Однако, крякнул тысяцкий, напомнив этим своим однако анекдоты про чукчей, во множестве ходившие в далеком будущем-прошлом Дана, хитер мастер Дан, хитер. На хромой кобыле не подъедешь.
А на хромой и не надо, улыбнувшись самым краешком губ, произнес Дан. Но, в общем-то, я все, что хотел, сказал. Теперь важно, насколько быстро вы, бояре новгородские, оспода новгородская, поймете, что война с Москвой будет и, вероятнее всего, уже следующим летом, Дан точно знал, что она начнется именно следующим летом, но не говорить же об этом воеводе. Начнутся вопросыоткуда, кто сообщил, и как тогда обьяснить? Поэтому он просто продолжил:Новгород богат, но слаб, а Москва бедна, однако имеет сильное войско. И Москве нужен Новгород, нужны богатства Новгорода, все богатства, с нажимом сказал Дан. И добавил:Это я о том, что откупиться уже не получится. Ведь, Москве и земли новгородские тоже нужны Дан замолчал, а потом произнес:На торгу я слышал, что Москва ни с кем сейчас не ратиться и с братьями великого князя и татарами вопросы, вроде как, улажены. Дан снова помолчал, и резюмировал:То есть, войско московского князя ничем не занято. А, учитывая, добавил Дан, что Москва отправила в Тверь, лежащую между Москвой и Новгородом, бояр для заключения союза, можно смело предположить, что Иван lll готовится к войне с Новгородом. И тянуть с нападением не будет, а то или татары набегом пойдут или братья с дури потребуют что-нибудь, заговор организуют или с татарами обьединятся против старшенького Да, а еще напоследок могу сказать всем боярам новгородским, осподе Господина Великого Новгорода, что Новгород это не только боярские дворы, но и малодшие люди новгородские, и житные люди, и своеземцы на своих наделах, и смерды в селах и пятинах, воины в крепостях и отдаленных градах. И доля у вас всех одна, общаяили победить, или погибнуть. Но, сделал неожиданный выверт Дан, можно и отдаться Москве. Только, боюсь, в этом случае я бы за жизнь осподы новгородской не дал бы и рубля ломаного. Бывшие правители мало кому нужны А мертвым ни казна, ни земли, ни холопы не нужны. Как я уже говорилк домовине сундук не приделаешь и злато с собой не увезешь Дан, конечно, сильно сгущал краски. Как он помнил из той истории, истории, преподаваемой в 21 веке, московско-новгородская война 1471 года закончилась для многих бояр новгородских довольно безобидно. Кое-кто, естественно, погиб или был казнен, кто-то полностью лишился своего добра, но большинство остались и при холопах и при земле, и даже казну частично сохранили. Страшная картина разорения боярского и массовых казней бояр новгородских будет позже, в 1477 и при Иване 4 Грозном. Но об этом он говорить не стал. Выбор Новгороду необходимо было делать сейчас. И в той истории, поворотный момент истории тоже был в 1471 году, остальное являлось лишь агонией. Поэтому он тоже сказал:Осподе пришло время сделать выборили перестать кичиться своим родом и богатством, и потратить часть своих гривен на оружие для ополчения, хорошее оружие, подчеркнул Дан, на черных людей новгородских, которые будут держать это оружие и на создание новых отрядов новагородских ратников. А заодно и сделать послабления малодшему люду новгородскому, чтобы не смотрели в сторону Москвы. Либо Как я уже говорилоткупиться не выйдет, а мертвые сраму не имут! Вы умрете вместе со своим городом.
Ну, напужал, произнес воевода, и в голосе его Дану послышалось, как и в тот, первый раз, в тереме Марфы-Посадницы, задумчивость. И, вдруг, воевода мгновенно изменился и, придерживая ножны с мечом, встал с бревна. Встал с бревна и Дан. Тысяцкий вплотную приблизился к Дану.
Ты уверен? Уверен, что так и будет? почти прошептал он, смотря с высоты своего роста на Дана. В глазах воеводы было какая-то решимость.
Уверен, ни на секунду не задумавшись, ответил Дан. Пусть, в действительности все случилось не так, но теперь, ни воевода, ни Марфа-Посадница, ни ее сын Дмитрий никогда не узнают, как оно было на самом деле. Могло бы быть, если бы в историю не вмешался пришелец, рожденный в ином мире. Теперь уже в ином, параллельном, мире, ибо, чтобы не произошло дальше, отныне этот мир пошел своей, только своей, дорогой. В этом мире история сделала поворот.
Хорошо, сказал тысяцкий и, слегка повернувшись, позвал:Иван, Гостила Пришедшие вместе с ним крепкие мужички с взглядами бывалых волчар синхронно встали с бревна, на котором сиделив стороне от воеводы с Даноми практически одновременно поставили кружки с березовицей, что им принес Вавула, на поленницу.
Здрав будь дом, хозяин дома и люди его, чуть наклонившись-поклонившись в сторону, стоявшего отдельно от сарая и печей для обжига посуды, жилья хозяина подворья Домаша, попрощался с Даном и обитателями двора тысяцкий. Уважительно попрощался, как с боярами. Тоже сделали и его телохранители.Думаю, выпрямившись и обратившись опять к Дану, произнес тысяцкий, мы еще будем говорить. Меня убедили твои слова!
Глава 10
Завидев вихрастую, только что не с рожками, темнорыжую голову прячущегося за дровами Зиньки, Дан мгновенно шагнул за стену сарая. Оттуда, быстро переместился за новую печь для обжига керамики, дальше за старую печь, и оказался за спиной у Зиньки. Затем максимально бесшумно, как когда-то его учили в армии, подобрался к пацану и, нехорошо улыбнувшись, положил ему руку на плечо. Похожий на юного чертенка маленьким, задранным к верху носом и круглыми глазищами, опушенными огроменными ресницами, подросток аж подскочил от неожиданности. И, тут же, попытался сбежать. Однако, не тут-то было. Дан держал его крепко.
Д-д-дан, запинаясь, выговорил Зинька, пусти!
Говори, что натворил, спросил Дан, продолжая держать младого новгородца за плечо. Вавуле сверчка подложил или Домажиру что сделал?
Домажу, признался нехотя Зинька.
Эх, мечтательно сказал Дан, надрать бы тебе уши, да только бесполезно Хоть и был 13-летний Зинька, Зенон, уже художником, но, все равно, еще оставался ребенком.
Боярин Василий Казимер, новгородский тысяцкий, свое обещание сдержал. Дан, за последний или иначе третий месяц своего пребывания в Новгороде, уже дважды посетил известный в Новгороде дом в самом начале Неревского конца. Избушку боярыни Борецкой. И оспода новгородская, во многом с подачи Василияи это была большая заслуга тысяцкого, тоже сделала определенные шаги по укреплению обороноспособности Новгорода. Как узнал Данчастично от самого тысяцкого, частично из разговоров на Торжищев первую очередь был наведен порядок в новгородском арсенале и наказан староста, не уследивший за оружием. Арсенал привели в порядок, оружие проверили, что было негоднымпродали на металлолом кузнецам, а что продать было невозможновыкинули. Остальное очистили от ржавчины, подремонтировали, наточили а затем даже слегка пополнили запасы арсенала. За счет конфискации и последующей продажи товаров и имущества 3 вольных купцов, прибывших на торг в Новгород, но признаных ганзейцами, как ливонские разбойники. Кроме того, в недавно построенной Грановитой палате, что на Владычьем дворе Софиевского собора, состоялось малое новгородское вече, иначе называемая оспода. На этой осподе тысяцкий, при поддержке дружественных Борецким боярских родов, продавил решение выделить часть новгородской казны на ремонт городских стен. Сумма, выданая управителем архиепископа Ионы Пименом, отвечающем за сохранность казны, находящейся в Детинце, едва покрыла треть необходимых расходовоставшиеся две трети, по решению малого новгородского веча, или совета боярской осподы, должны были собрать сами горожане. То есть предполагалось, что новгородцы будут жертвовать в церквях, в отдельную кружку, на восстановление стен родного города. Дана улыбнуло это решение новгородской администрации. Он сильно сомневался, что денег, собранных подобным путем, хватит для ремонта укреплений. Но с мертвой точки, так или иначе, дело сдвинулось. Новгород, все же, стал готовиться к войне с Москвой. Курировать восстановление, а фактически строить по-новому, городские стены, и копать, тоже, фактически, по-новому, ров вокруг города, должен был сам воевода, ибо, как говорили в далеком будущем, а делали еще в далеком прошломИнициатива наказуема!. Воевода требовал, воевода пусть и отвечает! Дану интересно было узнать, что в Новгороде существовала точно такая же практика, как и в городахкоммунах Западной Европы. Крепостная стена города делилась на участки и каждый участок закреплялся за определенной группой городского населения. Как правилопрофессиональной, то есть за ткачами, гончарами, мечниками и т. д. В случае нападения на город, каждая группа должна была защищать свою часть стены и ее же она обязана была, в мирное время, ремонтировать и содержать в хорошем состоянии. Большей частью за свой счет, а при особо тяжелых повреждениях стены или при большой необходимостив Новгороде было и то и другое, и тяжелые повреждения и большая необходимостьпривлекая к этому и городские средства. Тысяцкий просто возобновил эту, давно неиспользуемую и потому забытую, практику. И Дан мог лишь посочувствовать ему. Впрочем, Дану очень хотелось узнать, как тысяцкий будет выкручиватьсяпри явной-то нехватке денегчтобы восстановить новгородские стены, углубить и расширить ров. А еще Василий Казимер сообщил Дану, что когда Дан второй раз оказался в доме Марфы Семеновны Борецкой, за дверями горницы, в которой происходила встреча Дана с боярыней и новгородскимипосадником Дмитрием и тысяцким Василием Казимером, сказавшись больным, отсутствовал только четвертый член этого высшего совета новгородской республики, архиепископ Ионанаходились двое зрящих старцев из Свято-Духова монастыря, что в Неревском конце города. А также вернувшийся из поездки в заонежские владения Борецких младший сын боярыни Федор. Известие об еще одном сыне Борецкой вызвало удивление у Дана, честно говоря, он, как-то, не помнил о нем, точнее, не помнил, чтобы в учебниках, по которым он учился, писали о нем. А, вообще-то, как узнал позже Дан, у боярыни Борецкой было даже 4 сыновей, но старшие, Антон и Феликс, от первого брака, утонули в Онеге во время поездки по своим владениям.
Старцы зрящие пробыли под дверями почти все время, что продолжался разговор Дана с новгородскими управителями, а потом, когда Дан удалился, старцы вошли в зал. Что старцы сообщили боярыне Борецкой, новгородскому посаднику и ему, тысяцкому, воевода не сказал, однако отношение к Дану людей, определяющих политику, внешнюю и внутреннюю, Новгорода, кардинально изменилось. Из непонятного странникалитвина и за кого еще они там Дана принималиагента римского двора, маршалка польского короля, секретаря заморского царя или посланника дьявола, он превратился, похоже, в аристократа неизвестной страны, натворившего что-то у себя на родине, бежавшего, и оказавшегося, в конце концов, в Новгороде. И, по счастью, где-то по дороге, возможно в том же Великом Княжестве Литовском, Жемойтским и прочая, прочая, прочая, выучившим словенский языкхотя и говорившем, до сих пор, с акцентом.
Это изменение своего негласного социального статуса, Дан ощутил, практически, сразу. Тут же исчезли надменность и некое пренебрежение в поведении Борецкихбоярыни и посадника Дмитрия Надменность и пренебрежение особенно заметные на первых встречах в узком кругу.
Кроме того, даже тысяцкий, наиболее демократичный в окружении Марфы-Посадницы, и тот, после визита старцев, стал каким-то Более дружелюбным, что ли. Но самое главное, трое из четырех фактических правителей Господина Великого Новгородабоярыня Борецкая и ее сын, посадник Дмитрий, а также новгородский тысяцкийеще после разговора на подворье Домаша, начавший серьезно воспринимать слова Данатеперь готовы были слушать и, важно, слышать Дана. Иерарх же новгородский или иначе архиепископ или владыка новгородский Иона, в последнее время сильно болеющий, пусть и не присутствовал, по причине своей слабости, на посиделках в доме боярыни Борецкой, но, либо через бояр Борецких, либо через тысяцкого, всегда был в курсе этих встреч. А уже на второйили, если считать и ту встречу, где Дан впервые увидел Марфу-Посадницу со товарищиновгородским посадником Дмитрием, ее сыном, и новгородским тысяцким Василием Казимеромто на третьей, встрече в доме на Разважьей улице, доме боярыни, тысяцкий попросил Дана повторить для Борецкихматери и сына, то, что Дан говорил ему на подворье Домаша. И слушали, на сей раз, Дана внимательно. Многое, что, по просьбе воеводы, повторил Дан, не понравилось старшей Борецкой и посадникуДан видел это по их лицам, однако Однако они его выслушали. А Дмитрий, постукивая пальцами по столу, еще и поинтересовался в концеон, и в самом деле, может заставить Ганзейский Двор раскошелиться на войну с Москвой? На что Дан утвердительно кивнул головой. После этого рандеву, собственно, и закончилось. Но Дан почувствовалсвершилось! Дмитрий Борецкий, посадник Господина Великого Новгорода, и его мать, известная в будущем, а теперь уже и в прошлом Дана, как Марфа-Посадница, также, как и новгородский тысяцкий Василий Казимер чуть раньше, поверили Нет-нет, не непонятному мастеру-литвину, неизвестно откуда попавшему в Новгород, а Данузаморскому аристократу, скрывающемуся, скорее всего под чужим именем, в Новгороде. Да не просто скрывающемуся, а еще и имеющему подход к купцам Ганзы, и, к тому же, прекрасно осведомленному о делах в соседних странах и решили не ждать, пока Москва начнет военные действия против Новгорода. То есть, верхушка Новгорода согласилась с Даном, что ждать, когда дружины московского князя станут грабить и убивать новгородцев, совсем не обязательно, и к войне с Москвой нужно готовиться заранее.
Дальше, как понял Дан, началась закулисная борьба. Боярыня Борецкая со своими сторонниками склоняла в нужную сторону, отнюдь не являвшийся единым, совет 300 золотых поясов или, по-другому новагородскую Осподу, своеобразный сенат Господина Великого Новгорода. Непонятным было и молчание новгородского владыки Ионы, являвшегося четвертым и последним, а, судя по количеству имеющихсятолько в одном Новгороде, без учета других городов и сел новгородской землицерквей и монастырей, и не последним, а даже первым высшим сановником Новгорода. Архиепископ огромной новгородской земли, как понял из упоминаний об Ионе тысяцкого Господина Великого Новгорода Василия и как говорил о владыке Домаш, умевший, несколько своеобразно, делать выводы из того, что слышал Да, и Семен, занимавшийся обжигом и умом обладавший острым, тоже поделился с Даном своими заключениями по поводу Ионы Так вот, вроде бы, высший церковный сановник Новгорода не очень любил Москву и ее князя, Ивана lll. И был скорее патриотом Новгорода и сторонником его независимости. Во всяком случае, как утверждали учебники далекого будущегопо которым учился Дан, новгородский владыка негласно поддерживал антимосковскую позицию Марфы Борецкой. И выделял, через своего управляющего Пимена, деньги для ее сторонников
Пока же Дану оставалось только ждать и гадатьпочему умная и способная идти до конца Марфа-Посадница, бывшая ярой противницей Москвы и обладавшая значительным влиянием, через сынапосадника и своих сторонников в осподе, на политику Новгорода, сама не пришла к такому, казавшемуся столь очевидным, решениюготовиться к войне с Москвой заранее и серьезно? И ограничилась лишь призывами к непопулярному в Новгороде литовскому князю, он же польский король Не пришла к такому решению в той истории, которая без Дана. И в этой, с Даном, тоже не пришла. Неужели все дело в косности боярского мышления? Неспособности выйти за средневековые, новгородско-боярские, рамки?
Тем временем, бизнес-план Дана потихоньку становился реальностью. Спрос на изделия Домаш энд Дан неделю за неделей или по-новгородскиседмица за седмицей увеличивался. И уже необходимо было думать о расширении производства. И, как раз, несколько дней назад, Дан, с согласия Домаша, и начал подыскивать новых работников.
Двое художников-подмастерьев, толстый Домажир и относительно юный, по еще остававшимся с той жизни, в 21 веке, понятиям Дана, 15 летний Нежка, оба коренные новгородцы, сами пришли к нему, прослышав о том, что мастер Дан набирает художников в мастерскую. Медлительный, грузный Домажир, здорово напомнивший Дану бессмертный образ торрр-мо-о-сса эстонца, 17 лет от роду, лохматыйв смысле, с во все стороны расположившимися на массивной голове жесткими темными волосами, перешел к Дану из местной артели художников-богомазов, где числился в роли вечного неудачника-подмастерья. На удивление, Домажир был из довольно богатой семьи житного человека, его отец владел изрядным участком земли недалеко от Новгорода и держал на пристанях Волхова несколько артелей грузчиков. Нежка же, бывший на 2 года старше ЗинькиЗиньке, как выяснилось, все-таки, было 13 лет от родуявлялся, можно сказать, потомственным живописцем. Но писать иконы ему, как и Зиньке, было скучно, да и что греха таить, бедноконкуренция среди богомазов царила жестокая и хорошо зарабатывали на этом поприще немногие. Вот, Нежка и решил податься к литвину, обосновавшемуся в слободе за Гончарным концом, литвину, известному в Новгороде своей нестандартной росписью. Тем паче, среди богомазов новгородских, с пренебрежением относившихся к такому ремеслу, как роспись кувшинов, горшков, кисельниц и остального, никто слова худого о Дане сказать не мог, ибо сей мастер за работу платил исправно и не обманывал.
И Домажир и Нежка честно сдали устроенный им Даном экзамен, сдали довольно неплохонеплохо, потому что с предложенным им заданием они справились, но, все же, хуже, чем в свое время Лаврин и Зинька. Однако, учитывая, что Лаврин и Зинька были уникумыпо мнению Дана, а самородки-уникумы толпами по Новгороду не шатаются, Домажиру и Нежке был предоставлен шанс. Их приняли в мастерскую Дана энд Домаша хотя предусмотренные уговором с Домашем три месяца еще не закончились, но, учитывая, даже более, чем успешно идущие дела, Домаш согласился пересмотреть договор, и доля Дана с изначальной четверти поднялась до одной трети. А заодно Дан стал официальным совладельцем фирмы МДД и заместителем Домаша по, так сказать, производственным вопросам. То есть, гончарная мастерская Домаша официально превратилась в фирму МДД или дружину, рядпо новгородски, имеющую двух владельцев и совместный капитал.