Пока Лиза напрягала фантазию, размышляя, в каком приключении мог побывать костюм этого господинавидать, не у нее одной день не задался, незнакомец окинул взором помещение, и его взгляд, пробежав по казенной окраске стен, куснул Лизу ледяным жалом, но моментально потеплел, и лицо незнакомца расцвело радушной улыбкой.
Боже мой, кажется, это госпожа Тургенева! Какому счастью я обязан удовольствием встретиться с вами? Или следовало бы сказать«несчастью»? Ах да, не имею чести быть представленным! Ян Бондаренко, ялтинский негоциант, назвался незнакомец и тут же напустился на Самоедова: Что же ты, милейший, таких людей задерживаешь? Тебя сюда поставили ловить воров и бродяг всяких, а ты что учиняешь?! Смотри у меня, пожалуюсь господину Мавродаки, тебя в два счета на Сиваш отправят комаров кормить!
Не прошло и пары минут, как Лиза и Павел уже покидали участок. Бондаренко вышел вместе с ними. На улице его поджидал монументальный «паккард», выпучившийся на прохожих двумя тесно посаженными глазищами фар. Сидевший за рулем шоферкосоглазый японец со странным рыжеватым отливом волос, мигом выскочил наружу и услужливо распахнул перед Лизой дверь.
Позвольте оказать вам еще одну услугу, предложил Бондаренко, и доставить вас домой или куда вам будет благоугодно
Лиза заколебалась. Садиться в машину к незнакомцу, даже к такому любезному, ей совсем не хотелось, тем паче памятуя, чем закончилась встреча с Левандовским, тоже явившимся к ней спасителем. Уж больно приветливо распашные двери заманивали ее в обширное нутро лимузина, уж больно завлекающе скалился рыжий японец, со своими косыми глазами похожий на артиста, загримированного под Мефистофеля И потом, приглашение явно не распространялось на Павла, а ведь бросать его как-никак было бы сейчас верхом неблагодарности. К облегчению Лизы, ее избавила от раздумий Клавдия Петровна, подкатившая на фаэтоне с возницей-татарином на козлах. Такие экипажи, разукрашенные с варварской роскошью, выполняли в поселке роль таксомоторов.
Поди-ка сюда, Лизавета! окликнула тетка племянницу голосом не допускавшим и намека на непослушание. Право слово, за тобой глаз да глаз нужен! Не успела одна на улицу выйти, сразу в участок загремела! Как была беспризорницей, так и осталась! прибавила она, намекая на три года, проведенные Лизой в сиротском приюте, пока ее с братом не разыскали и не забрали к себе Кудрявцевы.
Видите, у меня строгий конвой, развела руками Лиза.
Ялтинский негоциант понимающе улыбнулся и откланялся. Вслед за ним хотел сбежать и Павел, отговариваясь тем, что никогда не завтракает у Кудрявцевых и вообще неподобающе одет, однако Лиза пресекла его поползновения, заявив:
Стало быть, нашел, заступился, проявил героизма теперь в кусты? Нет уж, извольте хоть раз почтить нас своим присутствием! К тому же, невинно добавила она, разве вы не желаете познакомиться с Левандовским? Я вас даже представить друг другу не успела.
Она не без тайного злорадства следила, как на лице Павла отражается сложная гамма чувств, но тот не посмел перечить, лишь отпросился сдать велосипед в ремонт.
Пока он отводил пострадавший транспорт в ближайшую слесарную мастерскую, Лиза поспешила спросить, надеясь улизнуть от словесного разноса:
Тетя, вы знаете этого Бондаренко? Кто он такой?
Да ты что, Лизавета, который день уже в Крыму, а про него еще ничего не слыхала? удивилась Клавдия Петровна. В большой силе человек, с самим Дурново дружбу водит. Ведет себя как олигарх, а сам, видать, из той шантрапы, что при революции наверх всплыла, да так там и зависла. Шрам через всю рожу, а туда же в высший свет тянется! Да еще ученого из себя строит. Помню, столкнулись мы с ним на одном приеме, так этот молодчик пристал к Аркаше как банный листвсе просил, чтобы тот ему лекцию о своих опытах прочел
И что же?..
Не на таковских напал! гордо сказала тетка. Как Аркаша пошел про протоны с квазитронами толковать, про эм-цэ-квадрат да про закон Гейдельберга, тот мигом скис!
Не Гейдельберга, а Гейзенберга хмуро поправил вернувшийся Павел, устраиваясь на жестком сиденье коляски напротив женщин.
Лошадь, позвякивая побрякушками на сбруе, потащила экипаж в гору.
Да хоть Гинденбурга! отмахнулась от Павла Клавдия Петровна. И ты с ним водиться не смей, если тебе жизнь дорога! приказала она Лизе. Он к себе глупых девиц заманивает, подмешивает им в шампанское какую-то дрянь, от которой те сознание теряют, и вытворяет с ними все, что хочет. Вот так же Та-точка Муромцева, дочка госпожи Овцыной, пострадала. Пошла, дуреха, к нему какие-то восточные редкости смотреть, а потом очнулась где-то под Гурзуфом, избитая и только что не голая.
Муромцева? переспросила Лиза. Это у нее муж застрелился?
Ну да, кивнула Клавдия Петровна. Какие-то секретные бумаги у него пропали. Вот так ей не повезло, бедняжке, и супруг пулю в лоб пустил, и сама в историю влипла.
А что же Бондаренко? Неужели это сошло ему с рук?!
Что ж не сойти, если они с Дурново неразлейвода? Кто бы иначе Бондаренке позволил целый дворец построить на Поликуровской горке, с пальмами и фонтанами? Дурново ему почти все подряды дает, а половину тех денег, которые Бондаренко от города за них получает, сам же себе в карман кладет. Это, моя милая, называется «откат». Вот давеча эта шайка затеяла строить объездное шоссе вокруг Ялты. Так если их смету почитать, можно подумать, что они его золотом мостить собираются! Сколько я Аркаше твержу, что об этом в газету нужно написать, да он у меня никак не раскачается
Она продолжала изливать праведный гнев и на ворье, правящее бал в стране, и на мужа, за своей наукой позабывшего о гражданском долге, но Лиза ее уже не слушала. Кое-что прояснилосьпо крайней мере, стало понятно, с какой стати этот человек способен устроить разнос полицейскому приставу. Но Лизу по-прежнему интриговала оторванная пуговица, а главноене давала покоя память о взгляде Бондаренко, проникающем на самое дно души и пробуждающем какие-то смутные, невнятные воспоминания, слишком нечеткие, чтобы из них сложилось что-то определенное.
Глава 4
Как уже было сказано, супруги Кудрявцевы обитали на вилле «Ксения», располагавшейся в самом центре Симеиза, у начала кипарисовой аллеи. Этот псевдоготический особняк со множеством балкончиков и башенкой, увенчанной острым шпилем, был самой представительной из всех вилл, которыми в начале века поселок застроили предприимчивые братья Мальцевы. Возможно, именно поэтому ее и выбрала Клавдия Петровна, за несколько лет вполне здесь обжившаяся.
Сама Лиза предпочла бы жить не в этой помпезной громаде, находившейся в чрезмерно людном месте, а в одном из тех романтических особнячков из ракушечника, что стояли ближе к подножию Кошки. Впрочем, комната, отведенная ей теткой в башенке «Ксении», была снабжена балконом, откуда открывался такой вид, который совершенно примирял Лизу с этим жилищем.
Поднявшись к себе, Лиза распахнула дверь на балкон и стала переодеваться. Она только-только скинула платье, как с бесцеремонным «Лизавета Дмитриевна, это я» в комнату вошла горничная Дуся, слегка смутив молодую хозяйку. Дуся была бойкой и кокетливой девицей, к тому же статной и отлично сложенной, отчего не знала недостатка в поклонниках. Клавдия Петровна вывезла ее из деревни, но Дуся очень быстро освоила городской стиль, в придачу овладев свойственным русским людям умением в первую голову обучаться всему самому сомнительному и малопохвальному. С самого приезда Лизы горничная ходила за ней хвостом, стараясь набраться новейших голливудских манер. С нее сталось бы вообразить, что пресловутые привычки Джин Гарлоу переняла вся Америка, и тоже взять их на вооружение, наповал разя своих кавалеров.
Давайте ваши мокрые вещи, Лизавета Дмитриевна, сказала она. Пойду развешу. Вас причесать?
Спасибо, я сама, отказалась Лиза, продираясь гребешком сквозь локоны. Еще найдет в волосах у хозяйки хвою, вот и объясняй ей тогда, что это было за купание! Пойди лучше проследи, чтобы Зенкевич хоть руки вымыл. А то он так и выйдет к завтраку.
Сейчас, Лизавета Дмитриевна, пообещала Дуся, не трогаясь, однако, с места. Вот не чаяла такого гостя увидеть! сказала она с придыханием, мечтательно закатывая глаза, хотя ее восторг относился совсем не к Павлу. Надо же, сам Левандовский!.. Вы с ним у моря встретились, да? Теперь все соседи обзавидуются!
Вот погоди, засмеялась Лиза, позову к нам Пожарова, тебе тоже будет что вспомнить!
Имя знаменитого актера не произвело на Дусю впечатления.
Ваш Пожаров старый и толстый, надула губы горничная. А Левандовскийкрасавец, орел! Лизавета Дмитриевна, переменила она тон, подпустив в голос вкрадчивости, что всегда предваряло у нее не слишком скромную просьбу, а можно у вас попросить
Опять автограф?
Ага, автограф. Для Вартана, приказчика у господина Спендиарова
Что ж ты ему даришь портреты с моим, а не с твоим автографом? Он мог бы и твою карточку захотеть
Вы уж прямо скажете, Лизавета Дмитриевна зарделась Дуся. Да зачем ему моя карточка, ему вашу получить завлекательнее. Так я вам сейчас фото принесу
Лиза вздохнула. Так и есть, прислуга да приказчикивот ее почитатели. И сколько серьезных ролей она ни сыгралатак и останется навсегда звездой горничных, кумиром белошвеек Не прогадала ли она, пойдя на поводу у своего талантаили того, что принимала за талант в те дни, когда молодой, но упрямой дурочкой выбрала эту профессию, прельстившись ее обманчивым блеском? Не напрасны ли ее мечты о признании, сравнимом с тем хотя бы, какое имеют на театральных подмостках такие кумиры публики, как Коонен или Пашенная? Или только в Америке и можно на это рассчитывать? Да, именно эта мысль заставила ее отправиться на другой конец света, но хотя сам великий и ужасный Тичкок вроде бы остался ею доволен, других ролей, несмотря на контракт, для нее за морем пока что не нашлосьвот ее и отпустили домой на побывку. Но ей-богу, если звездами Голливуда сумели стать шведка Густаффсон, немка Магдалена Лош и даже, прости господи, еврейка Хеди Кислер, начинавшая с того, что нагишом скакала перед камерой, то почему бы этого не сделать россиянке Тургеневой? Может, тогда на нее перестанут смотреть как на гулящую девку, лишь по недосмотру не получившую желтого билета?
Но странное делоинцидент с Левандовским, не идя у нее из головы, вспоминался уже не как досадное, а, пожалуй, как завидное приключение. Через распахнутую балконную дверь, теребя края тюлевой гардины, в дом любопытным гостем пробирался ветерок, легонько щекотавший тело невидимыми струйками. Вместе с ним прилетала игравшая где-то по соседству музыка: сперва мяукала гавайская гитара, но затем пластинку переменили, и зазвучало знойное танго, чьи глуповатые слова пробуждали в Лизе какую-то хмельную радость. Ей казалосьона готова взлететь, как взлетала тогда, нагая и невесомая, на сильных руках, ничем не прикрытая ни от их прикосновений, ни от просоленного морского воздуха. И Лиза, прихорашиваясь перед трюмо, обнаружила, что мурлычет себе под нос:
Ты не знал, не видал, как я страдаю.
Ты жестоким был, ты со мной шутил,
Ты казался чужим.
Все прошло, и легко на сердце стало.
Ты со мной сейчас, и ласкает нас
Ночь дыханьем своим
Да вы никак влюбились уже, Лизавета Дмитриевна! заметила вернувшаяся Дуся. Вот я вам карточку принесла, а вы спускайтесь поскорее, все вас ждут!
В кого это я влюбилась, скажите на милость?! Смотри, уеду насовсем в Америку, кто тебе тогда будет для приказчиков автографы раздавать? Может, впрок наготовить, чтобы ты мне лишний раз не докучала?
С чего это выопять в Америку? Дуся как будто бы даже обиделась. Небось одного раза хватит! К вам такие люди приходят, а выв Америку!..
У приказчика Вартана явно была губа не дура. Он выбрал карточку с Лизой в роли Ларисыв платье с турнюром и корсажем, из которого двумя пухлыми полушариями выпирала грудь, казавшаяся значительно пышнее, чем была на самом деле. Как раз после этой роли на Лизу обратили внимание голливудские воротилы, и ей иногда приходило в головуне из-за платья ли?
Схватив самописку, Лиза энергично чиркнула поверх фото: «ЛизТур» и поспешила к завтраку.
Трудами Клавдии Петровны столовая превратилась во второе издание старого московского дома Кудрявцевых на Ордынке, словно не было ни мировой войны, ни революции, ни последующего хаоса, а время остановилось для хозяйки в тот год, когда она познакомилась с будущим мужем при весьма романтических обстоятельствах: тот защитил ее на студенческой демонстрации от казачьей нагайки. Здесь все так же сияла бликами надраенная до блеска посуда, на буфете в ряд чинно выстроились мраморные слоники, а поверх телевизора со слепым бельмом крохотного экранауступки прогрессу, никаких передач, впрочем, здесь не ловившего, лежала непременная салфеточка. Но сошедший с ума мир все равно вторгался в жилище вместе с заголовками на листе утренней газеты, от которой никак не мог оторваться профессор Кудрявцев. Сама Клавдия Петровна, вышедшая к завтраку в кружевном матинэ, восседала во главе стола. Никто бы не догадался, что эта гранд-дама с подобием морской ряби на тщательно завитой голове когда-то бестужевкой участвовала в комитетах помощи забастовщикам.
Напротив профессора усадили Левандовского и Бобупоследний ради гостя нацепил галстук-бабочку, но и с ней вид у него был, как всегда, взъерошенный и растрепанный. Правда, по его простецкому лицу, отчасти скрытому за огромными роговыми очками, трудно было заподозрить, что он способен на отчаянные авантюры вроде подъема на ту же Кошку по отвесным скалам. Он притащил с собой кипу вырезок и фотографий, которыми завалил вокруг себя все свободное место, и даже за столом продолжал что-то увлеченно вещать Левандовскому, слушавшему его с вежливым вниманием. Летчик при появлении Лизы приподнялся, готовый быть ее верным слугой. Но Лиза, проигнорировав присутствие нового знакомца, поспешила пробраться на свое место.
Ее стул находился между Бобой и Павлом, который с ужасом созерцал бесчисленное множество расставленных на столе молочников, судков, менажниц и прочих предметов посуды, в которых было бы трудно разобраться и не такому витающему в эмпиреях человеку. Завтрак у Кудрявцевых, как и все, что проходило через руки Клавдии Петровны, отличался обстоятельностью. Всем сразу же выдали овсянкуее не получил лишь профессор, которому супруга, заботясь о его здоровье, прописала особую диету. Дуся, артистически оттопырив попку, поставила перед ним тарелку со шпинатом, которую держала самыми кончиками пальцев, словно дохлую мышь за хвост. Когда Аркадий Аристархович, шумно захрустев газетой, сложил ее и отдал горничной, стало видно, что выглядит он в самом деле неважно, и вряд ли причиной тому было переутомление: несмотря на целебный крымский климат, кожа на его лице была бледной до синевы, руки покрывали пятна йода, которым профессор лечил непроходившие нарывы, а некогда могучая шевелюра, густые усы и окладистая седая борода, придававшие ему вид генерала от науки, выпадали прямо на глазах.
Сама же горничная успела вырядиться в почти неприлично короткую юбчонку и щедро надушиться «Крымской розой». Бедный приказчик Вартан! подумала Лиза. Плакали Дусины кавалеры. Теперь она любому припомнит, что прислуживала самому Левандовскому. И то сказать, гость такого уровня, пожалуй, появлялся у них в доме впервые. Нильс Бор или Макс Планк были не в счетих имена ничего не говорили ни Дусе, ни ее ухажерам; а коллег Лизы по актерскому цеху не жаловала Клавдия Петровна.
Хмуря брови, Лиза смотрела, как Дуся вертится рядом с Левандовским, давая ему полный обзор глубин своего декольте, в котором точно было на что поглядеть. В пику Дусиным ужимкам Лиза принялась демонстративно ухаживать за Павлом: то намазывала ему масло на гренок, то протягивала сахарницу, то подавала вазочку с медом, отгоняя ложечкой приблудную осу, и Зенкевич напрасно мямлил: «Нет, нет, Лиза, что вы, не надо, давайте лучше я вам» Против своей воли она, однако, прислушивалась к тому, что говорил Боба, изобильно рассыпавший по камчатной скатерти крошки, и приглядывалась к его вырезкам, на которых изображались причудливые каплевидные или веретенообразные машины с острыми, позаимствованными из авиации плавниками. Этим зализанным болидам на колесах самое место было среди межзвездных кораблей, инопланетных пейзажей, космоплавателей в блестящих скафандрах и полуголых девушек в щупальцах у чудовищ, украшавших обложки журнальчиков с крикливыми названиями«Удивительные истории», «Изумительные истории», «Сверхнаучные истории», пачку которых Лиза привезла брату из Америки: Боба был большим охотником до подобного чтива.