И я чаю. Алиса! Ложка же есть! Эркин, ещё?
Мне уже жарко, мотнул головой Эркин.
Его лицо блестело от выступившего пота, и Женя решила не настаивать. Если его, разгорячённого, прихватит ветром из форточки, только хуже будет.
Мам, Алиса выгребала из чашки яблочную мякоть, а в коридор можно?
Не говори с полным ртом. Сейчас опять умываться пойдёшь.
Алиса доела и посмотрела в синеющее окно.
Так я пойду, да?
Хорошо, встала Женя. Пойдём одеваться. Эркин, ты налей мне ещё чашку, хорошо?
Да, сразу вскочил он на ноги.
Вторая «разговорная» чашка, их вечерний ритуал. Правда, по часам если, то ещё день, но за окном уже темно. Он пощупал чайник. Горячий вроде, можно и не подогревать. Здесь всё и нагревается, и остывает быстро, никак не приспособишься.
Женя проследила, как Алиса надевает ботики, пальто и шапочку. Помогла завязать под подбородком ленты. И выпустила её в коридор к уже гомонящей детворе. Да, с этим коридором им повезло. На улице не погуляешь, холодно, а им и побегать, и пообщаться нужно. Как она переживала в Джексонвилле, что Алиса растёт в изоляции, не общаясь со сверстниками, и была счастлива, когда в лагере это кончилось. И психолог говорила, что это необходимо, да она и сама видит, как Алиса счастлива.
Эркин ждал её за столом, в чашках чай, на столе конфеты. Женя улыбнулась ему.
Ну вот, ещё по чашечке, и возьмёмся за вещи.
Да, кивнул он и чуть смущённо улыбнулся. Знаешь, я никак не могу поверить, что Ну, что вчера всё было на самом деле. Так красиво стало.
Женя счастливо улыбнулась.
Конечно. А когда ещё всю мебель купим и расставим. Я думаю, нам надо обставить кухню, Алискину комнату и спальню. А остальное позже.
Хорошо, кивнул Эркин. Сюда ещё шкаф, да?
И не один, рассмеялась Женя. Купим сразу несколько, гарнитуром, и закажем у Филиппыча стол под стулья. Помнишь, он говорил?
Помню. Тогда надо завтра заказать, его ж месяц делать будут. Я тогда завтра до работы зайду и договорюсь.
Хорошо. А этот
Продадим? подхватил Эркин. Можно. Можно. Или поставим в дальнюю комнату и покрасим.
Тогда тогда его, может, Алисе под игрушки, неуверенно предложил Эркин. Ну, под кукольную комнату.
Ой, ну, конечно! обрадовалась Женя. У меня это даже из головы вылетело, правильно. Значит, в кухню шкафы, буфет для посуды и стол. Решили.
А остальное потом решим, встал Эркин. Нехорошо, что у нас все вещи на полу навалом, правда?
Да, вскочила Женя. Потом договорим.
Она быстро убрала со стола, протёрла его и накрыла скатертью, поправила стулья.
Вот так, правда, красиво?
Эркин кивнул.
И давай занавески задёрнем, темнеет уже.
Эркин дёрнулся, но Женя успела раньше. В кухне сразу стало сумрачно, но уютно. Эркин щёлкнул выключателем и, сощурившись, посмотрел на плафон под потолком.
Женя, а там эти, ну
Бабочки, пришла она на помощь.
Да, обрадовался он и повторил по слогам:Ба-боч-ки. Очень красиво, Женя. И занавески
Ты их только сейчас рассмотрел? рассмеялась Женя, любуясь россыпью колосьев и полевых цветов на занавесках.
Здесь они ещё лучше, убеждённо ответил Эркин.
Женя порывисто поцеловала его в щёку. У него дрогнули губы в ответном поцелуе, но он тут же покраснел и отвёл глаза. Женя удивлённо посмотрела на него.
Ну что, пойдём в кладовку?
Да, тряхнул он головой, отбрасывая со лба прядь. Пошли, конечно.
Женя погасила свет в кухне и зажгла в прихожей и кладовке, а потом и в спальне. И началась суета: бегали взад-вперёд, раскладывая и развешивая Пока в спальне не остались только постель на полу, будильник на окне и табуретка для вещей, а у Алисыпостель, игрушки и тоже табуретка. На вешалке в прихожей Женя оставила его полушубок, своё пальто и шубку Алисы, а всё остальное отнесла в кладовку.
И чтоб больше ты этот ужас не надевал! потребовала она от Эркина.
Попробовал он возразить.
А ты что, с головой в бак залезаешь? ядовито поинтересовалась Женя.
Ладно, вздохнул Эркин, сворачивая и засовывая рабскую куртку в дальний угол. Я в ней на подёнку ходить буду.
Женя не стала спорить, но её молчание было неодобрительным. К куртке Эркин заложил и свои сапоги. А рабские штаны рядом с верстаком, чтобы долго не искать.
А они тебе зачем? поинтересовалась Женя. Выкинуть надо.
Полы мыть и натирать, красить ещё
Ну, ладно, вынужденно согласилась Женя и, помедлив, решительно сказала:Ладно, оставим их для грязной работы, а там что-нибудь придумаем.
Эркин посмотрел на Женю и решил не спрашивать. Они закончили раскладывать вещи, и Женя пошла звать Алису. Эркин оглядел ярко освещённую кладовку. Да, здорово получилось. Сам бы он и половины не смог бы не то, что сделать, а придумать. И полки, и ящики, и как шкаф только без дверец, и верстак, и ещё стол, общий свет, а над верстаком и столом отдельные лампы. Да, для них тоже нужны абажуры, чисто белые матовые колпаки, видел такие в магазине и, как их приспособить, теперь знает. Он погасил свет и вышел из кладовки. А на гвоздь её теперь закрывать не надо, на двери удобная и красивая защёлка. И даже если Алиса войдёт, то ничего страшного не случится. Да, сам бы он ничего этого не смог.
Женя в ванной умывала Алису.
Эркин, разогрей чай. И картошку. Хорошо?
Ноу проблем! весело откликнулся он по-английски.
Эркин зажёг газ под картошкой и чайником. Посуды им надарили в шкафчик не влезает.
Алиса влетела в кухню с радостным воплем:
Эрик! Я всех-всех осалила! И Димку тоже!
Эркин, улыбаясь, слушал её рассказ. Он уже знал, что Зина почти каждый вечер приводила Дима с Катей на их этаж поиграть: в башне ведь особо не разгуляешься. И, вспомнив Зину, её счастливое лицо, лучащееся особой женской радостью, на мгновение нахмурился. Но тут же пересилил себя, улыбнулся. В конце концов, никто не виноват. Кроме него.
Вошла Женя, быстро накрыла на стол, и они сели ужинать. Как всегда. И говорили о завтрашнем дне. Тоже как всегда. Что Эркину во вторую смену, и он с утра заново натрёт полы по всей квартире, а перед работой зайдёт к Филиппычу и закжет стол на кухню. А Женя после работы заглянет в мебельный, посмотрит, что там и почём. Обед Ну, он приготовит, и они с Алисой пообедают.
Алиса внимательно посмотрела на Эркина и углубилась в размышления, из которых её выдернула мама предложением отправиться в постель.
Пока Женя укладывала Алису, Эркин приготовил вторую чашку чая. Потом Женя его позвала для обязательного поцелуя на ночь, и на кухню они вернулись вместе.
Уф! вздохнула Женя. Уложили. Уже сделал? Вот спасибо.
Эркин улыбнулся.
Долго ли умеючи.
Женя села к столу, с наслаждением отпила.
Ну вот. Теперь теперь давай займёмся деньгами.
Я сейчас принесу, встал Эркин.
И сумочку мою принеси, ладно? крикнула ему в спину Женя.
Джексонвилльская шкатулка для денег стояла на окне в спальне, а свёрток с ссудой Эркин вчера засунул под плитуему сказали, что её двигать и вообще трогать не будута сегодня переложил в кладовку. Говоря с Тимом о тайниках, Эркин по привычке и на всякий случай соврал. Два тайника он заложил. Один в ваннойвчера его никто не нашёл и даже Тим не заметила в кладовке он сделал сегодня и переложил деньги туда. Он захватил в прихожей сумочку Жени и вместе со свёртком и шкатулкой принёс в кухню, положил на стол и сел на своё место.
Вот. А ещё у меня в кармане мелочь и в бумажнике Принести?
Не дури, отмахнулась Женя, доставая из сумочки ручку и маленькую тетрадку.
Вот, смотри, Эркин, Женя вырвала листочек и стала выписывать цифры. В день два рубля нам на обед, четыре недели по пять рабочих дней, двадцать дней, да на два, это сорок рублей. На домашнюю еду три рубля в день, в принципе, мы укладываемся, или нет, возьмём по четыре, на тридцать днейэто сто двадцать рублей, и всего на еду сто шестьдесят. Успеваешь следить, Эркин? он кивнул. А зарплата у нас, мы договор трудовой подписывали, помнишь, так там указано, и вот вместе у нас двести семьдесят. Сто десять рублей нам остаётся на квартплату, свет и всё остальное. Десятку в месяц на всякую хозяйственную мелочь надо. Остаётся Я расчётную книжку посмотрела, вполне терпимо, а свет по счётчику, посмотрим, но тоже я думаю, потянем вполне. И все говорят, что платежи божеские, даже остаётся сколько-то. Так что ссуду можно тратить только на мебель.
Понятно, кивнул Эркин. Две тысячи мы уже потратили, так?
Да, можно их не считать. Теперь давай мебель.
Женя отчеркнула исписанную часть листа и стала выписывать столбиком кухня, Алиса, спальня. Эркин, отодвинув, чтобы не мешала, чашку с остывающим чаем, внимательно следил за цифрами и буквами, появляющимися на белом листке. Великая тайна письма всегда привлекала его. Когда-нибудь, позже, он напомнит Жене, что она обещала научить его читать. А может, и писать. Обидно ведь признаваться, что ты неграмотный. Здесь не смотрят, цветной ты или нет, а объяснять каждому, отчего да почему он ни читать, ни писать не умеет
Ты не слушаешь меня, Эркин?
Нет, Женя, что ты, тряхнул он головой. Слушаю, конечно. Я вот о чём подумал. Может, и на кухню шкаф тоже, как стол, сделать? Филиппыч, правда, не говорил про шкаф. Я спрошу тогда завтра.
Конечно, спроси, кивнула Женя. Будет очень даже хорошо. А нет, не расстраивайся, подберём. И шкафчик для ванной посмотри. Да, Женя зачем-то разгладила свой листок, хотя он совсем не был мятым, как тебе понравилась кровать, ну, что мы сегодня у Тима видели?
Эркин неопределённо повёл плечами. Как на это ответить, он не знал. Кровать как кровать. Жене нужно, чтобы ему понравилось или нет? Непонятно. А не знаешь, как отвечать, молчи. Это он ещё мальцом усвоил.
Женя ещё раз разгладила лист и встала.
Поздно уже. Пора спать.
Да, вскочил на ноги Эркин.
Он почувствовал, что Женя осталась недовольной, но не понимал, чем, и потому не знал, как поправить дело. А вечерний порядок дел шёл своим чередом. Эркин унёс свёрток с ссудой и шкатулку с расхожими деньгами на их места и ушёл в душ, а Женя стал убирать со стола и готовить всё на завтра.
В душе Эркин сообразил, что сегодня ему не в чем добираться от ванной до спальни. Рабские штаны остались в кладовке, а а ладно, натянет джинсы на голое тело и дойдёт. Тоже мне, проблема! Вот Женя чем-то расстроенавот это плохо. И что делать, не знаешь. Раньше раньше было проще. Эркин вздохнул. Выключил воду и раздвинул занавес. Настоящий, непромокаемый, из специальной узорчатой плёнки, что и просвечивает, и ничего снаружи не разглядишь. Повозились, конечно, но зато теперь, теперь совсем хорошо. Он вытерся, натянул на голое тело джинсы, а трусы он кинул в ящик для грязного белья ещё когда раздевался. Расправил на сушке полотенце. Вчера так устал, что, когда все ушли, то он наскоро кое-как обмылся и рухнул, ничего не соображая. А сегодня он опять трусил. Да нет, не страх это, конечно, но но он сам не понимает, что с ним. Эркин оглядел ванную, убедившись, что всё в порядке и вышел.
Эркин, окликнула его Женя из кухни.
Да, я здесь, готовно отозвался он.
Иди, ложись, я сейчас.
Да, Женя.
Он вошёл в спальню. Женя уже задёрнула шторы. Синие с белым. И плотные, не просвечивают. Он тогда в магазине специально через ткань на лампы смотрел. Так что раздевался и ложился он спокойно, не выключая света. Потянулся под одеялом. Нет, если Жене так понравилась та кровать, то на здоровье, конечно. Он на всё согласен, лишь бы Жене было хорошо. Да и чем та плоха? Что пружины звенеть будут? Так у нихЭркин вздохнулу них им звенеть не с чего. Чёрт. Как было всё хорошо, и могло быть хорошо, если бы не эти сволочи, что искалечили Женю и всю его жизнь наперекосяк пустили. Он прислушался, встал, выключил свет и снова лёг. Чёрт, да что с ним такое? И вдруг понял. Понял, чего он хочет, чего ему недостаёт. И задохнулся от гнева и обиды. На себя, на жизнь, что у него всё так глупо и нелепо. Что опять
Он не додумал, потому что в спальню вошла Женя. И Эркин замер, зажмурившись, притворился спящим. Сейчас Женя разденется, сбросит халатик, наденет ночную рубашку, ляжет, пожелает ему спокойной ночи заснёт. И он тогда сможет перевести дыхание и расслабиться. Эркин лежал и слушал шелест ткани. Упал халатик, Женя достаёт из-под подушки и надевает ночную рубашку, откинула одеяло, легла, укрылась, сейчас
Эркин, вдруг сказала Женя. Ты ведь не спишь, я знаю.
Она лежала на спине, положив руки поверх одеяла.
Что с тобой, Эркин?
Женя, наконец смог он разжать губы, но ничего, кроме её имени, не выговаривалось. Женя
Нам было так хорошо, Эркин. Что же теперь? Почему ты? она не договорила.
Женя, он наконец смог продышаться, тыты сердишься на меня? За что? За что, Женя? Что я сделал?
Ничего, Женя говорила ровно, но он почувствовал, что она плачет. Ты ничего не сделал. Ты почему ты такой?
Женя, он порывисто повернулся к ней, приподнимаясь на локте. Женя, я всё для тебя сделаю, чтобы тебе хорошо было, я я только не знаю. Скажи мне, я всё сделаю.
Скажи, горько повторила Женя. Почему я всё должна тебе говорить? Ты же ты же взрослый мужчина, а а хочешь жить по чужим приказам.
Женя, ты же не чужая мне!
А кто я тебе?
Женя говорила по-прежнему спокойно, но Эркин вздрогнул, как от удара. Вот оно! То, чего он так боялся. Он молча лёг на спину, привычным движением закинув руки за голову, и замер, готовый покорно принять любой удар.
Кто я? повторила Женя и сама ответила:Твоя жена, так? Так. Но разве разве ты муж мне?
Женя, вырвалось у него, Женя, прости, я я не знаю, ничего не знаю. Скажи мне, я всё сделаю.
Опять скажи. Опять я должна и решать, и говорить тебе, и и неужели ты не понимаешь, не чувствуешь ничего? Ты что, совсем бесчувственный?
Этого удара он не выдержал. Не может, не должна Женя так говорить, такими словами.
Нет, Женя, не говори так, не надо.
Не надо? А что, что мне делать, чтоб ты понял, почувствовал? Я же я же живой человек, я не могу, не хочу так больше. Не хочу, понимаешь?
Ты Эркин, забыв обо всём, встал на колени, откинув одеяло, ты гонишь меня? Женя? Я должен уйти? Женя?! и совсем тихо, чувствуя, как по щекам текут слёзы, Я надоел тебе? Женя? Женя, ну, ну, скажи мне
Она молчала. Эркин устало, по-рабски, сел на пятки. Сколько раз он вот так сидел, вымаливая прощения, а виноват ни разу не был, а сейчас сейчас что. Слово Женизакон для него. Клятва есть клятва. Он всхлипнул, вытер лицо ладонями.
Женя, раз так, я уйду. Ты не думай, прямо сейчас уйду
Голым? ядовито спросила Женя.
Как ты скажешь, растерянно ответил он.
Дурак! Женя всхлипнула и рассмеялась сразу. А если я тебе скажу в окно прыгать? Прыгнешь?
Да, сразу ответил он. Женя для тебя я на всё готов, Женя, я всё сделаю.
Рука Жени вдруг легла на его колено, погладила. И от этого прикосновения его обдало сразу и жаром и холодом.
Дурак, уже другим тоном сказала Женя. Какой же ты дурак.
Ага, готовно согласился он, осторожно зажимая ладонь Жени коленями.
Тебе же холодно, ложись.
Он тут же послушно вытянулся на постели. Женя стал его укрывать, натягивать на него одеяло. Её тело было рядом, мучительно рядом, её запах окутывал его. И он не выдержал.
Женя, прости меня, прости, я всё знаю, всё понимаю, бормотал он. Прости, но я не могу больше, Женя, я осторожно, я чуть-чуть, ну, совсем немного, Женя, Женя, ну, пожалуйста, ну, позволь мне, я буду осторожен, Женя, прости, только не сердись на меня, не гони меня, я я хоть полежу так, рядом, Женя, ну, пожалуйста
А его руки быстрыми мягкими движениями скользили по телу Жени, забирались под рубашку, касались её спины, груди, живота
Дурак, дурак мой, дурачок, шептала Женя, так же гладя его голову, плечи и спину.
Он снял с неё рубашку, отбросил. Лёжа на боку, обнял и прижал к себе Женю, ощутил её всем телом. Руки Жени обвились вокруг его шеи, её губы коснулись его лица. И он не слышит, а кожей ощущает её слова.
Дурак, дурачок, ну, чего ты ждал, сам мучился, меня мучил, Эркин, ну, что же ты, Эркин
Женя Женя повторял он, с ужасом чувствуя, что не может и не хочет остановиться, не может распустить напрягшиеся помимо его воли мышцы. Женя, прости меня ты ты пустишь меня? Можно, Женя?
И вместо ответа губы Жени касаются его губ, прижимаются к ним. Остатком сознания он заставил себя входить медленно, осторожно. Но но слава богу, Жене не стало больно, она впустила его, не оттолкнула. Только не навалиться теперь. Мягким плавным движением он скользнул под Женю, положил её на себя