Нет, задумчиво ответил Фарасман, Шоже, Богра, Сакман, все знали, что Гюнешь была невестой Саула. Но после победы над аланами и бегства Арпада со своим племянником Саулом, Шоже потребовал в жены Гюнеш, чтобы разозлить их и заставить вернуться хотя бы Саула, который в бою чуть было не убил его. Но случилось так, что Шоже сам сильно увлекся своей молодой женой и забыл о Сауле. И пока каган гуннов находился в походе в Согдиане, Гюнеш встретилась с Саулом, который рискуя жизнью, вернулся за ней. Они могли бы сбежать, но страсть, охватившая их обоих, задержала. А в это время и как раз в этом месте Богра охотился со своим дядей Буюком, которые и поймали их за интересным занятием. Саул, прекрасный воин, смог отбиться от них и бежать обратно в свои степи, но все же Гюнеш с собой увезти не смог. Гюнеш умоляла Богра отпустить ее вместе с Саулом, но он остался верным своему отцу. Перед смертью она успела отослать гонца Сакману, и ему стало обо всем известно. Сакман очень любил свою сестру. Все ее любили за ее красоту и доброту. Отец их, узнав, какой смертью погибла его любимая дочь, умер от горя на месте. А Сакман, взобравшись на самую высокую вершину священных для всех кочевников гор Улы-Тау, поклялся перед Тенгри и духами предков, что отомстит за смерть своей сестры. Сакман не такой человек, который нарушает свои клятвы, тем более данные своим предкам. Здесь что-то другое! Что-то другое заставило его изменить клятве, закончил Фарасман, водя рукой круги по воде в бассейне.
Простите меня, но тогда я не знаю
А, что сказал Сакман нашему повелителю, когда он прибыл в крепость?
Командир гарнизона Круглой крепости нахмурился, вспоминая, и немного погодя ответил:
Ничего не сказал, кроме обычного приветствия. Сакман и наш повелитель обнялись, будто родные братья после долгой разлуки. Потом почти весь день беседовали втроем в башне, выпили несколько кувшинов вина, хоть шах и не терпит этого зелья, отбирающего разум.
С ними был Аспар?
Да, господин.
Ну да, они росли вместе в детстве как родные братья и они родственники по материнской линии.
Как так? удивился командир гарнизона Круглой крепости. Мать Сакмана ведь из сакского племени гузов?
Да, так оно есть. Матеря матерей Сакмана и Артавы родные сестра. А Аспар двоюродный брат Артавы и, получается, тоже родственник Сакмана. Вообще система родства у кочевников очень запутанная. Если покопаться, то в итоге получится, что все они друг другу родственники. Но это не мешает им постоянно воевать, грабить и убивать друг друга. Вот как Сакман. Пришел, напился дармового вина из шахских кладовых, забрал подарки для своей матери. А прикажи Богра начать штурм крепости, он первый и повел бы в бой своих канглы и даже не вспомнил бы, что вот только что праздновал встречу с Артавой. Так почему же он все-таки не стал атаковать вас, а? Ведь у него были все шансы на победу.
Не знаю, мой господин. Может он испугался, узнав, что армия Хорезма под вашим командованием возвращается.
Да нет, покачал головой Фарасман, он прекрасно знал, что мы будем возвращаться еще несколько дней. А воинов в крепости было слишком мало для отпора гуннам. С такими воинами, разбившими армии страны Чин и Парфии, и талантом полководца, он мог бы легко завоевать Хорезм, используя ресурсы Хорезма, Маргианы, Согдианы и военную мощь кочевников
Он бы не смог удержать сейчас под своей властью все эти страны, отец, перебил его командир гарнизона Круглой крепости.
Ты прав, Бехрем, ответил Фарасман и, внимательно взглянув на него, добавил, завтра ты отправляешься в страну Чин.
Но, отец
Ты возглавишь посольство Хорезма и предстанешь перед императором Лю Ши, перебил его Фарасман.
Повинуюсь, мой господин, склонился в поклоне Бехрем.
И вот что ты должен передать императору
* * *
Я ехал во главе колонны всадников по направлению к Таразу. Хорезм мы покинули без сражений уже на третий день после того, как я снял осаду Круглой крепости. Сразу же, как мы вышли из границ Хорезма, Сакман с сородичами ушел в свои кочевья. Мы тепло попрощались, и он снова заверил меня в своей преданности и обещал вернуться к весне с туменом своих воинов для похода на гуннов Кокана. Откуда-то все знали, что воевать с Коканом я собрался именно весной. Желания у меня устраивать разборки со «своим» дядей и объединять всех гуннов не было никакого. Для этого, во-первых, надо было переться на тысячи километров аж на восток современного мне Казахстана и даже дальше на территорию Западной Монголии и Южного Алтая, а, во-вторых, опять-таки никто не знает, как обернется этот поход в итоге. Я бы про Кокана вообще забыл, если не одно обстоятельство, которое меня очень напугало.
* * *
Проснись, эй, туткек, проснись, услышал я сквозь сон, туткек, эй, проснись, тут меня начали теребить за плечо.
«Это что, ко мне обращаются?»подумал я, открыв глаза. Сверху сквозь открытый шанырак юрты на меня смотрело рванное лицо луны.
Туткек, ты проснулся?
Я повернул голову на голос и, увидев Тураки-хатун, вскочил.
Аже, вы зачем здесь?
Не называй меня так, туткек. Я знаю, что ты не мой внук. Душа моего внука ушла к своим предкам, а в его тело вселился ты, туткек. Я еще тогда, когда ты пришел к моему сыну, заподозрила это, а когда услышала тебя и увидела, как ты себя ведешь на совете вождей, то сразу поняла, что ты не мой внук.
Что вы говорите, аже? в испуге смог только это сказать я.
Замолчи, туткек, и послушай меня, в приказном тоне сказала она, я никому не скажу, что ты не мой внук, если ты дашь клятву, что убьешь Кокана и привезешь мне его голову, чтобы я лично смогла сделать из его черепа чашу и пить из него вино, которое будет утешать меня. Я вижу, что только ты сможешь объединить канглы и гуннов, что бы убить его.
Но, ажж-э-э, госпожа, ведь не Кокан убил вашего сына, а солдаты ханьского генерала Чен Тана?
А-а, все-таки я оказалась права, что в теле моего внука нет больше его души, горько сказала она надломленным голосом, но тут же, собравшись, продолжила в своей прежней властной манере, мне теперь неважно кто ты, туткек, бежавший из чертогов Тенгри, или демон из подземного царства Эрлика, или простой дух воина, которого не приняли предки и бродивший среди живых в степях. Но ты должен убить Кокана. Не ханьцы виноваты в том, что мы бежали из ставки и потеряли власть и единство гуннов. Ханьцы исполняли лишь свой долг, пытаясь обезопасить свое государство от наших набегов. А Кокан предал своего кагана, соблазнившись ханьской девицей, и ее ночными посулами. Он не успокоится, пока не покончит с тобой. И ради этого и сохранения власти он пойдет на все и подвергнет государство гуннов многим бедам, которые уничтожат в итоге нас. Поэтому предательство должно быть наказано. Ты меня понял, туткек?
«А ведь права старуха, подумал я, от предательства Кокана и началось падение могущества гуннов. Гунны Атиллы, появившиеся в Европе через почти пятьсот лет, это последний всплеск и жалкое подобие их былого величия».
Что молчишь, туткек?
Что же вы хотите от меня услышать, апа? Мы сейчас не сможем бороться с Коканом. Даже Шоже будучи каганом гуннов потерпел поражение
У тебя есть то, чего не было у моего сына. Все кочевники верят в то, что тебя ведет Тенгри и это вдохновит твоих воинов и внесет страх в сердца гуннов Кокана. Поклянись мне перед Тенгри, что не позднее священного праздника биемурындык ты исполнишь мое повеление.
А когда этот праздник?
Ты что, туткек, совсем? Тураки-хатун с еще большим подозрением посмотрев на меня, затем махнув рукой, продолжила, у тебя тринадцать лун. Не выполнишь обещания умрешь, умрешь страшной смертью. Так, что скажешь, туткек?
Апа, завтра мы выходим в поход на дахов и, если я вернусь, то клянусь Тенгри, что сделаю все возможное для того, чтобы исполнить ваше повеление, выдавил из себя в страхе я. Ну а как же еще? Страшно убивать здесь умели.
Тураки-хатун, внимательно посмотрев на меня, сказала:
Не если. Ты вернешься. Уж не знаю почему, Тенгри ведет тебя, я это вижу, хоть ты и не веришь в него и в его силу. Я не знаю, кто ты, и с каких миров ты явился, но я вижу, что ты хочешь жить. Ты получил тело, в котором течет моя кровь и кровь моего сына. Потому твои дети будут потомками моего сына. Так, что побереги его, и неожиданно закончив, Тураки-хатун вышла из юрты.
* * *
Вот с таким вот страхом перед «своей» бабушкой, вернее перед тем, что она может все рассказать вождям, я возвращался в Тараз. Узнай вожди племен и родов, что «царь-то не настоящий!» тут мне и трындец наступит. Даже мои победы над китайцами, успешные походы в Маргиану и в Хорезм не спасут меня. Вождям не нужен слишком популярный в народе правитель. От такого кагана исходит уж слишком большая угроза их независимости. По сути, кто я сейчас? Каган только по названию. В реальности просто верховный командующий объединенными войсками кочевников. Не пожелай вожди привести своих воинов, не будет объединенной армии, а значит и командующего. Да у меня сейчас есть верные мне вожди родов усуней, саков, перешедших под мое покровительство, есть гвардия из преданных мне гуннов. Но гуннов всего-то несколько тысяч, а верность усуней и саков обусловлена тем, что они сейчас полностью зависят от моей доброй воли. Поэтому вся реальная политическая и исполнительная власть находится в руках истинных повелителей степи.
Мне с нетерпением хотелось вернуться в город и посмотреть, что там за два месяца моего отсутствия отстроили. Должны были стену полностью восстановить, кузницы новые поставить, доспехи рыцарские выковать, оружие. После увиденных в Маргуше и Хорасмии садов, фонтанов и бассейнов мне хотелось, чтобы в моем городе было также. Благо мастеров и садовников мы захватили с собой достаточно, чтобы быстро и качественно все это построить и посадить.
О чем задумался, Богра? обратился подъехавший ко мне справа Иргек, и, не дожидаясь ответа, продолжил, в одном дне перехода севернее находится столица канглы, город Канха. Надо бы заехать и поприветствовать твоего прадеда Баджанака. Тем более, что мы не почтили его еще перед тем, как направится в страну дахов. А то потом Тураки-хатун рассердим
Думаю, что нам не придется ехать в Канху, сказал ехавший слева от меня Ирек и показал рукой в сторону севера.
Мы все дружно посмотрели туда, остановив лошадей. Вздымая облако пыли на нас неслась, заполняя весь горизонт, лавина конницы. Я с тревогой посмотрел на близнецов. Но они ничего не предпринимали и спокойно продолжали стоять, не отдавая необходимых в таких случаях команд о подготовке к бою. Но на их лицах начинало отражаться удивление, которое становилось выразительней по мере приближения армии канглы.
Впереди войска едет сам хан Баджанак, сказал Иргек. А затем воскликнув:
Да за ним следует по меньшей мере половина всех воинов канглы! Надо приветствовать его как подобает, все-таки он хан канглы и сейчас самый могущественный человек во всей степи, и сошел со своего коня. За ним спрыгнул Ирек.
Я, посмотрев на них, тоже решил сойти с лошади.
В метрах в двухстах от нас «лавина» враз остановилась. От которой, убавив скорость, к нам приближался десяток всадников. По мере их приближения я увидел, что впереди всех ехал старик в синем кафтане. На голову, несмотря на жару, была надета меховая шапка. Старик, в отличие от вооруженной всякого рода оружием и защищенных броней свиты, был безоружен. На его поясе висел только длинный нож.
Старик и его свита, приблизившись, в метрах десяти от нас остановились. Вблизи старик выглядел еще старше, лет на восемьдесят. Его загорелое и обветренное лицо было высушено годами. Синий кафтан, надетый на нем, густо прошитый золотыми нитями, висел как на вешалке на его костлявом теле.
Да как же он ехал на лошади целый день, он же рассыпаться мог? И тут старик, будто прочитав мои мысли, легко, не хуже подростка-кочевника, спорхнул со своего коня и направился к нам.
Иргек и Ирек, приложив правые руки к сердцу, склонились перед ним и одновременно сказали:
Приветствуем тебя, хан Баджанак.
Но хан, даже не взглянув на них, подошел ко мне и крепко обнял меня так, что кости захрустели.
«Ого, у шала-то силищи еще хватает», подумал я с удивлением.
Прости меня, мой внук! проговорил он сквозь слезы.
«За, что?»подумал я, с еще большим удивлением посмотрев ему в лицо, но сказать ничего не смог. Меня охватила робость перед ним. Несмотря на все его телесное тщедушие, от него исходила почти осязаемая аура власти и силы. От чего я и стал «тормозить».
Прости, Богра, за то, что я не смог уберечь твою аже и свою дочь! снова сказал он.
Что случилось, хан? враз выкрикнули Иргек и Ирек.
Баджанак повернулся к ним, на его лице появилось деланное удивление и вопрос, как будто он только сейчас увидел их стоящих рядом со мной.
Мы советники и родственники вашего правнука, кагана всех кочевников и властелина Великой степи Богра, потомки младшего сына великого кагана Моде Иргек и Ирек, проговорили они, снова склонившись перед ним.
Баджанак повернулся и посмотрел на меня, будто спрашивая: правда ли это. Я машинально кивнул.
Хан снова повернулся к близнецам и тихо произнес:
Так вы еще не знаете? а затем, уже обращаясь к стоящим позади меня тысячникам, сотникам и всей моей армии, неожиданно для его старческого тела громким и звучным голосом профессионального оратора выкрикнул:
Так вы еще не знаете? Пять дней назад этот полукровка, сын ханьской шлюхи Шымыр, во главе двух туменов усуней и трех туменов ханьцев разорил кочевья саков и усуней принявших покровительство моего внукавеликого хана Богра. Город, построенный его отцомвеликим ханом Шожена реке Талас они сожгли и разрушили, а всех жителей, не успевших укрыться, убили. Они убили и мою дочьТураки!
Глава восьмая
Вождь! Парман с остатками армии укрылись в Самарканде, сообщил воин в желтом плаще, накинутом поверх золоченных доспехов.
Буюк, продолжая мрачно наблюдать за боем нескольких тысяч гуннов и канглы с девятью туменами, объединенной армии хорезмийцев и саков, махнул рукой стоящему рядом лучнику, который вскинул лук и пустил в небо горящую стрелу. В следующее мгновение все войско кочевников, повернувшись почти одновременно, вышло из боя и поскакало по направлению к городу.
Войско хорезмийцев остановилось и не преследовало отступающих. На это и надеялся Буюк, когда он с командирами армии согдийцев поняв, что сражение с двукратно превосходящей армией врага проиграно, решили вывести основные силы из боя, а кочевников оставить прикрывать их отход. Буюк надеялся, что командующим армией хорезмийцев должен быть опытный воин, прошедший десятки, если не сотни, стычек и битв с не прекращающими свои набеги кочевниками. И такой военачальник, прекрасно осведомленный о тактике кочевников ложного отступления для заманивания сил врага в ловушку, должен был побояться продолжать преследование отступающих воинов.
Буюк, уже направляясь в Самарканд в сопровождении посыльного согдийца и лучника, увидел, как от основной армии кочевников отделилось несколько сотен гуннов и, не сбавляя темпа, направились на северо-восток.
«Лошан наконец решился предать Богра, но у парня хватило достоинства дождаться окончания битвы», ухмыльнулся про себя Буюк и, хлестнув коня камчой, ускорил его бег.
* * *
Где Праман? спросил Буюк у командира стражи западных ворот, в арку которых он въехал.
В своих покоях, господин, ответил он.
Хоше, передай тысячникам и сотникам, чтобы они собрались в тронном зале дворца, приказал он лучнику гунну и галопом направил своего коня по широкой улице в сторону центра города, сбивая по пути не успевших увернуться перепуганных самаркандцев. Воин в желтом плаще, не отставая, следовал за ним.
Буюк соскочил с коня у огромных парадных дверей дворца и, пробегая мимо стражи, которые едва успели открыть перед ним двери, почти рыча, спросил у них:
Где покои Пармана?
На верхнем ярусе правого крыла, заикаясь, ответил стражник уже в спину спешащего вождя усуней.
При приближении Буюка два здоровенных стражника в полных доспехах гвардии царя Согдианы, у дверей спальни Пармана, скрестили копья перед ним.
Буюк, не останавливаясь, молча приблизился к ним и, правой рукой рванув одного стражника за копье к себе, встретил его левым локтем в скулу. Не успел первый упасть, Буюк припечатал затылком к стене второго стражника с такой силой, что тот тоже рухнул под его ноги.
Буюк пнул освободившуюся дверь, которая от силы удара слетела с петель, и вошел с криком: