Теперь бы точно напиться, но нельзя. А поесть надо.
Русская кухня не то, чтобы не нравилась Фредди, а была непривычной и слишком тяжёлой. И английский в этих тра-кти-р, тьфу, придумают же! часто не понимали или отказывались понимать. Ресторандругое дело. Спокойно поесть, наметить дальнейший маршрут и умотаться отсюда. Ночевать в Царьграде не стоит: что-то там, в этом Комитете, непросто, раз председатель исчез.
Как всегда, приняв решение, он успокоился и на город смотрел уже по-другому. Нравитсяне нравится, а ему сюда ещё не раз придётся приехать. Так что смотри, слушай, запоминай: мало ли что и когда пригодится.
Фредди шёл не спеша, но чуть быстрее обычного прогулочного шага, шляпа на затылке, плащ на руке, костюм не от Лукаса, но из первоклассного универмага Колумбии, чёрный настоящей кожи и в самую меру потёртый кейс в другой руке нет, он вполне на уровнерешил Фредди, мимоходом оглядев себя в витринном стекле.
Толпа на улице, в общем, мало отличалась от колумбийской чуть другая одежда, мужчины, в основном, без шляп, а кто в форме, то со всеми орденами и нашивками, что ещё? Цветных маловато, считай, что нет много женщин в платочках, особенно пожилые улицы прямые, а поперечные с поворотами, хороши для засад и тяжелы для слежки а этот двор явно проходной форма у здешней полиции синяя, интересно, какое у них прозвище, не жабы же, и ни в одном разговорнике не найдёшь, а знать надо железных штор нет, скрытая сигнализация? Возможно. Не мой интерес, но возьмём на заметку а шпана всюду одинакова так, а это что?
Впереди, в трёх шагах, черноволосый парень не идёт, плывёт в танце, завораживающе красиво играя телом. Не Эркин, но из того же табуна а вдруг
Фредди прибавил шагу, лавируя в толпе, догнал, поравнялся с парнем и быстро искоса оглядел его. Нет, он раньше не встречал его. Если парень и был среди госпитальных, то он этого мулата не помнит. Слишком долго придётся налаживать контакт, но придётся, ему сейчас за любым центом нагибаться надо.
Мулат почувствовал его взгляд и недовольно оглянулся. Фредди улыбнулся самой доброжелательной улыбкой.
Привет.
Лицо мулата неприязненно отвердело, и ответил он, не останавливаясь, и по-русски:
Что нужно?
Ну, настолько познаний Фредди в русском языке уже хватало. Вопрос он понял, значит, поймут и его ответ.
Я ищу одного парня. Может, ты поможешь.
Парень явно из этих, как говорил Эркин, джи, так что подходы с выпивкой не нужны и даже опасны, не так поймёт и ещё в драку полезет, а такая просьба и успокоит, и заинтересует.
Ответил парень по-прежнему неприветливо, но уже по-английски:
П с чего это я его знаю и тебе помогать буду?
Фредди ещё раз улыбнулся.
А он из ваших, вторую часть вопроса он проигнорировал.
И не ошибся. Парень сразу уцепился за эту фразу и забыл о втором вопросе.
Из каких это «наших»?!
Он был рабом, сказать «спальник» Фредди всё-таки не рискнул. Индеец со шрамом на щеке.
Парень оглядел Фредди уже иначе, невольно замедлил шаг и остановился.
Зачем он тебе? и попробовал нарваться:Для чего такого он не годится.
Для чего такого, Фредди повторил его слова с еле заметной насмешкой, мне и ты не нужен, а он тем более.
Выдержка Фредди парню явно понравилась, и его тон слегка изменился, стал более деловым.
Тогда зачем?
Фредди ответил, тщательно сохраняя прежнее доброжелательное выражение и интонацию.
Поговорить надо. Где он сейчас?
А я тебя вспомнил, вдруг сказал парень, будто не услышав вопроса. Ты чёрного в госпиталь привозил, и улыбнулся.
Фредди незаметно перевёл дыхание. Этот раунд он выиграл. Теперь уже легче. Может, всё-таки предложить пойти выпить? Нет, не стоит, парень, конечно, расслабился, но не настолько. И повторять вопроса не пришлось. Парень ответил сам.
Знаю, что он тоже сюда, в Россию собирался, а уехал ли и выразительно пожал плечами.
Фредди постарался не показать разочарования.
А когда ты его видел?
А тогда же, в Хэллоуин, привозили его к нам, и усмехнулся с непонятной Фредди насмешкой, на экспертизу.
Фредди кивнул.
А здесь не встречал?
В Царьграде его нет, твёрдо ответил мулат. Мы бы знали.
Ну, спасибо и на этом, заставил себя улыбнуться Фредди.
Попрощались они молчаливыми кивками, но достаточно дружелюбно. И разошлись одновременно.
За углом Фредди зашёл в ресторан, отмеченный в путеводителе, как «американский». Интересно, в войну он тоже работал, или это новинка для, так сказать, победителей? Но будем надеяться, что английский здесь понимают.
Ожидания оправдались. Внутри в самом деле почти как в Колумбии. Только по-русски перед входом в зал гардероб, где Фредди оставил плащ, шляпу и кейс. Бумагами он сейчас заниматься всё равно не будет.
Небольшой, достаточно уютный зал, на стенах пейзажи, виды штатов. Луизианские заросли, аризонская прерия, алабамские холмы Скользнув по ним безразличным взглядом, Фредди подошёл к стойке. Пара хороших коктейлей перед ленчем будут в самый раз.
Английский бармена был по-школьному правильный, но с бутылками и шейкером парень управлялся вполне прилично. И на вкус вполне и даже очень.
Фредди одобрительно кивнул бармену и, захватив стакан, прошёл к столику в углу, откуда хорошо просматривался зал. Ну, расслабимся. Хорошая едаа если повал здесь на уровне бармена, то еда и впрямь хорошаявещь серьёзная, и он вполне может на этом сосредоточиться. Маршруты они вчерне прикинули ещё в Колумбии, так он и поедет: с севера на юг, от глухомани к границе.
Субботнее утро было солнечным и неожиданно прохладным. Андрей подтянул под горло молнию на своей ветровке.
Эх, жалко джинсовку!
Новую купишь, утешил его Эркин. Денег-то хватит.
Да не в этом дело, досадливо мотнул головой Андрей. Память же.
Эркин улыбнулся и кивнул.
После того раза Андрей специально о Фредди не заговаривал, но заметил, что о выпасе, перегоне, Бифпите Эркин стал говорить куда охотнее и спокойнее, и мягче. Значит, понял и зла на Фредди больше не держит, хотя имени не упоминает. Ну и ладушки! Так что если и приведёт судьба встретиться, то Эркин на Фредди сдуру не полезет, а, значит, не нарвётся на пулю и ему тогда не придётся на Фредди нож доставать. А там он их лбами сведёт, чтоб всё уж до донышка высветилось: кто, чего, зачем и почему.
Междугородные автобусы отходили от вокзальной площади, пока втовокзал отдельный не построили, а который год обещают. И билеты в той же кассе, только в другом окошке. До Сосняков на экспрессе два с полтиной. Эркин протянул десятку.
Два, пожалуйста, туда и обратно.
Кассирша улыбнулась, подавая билеты.
Счастливо погулять.
Спасибо, ответно улыбнулся Эркин.
Когда они вышли на площадь, Андрей негромко, но очень серьёзно сказал:
С меня пятёрка.
Жратвой отдашь, отмахнулся Эркин.
Замётано, по-прежнему серьёзно кивнул Андрей.
Список покупок они вчера составляли допоздна, и получился он таким, что Эркин взял свой армейский рюкзак, а потом в него ещё вещевой мешок заложил. И денег бумажник чуть не в шар раздулся, и ещё отдельно в другом нутряке пачка. Андрей тоже взял побольше. Джинсаудовольствие дорогое, а Страусфирма знаменитая, и за имя наценка, а скидок им, как чемпионам в Бифпите, здесь никто давать не будет.
Автобус назывался экспрессом и до Сосняков всего три остановки, а одна из нихТоржищестаринное ярмарочное село, так что автобус битком.
Андрей хотел сесть спереди, чтобы видеть работу шофёра, но тот, проверяя их билеты, сказал:
Вам до Сосняков, так что в серёдку лезьте.
Ну, понятно: впереди тем, кому раньше выходить, а сзади сложены узлы и корзины, и трясёт там сильнее, так что спорить не о чём.
Они уже сели, и Эркин заложил свой рюкзак в надоконную сетку, когда Андрей спросил:
Слушай, может к окну хочешь?
Ладно тебе, улыбнулся Эркин. Мне и отсюда всё видно.
Но Андрей всё-таки поменялся с ним местами и, уже плотно усевшись в кресло, объяснил:
Отсюда дорогу видно.
Помедлив, Эркин кивнул. Конечно, Андрею лучше так, он же на шофёра хочет, а тут смотришь на дорогу и будто сам ведёшь.
Все, что ли?
Шофёр поднялся в автобус и оглядел пассажиров.
Едем по маршруту, следующая остановка в Ровеньках.
И сел на своё место. Андрей даже чуть перегнулся в проход, чтобы увидеть, как дрогнет и поплывёт навстречу серый асфальт площади. Автобус дёрнулся и сразу громко охнула старуха.
Да ты тише, парень, у меня ж яйца тута!
Андрей фыркнул, кто-то заржал в голос, а шофёр, не оборачиваясь, ответил:
С яйцами, старая, в санках езди. Старика попроси, чтоб сделал.
У тебя, охальника, одно на уме! взвизгнула Старуха.
Теперь хохотал весь автобус. Рассмеялся и Эркин, сообразив, о каких санках идёт речь. Так, под шутки и хохот, перевалили через пути и выбрались на шоссе. Поплыли обкошенные и со стожкамикто ж это ещё не свёз, интересно, под дождь осенний попадёт сено, оно уж не сытноелуга, холмы с пучками берёз, узкая извилистая рка под мостом со сваренными из рельсов перилами. Автобус потряхивало, и Эркин шепнул Андрею:
Тим мягче водит.
Андрей кивнул, но вступился за шофёра:
Так и автобус какой. Дребезжалка.
В самом деле, несмотря на гордое звание экспресса, автобус был хуже того, на котором Эркин ехал тогда в Центральный лагерь в Алабаме и даже того, что Тим брал для их выпускного. И меньше, и кресла не такие мягкие, и без чехлов, и багажного отделения внизу нет. Чего ж так? За такие-то деньги Или или этот автобус нормальный, а там они шиковали за комитетский счёт, а билеты дорогие за то, что остановок мало.
Андрей.
М? оторвался от дороги Андрей.
Ты из регионального в центральный, ну, лагерь, в таком же ехал?
Чего? не сразу понял Андрей. Ты про что?
Ну, беженский лагерь, в Алабаме, мы там сначала в региональном были, а как визу получили, так нас в Центральный перевезли, в Атланту.
Не-а, засмеялся Андрей. Я сразу из комендатуры в центральный, на попутке.
Эркин улыбнулся.
Я в региональный тоже на попутке ехал. А тебя чего сразу в центральный?
О возвращении Андрея, как он добирался до России и Загорья, они ещё не говорили. Сначала Андрей просил не расспрашивать, потом как-то к слову не приходилось. Андрей охотно поддержал разговор. Обо всём, что было после первого марта, он говорил свободно.
Нет, я сразу в центральный попал. Уже там визу ждал.
Андрей улыбнулся воспоминанию. Улыбнулся и Эркин.
Дорога то ныряла в ложбину, то взбиралась на холм.
Ну, пошло Черногорье, сказал кто-то сзади.
Черногорье? удивился Андрей. Вот это горы?!
А ты пешком по ним потопай, тогда и поймёшь откликнулось сразу несколько голосов, и понеслось:Ага, и прочувствуешь Невелика горушка, да тяжела коробушка А чем не горы
Андрей, к удивлению Эркина, ни спорить, ни огрызаться не стал, а только кивнул.
Потому и Загорье?
Ну да
А Ровеньки тогда
А щас увидишь.
Автобус взобрался на очередной холм и покатил по ровному к сияющей среди садов церковной колокольне. Автобус снова загудел общим разговором.
Ишь, ровеньские-то гордятся, вызолотили купола
А как ни золоти, дьячок не протрезвеет.
А что, не полегчало ему?
От запоя одно лечениеволя своя да милость божья.
От запоя опохмелкой лечатся, фыркнул Андрей.
Мужчины ответили ему дружным гоготом.
Автобус остановился на площади у церкви. Вышло человека три, а сесть попыталось не меньше десятка.
Ну, куда, к-куда? зарычал шофёр. До Сосняков едем, ну, куда ты прёшься, до Ивановки твоей и пешком дотопаешь, а стоя нельзя, не положено, понял, нет, сказал, нет мест, всё, нету, рейсового ждите.
Но влезли и разместились все. Сидели теперь втроём на двухместных скамейках, проход заполнили мешки и корзины, и все разговоры теперь о ценах да продажах, и каков торг сегодня будет.
Святой день сегодня, а вы бесовским делом, тьфу! возмутилась сидевшая перед Эркином женщина в белом, хрустким от крахмала платочке и чёрной шали на плечах. Он неё вкусно пахло свежевыпеченным хлебом.
Не плюй, бабка, в колодец, тут же наперебой ответили ей.
Вот ты за нас и отмолишь
А тебя чего несёт?
Место занимаешь, ага!
Ну и сидела бы себе в церкви безвылазно
А что за праздник? спросил Эркин.
Спросил он тихо, но она за общим шумом расслышала и сердито обернулась к нему.
Ну, чисто нехристь! увидела его и закончила уже мягче. Хлебный Спас сегодня.
Спасибо, улыбнулся ей Эркин, хотя смысл праздника не понял.
Автобус вдруг остановился прямо посреди дороги.
На Ивановку поворот, объявил, оборачиваясь, шофёр.
Двое из севших в Ровеньках расплатились и вышли, захватив свои мешки и корзины. Стало чуть посвободнее.
И ещё были две остановки прямо на дороге у нужного порота и развилки. Андрей догадался, что пассажиры сверх нормыэто уж прямой заработок шофёра, и ухмыльнулся. Эркин увидел эту ухмылку и понимающе кивнул.
Торжище оказалось городом чуть меньше Загорья. Они увидели его на съезде с холма, и Андрей сразу сообразил, что как Загорье прилеплено к заводу, так Торжище к ярмарке. А веселье здесь, пожалуй, как в Бифпите.
Когда автобус, миновав поворот на ярмарку, плавно покатил к центру, сразу поднялся шум.
Эй, ты куда?!
К ярмарке же нам!
А ну, давай сворачивай!
Про «давай» ты жене говори! огрызнулся шофёр и спокойно, даже официально объявил:Остановка на автовокзале.
На хрена нам вокзал твой!
Это оттуда переться будем?!
На хрен!
Место упущу, так с тебя убыток стребую!
Давай здесь высаживай!
Да чёрт с вами, высаживайтесь.
С треском распахнулись двери, и к выходу поволокли мешки, корзины и ящики. Эркин сразу вспомнил приезд в Центральный лагерь, но здесь ему никуда не надо было бежать, и он продолжал благожелательно глазеть по сторонам.
Полупустой, ставший сразу очень просторным и даже теперь меньше дребезжащим автобус плавно катил по зелёным от пышных садов улицам. Центральные улицы с двух-трёхэтажными кирпичными домами, небольшая площадь с обелиском посередине, снова улицы и наконец автовокзал. Серое приземистое здание и перед ним асфальтовый простор, утыканный по кругу столбиками с дощечками названий окрестных деревень и городков. К изумлению Эркина и Андрея, у некоторых столбов стояли повозки с запряжёнными лошадьми.
Совсем интересно, пробормотал Андрей.
Но тут же сообразил, что извозом не только в Загорье подрабатывают.
Автобус медленно подрулил к столбу с надписью «Сосняки» и остановился. Их уже ждали одетые явно по-праздлничному люди. У трёх жинщин пахнущие хлебом узелки, как и у той, что сидела впереди Эркина и объясняла ему про Хлебный спас. Пассажиров немного, вошли и расселись они чинно.
Шофёр оглядел салон.
Шаврово по требованию, и стронул автобус.
Андрей удовлетворённо кивнул: теперь-то уж по-настоящему экспрессом поедем.
После торжища автобус шёл заметно быстрее. Шофёр явно навёрстывал упущенное частыми остановками. Холмы стали плавными, и по обочинам уже не луга, а жёлто-серые поля, частые небольшие деревни. Их проскакивали с ходу, не то, что остановиться, даже скорость не сбрасывали.
И куда гоним? вздохнула одна из женщин.
В Сосняки! весело ответил Андрей. С ветерком и без оглядки.
Он по-прежнему сидел, чуть перегнувшись в проход, чтобы лучше видеть дорогу. И шофёр, встретившись с ним глазами в верхнем зеркальце, подмигнул ему.
Шаврово оказалось городком чуть больше Ровенек, с такой же площадью у церкви, небольшим рынком тут же и главной улицей с кирпичными домами. На остановке никто не ждал, и шофёр только сбавил скорость и плавно проехал мимо трёхстенного павильончика с красивой табличкой «Шаврово», а останавливаться не стал.
И снова поля и луга вперемешку с островками леса, то сплошь белого от берёз с кое-где блестящими, как фольга, жёлтыми листочками, то тёмного от елей. Деревни теперь оставались в стороне, остановки не предусмотрены ни расписанием, ни шофёром.
Эркин рассматривал расстилающийся и словно медленно вращающийся за окном пейзаж с живым интересом. Скирды и копныон, правда, путался где чторощи, деревни ему не просто интересно, а приятно видеть всё это. Однажды, очень давно, он ещё совсем мальцом был, только-только начал всерьёз работать, его везли на торги, а кузов был щелястый, а приковали высоко, и он оказался лицом у щели. Он помнит, там тоже были зелень и дома, но помнит и своё пустое равнодушие ко всему этому. А здесь так что, у него теперь есть Родина? Полина Степановна им много рассказывала, объясняя, почему это слово пишется с большой буквы. Тогда ему казалось, что он всё понял и понял правильно, но к нему это не относилось. Он же родился рабом, а у раба родины нет, ни с маленькой, ни с большой буквы. Из Алабамы уезжалне щемило ничего, и не тоскует он, как это, да, правильно