Заскрежетал ключ, хлопнула дверь, и все мои мысли разбежались, как мышки, узревшие кота.
Миша! воззвал Данилин. Ты чего в темноте сидишь? Спишь, что ли?
Думаю, Антон Гаврилович, откликнулся я.
Куратор вкатился жизнерадостным колобком, довольно потирая руки. Этот комсомольский деятель избрал оригинальную стратегию для карьерного ростаон, как рыба-прилипала, цеплялся к «перспективному» умельцу и следовал за ним, попутно засвечиваясь в высших сферах.
Да я и не против, Данилин приносил мне пользу, освобождая от казенщинывсе заботы он брал на себя и неплохо с этим справлялся. Вон, выбил нам полулюкс в «России»! Я, признаться, не рассчитывал даже на номер в «Золотом колосе», где останавливались труженики сельского хозяйства.
Нещадно фальшивя, Антон Гаврилович задудел: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью», резко оборвал музицирование и подкатил ко мне.
Все оч-чень, оч-чень хорошо складывается, Миша, возбужденно затараторил Данилин. Револий Михайлович в полном восторге от этих твоих программ и трижды мне наказал, чтобы ты послезавтра никуда не отлучался до обедаон сам заедет за тобой! Ущучил?
Понял! заверил я куратора, делая ударение на втором слоге.
Проникся?
Осознал!
Тогда за мной, комсомол! Антон Гаврилович встал в позу Ленина, указующего верный путь.
Куда?
У-ужинать, комсомол, у-ужина-ать! пропел куратор. Да оставь ты в покое куртку, ресторан в южном корпусе!
Мы покинули номер и зашагали в ногу.
Суббота, 4 января 1975 года, утро Первомайск, улица Мичурина
Половину ночи Марина провела в дороге, поэтому с утра была вялой и сильно не в духе. А тут еще коллеги из «семерки» убедили начальство переменить место обитания всей группыпосле долгих поисков обосновались в большом доме на Мичурина, тихой «старорежимной» улочке, где, мерещилось, не только часы отстали, но и календарь.
Дорога выглядела подметенной и хорошенько пропылесошеннойни снежинки, только под заборами наметы.
Ограды из замшелого плитняка едва удерживали старые, буйно разросшиеся черешни и шелковицы, а под ногами выгибали гладкие спинки булыжники мостовой.
«Если сейчас выедет какой-нибудь фиакр или пролетка, подумала девушка, направляясь к нужному дому, я не удивлюсь!»
Она внимательно оглядела палисад, увитый засохшим плющом. Точка подходящаядремучий вишенник даже зимой скрывал перемещения за путаницей ветвей, да и не в меру любопытных соседей рядом не проживало. Вот только добираться сюда пришлось ножкаминикто старшего лейтенанта Исаеву на вокзале не встретил и не подвез. Называется: «Не ждали».
Толкнув жалобно скрипнувшую калитку, Марина прошла в обширный двор, где тяжеловесно расплывались два дома из темного «дореволюционного» кирпичаодин с высоким крыльцом, другой с просторной верандой, а с краю тулилась скромная летняя кухня.
Снега лежало по колено, но бравые товарищи офицеры расчистили дорожки, докопавшись до сухой бурой травки.
И тишина
Девушка кашлянула, лишь бы нарушить «белое безмолвие», и решительно зашагала к дощатой веранде, обитой резными плашками. Веранду заплетали, словно лианы в джунглях, толстые, крученые лозы винограда. Летом в ней, наверное, зеленистая тень стоит, как под водой, да такая густая, что свет приходится включать.
За окном в мелкую расстекловку смутно проглядывал курящий мужчина. Вот его доселе плавные движения обрели порывистостьспохватился, видать, вспомнил о хороших манерахи открыл Марине дверь. Задавив мгновенный испуг, Росита нацепила маску холодного высокомерияна пороге стоял Ершов.
В чистеньком костюмчике, в наглаженной рубашке, при галстуке, Григорий будто с подиума сошел после показа мод. Чисто выбрит, надушен, а лицо бледное, осунувшееся. Глаза красные, под ними мешки, во взгляде тоска
Марине даже жалко стало этого гуляку и повесу, реально замученного совестью. Наверное, стыд и нравственные заповеди живы во всяком человеке, даже в последнем мерзавце, только не в каждом они просыпаются, загнанные в отдаленный закуток души, на самое ее донышко. А что выйдет, если их разбудить? Живой ответ стоял перед девушкой, одновременно радуясь и робея.
Здравствуй, сказал Григорий с запинкой, словно сомневаясь в своем праве «тыкать».
Привет, Ершов. Исаева пристально посмотрела на него.
Я ничего никому не рассказал, поспешно заговорил ее визави, ни о Михаиле, ни о тебе!
Молодец, серьезно похвалила Марина, чувствуя, как ее отпускает беспокойство. Я понимаю, что это некрасиво выглядит по отношению к ребятам, но так надо.
Что скажешь, то я и буду делать! торопливо закивал Ершов.
Это не моя тайна, Григорий, строго сказала Исаева, сделав над собою усилие и называя недавнего вражину по имени, скоро все откроется. Может, уже этой весной, не знаю. Ты заходил к Евгению Ивановичу?
Да-да, конечно! Я сразу, как ушел от тебя, баньку истопил на даче, помылся, побрился, нагладилсяи к нему. Меня уже искали, оказывается Ну, я Евгению Иванычу все и выложил: хотел, дескать, пролезть в нелегалы, а Калугин обещал в этом посодействовать. И я, как сексот, передал сведения ну, что проверяют его на измену. Только об этом! А Евгений Иваныч и говорит: «Калугина убили в Первомайске. Надо полагать, Хилер и кокнул. Только как генерал смог выйти на него?»
А ты что? снова напряглась Марина.
А я руками развожупонятия, мол, не имею! тон у Ершова стал капельку свободней. Наверное, говорю, у Калугина были свои контакты. Или американцы подсказали Евгений Иваныч покивал только, и все. Ну, потом он мне втык ха-ароший дал. Я, говорит, должен доверять своим людям, но смогу ли я доверять тебе?
И как, сможет? мягко спросила девушка.
Да, коротко и серьезно ответил Ершов.
Скользнув по нему взглядом, Марина кивнула и прошла в дом. Ребята и девчата из 7-го управления сильно потеснили ее группу, но комнат хватало, а самую большую отдали под штаб.
Сейчас помещение и впрямь приняло черты фронтового штармадве девушки стучали по клавишам пишмашинок, будто наперегонки печатая документы, в углу мигала и пищала большая армейская радиостанция, а на монументальном письменном столе, время от времени просыпаясь, шипели рации милицейского образца: «Докладывает Два-три-пятый. Объект движется по Одесской в сторону рынка. Берем в «вилку». Прием». «Два-три-семьДва-три-пятому. Будьте осторожны. Как поняли? Прием». «Вас понял, Два-три-семь. Конец связи».
На стене висела большая карта Николаевской области и потрепанный план Первомайска, истыканный булавками-флажками. Некоторые районы города дежурные тщательно заштриховали красным карандашомпроверено, Михи нет.
Марина нахохлилась. Неласковая усмешка заиграла на ее губах с ямочками в уголках рта. Росита тут же стерла улыбочку, поймав цепкий взгляд Олейника, начальника областного УКГБ.
Здравия желаю, товарищ полковник, четко сказала она.
И вам не хворать, товарищ старший лейтенант, ухмыльнулся полковник. Шо, не верите в нашу окончательную победу?
Победа будет за нами, спокойно проговорила Исаева, вот только приблизят ли ее поиски? Что-то мне не верится!
Возможно, неожиданно легко согласился Олейник. А шо еще, кроме заряда пессимизма, вы привезли нам из Москвы?
Идею.
Подбросьте!
Марина сняла дубленку и пристроила ее на старую вешалку.
Я подумала, что мы зря тратим время, выслеживая неизвестно кого, энергично заговорила она, поправляя прическу. Наблюдаем за подозрительными, ведем их, а в итоге все зря. Между тем в Первомайске орудуют агенты Моссада, их тут трое или четверо, и двоих из них наши уже как будто вычислили
Одного, Мариночка, извиняющимся тоном вмешался седой аналитик, прогоняя сон с помощью крепчайшего чая, заваренного в огромной кружке. След второго мы потеряли, матерый иудей попался.
Ну пусть одного! Василий Федорович, я что предлагаю Исаева взяла паузу, облекая голую идею в слова. Давайте пока оставим нудное прочесывание школ, техникумов и прочих училищ. Сосредоточимся на поиске моссадовцев. Только чтоб никаких арестов и «прямых действий»! Они же тоже выслеживают Миху? Ну вот! А мы будем следить за ними.
И агенты Моссада приведут нас к объекту, заключил полковник. Недурно. Принимается. «Семерку» мы переключим на матерых иудеев, а вы, товарищ старший лейтенант, продолжайте нудное прочесывание.
Есть, вздохнула Марина.
Тот же день, позднее утро Москва, госдача «Сосновка-1»
Ну, ни пуха! бодро сказал Данилин, провожая меня.
Запахнув телеса в махровый халат, он возбужденно перебирал босыми волосатыми ногами, будто приплясывая.
К черту! бросил я через плечо, толкая тяжелую лакированную створку. Выскочил в коридор и притворил ее за собойзамок звучно лязгнул, словно зубами клацая.
«Ура! Свобода!» обдало меня великолепным ощущением детского торжества.
«Мам, я погуляю!» кричишь ты скороговоркой и быстро, пока родители не опомнились, захлопываешь дверь, оставляя за нею папину строгость, мамину заботуи недоделанные уроки. Заходясь от восторга, ссыпаешься по лестнице, прыгая через три ступенькии вырываешься во двор, на улицу, где распахиваются необъятные просторы Большого Мира
Ковровая дорожка глушила шаги, и я припустил к лифтам бегомдесять скоро, Револий Михайлович обещал вот-вот подъехать. Лучше обождать, чем опоздать!
У выхода в холл я солидно притормозил. Представительный дедок в кашемировом пальто, терпеливо ожидавший лифта, глянул на меня снисходительно: эх, молодость
Отдаленный гул лифтовой кабины стал слышнее. Грюкнуло, звякнуло, и дверцы разошлись, выпуская целую толпу смуглых южан, обвешанных тюками и расшитыми сумками, галдящих на всех наречиях солнечного Узбекистана.
Когда мы с дедком спустились вниз, то сразу окунулись в те же гомон и бестолковую суетув Москву понаехали делегации какого-то очередного съезда или слета. Маневрируя в разгоряченной толпе, увертываясь от пухлых чемоданов, я выбрался на улицу. Глотнул свежего воздуха и покрутил головой, высматривая зеленые цифры на табло. Десять ноль-ноль.
Револий Михайлович слово сдержалподкатила новенькая «Волга», блестя черным лаком и сверкая хромом. Генерал сам сидел за рулемпереодетый в штатское, он выглядел почти по-домашнему. Этакий начальник среднего звена, уже в возрасте.
Провожаемый завистливыми взглядами делегатов, я плюхнулся на место рядом с водителем, окунаясь в запахи тисненой кожи и дорогого табака. Весело улыбнувшись, Суслов протянул мне руку, и я ее крепко пожал.
Очень рад вас видеть, Миша! сказал он с настроением. Если позволите, я вас похищу и увезу!
Похищайте, махнул я рукой, расслабленно откидываясь на спинку.
Револий Михайлович коротко хохотнул и тронул машину с места, потихоньку разгоняясь. Было заметно, что он наслаждается ездой, самим владением машинойэто была единственная роскошь, которую позволил ему всесильный отец.
Поглядывая в зеркальца, вертя головой, генерал на секундочку снял руку с баранки и ткнул большим пальцем себе за спину:
В багажнике у меня ваша микроЭВМ и еще один «Коминтерн». Мы его только наполовину собрали, не успели просто. Хотели оставить себе, а прототип вернуть. Ну я уж не стал дожидаться понедельника, решил вот вас поэксплуатировать!
Похоже, генерал обращал в шутку свои извиненияв его веселом голосе проскальзывала неуверенность.
Дособирать? ввернул я перл. Да не вопрос! Было бы из чего.
Все есть! с забавной гордостью сказал Револий Михайлович и мягко добавил газку. Целый ящик!
Движок зафырчал с металлическим призвуком, а я малость заностальгировалкогда сдавал на права в девяностых, мучил именно «ГАЗ-24», судорожно тиская руль и нещадно паля сцепление
Программывот что главное! Переключив передачу, генерал поднял руку, указуя пальцем вверх. А они просто чудо!
Не смущайте меня, ухмыльнулся я, и Суслов захохотал. Моего личного участия в этом чуде не так уж и много, просто довел до ума кое-какой софт, как американцы выражаются. Но все равно приятно. Хотя, если честно, программированиеэто самое легкое, Револий Михайлович. Не верите? Да правда! Сейчас надо решать задачку посложнее: как использовать эти мои чудо-программы, как их распространить, чтобы они заработали по-настоящему?
Мысли есть? деловито спросил директор ЦНИИРЭС.
Я важно кивнул, подпуская в свой чересчур взрослый образ немного нарочитой детскости.
Нужно срочно выпускать гибкие магнитные диски начал я вдумчиво, лапая справа ремень безопасностии тут же вспоминая, что на «Волгах» он появится лишь два года спустя. Э-э чтобы записывать на них готовые программы. Ну и раздавать спецам.
Шугарт из Ай-би-эм вроде предлагал восьмидюймовый ГМД, заметил генерал.
Я в курсе, солидно сказал я, но диск в три с половиной дюйма выйдет куда удобней.
Это вот столько? Револий Михайлович развел пальцы.
Около того, кивнул я. Сам ГМД запихнуть в жесткий пластмассовый корпус и приделать такую металлическую втулку с установочным установочной дыркой. Накопитель захватит втулкуи по этой проймочке правильно выставит диск.
Ага протянул генерал, соображая. Ага Тогда не надо делать отверстий в самом ГМД.
Так именно! с жаром воскликнул я.
Мы с чувством, с толком, с расстановкой обсудили конструкцию дискеты, а «Волга» тем временем выскочила на Рублевское шоссе, промчалась с ветерком и, не доезжая до МКАДа, свернула к госдаче Михаила Андреевича Суслова.
Меня, привыкшего к помпезным дворцам и безвкусным замкам на Рублевке, «Сосновка-1» ничем особенным не поразила. Обычная дача, добротный дом в два этажа, срубленный еще до войны. Зато воздух тутне надышишься. Настоянный на хвое вековых сосен, с резковатым снежным привкусом, он лился в грудь свежо и обильно.
Мы тут с женой все лето живем, оживленно сказал Револий Михайлович, выходя из машины, а зимой только по выходным наезжаем. Дима, привет!
Поздоровавшись с охранником, генерал проводил меня в дом.
Тут столовая, гостиная, кухня, бильярдная, обвел он рукой пространство первого этажа. Вон там моя комната Здравствуйте, Нина!
Выглянувшая из кухни горничная, немолодая женщина, склонная к полноте, сразу заулыбалась.
И вам здоровьичка, Револий Михалыч, сказала она напевно, вытирая руки о передник. Кушать не хотите?
Лучше я потерплю! рассмеялся Суслов. А то опять от Оли выговор получуза кишкоблудство!
Обед ровно в час, напомнила Нина и шутливо добавила: Явка строго обязательна!
Так точно! по-армейски отчеканил генерал. Посмеиваясь, обернулся ко мне: Или давай в гостиной разместимся?
Давайте, согласился я, осматриваясь, там вроде посветлее
Если обстановка дачи и впечатляла, то скромностьюво всех комнатах стояла казенная мебель с инвентарными бирками, зато всех лет выпуска, даже довоенного стиля попадаласьтяжелая, основательная, сбитая из клееного щита. На стенах висели дешевые литографиии много, очень много книг. В шкафах, на полках, на столе и даже на подоконнике.
Из простенького образа выпадали высокие напольные часы английской работы в корпусе красного дерева. Медный маятник качался столь мерно, что, чудилось, растягивал секунды.
Я никому не помешаю? деликатно поинтересовался я, снимая куртку.
Нет-нет! замахал руками Револий Михайлович. Отец задержится в ЦК до вечера, а моя Оля только завтра приедет. Она в журнале редакторствует, работенка хлопотная Сейчас я притащу ящики!
Да я сам
Тогда я за инструментом!
Розовощекий крепыш Дима Селиванов помог мне занести оба картонных ящика, набитых электронным барахлом, а генерал уже вовсю суетился, разогревая паяльник, настраивая осциллограф и прочий набор истинного электронщика.
Я спокойно отнесся к тому, что директор института у меня на подхвате, но нельзя же выходить из роли одаренного переростка! И мне пришлось иногда изображать смущение, да разыгрывать неловкостьРеволий Михайлович от такой подачи делался еще благодушней, словно вальяжный столичный дядя, привечающий племянника из глубинки.
А вот корпус! генерал с гордостью водрузил на стол ящик из полированного дерева. Внизу тускло поблескивали накладные буквочки, складываясь в «Коминтерн-1». Сказать по правде, моих ребяток прямо восхитила системная шина, а еще им понравилась отдельная клавиатура. Даже не сама клавиатура, а то, что у нее свой контроллер. Очень все технологично!