Нет, заверил Яков, хоть и после некоторой заминки, для тебя время замерло в прямом смысле. И пойдет снова лишь после того, как ты сделаешь, что должна. Ты проснешься в своем мире как обычновернешься к своим заказам, сериалам и куклам. Ты даже помнить не будешь ничего, что с тобой произошло здесь.
Как будто это все сон?
Да, как будто сон.
Пожалуй, это меняет дело: я люблю сны. Тем более, такие красочные и правдоподобные. Это даже здоровово сне пройтись по Невскому проспекту начала XX века.
Пока я немного успокаивалась, Яков вдруг по-свойски прошел по моей квартирев сторону ванной:
Раз уж мы здесь, тебе нужно приодеться, сказал он, негоже второй раз появляться в доме фон Гирса в одном исподнем.
И толкнул дверь. А за нейя обмерла второй раз, потому что за ней была не привычная моя душевая кабина, а огромная гардеробная, битком набитая самыми разнообразными нарядами этой эпохи. Внизу столь же впечатляющая полка с обувью, а наверхушляпки невообразимых фасонов.
Самое интересное, что свет Яков зажег, щелкнув моим выключателем.
Хорошо, я приоденусь, раз ты так просишь, я с благоговением погладила шелковую насыщенно-малиновую ткань одной из юбок. Но только в интересах делазапомни.
Ну, не буду тебе мешать, хмыкнул Яков и собрался уже закрыть дверь ваннойно вдруг устало вздохнул: что ты делаешь?!
А я, взяв свою сорочку-парашют за нижний край, намеревалась наконец-то от нее избавиться.
Раздеваюсь Или мне надевать шелковое платье на это безобразие?
Именно! Постой, ты понятия не имеешь, как одевается дама нашей эпохи, да?
Я неловко пожала плечами, признавая очевидное. Откуда бы мне это знать? В школе по истории у меня была пятерка исключительно потому, что я лучше всех закрашивала контурные карты. В этом я сильна, да.
Яков был в замешательствепока я грубовато не прикрикнула:
Ну что ты там стоишь, помоги мне! Ты-то наверняка знаешь, что за чем надевать и куда крепить вот эту штуку.
Мне показалось, или Яков немного смутился?
Бросьразозлилась я. Не знаю, что у вас там за тайная организация, но только не говори мне, что ты ни разу не видел голой женщины.
Яков кашлянул и счел важным заметить:
Я видел голых женщин.
Рада за тебя, милый, потрепала я его по щеке. А теперь помоги мне одеться.
Возиться со слоями одежды пришлось долго. Теперь я понимаю, что многочисленные горничные порхают вокруг барышень в романах вовсе не для красного словца, а потому что самой затянуть на себе корсет или застегнуть двадцать четыре (двадцать четыре, черт возьми!) мелких пуговки на спине совершенно невозможно!
Зато когда Яков закончил с этими пуговками, то даже я, вечно недовольная своим отражением, призналавыгляжу шикарно. Хотя Яков и заставил выбрать достаточно простое, до самого подбородка закрытое серо-голубое платье, а не малиновое с открытым декольте, как хотела я. Мол, ты гувернантка, Марго, а не жена хозяина дома, будь скромнее, бла-бла-бла Но выглядела я все равно отлично. Корсет все утянул, где надо, и приподнял тоже, где надо; а серый цвет самым выгодным образом оттенил мои рыжие волосы. Они у меня как раз отросли до плеч и вились от природы, так что даже получилось соорудить приличную прическу.
Хотя косметика бы конечно не помешала
Не успела я подумать, примут ли меня за проститутку, если я чуть-чуть подкрашу губы, как за спиной грозной тенью возник Яков.
Лак с ногтей я бы на твоем месте смыл, посоветовал он.
Может, мне еще татуировку свести? огрызнулась я, пряча помаду в карман.
Брови у бедного Якова взлетели вверх, и он совершенно жалко спросил:
У тебя есть татуировка? Где?
Показать?
Не надо, он снова смутился. Татуировку можешь оставитьее не увидят.
Это еще как дело пойдет, вздохнула я задумчиво. К сожалению, и правда уже очень давно не было никого, кто мог бы посмотреть на мою татуировку.
И второй раз вздохнула, когда снова оглядела на себя в зеркале.
Теперь-то ты понимаешь, что они ошиблись: я не та, кто вам нужна. Сказала я уже вполне миролюбиво. Я даже одеться сама не смогу. И по-французски знаю только «Je ne mange pas six jours!». Ну какая из меня гувернантка для девочки-дворянки?
Они не ошибаются, Маргарита. Выходи. Скоро уж темнеть начнет, а тебе нужно вернуться в дом раньше хозяев.
Глава 3. Дом на Мойке
Еще в детстве, пока училась в школе, самым нелюбимым мной предметом была физика. Я ее ненавидела. И решать физические задачки было той еще пыткой. Однако и в детстве я понимала, что даже ненавистные физические задачки когда-нибудь решаются: все на свете решаетсядля этого нужно лишь время и некоторые усилия с моей стороны. Поэтому придумала для себя идеальный способ пережить трудности: нужно просто зажмуриться. Не в прямом смысле, конечно, но надо запретить себе переживать и чувствовать, запретить ныть о том, как все плохои четко понимать, что рано или поздно это кончится. Ну и, разумеется, методично, шаг за шагом, делать необходимое, каким бы тяжелым оно ни казалось.
Точно так я собиралась поступить и теперь, когда Яков высадил меня у главного входа в огромный особняк на Мойкетрехэтажный, серокаменный, нависающей надо мной так сурово, что я вдруг совершенно серьезно спросила:
Это правда, что здешний хозяинманьяк, который похищает девушек?
Наверное, мне бы сделалось легче, если б Яков в ответ расхохотался и сказал, что это чушь. Но он посмотрел на меня крайне внимательно, а потом с сомнением пожал плечами:
Сказать по правде, я об этом фон Гирсе почти ничего не знаю, таков был ответ. Знаю только, что дома он почти не появляется, а всеми деламив том числе и наймом прислугизаведует какая-то дама, то ли его родственница, то ли жены. Вот ей-то ты и передашь свои рекомендации.
Рекомендации?..
Да, держи, он всучил мне увесистую кипу бумаг.
А если меня не наймут?
Наймут, заверил Яков. А если не наймут, то у меня есть план «Б».
Не сомневаюсь. Думаю, если хозяин все-таки окажется маньяком и порежет меня на кусочки, то у Яши даже найдется план «В». Увы, дурочек, желающих по дешевке купить редкую старинную куклу найдется немало
А если я здесь умру? всполошилась тогда я.
И Яков снова не обнадежил:
Это будет не очень хорошо. Постарайся не умирать.
С тем и простились.
Ноябрь стоял теплый, ласково пригревало солнце, играя бликами на черных водах Мойки, медленно плыли пушистые облака по лазурному небу. И высилась прямо надо мной махина серокаменного дома. Не домадворца. Мрачного, источающего тревогу и смуту дворца. Из центральной части, балкон которой поддерживали шесть стройных колонн, исходили два крылавидимо, с жилыми комнатами. Крыло левой части венчала изящная ротонда с такими же колоннами по окружности, а справа из крайнего окна на втором этаже я даже козырьком приложила руку, чтобы разглядеть лучше. Да, там стоял кто-то небольшого роста и смотрел, кажется, как раз на меня. Девочка? Впрочем, она быстро спряталась в тень.
Все-таки странная девчонка, очень странная.
Я приказала себе поторопиться и скорее перешла улицу. У остекленных двустворчатых дверей замерла, раздумывая, как постучатьи вдруг обнаружила маленький латунный кругляш с ручкой и заманчивой подписью: «Прошу повернуть».
Ну раз просят
За дверью что-то тихонько тренькнуло, и, пока я дожидалась последствий, взгляд сам наткнулся на такую же латунную табличку с надписью, пестрящей дореволюционными «ятями»:
«Домъ ювелирныхъ дѣлъ мастера барона Георгия Николаевича фонъ Гирса».
И почти сразу же дверь распахнули: та самая женщина в смешном фартуке и чепце, что встретилась мне прошлой ночью. На сей раз она обрадовалась мне как родной:
Вернулись?! Ну наконец-то, заждались уж. Вы больше без предупреждения не убегайте, перешла на шепот: хозяин узнаетмигом выгонит! А поклажа-то ваша где? Не за нею, что ли, ездили?
Э привезут чуть позже, я вымученно улыбнулась.
Ну тогда идемте, к барышне нашей провожу. Вас как зовут-то?
Неужели и рекомендаций не спросят? Но перечить я не стала, наоборот порадовалась, что обстоятельства сложились так удачно: собеседования, должна сказать, вовсе не мой конек.
Только опять, как и сегодня утром, дорогу мне перегородил все тот же седенький господин (иначе и не назовешь его) в черной тройке.
Чем обязан, сударыня?
Голоссама вежливость; лицосамо благолепие. Зато в тоне голоса и взгляде бесцветных колючих глазокбудто уже поймал меня на месте преступления и прижал к стенке железными доказательствами. Я сразу растерялась и начала что-то блеять, точно зная, что рыльце у меня в пушку.
Зато не растерялась моя провожатая:
Иди-иди, не стой на дороге, Никитич, отмахнулась она от господина, гувернантка это новаяуж кто-кто, а ты бы должен знать о хозяйских-то распоряжениях!
И не подумаю, Никитич выше вздернул острый подбородок. Ничего хозяин о том не говорил, потому без егойного распоряжения не пущу!
Ну-ну! Горничная развеселилась, не пускай. А опосля тебе хозяин выволочку устроит, что дитя день-деньской одна сидит, без присмотру, по твоей милости. Ох, не продержишься ты долго дворецким-то, Никитич!
Никитич присмирел, даже голову чуть вжал в плечи. Что только укрепило меня в мысли, что здешний хозяинтот еще тип. Уж лучше б дворецкий и правда выставил меня вон. А Яков пускай сам выкручивается.
Но не с моим везением
Седенький дворецкий, поворчав для порядка, посторонился. Лишь когда я проходила мимо, он прямо в душу мне (честное слово!) заглянул своими бесцветными глазами. Я поклясться была готова, что он что-то обо мне знает. Надо с ним поосторожней.
Да ты не бойся, будто подслушала мои мысли горничная, Никитич всего неделю как место получил, вот и выслуживается. А тебя все же кто нанял-то? Хозяин сам, что ли?
Сам, машинально ответила яи прикусила язык. Но было поздно.
Вон оно чего А звать тебя как?
Марго. Лазарева Маргарита, припомнила я фамилию, названную Яковом.
А я Глафира, Глашей тоже можно. Экономка я здесьдольше всех у господина барона служу. Уж третий год пошел.
Глаша тем временем скоро вела меня по просторному вестибюлю, а я крутила головой, с интересом разглядывая расписной потолок и стены.
А там что? наткнулась я взглядом на проход, в который проскользнула утром. Теперь он был плотно перегорожен дверью.
Туда ходить не вздумай, серьезно предупредила Глаша и даже тихонько тронула ручку двери, убеждаясь, что та и правда заперта. Хозяин узнаетмигом даст расчет.
Сурово.
А там? я кивнула на дверь противоположную.
И туда нельзя. Там рояль у нас, личная гостиная да апартаменты господина барона. Ежели барышня захочет помузицировать, то можноно дальше музыкальной залы ни-ни! Поняла?
Я кивнулано Глаша, сделавшаяся вдруг строгой, с нажимом переспросила:
Поняла?!
Да!
Ты глядигосподин барон глазастых, любопытных да болтливых не держит. Мигом выставит!
Дворец Синей Бороды какой-то, подумала я, но вслух правдоподобно заверила, что я совсем не любопытная и ни капельки не болтливая.
А Глаша продолжала экскурсию: теперь мы поднимались по той самой шикарной мраморной лестнице.
На первый этаж, если уж прямо говорить, ни тебе, ни барышне спускаться не следует. Наверху и столовая имеется, и умывальни аж три штуки с ватерклозетами. Да и в сад с оранжереей через балкон оттудова спокойно можно спуститься. Первый этаж у нас целиком хозяйский, на третьем прислуга размещена, а на втором детская, классная да твоя спальня будет. Это в правом крыле, а в левом на твоем этаже парадная столовая, гостиные да танцевальная зала
но туда мне тоже ходить не следует, понятливо договорила я.
Да нет, разулыбалась Глаша, там как раз барышня танцами своими занимается, когда балетмейстер приходиттуда-то сколь угодно ходи.
А я все осматривалась. По этим же комнатам я вихрем пронеслась сегодня утром, но, оказывается, тогда и половины всей красоты не увидела.
Мраморная лестница, начавшаяся в вестибюле, меж этажами раздваивалась, поворачивалась на триста шестьдесят градусов, и обе ее половинки выходили на открытую галерею второго этажа. Один конец той галереи тянулся к дверям столовой, второй же (куда мы прошли) выходил к зале, названной Глашей Гобеленовой гостиной. Окна в той гостиной смотрели на черные воды Мойки, соседняя же стена со стеклянными вставками как на ладони показывала мраморную лестницу и вестибюль. Зато две другие стенки и правда были украшены гобеленами. Правда, перемежались с портретамисреди которых мое внимание сразу привлек самый большой, во всю высоту стены.
С портрета, сверху вниз, на меня надменно и неприветливо смотрел мужчина. Довольно молодой еще, лет тридцати, может быть. Глаза хоть и светлые, зеленые, но взгляднеимоверно тяжелый. Гладко зачесанные назад волосы, тяжелый подбородок с ямкой и сложенные в насмешку губы. По крайней мере, улыбкой это назвать точно нельзя. Разве что не скривился презрительно. И все же лицо его та усмешка не портилакрасив. Как черт красив.
Это и есть ваш хозяин? спросила я, ничуть не сомневаясь, что угадала.
Он самый, ответила Глаша не без гордости и кружевным своим фартуком протерла несуществующую пыль на золоченой раме. Шикарный мужчина, да?
Я опомнилась, что таращусь на него неприлично долго, и безразлично (насколько смогла) пожала плечами:
Судя по размерам этой картинки в общем, чую, комплексов у него полно.
Портрет был выше и шире всех прочих гобеленов, и барон был изображен на нем во весь роствальяжно сидящим в кресле и закинувшим ногу на ногу.
Неприятный тип, решила я и еще раз украдкой взглянула на портрет, когда выходила из Гобеленовой.
Оставшаяся часть крыла называлась «детской половиной» и состояла из, собственно, детской спальни, комнаты гувернантки и класснойвполне себе уютным помещением для уроков, где и нашли мы мою подопечную девочку.
Подопечная, очень ровно держа спину, сидела за партой и читала книгуоднако при нашем появлении немедленно вскочила. Покорно опустила глаза в пол.
Доротеякуда же без неебыла усажена на подоконник и искоса, с затаенной усмешкой поглядывала на меня. Дьявольская кукла.
А вы, барышня, все с книжками да с книжкамидо самой ночи! с порога запричитала Глаша. Вы обедали хоть?
Девочка все-таки подняла глаза: на экономку, потомукрадкойна меня и снова на экономку. Ответила так тихо, что мне пришлось напрячь слух, чтобы разобрать.
Мне не хочется обедать, Глаша. Кроме того, к семи часам я ожидаю визита monsieur Карпова. Он обещал дополнительно позаниматься со мною десятичными дробями.
Обороты вроде «кроме того» и «ожидаю визита» меня впечатлили, врать не буду. Я подошла и бесцеремонно взглянула на обложку читаемой девочкой книги: «Сборникъ задачъ и примѣровъ по ариѳметикѣ».
Я присела возле ребенка на корточки и заглянула в глазанебесно-голубые, открытые и чистые, совсем не похожие на глаза отца.
Сколько тебе лет, солнышко? поинтересовалась я.
Ну да ладномешать вам не буду, шепнула, меж тем, Глаша и скорее скрылась.
Мы обе проводили ее взглядами, а потом девочка ответила:
В сентябре исполнилось девять, madame.
Мадемуазель, на автомате поправила я. Как тебя зовут?
Надежда Георгиевна фон Гирс, с достоинством ответило дитя.
Я многозначительно хмыкнула:
Вон оно как Надежда Георгиевна. Ну а яМарго, будем знакомы.
Девочка, будто ее ущипнули, вдруг вскинула на меня глазаудивленные. А я поздно подумала, что это имя, совсем не свойственное для патриархальной России, она, может, и вовсе никогда не слышала. Уж собиралась объяснить, но подопечная теперь удивила меня сама.
Это значит, Маргарита? сведя бровки, уточнила она. Мою бабушку звали Маргаритой. Вы тоже приехали из Deutsches Reich?
Нет, я приехала из Магнитогорска. Улица Красных комиссаров, дом три.
Надежда Георгиевна понимающе кивнула и уточнять ничего не стала.
Да и слава богу, потому что долго миндальничать я не собиралась: чем скорее выясню, что с девчонкой не тактем лучше будет для всех. Ласково, но твердо я взяла ее за плечо и увлекла на мягкий диванчик подальше от Доротеи. Снова наклонилась ближе и полушепотом спросила:
Эта куклаДоротея. Скажи-ка, солнышко, откуда она взялась?