Ты еще здесь? рявкнул Симеон. Ты что, плетей захотела?! Аль блаженная?
Девка подняла голову, и Симеон с удивлением обнаружил, что она была не так уж молодаскорее, стара. В рыжей косе виднелись седые пряди. Лицо покрыто какими-то странными росписями, вроде тех, которые наносят себе крымчаки. В ухезолотая серьга.
Симеон нахмурился. Решительно, он не припоминал, чтобы видел ее здесь раньше.
Кто начал он и охнул, от страшной рези, полоснувшей желудок.
Он скривился, скорчившись в три погибели, в коленях возникла резкая слабость, ладони покрылись потом, во рту стоял мерзкий привкус железа.
Симеон бросил взгляд на корчагу, и страшная догадка пронзила его.
Ты прохрипел он, глядя на размалеванную бабу. Ты!..
Он попытался было вытащить кинжал из-за пояса, но руки плохо слушались его, в глазах стремительно темнело, в ушах раздавался звон.
Баба приблизилась к нему, заглянула в глаза. По лицу ее промелькнула кривая улыбка.
Ты бессильно выдохнул Годунов, хватаясь за столб, поддерживающий балдахин.
Баба кивнула. Поленица! проговорила она и засмеялась.
Потная ладонь скользнула по резному дереву, начальник Тайного приказа медленно осел на колени, и грузно рухнул на пол. Поленица склонилась над ним, и в руке ее блеснул нож. Выпрямившись, она спрятала в складках одежды клок волос с головы Годунова.
Переступив через бездыханное тело, она шагнула к окну, перемахнула через подоконник, и бесшумно спрыгнула в сгущающиеся сумерки.
***
Глава 40
Тришка, щучий потрох!
Кривоносый седой десятник коршуном навис над позеленевшим стрельцом, уставившимся на него бессмысленным взглядом.
Я тебя, шалапута, запорю! Семь шкур с тебя спущу, сгною в остроге!
Мм-мм Тришка трясся, издавая нечленораздельные звуки, шаря по земле руками и тщетно пытаясь подняться.
Побагровевший от ярости десятник с размаху пнул его сапогом. Тришка икнул и завалился набок.
Десятник сморщил нос. Тьфу, зараза!
Да оставь ты его, Митрич, подал голос другой стрелец, наблюдавший за происходящем, сидя у костра. У парня гузку, вишь, пробило, хлещет, как из ведрану, принял на грудьчем еще-то с хворью энтой бороться?
Поучи жену шти варить! огрызнулся десятник. У нас, вона, почитай, из кажного третьего хлещеттак что теперь, всем бражничать теперь?! А воевать кто будет?!
Воевать стрелец вздохнул и поскреб свалявшуюся колтунами бороду. Воевать, оно, конечно, можно, так ить уже какой месяц сидим тут, ровно кулики на болоте Хочь бы на штурм уже, али в поле, а токак татарва бездомная под городишкой этим мыкаемся.
Ты поговори мне, Пахом! десятник развернулся к стрельцу и погрозил ему кулаком. Много мудрствуешь, смотрю!
Стрелец махнул рукой. Я-то помолчу Да только тебе, Митрич, это все не хуже моего известно.
Мне много чего известно! огрызнулся десятник. Вы тут сидите, харч казенный жрёте, жалованье подсчитываете, еще и рожи недовольные корчите! А в лагерь ныне, вон, большое начальство из Москвы пожаловало! С новым воеводой!
Пахом вытаращил глаза. Ну?! А Шереметев что же?
Десятник пожал плечами. То не нашего с тобой ума дело, сказал он. А токмо слух пошел, что завтра штурм объявят, а опосля, как новые отряды из Москвы подтянутся, Самозванца бить пойдём! Понял? А вы тут в дерьме сидите по уши, пьяные, как
Он сплюнул.
Пахом покачал головой. У Димитрия-то, говорят, войско поболе нашего будет, с сомнением сказал он. Вона, князь Мстиславский его уже пытался бить, да только сам после того еле ноги унёс. А у насчего? Половина народу дрищет, иные уж и разбегаются вовсе, да под его знамена идут
Ты чего мелешь, дурень! понизив голос, цыкнул десятник. Какой он тебе Димитрий?! На дыбу захотел? Смотри, в Тайном приказе тебе за такие слова быстро язык укоротят! Ишь, стратег, едрена выхухоль! Чтоб к утру все в боевом строю былипонял? Иначекак на духу клянусь, велю выдрать всех!
Сплюнув еще раз и погрозив кулаком для острастки, десятник двинулся к следующему костру.
Пахом задумчиво проводил его взглядом и покачал головой. Люди, пробормотал он, зря болтать не будут
***
Князь Телятевский обвел взглядом расположившихся в шатре военачальников.
Лица большинства из них были сумрачны. Братья Голицыны о чем-то перешептывались в углу.
Воевода Федор Иваныч Шереметев, хмурясь, теребил бороду. Михаил Салтыков, щуря единственный глаз, зябко кутался в роскошную соболью шубу. Басманов, мрачный, как туча, вертел в руках кинжал.
Государь недоволен! повторил Телятевский. Уже второй месяц вы, бояре, сидите здесь, а не можете взять какого-то, смешно сказать, городишки! Сколько под твоим началом людей, Федор Иваныч?
Шереметев глянул исподлобья. Семьдесят тысящ, угрюмо проговорил он.
Семьдесят! воскликнул Телятевский. А защитников крепости той? Едва ли и одна тысяча наберется?!
Поболе будет, неспешно проговорил Салтыков. Юшка Беззубцев, стервец, месяц назад провел обоз с отрядом в город, сотен пять казаков с ним было.
Юшка! раздраженно воскликнул Телятевский. А кто его пропустил туда?! У всей царской армии под носом мятежные казаки целый обоз в город провезли! Это же курам на смех!
Корела, чорт проклятый, подал голос Катырев-Ростовский. Он кашлянул смущенно потирая перебитый нос. Сказывают, он не иначе как заговоренни пули не берут, ни ядра Он своих казаков в таком страхе держит, что они его как сатану боятся
Ах, в страхе держит?! Телятевский уже не мог сдерживать рвущийся наружу гнев. А вас, бояр царских, значит не боятся?! Развели тут ярмарку какую-то! Ни караулов, ни конных разъездов, солдатыпьяные, бабы гулящие по лагерю шляются, смрад стоитхоть святых выноси! Да тут не то, что обозармия пройдет, а вы и ухом не поведете! Защитнички трона государева!
Он остановился, переводя дух. В шатре стояла тяжелая, давящая тишина.
Ты бы, Андрей Андреич, отдохнул с дороги, кашлянув, сказал князь Голицын, обменявшись с братом взглядами. С устатку, оно, знаешь, все хужее кажется. А утро, как говорится, вечера мудренее
Ты мне, Вася, в уши не лей, огрызнулся Телятевский. Без тебя разберусь, когда мне что делать.
Он глубоко вдохнул, готовясь к следующим своим словам.
Именем государя, и властию, им мне данной, громко сказал он, воевода Шереметев Федор Иваныч отныне отстраняется от командования и назначается воеводой в Орёл. Время на сборыдо утра.
Лицо Шереметева налилось краской. Казалось, он собирался что-то сказать, но лишь отрывисто кивнул, повернулся, и вышел из шатра, звеня кольчугой.
Остальным, повысил голос Телятевский, дам новые назначения и полки.
***
Выпей, Пётр, Василий Голицын протянул Басманову золоченый кубок с янтарной брагой.
Басманов какое-то время словно не слышал его. Потом поднял голову, уставившись на князя мутным тяжелым взором, взял кубок и припал к нему. Рывком осушил его до дна, отставил пустую посудину на стоявший рябом бочонок и покачал головой.
Не могу!
Василий переглянулся с братом.
Чего не можешь, Петр? осторожно спросил он.
Ущерба и позора перенести! Басманов замычал, раскачиваясь из стороны в сторону, обхватив голову руками.
Не могу! повторял он на разные лады, то скрипя зубами, то рыча. Не могу!
Будет тебе, осторожно сказал Иван. Он, вона, Шереметева, будто пса какого пинком под зад вышвырнул. Тебе то чтоподумаешь, Сторожевой полк! Оно даже и спокойнее
Басманов поднял на него тяжелый взгляд налившихся кровью глаз.
Я Новгород-Северский от всей армии Самозванца держал! Благодаря мне он дальше не продвинулсяполовина войска разбежалась! Кабы не тупость Мстиславского с Шуйским, тогда и его самого схватить можно былотолько руку протяни! А теперь Семен надо мною своего родича ставити кого! Выходца без роду, без племени! Только потому, что он зятем ему приходится, мне по его дудку плясать?! Не для того я Борису присягал!
Да, сочувственно проговорил после паузы Василий. Не для того. Всем нам, чего уж там, невместно под Андрюшкой быти!
Отсиделся в стольном граде-то, кивнул брат. А мы здесь с начала весны сидим Я уж забуду скоро, как жена выглядит. А ему, вишь, штурм теперь подавай! Да на кой она вообще им сдалась, эта крепостенка! Тьфу
Тс! перебил его Василий. Он склонил голову набок и внимательно прислушивался к чему-то.
Полог шатра приподнялся, пропуская человека в собольей шубе. Войдя, он чинно перекрестился на походные образа, пригладил жидкие волосы к темени, и уставился единственным глазом на Басманова.
Доброго здравия, Петр Федорович, произнес он, отдуваясь. С прибытием!
И тебе вечер добрый, Михайла Глебыч, отозвался Басманов хмуро. Пожаловал поздравить с почетным назначением?
Боярин покачал головой. Зря ты так, Петр Федорыч, укоризненно промолвил он. Я ведь не глумиться пришел, а новостями поделиться.
Это какими же? настороженно спросил старший из братьев. Нынче на хорошие новости спрос невелик
Боярин усмехнулся, обнажив редкие кривые зубы. А это, Вася, как посмотреть. Я тут краем уха услыхал, о чем толкуете Поведаю, как на духубольно мне, царскому окольничему, и потомку Салтыковых, видеть, как уважаемых родовитых князей ставят ниже выскочек безродных.
Басманов лишь с досадой махнул рукой. Времена нынче такие, с горечью сказал он. Царю милее родичи его, чем верные слуги. Кто с Годуновыми породнилсятот и знатен!
Иван Голицын бросил на Салтыкова быстрый взгляд. Это, Петь, в тебе обида говорит, торопливо сказал он.
Нет, Ваня! Басманов поднялся на ноги, и лицо его выражало мрачную решимость. Это во мне разум заговорил! Зря я сюда приехал Ну да, пустьнынче же с Шереметевым в Орел отправлюсьпускай Телятевский других дураков себе на побегушки ищет! Сторожевой полк!
Он-то, может, и найдет, неторопливо проговорил Салтыков. А вот тебе потом этого Годуновы не простятизменником в их глазах будешь навеки! А на этот счет они на расправу скоры!
Так что ты предлагаешь, Михайла Глебыч? подал голос Василий Голицын. И что ты там про новости-то сказывал?
Салтыков кивнул. Правильные вопросы задаешь, Вася. А новость такая, что, пока наш новый воевода в стратега играет, войско Димитрия из Путивля третьего дня выдвинулось, и на рассвете здесь будет.
Василий присвистнул. Его брат вытаращил глаза на боярина. Быть не может!
Даже Басманов, казалось, на мгновение отвлекся от своих бед.
Можете не сомневаться, заверил Салтыков. Весточка от надежного человека. Телятевский о том тоже скоро узнает, но пока что мыодни во всем лагере, кому это известно.
Василий прищурился. Значит, медленно проговорил он, надежный человек
Салтыков многозначительно постучал себя по носу. Проверенный!
И что еще твой проверенный человек передал? поинтересовался Василий.
Что у Димитрий, коего Годуновы Самозванцем кличут, войска под началом казаков пятнадцать тысяч, да польских рыцарей десять тысяч, да татар пять тысяч, да еще беглого люда и холопов боевых тысяч двадцать, а то и поболе, отвечал Салтыков. И что с каждым днем к нему все больше и больше людей под хоругви приходит, и он всех одаривает щедро, а тех бояр и воевод, кто ему присягает, возносит высоко, и жалует по-царски.
Братья переглянулись, Басманов не сводил с Салтыкова настороженного взгляда.
Так что же, проговорил он, стало быть, меньше у него войска-то И порядка в нем нет. А к Телятевскому со дня на день еще подмога в пятнадцать тыщ подойдет. Этак он быстро с этим Димитрием управится!
С опытными воеводамиможет и быстро управился бы, осторожно сказал Салтыков. А без нихтяжковато будет!
Басманов потемнел лицом. Измену предлагаешь? негромко спросил он.
Салтыков пожал плечами. Кому измена-то? Борис, сказывают, при смерти лежит, сыну его мы еще не присягали. А Симеону, прыщу этому на месте срамном, ни я, ни ты, князь, слова служить не давали, тем пачеродичам его! А с другой стороныежели Димитрий этот и впрямь законный царевич и сын царя Иоанна, то, получается, мы и есть клятвопреступники, коли против него воюем!
Басманов закусил губу. А ты что думаешь, Вася? обратился он к старшему Голицыну.
Тот пожал плечами. По поводу подлинностине знаю, но скажу тебе как есть, Петрне хотят наши ребята воевать. Одно делотатар бить, или шведов, а тутсо своими же, с православными! Многие сказывают, что крепость мы потому взять и не можем, что Бог на стороне Димитрия
Точно, согласился младший брат. И голод лютыйза грехи годуновские, так, слышал, монахи странствующие сказывали.
Басманов, казалось, еще какое-то время колебался. Может, тебе и впрямь в Орел с Шереметевым податься, вздохнул Салтыков. Пересидишь там, а дальшевидно будет
Нет, глухо сказал Басманов и поднял взгляд, в котором светилась мрачная решимость. Я остаюсь.
***
Глава 41
К Серпухову подъехали в глубоких сумерках.
Несмотря на поздний час, городские ворота были открыты, и в обе стороны по тракту двигались груженые подводы.
Стражник с помятым лицом мазнул ленивым взглядом по едва державшемуся в седле Мухе, на секунду задержавшись на Ирине, и небрежным кивком пропустил их в город, ссыпав в мошну полученную от Беззубцева горсть монет.
Копыта лошадей с чавканьем увязали в жидкой грязи, накрапывал мелкий дождик.
Ярослав с тревогой поглядывал на дьякапо тракту того везли в сооруженных Евстафьевым носилках, но Беззубцев посчитал, что они привлекут излишнее внимание на въезде, и настоял, чтобы Муху пересадили в седло.
Дьяк почти не разговаривал; большую часть пути он лежал с закрытыми глазами, со страдальческой гримасой на бледном осунувшемся лице.
Сейчас он так накренился в седле, что Ярослав старался держаться ближе, чтобы подхватить его в случае необходимости.
Подворье Успенского монастыря оказалось на окраине городка, и представляло собой гостевой дом с конюшнями, деревянный храм, да несколько корпусов, где, очевидно, проживали монахи.
Рыжий привратник поначалу заартачился и не хотел их пускать, но дьяк, поманив его к себе прошептал ему что-то на ухо, и монах, сразу переменившись в лице, проворно засеменил по двору, приглашая следовать за собой.
Их разместили в просторной комнате, где почти не было мебелидеревянные лавки вдоль стен, да матрацы, набитые соломой, на полу.
Первым делом Ярослав послал Евстафьева за водой, а сам, тем временем, снял с дьяка повязку.
Рана выглядела хужеусилился отёк, края разошлись, гиперемия распространилась на окружающие ткани.
Промыв рану сначала теплой водой, потом стерильным раствором из шприца, Ярослав вскрыл несколько спиртовых салфеток и продезинфицировал её. Еще один стерильный бинт ушел на перевязку. Завершив манипуляции уколом анальгина в плечо, Ярослав припрятал использованный шприцих тоже оставалось немного. В крайнем случае, иголки можно было прокалить на огне.
После укола Муха заснул. Ярослав уже хотел накрыть дьяка его же кафтаном, когда Ирина, подтолкнув его локтем, указала глазами на татуировку на правом плече дьякаполустершийся черный крест, с какими-то цифрами под ним.
Ярослав хотел разглядеть их внимательнее, но в этот момент скрипнула дверь, возвещая о появлении гостя.
Высокий худой монах обвел взглядом собравшихся в комнате людей.
Светлые волосы и голубые глаза разительным образом контрастировали с его черной мантией, создавая странное впечатление.
Мир всем, проговорил он звучно, и направился к ложу дьяка.
При виде раны, монах нахмурился и покачал головой. Коснулся пальцами повязки, что-то шепча себе под носМуха слабо застонал и открыл глаза.
Виссарион выдохнул он, глядя в глаза монаха.
Отдыхай, Федор, еле слышно прошептал монах, кладя ладонь на лоб дьяка. Тебе нужен отдых.
Подождав, пока дьяк снова уснет, он поднялся и обратился к остальным:
Ему нужен отдых и лечение, это займет время. Но вы можете оставаться в обители столько, сколько потребуется. А сейчас приглашаю разделить с братией вечернюю трапезу.
Благодарствуем за приглашение и гостеприимство, Беззубцев откашлялся. Времени у нас нынче в обрездела ждут, так что дольше чем на ночь задержаться у вас не сможем. Только вот как с дьяком быть