Сочинил ты нам тут, уронил он
Несмотря на весь тысяцкого военный вид, Дану было жаль его. Хоть и был Василий, выражаясь языком 21 века, по должности солдафоном, и смерть, скорее всего, повидал в разных ипостасях, но описанные Даном изощренные пытки его шокировали. Тысяцкий явно не понималзачем? Зачем мучить просто так невинных людей? Он, все же, был сыном республики и бессмысленная восточная жестокость московского деспота претила ему, не воспринималась им. И этим тысяцкий нравился Дану. В нем чувствовался мужчина, настоящий мужчина, неспособный губить людей ради чьей-то садистской прихоти.
Василий повернулся к боярыне и посаднику Дмитрию.
Он не лжет, сухо произнес тысяцкий. Такое придумать невозможно!
Дан смотрел на Марфу-Посадницу. Его речь в первую очередь была предназначена ей. Она была главной в этой троице. И она же, насколько Дан знал по истории, была главным врагом Москвы в этом противостоянии Москвы и Новгорода. Именно боярыня Борецкая, как было сказано в старом, допотопном учебнике истории уже несуществующего государства СССР, попавшемся как-то Дану на глаза, мешала Москве и Ивану III объединить русские земли, и именно она называлась главным сепаратистом в истории России. Хотя, Дан так и не понял, почему Марфа-посадница из Господина Великого Новгорода являлась сепаратисткой, а князья русских земель, объединившихся в Великое княжество Литовское, такое же государственное образование, как и Новгород, таковыми не являлись?
Боярыня, похоже, тоже не сомневалась, что Дан говорит правду и сидела, ссутулившись, словно все будущие беды Новгорода и новгородской земли, о которых напророчил Дан, навалились на ее плечи. И давили ее тяжким грузом. Наконец, словно опомнившись, она выпрямилась и крикнула:Онфимий!
В горницу, с небольшой задержкой, снова вошел давешний прихрамывающий белесый бородач.
Онфимий, чуть хрипло произнесла Борецкая, принеси кваса. Березового, добавила она, на четверых бородач метнул взгляд на Дана уточнила боярыня. Бородач развернулся и молча вышел. И только тогда Марфа-Посадница посмотрела на Дана.
Ты говорил слишком складно и слишком страшно. Ты хороший рассказчик Судя по Дмитрию и Василию
Дан непроизвольно взглянул на посадника и тысяцкого. Тысяцкий сидел, сосредоточенно уставившись в какую-то точку и, положив на стол свои длинные руки, то сжимал, то разжимал огромные кулаки, посадник же ссутулился еще больше, чем мать-боярыня.
В дверь горницы стукнули.
Зайди! крикнула боярыня, и в дверях возник белоглазый Онфимий. Онфимий держал в руках четыре наполненные большие кружки. Кружки Онфимий поставил на стол.
Пей! сказала боярыня и подвинула одну кружку к Дану. Чуть-чуть кисловатый и немножко резкий запах шибанул Дану в нос. Дан давно уже хотел пить, и в два больших глотка он осушил кружку-канопку. Все, кто находился в помещении, тоже приложились к кружкам.
Выпил? спросила боярыня. А теперь иди. Онфимий тебя проводит. А мы тут подумаем над твоей сказкой
Глава 6
Дан, все-таки, поговорил с Домашем. Как ни удивительно, но прожект Дана, не то, чтобы проскочил на ура, но был принят спокойно. Уговаривать гончара не пришлось. Возможно, потому что Домаш не был коренным новгородцем, и жизнь его научила быть гибким. К тому же, он ничего не терялв худшем случае Домаш оставался при своих, а в случае удачи Спокойно он согласился и дать долю Дану. Правда, тут торговался долгонесмотря на свое мутное прошлое, Домаш оказался мужем прижимистым и торговаться умел. В конце концов, они сошлись на четвертой части от дохода. Дан сумел лишь настоять, что данный процент действителен только на три месяца и в дальнейшем подлежит пересмотру. Единственно, что не удалось Данууговорить гончара сразу начать дело с размахом. Как объяснил Дану Домаш, не все так просто в гончарном деле и некоторые моменты в бизнес-плане Дана являются откровенно наивными. Вроде того, что слишком идеалистично Дан представляет себе жизнь в Новгороде. Поэтому для начала уговорились взять в обучение к Дану только двух учеников. Ученики должны были сразу после того, как начнут выполнять работу, и это особо требовал Дан, получать денежный процент от продажи расписанных ими изделий. Дану не нравилась распространенная в это время повсеместноне только в Новгородепрактика, при которой даже давно всему научившийся подмастерье-ученик работал за одну лишь еду. И работал до тех пор, пока не сдавал экзамен на мастера, который, естественно, хозяин старался всячески оттянуть. Дану нужны были, особенно в свете его решения стать прогрессором и изменить историю, не нищие маргиналы, а люди материально заинтересованные в своей работе, то есть хорошо зарабатывающие, а значит и готовые защищать общество, дающее им возможность столько зарабатывать. Иначе говоря, люди, заинтересованные в существовании Господина Великого Новгорода. А нищеброды, даже если они и творцы, вряд ли способны защищать вообще чего бы то ни было. По глубокому нравственному убеждению Дана, хорошо работающий человек должен и хорошо получать.
Учеников Дану долго искать не пришлось. Совсем не пришлось. Поскольку их сразу привел Семен. Причем обоих. Высокого, худющего бродягу, толи с русыми, толи с седыми волосами и удивительно темными глазами, с взглядом, словно, что-то требующими от тебя, и серьезного паренька лет 1314. Бродяга был выходцем откуда-то с юго-западной Руси, в Новгороде перебивался случайными заработками на торгу и второстепенных вымолах-пристанях, где не было новгородских артелей грузчиков, а паренексредним сыном уличанского соседа Семена по Неревскому концу. Бродягу Дан сразу хотел отправить обратно, уж больно у него вид был непрезентабельный, но потом, все же, решил поговорить с ним и слава богу, что поговорил. Худющий бомж, хотя и выглядел старше Дана, оказался молодым человекомпо мерке 21 века и давно взрослым мужем 24 лет от роду, по мерке века 15, родом с Чернигова. Бывший скоморох и мастер по изготовлению потешек-игрушек, переживший, как понял Дан, какую-то личную трагедию и попавший в Новгород случайно. Просто шел на север. Когда Дан дал Лавринутак звали бродягу, калику-перехожего, заостренную крепкую палочку стек и попросил изобразить что-либо на покрытой сырой глиной дощечке, Лаврин, не долго думая, в десяток штрихов, нарисовал красавца-оленя. Дан, правда, не сразу признал в звере оленя. Не сразу, потому что бывший скоморох рисовал так, как было принято рисовать в 15 веке православные иконы, то есть, не очень реалистично, с уклоном в определенную художественную условность. Хотя Хотя художники Раннего Возрождения в Италии уже писали совсем другие картины. По какому-то наитию Дан дал Лаврину еще и кусок глины, и попросил слепить того зверя, что Лаврин нарисовал. Скульптура оленя получилась не в пример лучше. Лесной красавец был весьма похож. Без всяких скидок на ту самую художественную условность, принятую в этом времени на Руси. Здесь Лаврин, видимо, не боялся уйти от каких-то жестко регламентируемых церковью канонов, скорее всего, потому что их и не было. В общем, черниговский скоморох оказался настоящей находкой, уникальным художником-самоучкой. Его, практически, не надо было учить. Его требовалось лишь заставить отказаться от принятого шаблона. И показать, для большого разнообразия росписи керамики в будущем, картинкиДан условно назвал их матрицамис неизвестными в Новгороде и, вообще, в северной Европе, представителями африканской флоры и фауны. А дальше он мог работать самостоятельно.
Зинька, в крещенииЗенон, синеглазый, с длинными ресницами, подросток-новгородец, наслушавшись от Семена о чудных рисунках Дана и узнав, что новый мастер ищет учеников-подмастерьев, сам упросил Семена взять его к Дану. Правда, перед этим он уговорил своего отцаискусного резчика ложек, отпустить его учиться необычной росписи. Паренек был однозначно талантлив и имел все шансы стать в будущем настоящим художником и, как позже сказали ДануСемен сказалЗинька даже успел попробовать свои силы в артели новгородских богомазов. Но жесткие каноны в изображении святых не прельщали его и богомазы Зиньку выгнали. Экзамен по рисованию, предложенный Даном пареньку, также, как и бывшему скомороху Лаврину, Зенон сдал на отлично. До многих азбучных истин рисованияпонятия перспективы, центра композиции, света и тени, паренек умудрился дойти сам. Подучившись у Дана тому, что он, Зенон, не умел, и, отточив свое мастерство, парнишка тоже вполне мог работать самостоятельно. Правда, не факт, что Зенон быстро не перерос бы на этом поприще своего учителя и со временем не попросился бы на вольные хлеба. Возможно, даже став на Руси первым провозвестником Возрождения, равным по силе и мастерству уроженцам далекой Италии. В общем, учеников Дану Семен привел достойных.
Летний день был в самом разгаре. Домаш ушел на торговище, унося с собой десяток расписанных Лаврином сосудовдве корчаги, две братины и шесть кувшинов. Все оформленныеДан, про себя, по аналогии с искусством двоюродных братьев славян скифов, называл его звериным стилемв зверином стиле. То есть, сплошь сцены из жизни животных. На восьми сосудах местное зверьемишки косолапые, олени с ветвистыми рогами, волки и парящие орлы, на двухкопии с африканских рисунков Дана. Жирафы, львы и облизьяны-обезьяны. Копии, потому что сам Лаврин их не видел и мог пользоваться лишь набросками Дана. Зенону Дан, пока, расписывать изделия не давал. Парень еще хромал, да, впридачу, и торопился. О том же, чтобы дать ему расписывать керамику через трафареты, не могло быть и речи. Красиво, то есть так, чтобы глаз завораживало и смотреть было приятно, с трафаретом не разрисуешь. А Дан хотел, чтобы изделия, идущие под маркой Мастерская ДомашаДана или МДД три сплетенные вместе буквицы, где крайниеМ и Д выполнены кириллицей, а соединяющая их доброД глаголицей, не имели художественных изъянов. Чтобы их трудно было подделать и, чтобы значок МДД гарантировал качество товара На торг Домашпервый развзял и несколько глиняных фигурок в стиле миниатюрной скульптуры. Они были выполнены Лаврином по прямому указанию Дана. Фигурки представляли из себя не просто знакомых новгородцам с детства зверей, а зверей в несколько потешном, утрированном виде. И в тоже время они были очень реалистичны Не попытаться использовать талант Лаврина, как скульптора, Дан не мог. Ну, а торг покажетесть ли смысл в этом его, Лаврина, даровании или это сейчас неактуально и одно баловство и перевод глины. К сожалению, сам Дан временно был связан по рукам и ногам заказом ганзейца. Выгодным заказом. Заказом, который нельзя упускать. Тот купец, что забрал первые горшки, расписанные Даном, потом пришел снова и заключил контракт с Домашем и с Даном, уже как компаньоном гончара, на партию товара в 100 кувшинов, расписанную, пока еще, самим Даном. Без Лаврина и Зиньки. Но участие последних в деле было уже не за горами.
Дан, как раз, рассказывал очередной, адаптированный им к реалиям 15 века анекдот про незадачливого любовникатаких, переделанных анекдотов из 21 века, Дан уже кучу пересказал Семену с Вавулой, а теперь еще и прибавившимся к их компании Лаврину с Зенономкогда за забором усадьбы Домаша, в очередной раз, послышался голос, интересующийся:Здесь ли мастер Дан?
Дан чертыхнулся. В последнее время к Домашу часто пошли ходоки, пытающиеся переманить мастера Дана к себе. Первыми стали заезжие немцы-купцы из Риги. Вначале они направились к Домашу. Подошли к нему на торгу, поговорили и, получив честный ответ, что мастер Дан, как уже называли Дана в Новгородесоседи Домаша по посаду, гончары, у которых Домаш скупал продукцию, купцы на торгу, ну, и некоторые люди из окружения боярыни Марфы Семеновны Борецкойне работник Домаша, а его подельник по ремеслу, тут же двинулись к самому Дану. Дана немцы сманивали в Ригу, в смыслеперебраться в Ригу, однако Однако, он на их посулы не поддался, хоть немцы и сулили Дану невероятно выгодные, по их мнению, условия. То бишь, по истечению года, который он должен будет отработать на купцов, сделать его мастером в ремесленной гильдии города Риги Предложение, действительно, было неплохим, пусть Рига, пока еще, и оставалась маленьким немецким городом на берегу Балтики. И раньше бы Дан непременно ухватился за него, но, увы! Не сейчас. Сейчас у него были другие планы, он передумал бежать из Новгорода и, наоборот, собирался стать стопроцентным попаданцем-прогрессором и сохранить Новгород стольным Господином Великим Новгородом Посему условия немцев Дана не заинтересовали.
Вслед за немцами переманивать Дана пытались и местные, новгородские деловые люди. После визита к Дану немецких купцов из Риги, до них тоже дошло, что в гончарном ремесле Новгорода намечаются некоторые изменения и связаны они с поселившимся на посаде, за Людиным или, по-другому, Гончарным концом, литвином Даном. И к Дану зачастили ходоки. В основном хозяева таких же, как у Домаша, мелких мастерских. Мелких, потому что крупных в городе не было. Уровень дохода не позволял существовать в городе крупным.
Среди ходоков особо выделялись Третьяки. Братья Третьяки. Их было пятеро и все рыжие. Третьяки жили вместе, одной большой патриархальной семьей, подчиняясь во всем воле старшего брата Аристарха, в миру просто Третьяка Старшего. Дан видел его пару раз издали, Семен показал. Крупный, не намного меньше Дана, с большой головой, покрытой редкими светло-рыжими волосами, и короткой, скорее шкиперской, рыжей бородой. С рубленным топором, совсем не славянским лицом. Непропорционально узкоплечий и излишне длиннорукий. Третьяк Старший, также как и Домаш, каждый день стоял на торгу. Еще поговаривали, что братья, что старший, Аристарх, имел дело с низовыми купцами, привозившими в Новгород хвалынскуюперсидскую и прочую восточнуюкерамику, однако По словам Семена, точно этого никто не знал.
Сам Третьяк к Дану ни разу не подходил, но его братьяи по очереди и всей кучейуже четырежды наведывались к Дану, выбирая момент, когда отсутствовал Домаш. Причина такой нелюбви к Домашу заключалась в том, что между Домашем и Третьяком были определенные нелады. И они однаждыпо словам Вавулыне на шутку сцепились на торгу. Ну, не на торгуэто чревато большим штрафом в Новгороде, драка на торгу, а на ближайшей к торжищу улице. В итоге Третьяк долго ходил с ободранной скулой и хромая, а Домаш с распухшим ухом.
На отказ работать с ними, братья как-то слабо реагировали и, спустя некоторое время, появлялись снова. Братья брали Дана на измор. В конце концов, их рыжие конопатые физиономии настолько примелькались ему, что он даже стал различать их. Самый младший из братьев был и самым огненно-рыже-конопатым и вид имел Антошки из запомнившегося Дану еще с детства мультфильма:Рыжий, рыжий конопатый Двое более старших были потемнее волосами, хотя и с курчавыми светло-рыжими бородками и светлыми усами, а четвертый являлся точной копией Третьяка Старшего, за исключением носа. Он у четвертого выступал не столь далеко, как у Старшего. Дан так часто видел братьев, что уже весь Новгород стал казаться ему рыжим. Он даже начал опасаться за свое душевное здоровье, ибо поймал себя как-то на мысли, что страстно желает придушить кого-нибудь из Третьяков и сократить, таким образом, хоть немного, поголовье рыжих в Новгороде. Труп, затем, естественно, нужно будет закопать под основание новой, только что заложенной Домашем печи
Вот, и сейчасне иначе, как очередной ходок от очередного житнего человека или сам житный человек, по-другомукрепкий хозяин, зажиточный новгородец, пришел уговаривать Дана со всей щедростью отдаться другому. А, может, и кто из братьев Третьяков опять приперся
Мастера ноугородские, возвысил голос Дан, обращаясь к окружающей его честной компаниилепящему тут же, в сарае, на гончарном кругу очередную кружку-канопку Вавуле; зашедшему в сарай за необоженными кувшинами и разным прочим Семену; черниговцу Лаврину и малолетнему Зиньке, разрисовывающим в сарае, вместе с Даном и под присмотром Дана, горшки и кувшины, а не попросить ли нам Домаша, чтобы завел он пса здоровущего и позлее? Да, не одного, а двух? А то, постепенно снижая накал в голосе, добавил Дан, достали уже эти ходоки, калики, блин, перехожие
Дан заметил взгляд уставившегося на него Зиньки. Семен-то с Вавулой уже привыкли к разным непривычным словам Дана, хотя поначалу тоже стопорились, особенно Семен со своим:Обьясни но устремленные на Дана синие глаза Зиньки требовали дать ответ.
Достали, в смысле надоели,поспешил сказать подростку Дан, а заодно и Лаврину, никогда ничего не спрашивающему и вечно занятому своими мыслями. А ходоки потому что ходят раз за разом. И, забыв о крикуне за калиткой, продолжил анекдот:Так, вот, возвращается купец из поездки
Мастер Дан здесь? спросил уже иной, басовитый, с легкой хрипотцой голос. Ого, уронил пегобородый Семен и, разворачиваясь и чуть не цепляя локтем привставшего с лавки, потянувшегося за горшком в клети, Зиньку, удивленно произнес, это же И не договорив, поспешил из сарая.