В дни Бородина - Маркова Юлия Викторовна 3 стр.


 Я ничего не могу гарантировать, сир,  тихо сказал он Наполеону,  жизнь этого человека находится в руках Господа. Дабы избежать Антонова Огня и наверняка спасти жизнь этого храброго офицера, следует провести ампутацию* раненых руки и ноги, но все ранения находятся слишком высоко, чтобы эти операции были возможны.

Примечание авторов: * в те далекие, почти былинные времена хирурги верили, что от Антонова Огня, то есть общего сепсиса, может спасти только ранняя ампутация поврежденной конечности. В случае же если это было невозможно, то и прогноз на выживание раненого был отрицательным. Так, промучившись с месяц, несмотря на все старания врачей, от раны осколками ядра в бедро и живот умер русский генерал Петр Багратион.

 Делайте все, что в ваших силах, Доминик,  так же тихо ответил Император,  как говорит мэтр Корвизар, лечите симптоматически. В первую очередь извлеките пули, остановите кровотечение и приведите этого офицера в чувство. Он обладает очень важными сведениями и нельзя допустить, чтобы они умерли вместе с ним. Ну а потомдействительно, все в руках Божьих. Если Господь захочет, этот офицер поправится, а не захочет, то умрет.

 Я Вас понял, сир,  склонил голову мэтр Ларрей,  и сделаю все, что в моих силах. Я не гарантирую этому молодому человеку жизнь, но могу обещать, что он будет в состоянии говорить.

 Этого будет достаточно, Доминик,  кивнул Император,  но помните, что вам следует поторопиться. На поле боя происходит что-то непонятное, а этот офицеродин из тех, кто может приподнять завесу тайны над всем этим.

Едва хирург отошел, чтобы заняться ранеными, как один из адъютантов императора, вытянув вперед руку, вскричал: «Смотрите, сир, какой ужас!». Наполеон вскинул к глазу свою подзорную трубу и узрел, как французская артиллерия, которая вновь принялась обстреливать оставленные французами флеши, вдруг попала под уничтожающий обстрел со стороны северной опушки Утицкого леса. И снова, как император ни всматривался в лесную опушку, он не смог разглядеть ни одного дымка от ружейного выстрела, только изредка сверкающие неяркие вспышки. К тому же расстояние от опушки до самых ближних батарей превышало триста метров, а на такой дистанции пуля обычно теряет свою убойную мощь и способна только бессильно катиться по земле. Но тут отчетливо наблюдалось, что канониры на батареях падают один за другим, что заставляет артиллеристов прекращать огонь по флешам и пытаться развернуть пушки в сторону новой угрозы. Огонь картечью на такой дистанции малоэффективен, а обстреливать ядрами опушку лесачрезвычайно дурацкое занятие, тем более что вести огонь могли только дальние батареи, расположенные напротив центральной позиции русских, а та артиллерия, что располагалась напротив флешей, понесла слишком большие потери в расчетах и вести огонь не имела никакой возможности.

Пока Наполеон мучительно соображал, что стоит делать в таком случае, к нему снова подошел Доминик Ларрей.

 Сир,  сказал он,  ваше приказание выполнено, этот офицер в состоянии говорить и готов поведать Вам свою историю. Но сначала гляньте, пожалуйста, на то, что я извлек из ран этого молодого человека

Император опустил глаза и вместо нормальных круглых пуль узрел на ладони хирурга нечто весьма странноедва заостренных с одного конца цилиндрика, по диаметру примерно соответствующих дыркам в кирасе. Взяв один цилиндрик в руки, Наполеон внимательно осмотрел его со всех сторон. Вблизи этот гладкий заостренный конус выглядел еще более угрожающе, чем со стороны. Наостренный носик был слегка расплющен подобно грибку, и было понятно, почему эта странная пуля с такой легкостью пробила стальную кирасу. Кроме того, на ее боках виднелись следы прохождения через штуцерный ствол с нарезами, только Император решительно не понимал, как такую пулю можно было заколотить* в штуцер без повреждения острого носика. К тому же сделана она была не из свинца, а из какого-то сплава на основе меди.

Примечание авторов: * до изобретения в середине XIX века деформирующейся при выстреле для вхождения в нарезы пули Минье обычные пули в нарезной ствол штуцера именно заколачивали, поэтому скорострельность штуцеров была в несколько раз меньше, чем у фузей.

Впрочем, ответ эту загадку не являлся сейчас для Наполеона предметом первой необходимости. Его армия воевала с врагом, массово использующим подобные пули, и все, что следовало о них знатьэто то, что летят они очень далеко и что от них не спасают никакие кирасы. Сначала следовало поговорить с раненым офицером и на основе полученных данных понять, что следует предпринять против этого нового врага, чтобы спасти положение армии. Раненый, тщательно перевязанный чистым полотном, лежал на расстеленной на земле собственной шинели, с подложенным под голову ранцем. Вид его был жалок. Он не просто страдал от боли, но и пребывал в смятении и упадке от того, что ему довелось испытатьи это было сродни мистическому ужасу, первобытному страху перед неизведанным.

Примечание автора: * и ранец, и скатка в кавалерии перевозились навьюченными на конское седло.

 Сиртихо заговорил раненый, обращаясь к Наполеону; слова он произносил с трудом, то и дело облизывая пересохшие губы.  Это было ужасно. Сначала эти демоны уничтожили наших егерей, напав на них в лесу. Мало кому из них удалось спастись бегством, потому что невозможно сражаться, когда ты делаешь один выстрел, а в ответ в тебя летит двадцать пуль. Ружья этих демонов стреляют так часто, будто заряды в них возникают сами собой и их нет необходимости заряжать; кроме того, их выстрелы не оставляют после себя дыма, отчего становится неясным, откуда прилетают пули. Кроме того, говорят, что их лица зеленого цвета, а мундиры таковы, что совершенно теряются на фоне древесных ветвей, так что в лесу невозможно разглядеть ничего, кроме смутных шевелящихся теней. Уничтожив егерей, эти лесные демоны взялись за пехотные колонны и изрядно ощипали их из своих чудовищных скорострельных ружей. Складывалось впечатление, что каждый их выстрел добавляет нам раненого или убитого. Именно тогда погиб герцог д`Абрантес, а наш командир, бригадный генерал граф фон Хаммерштейн-Экуорд, приказал нам, вестфальским кирасирам, атаковать опушку леса в конном строю. Скажу сразу, сирэто был жест отчаяния с его стороны, потому что невозможно стоять на месте и дожидаться, пока тебя убьют. Под встречным ураганным огнем мы не проскакали и половины расстояния до опушки, когда стало ясно, что наша атака захлебнулась. Из тех, кто выжил, никто не остался невредим, а все поле, по которому мы атаковали, оказалось покрыто убитыми кирасирами и их конями. Умирая от ран, наш командир приказал скакать к вам и непременно доложить то, что нам удалось выяснить ценою собственных жизней. Простите нас, сир, но мы не смогли правильно выполнить наш долг и одержать победу, которую вы от нас так ждали.

«Так,  подумал император, пытаясь отогнать закравшуюся в сердце тревогу,  если лес занят этими демонами и прорваться мимо них в обход флешей с юга невозможно, то единственный способ достичь успехаэто ударить в стык между центром и южным флангом русских. Первой пойдет в атаку пехота маршала Неяона отбросит русские части и расчистит дорогу. А потом, когда Ней пробьет в русском фронте дыру, через нее всей массой ударит кавалерия Мюрата, сжатая в единый кулак. Думаю, русские не выдержат этого натиска и побегут с поля, а храбрые французы будут их преследовать. И демоны тоже никуда из этого леса не денутся. После разгрома русской армии им останется либо убраться обратно в свой ад, либо приготовиться сражаться против всей французской армии»

07 сентября (26 августа) 1812 год Р.Х., день первый, 12:15. Бородинское поле, деревня Горки. Ставка главнокомандующего русской армией генерала от инфантерии Михайлы Илларионовича Голенищева-Кутузова

В то же самое время Кутузов из своей Ставки в Горках имел возможность наблюдать события на холме возле Утиц и северо-восточной опушке Утицкого леса, что давало русскому главнокомандующему небольшое преимущество. Он-то, в отличие от Наполеона, даже не понимая смысла событий, хотя бы мог видеть происходящее на его левом фланге, в том числе и то, как остатки корпуса Понятовского, спасаясь от неизвестного врага, попали под прямой штыковой удар русских резервов и подверглись полному уничтожению. Русскому главнокомандующему тоже хотелось как можно скорее разобраться со сложившейся ситуацией, чтобы понять, какой стратегии ему придерживатьсяоборонительной или наступательной; только вот поиски подходящего штаб-офицера, готового ехать к неизвестным, выступающим под красным знаменем, несколько затянулись. Одно делоехать парламентером к уже известному неприятелю, придерживающемуся рыцарственных правил ведения войны. И совсем другоеотправиться в полную неизвестность к людям, о которых известно только то, что они прекрасно обучены и дисциплинированы, а также отлично вооружены, однако их мундиры и штандарты не опознаются как принадлежащие к какой-либо европейской армии. То, что эти выступающие под алым знаменем скромные незнакомцы в малозаметных мундирах атаковали французскую, а не русскую армию, могло объясняться не тем, что они были друзьями русских, а тем, что они являлись врагами французов.

Но наконец-то такой храбрец нашелся. Им оказался находящийся в резерве генерал-майор артиллерии Василий Костенецкий*лихой рубака, человек выдающейся силы и не менее выдающейся храбрости, не обделенный при этом ни скромностью, ни умом. Вот такого замечательного со всех сторон генерала, добровольно согласившегося выполнить опасное и непонятное поручение, Кутузов и отправил парламентером к деревне Утицы к командиру отряда неизвестно чьей армии, с чрезвычайной дерзостью атаковавшему противника и обратившего того в безоглядное бегство.

Биографическая справка: * О скромности генерала Костенецкого свидетельствовало то, что он никогда не искал признания своим заслугам. По небрежности в делопроизводстве его три раза награждали саблей «За храбрость» и два разаорденом Анны первой степени, то есть три раза он практически был обойден наградами. За бои в марте 1814 г. за Париж награждение бриллиантовыми знаками к ордену св. Анны 1-й степени заменили благоволительным рескриптом.

О незаурядной физической силе говорило то, что он один поднимал пушку, ломал подковы, легко, будто прутиком, орудовал пушечным банником, рывком за хвост валил наземь любого коня.

О храбрости генерала говорил случай, произошедший во время Бородинского сражения. В разгар боя на одну из батарей ворвались польские уланы и начали рубить канониров. Находившийся поблизости Костенецкий бросился на выручку своим солдатам и, не удовлетворившись саблей, стал валить врагов орудийным банником. Одним ударом он сбросил с лошади ближайшего улана, затем, ринувшись в толпу, повергал на землю одного неприятеля за другим до тех пор, пока банник не сломался. Следуя примеру начальника, артиллеристы кто чем мог отбивали атаку улан, и через несколько минут уже вновь открыли огонь.

О незаурядном уме Костенецкого говорило то, что именно он в Тарутинском лагере первым подал Кутузову докладную записку о необходимости направить отступление Наполеона по уже разоренной неприятелем Старой Смоленской дороге.

Кроме всего прочего, генерал Костенецкий был известен чисто спартанской строгостью житейского уклада. Он не признавал иной обстановки своей комнаты, кроме простого стола и лавок, на одной из которых спал. Обливание холодной водой в летнее время и обтирание снегом зимой составляли его утренний туалет. Простота и добродушие в обращении с подчиненными и редкостная щепетильная честность по отношению к казенным средствам (явление достаточно редкое в те времена) дополняли характер этого незаурядного человека.

Но, как бы то ни было, в путь генерал Костенецкий двинулся уже после одиннадцати часов пополудни. Однако еще раньше, после массированной артподготовки, произведенной с центра французской позиции, куда не доставал прицельный огонь супермосиных с северной опушки Утицкого леса, в атаку в стык между багратионовыми флешами бросились остатки 1-го и 8-го пехотных корпусов Великой Армии, а также весь 3-й пехотный корпус Нея в полном составе. А позади них, готовые ворваться в дыру между 7-м и 8-м пехотными корпусами русской армии, уже маячила вся кавалерия Мюрата, за исключением корпуса генерала Груши, находившегося на другом берегу реки Колоча. Видимо, судьба у этого Груши в любом случае оказываться не в том месте и не в то время*.

Историческая справка: * 16 июня 1815 года после сражения при Линьи, тогда уже маршал Груши был назначен с двумя пехотными и двумя кавалерийскими корпусами, преследовать разбитую прусскую армию. 18 июня, командуя своими частями в сражении при Вавре, не проявил инициативы и не выдвинул свои войска на помощь Наполеону в проходившем невдалеке сражении при Ватерлоо. Позднее Наполеон всю вину за поражение при Ватерлоо возложил на маршала Груши.

Как раз в тот момент, когда генерал вместе со своими адъютантами проезжал мимо села Семеновского, распложенного вроде бы в глубине русских позиций, кавалерия Мюрата, развивая успех пехоты Нея, ударила по ослабленной русской линии и сумела ее прорвать. Но не успел Мюрат обрадоваться, что вырвался на простор, как в упор нарвался на кинжальную контратаку резервной кавалерии 2-й армии Багратиона в составе 2-й кирасирской дивизии и 4-го резервного кавалерийского корпуса. Кто-нибудь другой проехал бы мимо, ссылаясь на имеющееся у него особо важное задание, но генерал Костенецкий был не таков. Поэтому он присоединился к первому попавшемуся изготовившемуся к контратаке русскому полку, которым по странному совпадению оказался 5-й Литовский уланский полк, знаменитый своей кавалерист-девицей Надеждой Дуровой.

07 сентября (26 августа) 1812 год Р.Х., день первый, 12:30. Бородинское поле, где-то южнее багратионовых флешей.

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский.

Бонапарт по факту оказался упрямым засранцем. Урок, преподанный ему разгромом корпусов Понятовского* и Жюно, похоже, только раззадорил этого мастера тактических блицев. Мгновенно изменив тактику, он нацелил следующий удар в стык между багратионовыми флешами и батареей Раевского. По счастью, такую атаку было невозможно организовать по мановению волшебной палочки, и пока французы перестраивали свои боевые порядки, намерения Наполеона проступали для меня так же четко, как если бы они были записаны черными буквами на белой бумаге. В первом эшелонепехота, которой предстояло первой пробиться через русские боевые порядки. Во второмсаперы, задача которыхрасчистить проходы для кавалерии. Берега ручьев Каменка и Семеновский достаточно круты для того, чтобы их русла могли называться оврагами. И вот чтобы эти овраги следом за французской пехотой смогла преодолеть французская кавалерия, и требовались саперы, которые в определенных местах взорвут пороховые мины, а потом разровняют образовавшиеся спуски и подъемы.

Примечание авторов: * У Серегина множество достоинств, но он не маг разума и поэтому не может проникнуть в мысли Наполеона и узнать, что того просто побоялись информировать о полном уничтожении корпуса Понятовского.

И что самое главное, французские войска группировались на довольно значительном расстоянии от северной опушки Утицкого леса, находясь за пределами прицельной дальности стрельбы из супермосиных. Этот урок Наполеон усвоил хорошо. Возможно, он решил, что мои войска никогда не смогут выйти из-под прикрытия лесных деревьев, но вот тут его в ближайшем будущем ожидает крайне жестокое разочарование, потому что группировку полковника Половцева с северной опушки Утицкого леса я уже отозвал. Нечего ей там делать в тот момент, когда вот-вот мне понадобится их лихая атака в уланской ипостаси. Количество французской кавалерии, сосредотачивающейся на линии Шевардино-Семеновское, наводило на мысль, что и мне лучше держать свои ударные силы сжатыми в один кулак где-нибудь между флешами и утицким холмом (не путать с утицким курганом). А чтобы Наполеон ничего не заподозрил, северную опушку Утицкого леса вместо ушедших лилиток заняли три резервные роты «диких» амазонок; они продолжили прицельно постреливать из супермосиных в ответ на каждое вражеское шевеление. А у амазонок дело поставлено просто: один выстрелодин труп.

Одновременно находящиеся в резерве первый и второй пехотные легионы получили приказ выдвигаться на север все к той же опушке Утицкого леса. Пехотанапрямую, конная артиллерияна рысях окольными проселками. Национальный состав этих легионов пестрел разнообразием. В качестве ротных и батальонных командировкак правило, тевтоны, эмигрировавшие из мира Подвалов. Рядовые и сержантынемного самых матерых бойцовых лилиток, не прижившихся в кавалерии (потому что среди множества мужиков им оказалось комфортнее), вои антов, решившие не оберегать родной дом, а следовать за своим князем по мирам, бывшие ратники рязанского ополчения, с которыми мы рубили тумены Батыя. Самыми последними, как люди, уже владеющие огнестрельным оружием, после тщательного отбора на формирование пехотных легионов поступили бывшие полоняники, освобожденные нами в Крыму мира Смуты. Из них же составлены артиллерийские расчеты. Но самое главное в том, что все мои легионеры являются Верными и по моему приказу готовы порвать на лоскуты любого врага, а я за них любому глаз на известное место натяну и моргать заставлю. Так что если все пройдет как надо, то здесь мы наполеоновскую Великую Армию и закопаем.

Назад Дальше