Как-то сразу стало понятноне ошибся Проша. Нет здесь никаких немцев, только проблем от этого меньше не стало. Я пытался осмотреться, но сквозь зелень много разглядеть и не удавалось. Лес стеной. Я сплюнул. Черт бы побрал этот лес! Машину надо поднимать, вот удастся ли
Но не так все плохо оказалось на первый взгляд. «Ланкастер» стоял на шассиэто очень хорошо. Но стоял, подгребя под себя мясистую, напоминавшую силос массу, въехав в нее всей тушей, что уже хужекак теперь из нее выбираться, спрашивается. Похоже, растительность здесь пусть и высоченная, но мягкая. Когда садились, самолет смял ее фюзеляжем в кашу, не получив видимых повреждений. Ну и спружинило на последних метрах, что немаловажно, а то пробороздили бы вон до тех елоксовсем недалеко от носа «ланкастера» росли частоколом высоченные деревья. Просто повезло в такую гущу сесть.
Я приказал Галюченко спускаться, раньше его из люка выбрался жизнерадостный Проша.
Взглянул на экипажвсе по местам, как приказано, похоже, только один я стоял и глазами хлопал, но пора бы уже определиться, что делать. Н-да. А что делать, это вопрос.
Немцев, похоже, нет, сказал я. В охранении остается Галюченко. Мы с Морозовым осматриваем машину, Климовназад в «ланкастер», проверяешь состояние рации. Проша
А Проша уселся рассматривать какой-то куст особо ядовитого цвета. Пусть сидит, какая от него польза? Но физик тут же вскочил и двинулся вслед за нами.
Пробравшись через травяной заслон, держа ТТ наготове, мы обошли вокруг фюзеляжа и обнаружили за ним целую просеку. Точнее, сразу за самолетом открытое место выглядело как заваленная буреломом поляна. Сколько метров мы так по лесу пропахали? Ну да потом посчитаем, сейчас главноемашина. А вот ее крепко все-таки англичане построилистоит среди кустов почти целехонькая. Если и были где повреждения, то в глаза не бросались. Дырки в плоскостяхэто да, их мы сразу заметили«юнкерс» постарался. Но разворочено не вдребезги, может, набор крыла и не пострадал слишком сильно.
Подошел Климов:
Рация проверена. Исправна. Только не ловит ничего.
Так как же она исправна, когда не ловит? возмутился штурман.
Но осекся, посмотрел на Галюченко, стоявшего тут же, у хвоста, с пулеметом, потом на Прошу, опять на Климова. Действительно, если все, как обрисовал Прохор, то чьи передачи слушать? Птеродактилей? Наверное, чтобы скрыть свой конфуз, Алешка разгреб руками ветки и забрался под фюзеляж. Крикнул оттуда:
Бомболюк открыт!
Мы с физиком тоже полезли в гущу. Рядом с люком валялась помятая серая жестянка, в которой только Проша смог узнать боковину своей машины.
Как же так? Она же сработала? Как же могла развалиться еще в самолете, если сработала? И что с заданием? растерянно засуетился он, схватив жестянку.
Да ладно, попытался ободрить его Алексей. Может, зацепилась сначала, обшивка отлетела, а остальное в целости осталось.
Проша согласился, хотя, наверное, только чтобы отвязались. А нам было не до его машины, мы подтащили подходящий обломок и полезли на крыло. Здесь разрушения выглядели посерьезнее. В одной из пробоин виднелся разорванный бензопроводвот оно, почему левые моторы глушить пришлось. Задет фонарь кабиныиллюминаторы какие выбиты, какие в трещинах, сколькопотом посчитаем. В общем, ремонт совсем не маленький требовался. Ну а на что мы рассчитывали? Что в джунгли свалимся и тут же к полету готовы будем? Это вряд ли.
Н-да. Разбитые иллюминаторы, порванный бензопровод, обшивка, особенно на плоскостях, дыры по фюзеляжу, клепать, менять По всем раскладам получалось, что вернуться домой нам будет непросто. Ботанический сад в центре Берлина «отменяется ввиду всякого отсутствия правильности и упорядоченности, характерных для парковых зон и вольеров», как туманно сказал Проша. Поэтому надеяться нам не на кого, а самолету надо обеспечивать ремонт и взлетную полосу, значит, вставать на довольствие здесь все равно придется. Значит, еда и водазадача номер один. Вот и получается, что надо заниматься ремонтом, а будешь заниматься черт знает чем. Я с тоской посмотрел в небо, в котором мельтешили и кувыркались эти странные голые твари. Их визг не прекращался ни на секунду.
Экипаж, слушай мою команду, сказал я в спины уставившихся на порванный бензопровод Кости и Алексея.
Они повернулись, Галюченко высунулся из-под крыла. Проша обнаружился поблизости, с зажатой под мышкой жестянкой. Лица кислые, оно и понятно.
В связи с ремонтом приказываю разбить лагерь. Это задача первоочередная. Науке и штурмануопределиться с местонахождением и временем пребывания. Похоже, время пребываниявопрос тоже актуальный. Галюченкоустройство на ночлег и кухня. НЗ раздавать буду, только если никого не поймаем. На разносолы силы не тратить, бросать в котел что под руку подвернется. Радист и я займемся латанием дыр в буквальном и переносном смысле. Галюченко, песни в неразведанной местности не распевать.
Есть не распевать, ответил очень по-деловому Петр Иваныч.
Но что с него взятьпехота. Их полк сильно потрепало, отправили на переформирование, а он давай в летчики проситься. В небо, говорит, хочу. А с писарями, настойчиво так поясняет, контакт налажен, договорюсь, чтоб оформили, если возьмете. Наши долго тогда смеялись, но взяли. В стрелки. Стрелокон что, лишь бы стрелял метко да не испугался, когда мессеры снизу заходят. Место в экипаже было было место Перед этим мы нашего Цыгана потерялиВаньку Цыганенко. Одна-единственная пробоина в фюзеляже, и как раз на уровне его кабины
Принялись растаскивать завалы вокруг «ланкастера», но работа подвигалась медленно. Все отвлекало, было чужим и непонятным. Доносившиеся из леса вопли, трубные, будто вылетающие из огромной луженой глотки, заставляли экипаж чертыхаться и хвататься за оружие. А Петр Иваныч напряженно следил глазами за роем больших насекомых.
То ж разве ж комары, то ж бортстрелок поискал слово, колибри какие-то.
Над нами вилась целая стая перепончатых. С длинными голыми шеями, противные и почти лысыебудто змееныши с крыльями. Все небо над нами, казалось, кишело ими. Они визжали, кувыркались, снижались, с криком пикировали на нас. Особенно они раздражали штурмана, но и остальные постоянно бросали взгляды вверх.
Я даже не припомню, кровожадные или нет эти твари? Из истории Древнего мира? В тропиках? сказал штурман, глядя на прыгающего над ним перепончатого. Обычно непроницаемая физиономия его раздраженно прищурилась.
Они разные, наверное, бывали, рассудительно ответил Проша. Не стоит, Алексей.
Алешка вдруг выставил указательный палец, направив его в змееныша, плясавшего у него над головой. Тот мигом сориентировался, разинул серо-зеленую глотку и ринулся на палец.
Отставить! рявкнул я. Отставить совать пальцы! Ну не придурок ли, а!
Точно кровожадная тварь, буркнул Алексей, отходя от нас, и начал полоскать руку в какой-то луже. Появилась кровь. Значит, кровожадная, так и запишем. Вот кого будем жарить на завтрак. Только кто же такого есть захочет, крыса с клювом и крыльями, зеленая и ворсистая. Тьфу ты.
Жалко, улыбнулся Проша, никто их не видел вживую, а мы видим. Можно сказать, исторический момент. Рану надо бы обработать, всякое может быть.
Про исторический момент хотелось бы подробнее, сказал я и приказал Алексею: Возвращайся на борт, там аптечка. Еще не хватало тут нам, закончил я невразумительно и разозлился: А в этом историческом моменте есть нам все равно придется! Ну, Петр Ива-аныч
Галюченко тоже поднял указательный палец. Тварь ринулась на него. Петр Иваныч свободной рукой перехватил змееныша за шею, одно движение, и зеленому конец. Мы и рты разинуть не успели, а тушка величиной с голубя, в кургузых перышках, сквозь которые просвечивала кожистая перепонка, уже не трепыхалась.
Завтрак. Круглое лицо бортстрелка расплылось в довольной улыбке, он подмигнул Климову и строго уточнил: На одного тебя, Костя. А вот если из пулемета моего пальнуть
Я это есть не буду, буркнул Костя, разглядывая тварь в руке бортстрелка. Надо поймать зверя на завтрак.
Отставить «не буду»! Действовать придется по ситуации, а пока в наличии только этот зверь. На поиски другого провианта времени нет, первоочередная задачавыбраться отсюда, сказал я не очень внушительно. Вид возможной еды и у меня не вызывал аппетита, прозрачные перепонки у существа обвисли, бугристая кожа да кости.
Есть действовать по ситуации, кисло отрапортовал радист.
Но даже думать не хотелось, что здесь придется завтракать. И ночевать?! Под ногами бегали двуногие ящерицы, попискивали, деловито что-то тащили. Растительность буйная, душная напирала со всех сторон. Парило. Пахло влажностью, болотцем, маревом травяным, но не как пахнет в хорошем лесу средней полосы, чистым духом, которым не надышаться. Здесь все было не так.
Я видел, как Проша с безумными глазами скакал по бурелому, произведенному «ланкастером». Галюченко застыл в позе Зверобоя, опершись на сук, время от времени он принимался отмахиваться от кружащих над нами визгливых тварей. Климов почему-то смотрел почти неотрывно под ноги. А Алексей пытался перевязаться. Придавил локтем отмотанный конец бинта и накручивал его на палец, как на бобину. Я подошел к штурману, видя, что палец уже в профиль и анфас похож на осиный улей, оторвал бинт и завязал.
Жаль, все запасы перевязочного материала смотать не успел, пробормотал я, но голова была занята другим.
Думать серьезно о ремонте самолета не получалось. Мысль все время возвращалась к этому простому слову «прошлое». И становилось не по себе. Необходимо было для начала определиться, где мы.
Пока бороздили, падая, над этим местом, прошли скалы, значит, естественные высоты остались в стороне. Я поискал глазами дерево повыше и уставился на одно, которое стояло на самом краю образовавшейся посадочной полосы и чудом оказалось не задето. Дерево походило на развесистую елку, возле него кружил сейчас физик, разглядывая то ли гигантского клопа, то ли блоху, как он оповестил всех минуту назад. Тут Проша вернулся на землю и крикнул с совершенно счастливым видом:
Надо забраться на самое высокое дерево! Все нормальные люди так делают, оказавшись на необитаемом острове, чтобы определиться, как все обстоит вокруг.
Галюченко кивнул:
Добре.
Тут не поспоришь, это, наверное, единственное, что сейчас можно предпринять. Алексей сидел на ступеньке трапа, мрачно глядел на всех, держа перевязанный палец вверх. Может, через пару километров, например, стоит себе автобусная остановка. Или городок какой завалящий. А мы тут бивуаком встанем, как те папуасы.
Да, экипаж растерялся. Раньше бы Алешка доложил, разложил все по полочкам, а теперь: может наверное папуасы эти. Полная растерянность. Мы только несколько часов в этом месте. А как взлетать будем?
Как следует из четкого рапорта штурмана, сказал я строго, для разрешения вопроса о местонахождении надо забраться на дерево. Разведчиком-верхолазом назначим сержанта Климова. Задача, Климов, набросать план местности. Определить, есть ли населенные пункты поблизости, реки, озера. Как сумеешь, ну, на географии все в школе рисовали. А мы уже тут сверимся по нашим картам.
Климов оторвал глаза от земли. Его вспотевшее лицо было серьезно.
Есть в верхолазы! ответил он.
Глава 9Климов лезет на дерево
Ты, Константин, осторожно там, наверху. Может, птеродактили не любят, когда на их деревья взбираются, напутствовал Алексей, вручая радисту собственный планшет.
Верхолаз похлопал ладонью по кобуре, перебросил планшет за спину и стал лезть наверх, как на какой-нибудь тополь или клен. Хватался за лианы, мох, висевший паклей, чертыхался, отбиваясь от крупных, с фалангу, мух, больше похожих на блох. Забрался уже высоко. Несколько раз попытался нам что-то крикнуть, но было не разобрать. Потом раздались выстрелы, сначала пистолетные, потом, неожиданно, винтовочныес земли. С верхушки посыпалась труха, с треском свалилось бревно, едва не задев Прошу с его блокнотом, и зацепилось в расщелине дерева.
Бревном оказалась огромная змея метра три длиной. Анаконда, что ли? пробормотал Проша, глядя на хвост, покачивающийся перед его носом. Дохлая.
Костя! Цел? закричал я.
а а о е! донеслось сверху.
Я перевел это как «хорошо все». Обернулся к Алешке, но там оказался вооруженный трехлинейкой Петр Иванович.
Ты стрелял, что ли?
Та хто ж еще? Если здесь прошлое, товарищ капитан, то винтовка Мосина поди одна на всей Земле сейчас, ответил Галюченко, привычно ввернув украинское слово.
Винтовку хозяйственный мужик как-то ухитрился присвоить, еще переводясь с прошлой, пехотной, службы. Так и возил с собой на каждое задание. Спрашивализачем? А если пулемет поломается? И то правда, винтовка Мосинанеломучая штуковина и по пробойной силе даже посильнее ШКАСа, при тех же самых патронах. Вот, пригодилась в совсем неожиданных обстоятельствах.
А почему не из пулемета? встрял Проша.
Так як же из него прицелишься точно? А там, на ветке, Константин до сих пор сидит.
С этими словами Петр Иваныч деловито потянул трехметровую «колбасу» вниз.
Не ядовитая, не? посмотрел строго он на Прошу. Ну, Петр Иваныч, вот хозяйственная хватка, будто всю жизнь змеи огромные на него падали.
Питоны не ядовиты, завороженно сказал Проша, не отводя глаз от продырявленной змеиной головы размером с его собственную голову.
Завтра можно не охотиться. Потом стухнет, це жарища адова.
Почему, Прош, ты решил, что питон-то? спросил я, помогая бортстрелку складывать в бухту кольца змеи, изо всех сил делая вид, что мне раз плюнуть сворачивать этого червяка гигантского, мясистого и вихляющегося, будто толстенный канат. И зло рявкнул: Первоочередной задачей является выбраться отсюда, отставить «потом»!
Есть отставить «потом»! вытаращил на меня глаза Галюченко, в руках его уже был хвост. Так что? Бросаем, что ли? Столько еды!
Не бросаем, но и оставаться здесь дольше, чем того потребует ремонт машины, не планируем.
Есть не планируем и не бросаем! пряча усмешку в усы, ответил бортстрелок.
Чушь несу, конечно. Какой ремонт, если все вокруг так, как говорит Проша, но и смириться с тем, что тебя выкинуло куда-то, куда ты и представить себе не мог, не так-то просто. В голове не укладывалось. И народ, я видел, молчал, держался, но глаза-то, глаза шальные. Еще змеища эта.
А ядовитых рептилий тогда не было, точно помню. Они позже появились, разъяснил между тем Проша.
Костя повис на нижней ветке на одной руке, раскачался и спрыгнул.
Маугли. Петр Иваныч улыбнулся, глядя на радиста. Костя молча отряхнулся, за метр обошел кругом змею, сложенную бухтой, вытер локтем пот на лбу и неожиданно ехидно сказал:
Вот как ты, Петр Иваныч, цивилизованный человек ведь, в Бога веришь иногда, несмотря на линию партии, когда особо прижмет, и собираешься змею есть, экипаж ею кормить?
Константин отчего-то завелся. Н-да, на Маугли, что ли, обиделся.
Это ничего, стал зачем-то оправдываться Галюченко. К нам в село лектор приезжал, рассказывал про нации разные. По его выходит, китайцы змей вовсю едят и очень даже уважают это кушанье.
Так ты же не китаец, я тебя вообще-то украинцем считал. Ну-ка, сощурь глаза! говорил Костя нехорошо, цеплялся, а Галюченко улыбался, но было видно, что он обижается.
Эх, Костя, совсем забыл ты, где находишься. Галюченко с досадой отвернулся от радиста, но пытался еще отшучиваться, принялся собирать ветки, снял гимнастерку, отбросил в сторону. И продолжил: Видно, в школе ты, как Сашко мой, любил только пение и физподготовку. В доисторические времена не было китайцев, украинцев, даже тебя, Костя, не было. Каждый за все нации одновременно. А мы сейчас где? Там и есть, в доисторических временах. Значит, мы и есть и китайцы, и не китайцы, вздохнул бортстрелок и хитро добавил: Но за то, что ты помощи не ждал и сам из ТТ отстреливался, я тебе птеродактиля испеку. Вместо змеюки. Если хочешь.
А радист вдруг выдал:
С детства змей боюсь. А тут такая болванка на тебя сверху прет.
И рассмеялся.
Картина прояснилась, кажется. Ну, кто в детстве червяков не боялся, зубы сцепишь и не боишься, ясное дело. Галюченко с уважением сказал:
Точно испеку. За вредность.
Я сидел, уставившись в планшет, в Костины каракули, Алешка забрался на «ланкастер». По крылу расхаживал, гремел. Слышно было, как он чертыхался. Крикнул оттуда, что у одного из «Мерлинов» крепежные винты срезало, а в первый заход мы не заметили.
А это у тебя что за посадки капусты, Костя?