Я делаю всё от меня зависящее!
Я надеюсь на вас! Кое-кто, говорил мне, что вы гений в политике, доверительно прошептала баронесса.
Боюсь, нас ждут еще большие ужасы, чем вчерашние взрывы. Кровавому Бальфуру пора задуматься о самоопределении Ирландии, поучающе сказал Володя, иначе в следующий раз не станет самого премьера! Он забыл судьбу Солсбери.
Ты так быстро нашел виновника? По-моему, именно твой друг, дикарь Дигна, пугал здесь всех две недели назад! возмутился Стивенс.
Кусает не та собака, что лает! Прости, Джон, но так быстро невозможно подготовить такое Мне бы потребовалось минимум полгода. Кстати, полгода назад мы с тобой виделись. В то время я не был готов к активным действиям. Ты помнишь?! Затем я уехал в Гонолулу. Вернулся я во Францию, пять недель назад. Короче, у меня тоже алиби! Это на тот случай, если британцы видели хромого подрывника.
Китченер будет в ярости. Как и форин-офис! Стивенс нервно расхаживал по комнате, сжимая в руках трость.
Форин-офису нужно быть готовым к следующим шагам ирландских революционеров, спокойно ответил Гусев.
Ты думаешь, будет следующая серия взрывов?
и не одна! Китченеру нужно срочно мириться с Суданом и Гавайями, а не изображать переговорный процесс. Очень скоро британскому льву потребуются все его войска совсем рядом, в Ирландии, сказал Гусев, и делано возмутился, И эти люди хотят захватить Занзибар?! В то время когда Британская империя начинает рассыпаться, как карточный домик.
Мне кажется, ты сильно преувеличиваешь
Нисколько. «Сквозняк истории» разрушит империю мгновенно. По историческим меркам, конечно. Поверь мне, Джон, полвека и от империи останется лишь остров. Этот колосс стоит на глиняных ногах.
Ужас!!! баронесса повернулась к Гусеву, «Полковник Мартэн», если вы со Стивенсом не сможете уломать британцев до конца недели, я уезжаю в Париж!
Гусев поднял свою левую бровь. Так он изображал полуулыбкуполунасмешку, настоящая улыбка делала его лицо слишком страшным.
Дорогая! Дай нам хотя бы три недели. Взамен у меня найдется для тебя очень приятный сюрприз.
У француженки загорелись глаза. Алиса явно была заинтригована. Когда Стивенс ушел, Гусев принес в комнату небольшую, чуть больше полуметра в длину и ширину, картину.
«Причал в Кассис, Опус 198», Володя засмеялся, музыкальное название. В день приезда в Марсель ты с Дигной спорила о мастерстве Синьяка. Помнишь? «Песчаный берег моря. Опус 212». Я тут же дал задание торговому агенту купить это полотно. Художник живет в Сан-Тропе, поэтому картину привезли только сегодня. Опуса 212 не было, был только 198!
* * *
На следующий день переговоры продолжились. Китченер или молчал, стараясь избежать оскорбительных реплик в сторону Дигны, или отвечал «нет» на компромиссные предложения Стивенса. Переговоры не двигались с места. Через два дня пустопорожней болтовни и обсуждения незначимых вопросов Дигна снова использовал свой нечистоплотный приемзавел свою шарманку о миролюбии Судана. В этот раз Китченер выдержал больше часа, после чего задал Дигне не дипломатический вопрос о «странном совпадении его угроз в адрес Британии две недели назад и взрыве мостов». В ответ Дигна устроил еще один часовой марафон «миролюбия», неожиданно заявив в конце, что его «визитная карточка»сжечь дотла ракетами город, а не ограничиться взрывами мостов. Китченер уцепился за «случайную оговорку» Дигны и «доказал всем, что его миролюбиефарс». В результате суданская делегация покинула переговоры. Гусев ежедневно, к концу очередного раунда, навещал дворец правосудия. Дигна, проходя мимо, бросил ему коротко:
Переходим ко второму этапу!
Стивенс, как обычно задержался и подробно рассказал Гусеву о неприятной сцене.
Не дай бог, ирландцы запустят в Лондоне пару ракет! Дигне тогда не отмыться! заметил Володя.
Это маловероятно, задумчиво возразил американец. Как бы то ни было, для меня сейчас важнее вернуть этого негра за стол переговоров.
Стоит просочиться информации в газеты, и ирландцы пойдут на всё, чтобы подставить Дигну. Мирный договор Британии и Судана им крайне невыгоден. Как говорили древние "Cui prodest?", не согласился Гусев.
Володя, они подставят не Дигну, а тебя и Бузова. Извини, мне нужно догнать Дигну.
Я тоже, Джон, тороплюсь. На телеграф. Бузову опять пора играть на понижение.
* * *
На телеграфе Гусева ждала короткая телеграмма из Занзибара. Вилкокс потопил британскую эскадру, высадил десант и сам его возглавил. Шальная пуля оборвала жизнь герцога.
* * *
На следующий день Стивенс навестил Гусева.
Я прихожу к вам в гости по русскому обычаю, без приглашения. Тем более сегодня. Эта нелепая смерть герцога потрясла меня до глубины души, дипломат еще долго выражал свои соболезнования, хотя отношения с Вилкоксом у него были натянутые.
Нелепая смерть, буркнул Гусев.
Я надеюсь, вашим офицерам удалось удержать казаков от поголовного уничтожения британского корпуса.
Казаки очень уважали герцога. Я думаю, что британские солдаты остались в живых. Во всяком случае, те, кто успел бросить оружие на землю. А вот офицеры привыкли оставлять при себе револьвер или саблю. Скорее всего, их перебили, тихо произнес Гусев.
Жаль
Искренне жаль
Пауза надолго затянулась.
Я уже привыкла к вашим визитам. Мало того, жду их всегда с нетерпением, громко сказала француженка.
Ваши визиты важны для меня. Я не могу появляться с Гусевым в обществе, здесь, в Марселе, немного подождав, добавила Алиса.
Эти ваши французские условности. «Все могут знать, но никто не должен видеть» давно устарели, не согласился Стивенс.
Как ваши дела? Что с переговорами? Дигна согласен их продолжать? задала формальный вопрос баронесса.
Он взял паузу на десять дней.
Дорогой друг Джон, ближайшие десять дней мы рады будем видеть тебя у нас в гостях, торжественно произнес Гусев, намекая, что сейчас он ему совсем не рад.
* * *
На следующий день Стивенс появился еще более мрачный, как на похороны.
Лондонские газеты полны ужасных комментариев на угрозы Дигны сжечь город ракетами, не здороваясь с Гусевым, сообщил дипломат, о тебе вспоминают, как о главном поставщике ракет для «своего самого близкого друга».
Знаю. Я рано утром ходил на телеграф и получил там сообщение от лондонского торгового агента, спокойно подтвердил Володя, Кто-то в британской делегации ведет двойную игру. А если не в британской?
Гусев пристально посмотрел на Стивенса.
Нет. Кеннеди под присмотром. Он не посещал телеграф, понял намек американец. На минуту задумался, А если в самом форин-офисе кто-то не согласен с официальной линией и создал «утечку»? Захотел убить двух зайцев одним выстрелом.
Должен сказать тебе, Джон, я, как специалист, не верю, что ирландцы смогли взорвать мосты без помощи кого-то во влиятельных британских кругах. Если ирландцы провезут в Лондон хотя бы сотню ракет, то это подтвердит мою версию на сто процентов. Судя по поведению Китченера, он явно связан с этими людьми, уж очень своевременны его срывы на переговорах. Дипломаты так себя не ведут! Попроси своё руководство проверить швейцарское и французское прошлое генерала.
Заговор?
Уверен. Сам подумай, Джон, переговоры нужны именно для того, чтобы согласиться на любые неприятные условия, оговорив их таким образом, чтобы не выполнять на законных основаниях. Кто мешал Китченеру повесить финансирование моста на Османскую империю? Хотя бы частично, но первоочередных работ. Увеличить сроки возведения моста? Оговорить независимый контроль демилитаризованной зоны? Кому я это всё рассказываю?! Ты знаешь эти приемы лучше меня. А Китченер два раза срывал переговоры из-за пустяка.
Твой дружок суданец тоже хорош! не выдержал Стивенс.
Джон, побойся бога! Ты кого сравнил? Негра-работорговца и европейца со швейцарским образованием?
Стивенс замолчал на пару минут, переваривая сказанное. Молчавшая до сих пор баронесса воскликнула:
Дигна работорговец? Это в прошлом?
Да, дорогая! Всё в прошлом. Мой хороший знакомый султан Занзибара Халид ибн Баргаш был самым крупным в мире рабовладельцем.
Почему «был»? уловил нюанс Стивенс.
Благородные британцы уничтожили почти всё население Занзибара. Моих казаков убить крайне сложно, а запуганных рабовлегко и просто. Мало того, что британцы украли у султана сорок миллионов фунтов, так они уничтожили на его архипелаге двести тысяч рабов. Если считать по самой низкой цене, двести фунтов за раба, то убыток султанаэто еще сорок миллионов.
Тогда получается самый крупный рабовладелец сейчасэто твой друг Ершов, грубо пошутил Стивенс.
Британские солдаты и офицерыне рабы, процедил сквозь зубы Гусев, они обычные уголовные преступники. Отработают свои десять лет без права переписки на гавайской каторге, и на свободу с чистой совестью.
Инженеры и механики, захваченные тобой в Японии тоже преступники?
Они живут в комфортных условиях. Как у тебя язык поворачивается называть их рабами?
Ты не поймешь! Чему тут удивляться! Когда ты родился, в России ещё было рабство. У твоего отца наверняка были русские рабы.
Гусев нахмурился. Ему показалось, что Стивенс неспроста его провоцирует. Американец хочет, чтобы Володя проговорился. Это очевидно. С самого начала британцы пытались включить в мирный договор «стандартный» пункт об обмене пленными и Стивенс об этом знал. Гусев не возражал включить в этот список тех солдат, что сидели в трюмах транспортных судов и не видели самолетов. Пленных сразу разделили по этому признаку и изолировали друг от друга. Но сами британцы не торопились представить списки казаков, захваченных на Занзибаре.
Здесь не место и не время обсуждать такие вопросы. Мирный договор с Японией мы выполнили крайне скрупулезно. Точно также мы выполним договор с Британией, сухо отчеканил Гусев.
Японцы считали, что ты всех пленных либо продал в Австралию на строительство железных дорог, либо передал Китаю. Они были обмануты, поднял руки Стивенс.
Только не мною! Договор заключал Судзиловский. А ты, мой друг, переходишь все границы. Может, тебе лучше уйти, пока мы не поссорились?
Очевидно, американец поцеловал баронессе руку и уехал.
Алиса недоуменно смотрела на Гусева. Она, конечно, помнила его, недостойное офицера, поведение при допросе мерзавца Чемберлена, соблазнившего её младшую сестру. В Париже маэстро Бузов объяснил ей такую, порочащую дворянина, жестокость, военными привычками Гусева, полученными им в боях с дикарями-японцами. А может, это потому, что он и сам такой же, один друг Гусева работорговец, а второй рабовладелец. Самое ужасноефранцуженка была уверена, что полюбила, этого монстра. Алиса расплакалась.
Я уезжаю вечерним поездом в Париж, сквозь слезы сообщила Алиса.
Это из-за «рабов»? Это из-за моих «порочащих честь офицера» друзей? догадался Володя.
Не только. Вспомни Кале.
Про рабов я готов объяснить. Касательно друзей, у меня много разных друзей. Те, что охраняют нас, Лютый и Тимофей. Ехим Рябой, тот, что уехал с Бузовым в США. Ершов, у него айкью сто двадцать пять, я вас обязательно познакомлю, атаман Флегонт Силыч и китаец Болин Сюйэто мои боевые друзья
А еще четыре жены!
Я люблю тебя, солнышко.
Я тоже. Нет! Не так! Я была счастлива эти две недели, как никогда в жизни! Сейчас мне нужно время, чтобы спокойно всё обдумать.
«Что за дикие перепады настроения? Практически на пустом месте,»подумал Гусев.
* * *
Гусев подошел к коляске, чтобы вернуться на виллу. Рядом шел Стивенс, каким-то образом узнавший об отъезде Алисы, и приехавший на вокзал её проводить.
Десять целей, группа, почти бегут от университета. Полицейская охрана исчезла, доложил Тимофей.
Джон, прячься за лошадь. Надеюсь, в тебя не станут стрелять, ты единственный в смокинге, жестко сказал Гусев, ловко распахивая маленький, плоский кофр.
Стивенс сделал три шага вправо и полез за револьвером. Ему показалось, что пистолеты-пулеметы сами прыгнули в руки Тимофею и Лютому, и они изготовились для стрельбы еще раньше, чем Гусев отступил и уперся спиной в ограждение смотровой площадки. Крошечная привокзальная площадь была вся, как на ладони. Семеро боевиков остановились и достали оружие. Трое продолжали бежать, смещаясь к входу в вокзал, скрывая стволы в руках под полами плащей. Дюжина коротких очередей, по три выстрела, прозвучала тише, чем звон гильз по камням мостовой. К тому моменту, когда Стивенс наконец-то вытащил свой револьвер, он увидел только падающие на землю тела. «Четыре секунды! Всего четыре секунды!», подумал американец. Прохожие бестолково забегали по площади, стало непонятно все ли боевики убиты. Зазвенели стекла, из трех окон во втором этаже вокзала раздались выстрелы. Лошадь взвилась на дыбы и рванула коляску с места, открывая Стивенса.
Джон, Лютый, Тимофей, уходим вниз! Гусев мгновенно защелкнул автомат в кофр и перекинул его через ограждение. Тимофей и Лютый уже спрыгнули с трехметровой высоты и приготовились ловить Гусева, вцепившегося в нижний край ограждения.
Джон, прыгай!!! закричал Володя, падая.
Стивенс закрыл глаза и разжал пальцы. От острой боли в лодыжке он не смог сдержать крик. Лютый без всякой команды посадил американца на закорки, и понес вниз по улице вслед за хромающим Гусевым. Тимофей спрятался за афишную тумбу, положил рядом два автомата, свой и Лютого, два магазина, а револьвер Стивенса отложил в сторону. На перекрестке Лютый повернул, и американец увидел, как два десятка боевиков начали перелезать через ограждение. Тимофей, стоя на колене, провел длинную очередь. Та часть, что перелезла, попадала вниз, те, кто остался на стороне вокзала, отскочили назад.
Засранец, из моего автомата стреляет. Угробит ствол, заворчал Лютый по-русски.
Что-что?
Тимофей решил «убить» мой автомат. Очереди длинные. Ствол перегревается.
Ты его по звуку узнаешь???
На следующем перекрестке Гусев выглянул за угол, и увидел бегущую пятерку боевиков. Они налетели на автоматную очередь с дистанции десяти метров, и продолжали бежать, получив по две-три пули, разбрызгивая в воздухе капли крови. Лютый притормозил, прислонил американца к стене (тот сразу стал заваливаться вбок), выхватил узкий штык и выскочил на перекресток, закрывая собой Гусева. Стивенс не видел, как быстро и точно действовал Лютый, добивая врагов. Через минуту американец уже снова сидел на закорках, а Гусев практически бежал впереди, отчаянно хромая. Сзади раздался взрыв гранаты, две длинные, глухие очереди, еще один взрыв, затем Тимофей перешел на короткие очереди, при этом выстрелы становились всё ближе.
Ходу, Лютый, ходу! Гусев неожиданно перешел на резвый бег, нагружая больную ногу по полной.
Он первым добрался до транспортной развязки со стоящим одноконным шарабаном. Володя залез на сидение, развернулся и прямо поверх голов Тимофея и Лютого открыл огонь по преследователям. Тимофей перестал оглядываться, догнал Лютого, и метнул назад револьвер Стивенса. Боевики испуганно попадали на мостовую. Через несколько секунд все четверо уже сидели в шарабане. Гусев и Тимофей стреляли, не давая противнику встать, а Лютый «учил» извозчика погонять лошадь.
Хорошо, что улица тут идет под уклон. Иначе бы я умер, больно американец тяжелый, пошутил Лютый, специально для Стивенса на английском.
Ты перебил столько случайных пешеходов, что тебя так и так повесят, пошутил в ответ Джон.
Ещё метров двести, и мы, можно считать, оторвались от преследования, успокоил себя Тимофей, и тут же воскликнул, сглазил!!!
С чердака одного из зданий длинной очередью ударил пулемёт, преграждая им путь. Вороная лошадь опрокинулись на бок, и забила в агонии ногами, коляска с людьми перевернулась, и пулеметные очереди стали превращать её в крошево. Лютый помог кучеру повернуть шарабан к стене дома, мгновенно попадая в мертвую зону.
Коляска нашего цвета. И лошадь вороная. Ждали явно нас, сказал Гусев, и приказал, отдавая Лютому свой автомат, На чердак! Тимофей! За ним. Если получится, возьмите языка.
Охранники нырнули в подъезд, и взлетели по лестнице вверх. Дверь на чердак была распахнута, на веревках сушилось бельё, закрывая видимость. Пулемет уже замолчал, а скрип досок выдавал движение двух-трех человек в дальний конец чердака к выходу в другой подъезд. Вход в него освещался из слухового окна. Лютый направил свой автомат на дверь, а Тимофей прицелился на два метра правее в белую простыню. Внезапно наемник, шедший первым, отодвинул эту простыню стволом револьвера и выстрелил в сторону охранников. Лютый схватился за грудь, выронив автомат. Тимофей мгновенно опустошил половину магазина, дважды перечеркнув простыню. Пули застучали по торцевой стене чердака, который к счастью оказался нежилым. Наемник с револьвером ухватился за простыню и свалился на пол, накрывшись ею, как саваном. Рядом с ним, прижав руки к животу, стоял на коленях толстяк. Он жалобно скулил.