Сентябрь - Томаш Пациньский 2 стр.


Сам он хотел только вернуться. Ведь всегда возвращаешься. Даже если возвращаться не к чему.

Предвечерняя тишина усыпляла, натруженные ноги немели в холодной воде.

Вроде как, время есть всегда, веточка ли треснет под сапогом крадущегося, звякнет ли пряжка на снаряжении. Этого достаточно, чтобы сунуть руку под шинель, схватить винтовку и быстро под­няться вполоборота. Прицелиться, нажать на спусковой крючок

- О, Господи!

Искаженная страхом заросшая рожа.

Вот же ведь тихо подошел, сукин сын, подумал капитан, опуская ствол.

Он поднялся, стараясь не спускать с глаз перепуганного мужика. Зашипел от боли, когда встал босой ногой на остром, спрятавшемся в траве камешке.

- Господи Иисусе, оно же я - простонал мужик, как будто бы это все поясняло. Офицер кив­нул, откладывая винтовку в сторону. Потом уселся, натягивая носки на мокрые, все в песке сто­пы.

Мужик присел на корточки рядом, искоса поглядывая на не помещающиеся под фуражкой се­дые волосы. Он вытащил смятую пачку сигарет.

- Пан капитан из запаса - буркнул.

Как вопрос это не прозвучало, потому ответа он и не получил.

- Из запаса - хриплым голосом повторил он и высморкался.Заметно - совершенно зря прибавил он.

Мужик вытащил лопнувшую сигарету, сплюнул на палец, тщательно склеил папиросную бума­гу и воткнул себе в рот. Потом одумался, показывая в усмешке немногочисленные зубы. Сигарет­у изо рта он вынул.

- Пан капитан закурит?... Оно из руки, так ведь последняя была

Пан капитан подтянул ремешки гамаш, чувствуя, как сворачиваются кишки. Свою послед­нюю он выкурил еще два дня назад, так что лопнувшая, заслюнявленная сигарета притянула его взгляд.

Да ладно, что из руки, про рожу не вспомнил Ладно, дареному коню

Он более благосклонно поглядел на заросшего обитателя Курпёв и Подляся. Сигарета была без фильтра, так что ее нельзя было сунуть в рот не покрытой слюной стороной. Он нетерпе­ливо щелкнул претенциозной бензиновой зажигалкой, единственной памятки от коллеги, тоже из запаса, и жадно затянулся.

- Только, пан, оставь и мне покурить, это последняя, - напомнил мужик.

Местный, жалуясь и неся на версту перегаром, пошел вперед. Фронт, который недавно прока­тился через эту местность, обычаев народа не изменил ни на йоту. Впрочем, из нескладных, переме­жаемых ругательствами признаний следовало, что сюда забирались только патрули. Глав­ный удар пошел в сторону, на Малкиню и Белосток.

Они добрались до ограды из распадающегося штакетника и заржавевшей колючей прово­локи. Сумерки уже полностью вступили в свои права, и постройки с темными окнами выглядели вымерши­ми.

Солдат тащился за крестьянином. Опускание ног в воду помогло не сильно; когда надел гама­ши, стопы горели, как и прежде. Зато в перспективе имелся ночлег, если даже не в доме, то, по крайней мере, на сене в сарае. Возможно, даже кружка молока, а не только все время обещаемая во­дяра.

- Сучье Сам же распутал, как до вас шел - Мужик никак не мог справиться с не даю­щейся проволокой.Или оно там, а не тут

Наконец-то ржавая проволока сдалась. Впрочем, можно было и не распутывать; один ви­ток висел достаточно низко над уровнем луга; его можно было легко и переступить.

- Парни рады будут: офицер, да еще и с ружьем

- Когда до резервиста дошел смысл бормотания заросшего проводника, он остановился, слов­но вкопанный и рванул мужика за плечо.

- Эй, погоди!Усталость куда-то ушла, вновь он был чутким и недоверчивым.Какие еще парни?

- Наши!В мутных глазах мелькнуло удивление.Наши парни, армейские, наши А я разве не говорил?

- Не говорили, добрый человек

Резервист скрежетнул зубами, не скрывая злости.

Мужик же замер, раскрыв рот. Вообще-то, он и не был похож на особо сметливого, да и состоя­ние постоянной напитки самогонкой, в котором он находился не менее нескольких десятков лет, не способствовало ориентации. Но даже он уловил гневную нотку в голосе капитана.

В беспокойно бегающих глазах блеснуло подозрение. Он смахнул с себя руку солдата.

- А что это, пан капитан?медленно спросил он.Что это вы так?

Резервист буркнул что-то под нос и обернулся. У него не было желания объяснять всего, что он сам видел и знал. В одиночку у него было больше шансов. Были уже такие, которые пробо­вали об­разовывать группы, рассчитывая на то, что будет легче добыть продовольствие и защи­титься.

Так это выглядело в теории.

На практике же было совершенно иначе. Если захватчики не обращали внимания на одино­ких солдат, пускай даже в форме побежденной армии, то вот на небольшие группыдаже самые малыерьяно охотились. В самом лучшем случае все заканчивалось за проволокой временных лагерей для военнопленных Но бывало и хуже.

- Оно, может вы дезертир или еще чего - мужик сочно харкнул.

Офицер запаса, несмотря на всю злость, только рассмеялся, совершенно сбив крестьяни­на с толку.

Дезертир, подумал запасной, глядя на мужика, который сдвинул на затылок берет с хвости­ком и теперь сконфуженно чесал всклокоченные волосы. Вот интересно, откуда это здесь можно дезер­тировать, и, по возможности, куда.

- Потому как, пан капитан, знаете

Уже лучше, снова я и "пан" и "капитан", - подумал военный.

- Оно, пан должен знать, разные здесь крутятся

- Какие разные?резко спросил запасной.

Мужик решительным жестом натянул берет на лоб.

- Ну да, разные Дезертиры И такие, вот оно

Он понятия не имеет, с кем имеет дело, понял военный. Увидал форму и знаки отличия. И вот теперь не знает, а не вляпался ли он во что-то такое, из чего уже не выберется.

Краем глаза он отметил вспышку недоверчивого взгляда. Чтоб его

- Послушайте-ка, хозяин, - начал солдат.Я хочу всего лишь переночевать, завтра утром уйду. Сам я возвращаюсь домой, война закончилась

Полной правдой это не было. Конечно, война закончилась. Вот только дома у него не было еще до того, как он отправился на эту войну. Сейчас же он лишь беспомощно покачал головой, так как ничего больше выдавить из себя не мог.

О чудо, это как раз и убедило недоверчивого селянина. Где-то в глубине замороченного само­гоном разума блеснуло понимание. И даже что-то вроде сочувствия.

Заросший щетиной мужик уже знал, что перед ним стоит не дезертир или посланец скрываю­щейся в лесу банды мародеров. Снова он почесал голову, на сей раз сдвинув берет на ухо.

- Ну, оно ничего - озабоченно буркнул он.

На лице, укрытом в густеющей темноте, поблескивали лишь белки с кровавыми жилками.

- Ничего - добавил он через минуту, нерешительно переступая с ноги на ногу.Пошли, что ли, ждут нас

Резервист попытался взять себя в руки. Неважно, подумал он. Явно какие-то недобитки; поду­мали, что в куче безопаснее, по крайней мересвободнее. Переночует, а утром отправится дальше. Если станет изображать из себя старого пердуна, те не станут настаивать, чтобы он к ним присоеди­нился. Эта мысль его чуточку развеселила. Говоря по правде, ему не надо даже и при­творяться.

Мужик же его усмешку воспринял совершенно наоборот.

- Оно видите, пан капитан! Хуже нет, как на свояков попасть.

Солдат, соглашаясь, покачал головой, направляясь в сторону темневших неподалеку до­мов. Ему не хотелось ссориться.

Только то была не маленькая группка разгромленных фронтовиков, равно как и не банда ма­родеров, которые, пользуясь валявшимся в каждой канаве оружием, решили позаботиться о соб­ственных интересах.

Когда они перебрались через следующее ограждение из ржавой колючей проволоки, двор вы­глядел вымершим. Их не приветствовал собачий лай; из пустой дыры будки свисала лишь цепь. Де­ревенские дворняги тоже пали жертвами войны. Патрули охотно стреляли в шастающих по дво­рам собак. Враги опасались эпидемии, слишком много тел лежало под тонким слоем земли на по­лях и в лесах. Или вообще не захороненных. Свою лепту вносили и крестьяне, чтобы собачий лай не выда­вал жилых дворов.

Окна низкой халупы из бревен "в сруб" были темны. Только лишь когда капитан напряг зре­ние, то заметил в одном из них слабый багровый отблеск жара, бьющего из-под кухонной плиты.

Когда они находились уже на средине двора, скрипнула дверь.

- Стой, кто идет?прозвучало из темных сеней, подкрепленное четко слышимым в вечер­ней тишине передергиванием затвора.

Запасной замер, остановившись на полушаге, чуть не споткнувшись о лежащее в траве ближе не идентифицируемое сельскохозяйственное орудие. Вроде как борону. Мужик же настроя не поте­рял.

- Свой - В этом он особой оригинальностью не отличался.

Вот интересно, в который раз его привычный отзыв сделается недостаточным, мимоходом подумал офицер.

- А вы, пан капитан, так не стойте, - повернулся к запасному мужик.В халупу прошу

Из темноты сеней блеснул свет от прикрытого ладонью фонаря. Он на миг осветил офице­ра и скользнул по лицу крестьянина, так что тот, ослепленный, прикрыл лицо ладонью.

- Говорю же: свой!разозлился мужик.А ну погаси! Еще увидят и

Скрытый за снопом света часовой загоготал.

- А ну выключи свою батарейку, мать твою за ногу! Из-за тебя всех нас

- Да не бзди, хозяин.Часовой рассмеялся еще громче.Они же словно мышь под вени­ком сидят, после заката на улицу ни гу-гу. Сюда не припрутся, не бойтесь, это мы к ним

- Хлебало закрой!раздался голос кого-то постарше.Нечего ляпать, а это погаси!

Часовой буркнул что-то себе под нос. Но фонарик выключил.

- Заходите!коротко и резко бросил он, желая тоном покрыть смущение.

- Пан капитан первым.

Хозяин неожиданно проявил знание хороших манер, выполняя плохо видимый в темноте при­глашающий жест.

Офицер запаса замялся. Несколько секунд он мигал, ожидая, когда глаза привыкнут к темно­те. Вообще-то, луч света до его лица не добрался; но сам он инстинктивно поглядел на фона­рик Первым ему входить не хотелось, не хотелось споткнуться обо что-нибудь в темных сенях или раз­бить голову о низкий потолок. А кроме того, что-то здесь было не так. Здесь была не кад­ровая армия.

Дверной проем сеней осветился мерцающим блеском. Кто-то заслонял ладонью мечущий­ся язычок пламени. Блеснул оксидированный ствол автомата часового. Офицер запаса прищурил глаза, теперь он уже замечал мелочи. И выругался себе под нос

Ожидать было нечего, он пошел дальше. Вошел в сени; часовой отступил на шаг, приклады­вая ладонь к непокрытой голове, что привело к появлению гримасы на лице того, что стоял со свеч­кой. Офицер заставил его еще сильнее смутиться, небрежно салютуя в ответ. Затем остано­вился и огля­делся по сторонам.

Нехорошо.

На часовом, на первый взгляд лет семнадцати, был надет новехонький, словно из-под иголоч­ки, мундир стрелка. Тот, что стоял со свечкой, был старше, но ненамного. Заслоняемый ладо­нью язы­чок пламени освещал юное лицо и галуны подхорунжего на парадном кителе.

Это никак не крадущиеся домой потерпевшие поражение на поле боя солдаты, и не мародер­ы, а только те, что опоздали на баррикады.

Какое-то время на лице подхорунжего рисовалось смущение. Из неприятной ситуации его спас мужик-хозяин, который, что-то бормоча себе под нос, взял свечку и громко выругался, когда го­рячий стеарин капнул ему на ладонь. Подхорунжий вытянулся по стойке смирно.

- Пан капитан! Докладывает дежурный подхорунжий Мазёл: отряд готов действовать.

- Капитан Вагнер.

Какое-то время он оценивал взглядом вытянувшегося по струнке унтер-офицера. Тот безоши­бочно распознал офицера из запаса, на миг в его глазах даже мелькнуло превосходство, кото­рое кад­ровые военные так любили демонстрировать. Только видное под расстегнутой шинелью, сви­сающая стволом вниз короткоствольная винтовка пробуждал невольное уважение. Польский офицер, да еще с оружиемв последнее время картинка редкая.

- Вольно, - бросил через несколько секунд Вагнер. Взгляд подхорунжего выдавал облегче­ние. Вагнер догадался, в чем дело. Наконец-то нашелся кто-то, кто возьмет командование на себя. По крайней мере, так подхорунжему казалось.

Так что дело еще не самое паршивое, подумал резервист. Возможно, эти не станут спо­рить, возможно, даже подчинятся. Он выругался про себя. Все равнопроблема.

- Слушаю, пан капитан?

Вагнер покачал головой совершенно по-граждански. Подхорунжий не обратил на это внима­ния.

- Какая часть?небрежно спросил офицер резерва. Особо это его не интересовало, ответ не мог быть существенным.

- Отдельный отряд Войска Польского!

Хорошее название, подумал Вагнер; нормальное, как и любое другое. Что дальше? Реше­ние за него принял хозяин.

- А чего это в сенях стоим?задал он риторический вопрос.В дом просим, в дом. Выпить чего-нибудь, а то холодина такая

- Ведите, пан подхорунжий.

Вагнер кивнул. Остальная часть отдельного отряда квартировала за скрипучей дверью, в большом помещении. Там находился очередной семнадцатилетний пацан в мундире стрелка, плюс пара еще более младших подростков в харцерском хаки. И было им, самое большее, лет по пятна­дцать. Все они тут же, неумело, схватились на ноги, еще не зная, как приветствовать входя­щего в по­мещение офицера. Вагнер им только лишь кивнул, не желая провоцировать на более от­чаянные дей­ствия.

В качестве общества в освещенном керосиновой лампой комнате отдельный отряд имел мо­лодую девушку, на коленях которой спал младенец, и пара приличных размеров хряков в сби­той их досок загородке. Вагнер поглядел на окно, затемненное военным одеялом, старательно прибитым к оконной раме.

Взгляд девушки, совершенно никакую красоту, которой портили грубые, словно бы запух­шие черты лица, скользнул по Вагнеру. Через миг девушка опустила глаза.

- Невестка она немного не в себе - пояснил хозяин, который пролез за всеми в помеще­ние.Это с тех пор, как повестку получила Мы-то уже отплакали, еще два имеются, в плену, только вот она почему-то до сих пор не может.

Похоже, сын его погиб еще в самом начале, когда еще сооб­щали, понял офицер запаса. И поглядел на спящего младенца, который никогда уже не увидит отца.

- Так ему было на роду написано.Мужик явно верил в судьбу.А вот старшеньких Пресвя­тая Дева защитит, как и нас.

Вагнер только скривился. У него самого было довольно скептичное мнение относительно на­мерений и возможностей Девы Марии. Хуже того, многовековой опыт это лишь подтверждал.

- Баба еду варит.Мужик никому не давал взять слово, совершенно не обращая внимания на подхорунжего, который, вне всяких сомнений, желал перехватить инициативу.Долго оно, по­том что натемно, но кишка будет. Кровянка. И убоина свежая.

Впервые за вечер Вагнер повеселел, несмотря на сокращение, которое неожиданно почув­ствовал в желудке, давно уже не помнящем горячей еды. Он поглядел на загородку, в которой доне­давна проживал еще один обитатель. Оставшиеся подсвинки похрюкивали, не осознавая ждущей их неиз­бежной судьбы.

- Пан капитан

- Пан подхорунжий, скомандуйте уже "вольно", - Вагнер заметил, что весь отдельный от­ряд стоит по стойке смирно.

- Пан капитан

- Завтра, пан подхорунжий, завтра.

На сегодня ему было достаточно.

- Пан капитан

Сквозь остатки сна пробивался настырный голос. Вагнер натянул одеяло на голову, не об­ращая внимания на щекочущие лицо стебли. Не помогло. К голосу прибавилась еще и сотрясение за плечо.

- Пан капитан

Военный откинул одеяло, повел отсутствующим взглядом, пытаясь понять, где находится. Ко­сти болели от неудобного положения на слишком мягком сене.

С большим трудом он сконцентрировался на склоняющемся над ним заросшем щетиной лице. Прежде, чем его распознал, знакомый запах перегара, напомнивший ему вчерашний вечер.

- Пан капитан приказал с рассветом разбудить, - оправдывался хозяин.Вот я и бужу.

- Ага - буркнул офицер, отчаянно пытаясь не погрузиться снова в сон. Он знал, что если за­кроет глаза, то вновь заснет. Капитан с трудом сел.

А все от обжорства, подумал Вагнер. Первая горячая еда за Ладно, не будем. Самое глав­ное, удалось отвертеться от самогонки. У подхорунжего, правда, очень подозрительно блесте­ли гла­за, но в присутствии офицера он не мог пить без разрешения. А разрешения не плучил.

Уже тогда до Вагнера дошло, что он попал в большие неприятности, чем предполагал раньше. Подхорунжий Мазёл на орла никак не был похож. Сопляк, из которого армия сделала ав­томат, не об­ремененный мышлением. Один из тех молодых пацанов, одурманенных патриотиче­ской и национа­листической пропагандой. Плюс блеск в глазах при виде самогонки.

Капитан тихо выругался, вспоминая о ждущем его задании. Мазёлэто тупица, кандидат в солдафоны самого худшего пошиба. Остальные мальчишки молодые и глупые, зато в них масса во­одушевления. И у них имеется куча оружии, из которого можно пострелять

Назад Дальше