайн фыркнул.
Конечно, взял, Труди, сказал он. Как организатор и промоутер твоего таланта.
Под смех Труди он отключился.
Искин сполз с ложа, оживающей правой нащупал и прилепил клапан воротника, на нетвердых ногах добрался до сидящего за столом Берштайна.
Спасибо.
Он поставил чашку у табло.
В этом году это второй? Или третий? спросил Берштайн.
Я не считаю, сказал Искин.
У меня есть связи, сказал Берштайн, пожевав губами. Очень неплохая клиника в Шомполье. Тебя обследуют. Короткий курс легкой медикаментозной терапии. Ты забудешь свои приступы, как дурной сон.
Искин опустился на стул и потер лицо ладонями.
Нет, сказал он. Помнишь же: кто убивает прошлое, стреляет в будущее. А я хочу помнить.
Как знаешь, пожал плечами Берштайн и зашелестел отложенными было купюрами. Но выражение мне в данном случае не кажется подходящим. Это как если бы: кто лечит болезнь, тот стреляет в тело. На, пересчитай.
Он протянул Искину банкноты. Восемь штук по десять марок.
Восемьдесят? спросил Искин.
Да.
Тогда верно.
Искин убрал деньги в нагрудный кармашек халата.
Не забудь, предупредил его Берштайн. Оставишь в кармане, их вместе с халатом постирают. А я новых не дам.
Я не забуду.
Фертиппер сказал мне, что канцлер и фольдстаг вроде как хотят объявить, что Фольдланд больше не будет проводить научные исследования, запрещенные мировым сообществом. То есть, на государственном уровне заморозят юнит-индустрию и, возможно, откажутся от опытов на заключенных.
Трудно поверить, сказал Искин. Я помню, как Штерншайссер, багровея и брызгая слюной, бил кулаком по трибуне фольдстага. Народ Фольдланда никогда не пойдет на поводу у европейского и американского еврейского лобби! Nein!Евреи хотят только одногочтобы Фольдланд умер, не существовал, не стоял у них костью в горле! Потому что мы несем дух истинной свободы! Мы несем истинный патриотизм! Мы олицетворяем собой альтернативу сионизму, который представляет собой политику подавления любого национального самосознания и любой инициативы, направленной на избавление от навязанных евреями идей.
Такое ощущение, что ты конспектировал, сказал Берштайн.
Я слушал речи канцлера много и много часов, сказал Искин. У нас их крутили круглосуточно, чтобы мы проникались любовью и пониманием.
Я хоть и еврей, сказал Берштайн, но тоже выступаю против сионизма. Я был знаком с одним раввином Впрочем, это не важно. Только скажу, что душок у нынешнего сионизма, чтобы было понятно, очень фольдландский. С другой стороны, я действительно желаю смерти Фольдланду, как совершенно людоедскому государственному образованию. Что со мной не так?
Видимо, тынеправильный еврей, сказал Искин.
А ты?
А я не еврей.
Фамилия твоя вполне еврейская. Так сказать, патронимическая.
Как это? спросил Искин.
Ну, кого-то в твоем роду звали сыном Израиля. То есть, Исраэлем. Искин как бы намекает на это. Может, ты не коэн и не левит, но вполне еврейского колена.
Я дойч. Отца моего звали Вильфред, и он всю жизнь работал на сталелитейном заводе Ниппеля и Бруме в Загенроттене.
О, тебя, оказывается, легко разговорить, сказал Берштайн.
Ну, я сейчас мог и соврать.
Берштайн в шутливом изумлении вытаращил глаза.
Так может быть ты и не Искин!
И первым засмеялся шутке. Искин лишь слабо улыбнулся.
На твоем месте, Иосиф, я бы не слишком верил таким личностям, как я. В Фольдланде мне несколько раз правили биографию.
Ах, во-от Берштайн, не договорив, нажал кнопку вклинившегося своим писком в разговор коммутатора. Да, что там?
К вам поднимаются мать с дочкой, сказала Труди. Но девочке, кажется, нехорошо.
Понял.
Берштайн поднялся.
Лем, давай, готовь биопак. Я встречу.
Глава 3
Он вышел на лестницу, исказился в изгибе стекла и пропал. Искин повращал правую руку, разгоняя кровь и выстраивая из юнитов новую спираль. Позавтракали, мальчики? Теперь за работу. Нам дали сто марок.
Искин успел вновь протереть ложе и обработать дезинфицирующим гелем иглы и ладони прежде, чем в помещение ввалился Берштайн с девочкой лет пятнадцати, повисшей у него на плече. Мать девочки с подобранной сумочкой и беретиком, слетевшим с головы дочери, маячила за его спиной. На одуловатом лице женщины в испуге кривился рот.
Здесь, кажется, все серьезно, прохрипел Берштайн, укладывая пациентку под «Сюрпейн».
Девчонка была длинноногая, нескладная, прорезиненный плащик на ней был коротковат. Искин поймал себя на том, что в ней есть какое-то трудноуловимое сходство со Стеф. Или у всех пятнадцатилетних так?
Давай.
Они вместе подтянули девчонку к изголовью. Она была уже без сознания. Голова, украшенная высветленными волосами, болталась на тонкой шее. Губы сухие. Глаза вяло двигаются под веками. Ага, заметил Искин, на шееребристый бугорок, такой тронешь пальцем, тут же уходит под кожу. Неужто и здесь вторая стадия с намеком на третью?
Мать девчонки встала рядом.
Вы в бахилах? спросил ее Берштайн, заглядывая на ноги.
Да-да, я в бахилах, мелко закивала женщина. Что с ней?
Как зовут девочку? обернулся Искин, ощупывая безвольную руку с тонкими, музыкальными пальцами.
Ногти на пальцах были выкрашены в черный цвет.
Паулина.
Прекрасно.
Берштайн посадил Паулину и снял с нее плащик.
Держите, он передал плащик матери и взялся расстегивать на девочке кофту.
Что женщина задохнулась от возмущения, глаза ее вытаращились. Что вы делаете? Вы в своем уме?
Она схватила Берштайна за запястье. Тот оскалился.
Мы будем вашу девочку лечить! прошипел он, стряхивая чужие пальцы. А биопак в одежде не работает!
Кофточка присоединилась к плащику.
Далее Берштайн взялся за обнаружившийся под кофтой полосатый топик. Женщина следила за его движениями с таким выражением, будто на ее глазах совершалось святотатство. Щеки ее побагровели, когда из-под топика выглянула слабо развитая женская грудь.
Я
Вон! крикнул на нее Берштайн. Из-за порывистых движений он стал всколочен и страшен. Посидите на лавке в коридоре.
Топик он кинул женщине чуть ли не в лицо.
Но вы
Вон! проорал Берштайн.
У вашей дочки третья стадия, сказал Искин, приподнимая девочке веко. Был виден один белок. Самое начало.
Третья стадия чего? произнесла женщина.
Юнит-заражения.
Ю
Женщину качнуло. Она побледнела и, наверное, упала бы в обморок, если бы Берштайн не подхватил ее за талию.
Сюда, сюда, он довольно грубо выпроводил ее за стеклянную дверь и усадил на лавку в узком коридорчике. Здесь будет видно.
Но откуда она прошептала женщина, подняв на доктора глаза.
Вам лучше знать, отрезал Берштайн.
Он вернулся в досмотровую. Искин вытягивал из отделений «Сюрпейна» витые шнуры магнитных ловушек.
Хочешь сразу дать импульс? спросил Берштайн.
Девочка уже без сознания. Протянем, и, возможно, юнитов без тонкого вмешательства будет уже не вытянуть. Счет на минуты.
Это если наше чудо не забарахлит.
Посмотрим.
Искин обернулся. Женщина сидела на лавке за стеклом, стиснув, прижав к животу одежду дочери. Берштайн сдвинул к стене биопак, прошел к щитку с выключателями. Несколько щелчкови «Сюрпейн» замигал подсветкой по круглому, выступающему изголовью.
Как там? спросил от щитка Берштайн.
Искин, присев, посмотрел на матовое окошко с тусклыми цифрами.
Тест идет, сорок процентов, сорок два, сказал он.
Берштайн закрыл щиток, но остался там, пока «Сюрпейн», загудев, не вспыхнул светом над ложем и не раскрыл тонкие, серебристые створки.
Семьдесят пять, сказал Искин.
Он выцепил из боковины панель на кронштейне, поднял ее повыше, под левую руку, легко пробежал пальцами по верньерам, регулируя параметры. «Сюрпейн» изменил тональность. Берштайн, встав у девочки с другой стороны, выбрал из ниши шлем с белыми кружками датчиков и электродов.
Сканирование опустим? спросил он у Искина.
Лучше не рисковать, ответил Искин. Еще заглючит.
Берштайн кивнул и посмотрел на девочку.
Она, кстати, местная, сказал он, одевая шлем на обесцвеченные волосы. Как тебе такая новость?
Может, выезжала в Фольдланд?
На экскурсию? Берштайн усмехнулся, затягивая ремешки у девчонки под подбородком. Думаешь, это практикуют? Проверь.