Истинно так, ответил Мосальский.
У него был низкий грубый голос, а в облике сквозило что-то звериноенизкий покатый лоб, густые сросшиеся брови, выдающаяся вперед нижняя челюсть.
Кому же, как не тебе, князь, знать это, вмешался Молчанов, едва заметно ухмыляясь. Ты же, в свое время, в Углич ездил и своими глазами все видел.
Вон оно что! Шуйский усмехнулся про себя. Стало бытьУглич!
Я на своем веку много чего видел, осторожно сказал он. Всего, иной раз, и не упомнить.
А ты уж постарайся, понимающе усмехнулся в ответ Шерефединов. От слов уважаемого человека порой многое зависеть может.
Он опустился на лавку напротив князя, кивнул на доску.
Тоже балуешься?
Шуйский пожал плечами. А какой тут грех? Мозгами пошевелить полезно бывает. Но ты, Андрей Василич, ко мне ведь не за бирюльки разговоры вести пожаловал?
Шерефединов оскалил в улыбке желтые зубы. Это, Василий Иваныч, как посмотреть. Может, и партейку с тобой сыграемнынче ведь вся Москва, почитай, одна большая доска. И у кого фигур большетот и в выигрыше!
Фигурыони, конечно, много значат, согласился Шуйский. Токмо без пешек особо тоже не повоюешь А пешек у московского царя поболе будет.
Дьяк наклонился к Шуйскому, сощурив и без того раскосые глаза.
Стареешь, Василий Иваныч. Раньше, помню, до тебя первого на Москве вести доходили.
Ты о чем? насторожился Шуйский.
О том, что третьего дня под Кромами войско борисово присягнуло на верность царевичу Димитрию, и теперь все города на его пути перед ним открывают врата! Ныне он на Тулу путь держит, а затемна Москву.
Шуйский недоверчиво покачал головой. Быть не может! А что же Телятевский?
Шерефединов перекрестился. Зашибся насмерть, когда с коня упал.
А Голицыны, Басманов, Ростовский?
Братья с Петром теперь первейшие помощники царевича, подал голос Мосальский. А Мишаня Катырев-Ростовский с перепугу такого дера дал, что пятки сверкали.
Тебе теперь решать, Василий Иваныч, с нажимом сказал Шерефединов. За чьей стороной доски быть.
Князь давно для себя уже все решил.
Чего хотите? спросил он дьяка.
Шерефединов кивнул. Деловой разговор! Князь Мосальский привез слово к народу московскому от царевича Димитрия. Стало быть, завтра на Соборной площади и объявим его. Ты же, Василий Иваныч, не подведиповедай, как на духу, что в Угличе пятнадцать лет тому назад произошло, да узнают люди правду о царевиче спасенном. Да, и позаботься о том, чтобы люди твои были поблизости при оружии. Мало ли, что может случиться, когда народ узнает правду
При этих словах дьяка по лицу Молчанова расплылась довольная ухмылка, а Мосальский хищно раздул ноздри и в глазах его вспыхнул алчный огонек.
Шуйский, внутренне содрогнувшись, обвел глазами гостей. Ему вдруг снова стало зябконесмотря на шубу, по спине сквозил холодок. Он встретился взглядом с Шерефединовым.
Ладно, хрипло сказал он. Будь по-вашему!
***
Успенский собор Кремля был полон народа.
От обилия золота на иконостасах, одеждах священников и свисавших паникадил слепило глаза.
Солнечные блики сверкающими россыпями играли на усыпанной драгоценными камнями шапке Мономаха в руках высокого худого старца в белом патриаршем клобуке, стоявшем на солее напротив юного царя.
Федор выглядел сосредоточенным и взволнованнымон не сводил глаз с патриарха, внимая его речи.
Коган вздохнул и отер пот со лба, украдкой бросив взгляд на Настасью, стоявшую вместе с Пелагией и другими женщинами на другой стороне храма.
Приглашение на торжественное богослужение и церемонию коронации было знаком особого царского расположения, однако, Коган чувствовал себя неуютно. От него не укрылись косые взгляды бояр и перешептывание за его спиной. Жидовин Басурманин
Ладно, пусть их думают и говорят, что хотят. Скорее бы уже это все закончилось и можно будет вернуться к делам. А дел было многоу Когана были обширные планы на модернизацию жизни семнадцатого века. Повысить среднюю продолжительность жизни. Наладить промышленное производство лекарств. Создать научные школы, внедрить программы обучения, дать импульс развитию наукхимии, физики, биологии, медицины. Укрепить военную мощь государства.
Все эти начинания сейчас зависели от молодого царя, вступавшего сегодня в полноправное владение великой державой. Когану нравился Федор. Несмотря на юный возраст и статус царевича, юноша был открыт и любознателен, обладал пытливым умом и искренней тягой к знаниямон с гордостью продемонстрировал Когану составленную им самим карту Московии, трактаты по движению небесных светил и даже cвои стихи. Определенно, в нем был потенциал, и Коган верил, что вместе они смогут превратить средневековую Русь в развивающуюся державу, перепрыгнув через два, а, возможнои три столетия за какой-нибудь десяток лет.
Из размышлений о судьбах страны его вывел шум, возникший в притворе храма.
Патриарх оборвался на полуслове, и, нахмурив брови, устремил возмущенный взгляд в глубину храма.
Обернувшись, Коган увидел, как группа людей прокладывает себе дорогу через толпу.
Он узнал среди них рыжебородого Шуйского в беличьей шубе; рядом с ним был какой-то старик важного вида, и смазливый тип, смахивавший на цыгана; за их спинами маячил коренастый мужик с угрюмым выражением лица. За ними теснился набивающийся с улицы народ. Кое-где в толпе мелькали кафтаны стрельцов, но было непохоже, чтобы они пытались наводить порядок.
Федор также повернулся в сторону появившейся делегации, и уставился на вошедших с удивлением и настороженностью.
Князь Шуйский! Что это значит? гневно вопросил он.
Сие значит, что пришло время поведать народу правду! ответил вместо Шуйского старик, гордо вскидывая подбородок.
А ты кто таков? Федор вгляделся в лицо боярина. И как посмели вы ворваться в храм божий с оружием?!
Мыпосланники истинного государя! надменно произнес старик. И ныне поведаем всему народу православному, что настоящий царь Димитрий Иоаннович к Москве грядет, чтобы занять законный трон и покарать изменников, обманом и лихостью его захвативших!
Федор потемнел лицом. Измена! осипшим голосом проговорил он.
Патриарх шагнул вперед, отстраняя его.
Безумные словеса глаголешь ты, Шерефединов, тихо, но отчетливо произнес он, и во внезапно наступившей тишине его голос неожиданно обрел звучность и был слышен по всему храму. Федор Борисович есть единый законный государь и правитель, а самозванец расстрига Гришка Отрепьевтать и разбойник!
Лжешь! выкрикнул тип, похожий на цыгана. Его лицо перекосилось от злобы, когда он выступил вперед, глядя на патриарха. Ты, Иов, потому Годуновых прикрываешь, что тебе они патриарший клобук пожаловали!
Патриарх смерил его взглядом.
А ты, Михалко Молчанов, известный плут и чернокнижникпо царю, стало быть, и свита!
Православные! возвысил он голос, поднимая над головой шапку Мономаха. Сей венец я возлагаю на главу истинного государясына Бориса Годунова, Федора! Не слушайте волков сих хищных в овечьих шкурахлжи и клеветы исполнены уста их! Аз, грешный, свидетельствую, что Божиим судом царевич Димитрий в Угличе пятнадцать лет тому назад от падучей скончался! И князю Шуйскому о том лучше прочих известнокого, как не его царь Борис в Углич посылал, дабы расследовать все случившееся по совести и по закону! А теперь, князь, ты вместе со смутьянами и изменниками народ мутить вздумал?
Шуйский нервно сглотнул.
Я Меня заставили! хрипло сказал он. Борис, лукавый душегубец, угрозами и лестью уговорил меня прибегнуть к обману! Ныне в том каюсь перед всем православным людом, и свидетельствую, как на духуцаревич Димитрий жив! Он спасся от убийц годуновских и скрывался до срока в землях ляшьих! Ныне же время пришло ему вернуться по предсказанномувоссесть на трон отца своего! Покайтесь, православные! За грехи годуновские земля наша расплачивается гладом и неурожаем!
Стража! выкрикнул Федор. Хватайте бунтовщиков! В темницу их всех!
Несколько стрельцов двинулись по направлению к группе, но остановились, когда в руках окружавших ее толпы появились кистени, ножи и даже пистолеты.
Оружие в доме господнем! Одумайтесь! голос патриарха теперь гремел под сводами собора. Аще кровь прольете здесьна главы ляжет каждого из вас и всех родов ваших, до седьмого колена! Не прикасайтесь к помазанным моимглаголет Господь! Сеныне я объявляю Федора Борисовича законным царем вашим и помазанником Божиим, а тем, кто посмеет присягнуть самозванцу и пойти против законного государяанафема!
Коган затаил дыхание. В словах этого тщедушного старика звучала такая сила, что, на какое-то мгновение, ему показалось, что толпа сейчас отпрянет, падет на колени и единодушно покается.
По лицу Шуйского и Шерефединова было видно, что на них также подействовала речь патриархаони переглянулись.
Внезапно, вперед выступил Молчановон выхватил из рук патриарха шапку Мономаха, которую тот уже опускал на голову Федора.
Не бывать годуновскому щенку царем! крикнул он. Хотим царя Димитрия Иоанновича!
С этими словами он бросил шапку Шерефединову, который подхватил ее и поднял на вытянутых руках. Димитрия Иоанновича! срывающимся фальцетом крикнул он.
Димитрия! подхватили в толпе. Хотим Димитрия!
Коган с нарастающим страхом, понимал, что Федор утрачивает контроль за ситуацией. По сути, единственной преградой между ним и бунтовщиками оставался патриарх.
Похоже, Иов также понимал это. Он что-то сказал Федору, и тот, вместе с царицей, в плотном окружении стрельцов, двинулся к выходу из собора, потеснив Шерефединова с Шуйским.
Это было похоже на стремительное бегствовслед ним неслось улюлюканье и свист.
Коган, протиснувшись сквозь толпу к Настасье, ухватил ее за рукав. Уходим! Скорее! выдохнул он. Та кинула на него испуганный взгляд, но кивнула и последовала за ним.
Пусть уходят! крикнул, перекрывая шум, Шерефединов. Мы не татине прольем крови христианской в храме божием! Василий, обратился он к своему угрюмому спутнику, дуй на колокольнюбей в набат! Сейчас всю Москву подымем!
Анафема! прогремел голос Иова. Всем вам, ворам и святотатцаманафема!
Молчанов вцепился в клобук и сорвал его с патриарха. Ты не патриарх больше! торжествующе крикнул он. За то, что служил обманщику Годуновуразжалуем тебя! Отныне на Москве будет другой патриархчестный!
Тебе ли говорить о чести, отвечал старик.
Проводите монаха Иова в его покои, распорядился Шерефединов, кивая двоим рослым мужикам рядом с ним. А теперь, голос его дрогнул, во дворец!
***
Глава 44
***
Мелкий холодный дождь поливал вторые сутки.
Ярославу казалось, что на нем не осталось ни одной сухой нитки, тело болело от непрерывной тряски на коне, живот сводило от прелых яблок и размякших корок хлеба.
Настроение тоже было подмоченным, впору затянутым тучами небу и раскисшей грязи на дороге.
Михалыч так и не объявилсяне то решил остаться в Серпухове, не то отстал от них и потерял след. С Ириной они почти не разговаривалита была не в духе, и постоянно огрызалась.
Они остановились на очередной привал (последний перед Тулой, со слов Беззубцева) в придорожной корчме, где, к величайшей радости, в зале был огромный, пышущий жаром каменный очаг.
Пока они ждали еду, Ярослав присел на корточки перед огнем, вытянув руки, наслаждаясь теплом. От мокрой одежды валил пар.
Беззубцев о чем-то переговаривался с Афоней; Ирина, сбросив тулуп, прислонилась спиной к бревенчатой стене и прикрыла глаза.
Трактирщик принес поднос с двумя дымящимися куриными тушками и запотевшую глиняную корчагу, к которой сразу с жадностью припал Беззубцев.
Эй, Яр! позвал он, оторвавшись. Хватит там бока поджариватьиди к нам, выпей!
Глаза его довольно блестели. Добрые вести! сообщил он, понизив голос, когда Ярослав сел рядом. Сказывают, под Кромами Димитрий третьего дня разбил царское войско, и сейчас движется к Москве!
Значит, нам не нужно будет ехать в Путивль? с облегчением спросил Ярослав.
Беззубцев хохотнул. Если слухи верны, то в аккурат под Тулой с ним встретимся! Он довольно огладил усы. Скоро, брат, будем на месте!
Ярослав кивнул и потянулся к ароматно пахнущей курице.
Юшка! раздался голос за его спиной. Ты?!
Беззубцев сощурился, и рука его потянулась к эфесу сабли, однако, секунду спустя, он вытаращив глаза, вскочил на ноги.
Ваня?!
Ярослав с удивлением наблюдал, как Беззубцев и какой-то рослый казак стискивают друг друга в объятиях.
Ирина толкнула его локтем в бок. Это же Ворон! прошептала она.
Точно! выдохнул Ярослав.
Человеком, узнавшим Беззубцева оказался тот самый предводитель разбойников, которого они встретили тогда, в лесу, на поляне.
Атаман! ахнул Афоня. Живой!
Садись с нами, выпьем! Беззубцев от души хлопнул атамана по спине.
Тот, ухмыляясь, собирался было что-то сказать, но бросил взгляд на Ирину и замер с открытым ртом.
Ты! неверяще воскликнул он.
Беззубцев растерянно переводил взгляд с одного на другого. А ты откуда ее знаешь? удивился он.
Да уж, встречались, криво усмехнулся атаман. И ты здесь! прибавил он, глядя на Ярослава. Знаешь ли ты, Юшка, кто они?!
Шш-ш! оборвал его Беззубцев, быстро оглядываясь по сторонам. Не шуми на весь трактир! Знаю! Они со мной в Путивль к государю Димитрию едут.
К государю? переспросил Ворон, недоверчиво косясь на Ирину. Ну-ну Только зачем же вам его в Путивле искать, когда он еще днем в Тулу пожаловал?
Ну? изумился Беззубцев, и в восторге хватил себя кулаками по бокам. Вот удача! Стало быть, сегодня засветло у него будем!
Ворон усмехнулся. К нему нынче так легко не попасть, сказал он. После Кром много народу к нам пришло, теперь у него своя свита, и охрана. Но я к нему вхож, так что могу проводить.
Ничего, меня в любое время пустят, хитро подмигнул Беззубцев. Но, коли составишь компаниюбудем рады!
Судя по выражению лица Ирины, лично она особой радости по этому поводу не испытывала.
Добро! кивнул Ворон. Стало быть, заканчивайте трапезуи выдвигаемся!
***
Вот это сила! восхищенно выдохнул Беззубцев, глядя с высоты холма на расстилающуюся перед ними панораму.
Вокруг погруженного в темноту города, причудливыми созвездиями, горели сотни походных костров, раскинулись тысячи шатров. Десятки тысяч людей, казалось, сливались в единый огромный муравейник, в котором кипела жизньдо них доносился запах дым, лязг металла, отзвуки голосов, и ржание лошадей.
Со всех концов к Димитрию люди идут, хвастливо отозвался Ворон. Москва сама перед ним ворота откроет и челом бить будет!
Несмотря на поздний час, городские ворота были открыты, никто не препятствовал движению людей в город и обратно.
На улицах было шумно и многолюдноздесь были и царские стрельцы, и шумные казаки, и напыщенные польские солдаты в сверкающих доспехах.
Отовсюду доносились взрывы хохота, крики, хмельные песни и визги, словно в городе царил какой-то безумный праздник.
Резиденция Димитрия располагалась в самом центре Тулы, в высоком тереме, служившим, по словам Ворона, ранее домом местного воеводы.
Перед крыльцом, за сдвинутыми бочками расположились несколько поляков и казаков. Судя по их раскрасневшимся лицам и массивным деревянным кружкам в руках, они тоже принимали живейшее участие во всеобщем ликовании. Рядом с ними, прямо на улице, горел огромный костер; двое холопов крутили вертел со свиной тушей.
Один из казаков, при их приближении, поднялся на ноги и, пошатывающейся походкой, направился к ним.
Кто идёт? заплетающимся языком вопросил он, кладя руку на эфес сабли.
Свои, Сивый! ответил Беззубцев, ухмыляясь.
Казак старательно нахмурил брови, вглядываясь в гостей.
Атаман? неуверенно вопросил он.
Ну!
Юшка! ахнул казак. Братва! завопил он, поворачиваясь, и взмахивая рукой. Юшка Беззубцев вернулся!
Казаки отозвались нестройным гулом.
После, после, ребята! отмахнулся Беззубцев в ответ на приглашения выпить по случаю возвращения. Не до того сейчас! Дело у меня срочное к государю!