Ну, как, скажите, объяснить бывалым фронтовикам возможность существования подполья во вселенной Терминатора? Того подполья, что в будущем. Бойцы ВОВ быстро поняли и прониклись возможностями роботов будущего, с моих слов, ессено, но тут выплыл «косяк» подполье если и могло существовать в том будущем, то явно не в том виде, как оно показано в «Терминаторе».
Честно говоря, Властелин Колец их не шибко заинтересовал, а вот высокотехнологичная фантастикаочень и очень. Я сначала подзавис, а потом вспомнил, что там, на острове в болоте, ничего, кроме саги о Кольце, и не рассказывал. Так что, Братство Кольца стремительно отступило в тень на фоне разбора технических характеристик ещё не существующих гаджетов.
Кто бы мог подумать, что гэбисты, врач, боец, экстрасенс и вор будут так увлечены разбором устройства ионного двигателя, лазерного и плазматического оружия. Причём лейтенант ГБ, забыв о своей сверхважности, как мальчишка спорил, убеждая, что световой меч джедаяневозможен. Что нельзя ни ограничить, ни зациклить световой поток. «Фотон существует, пока движется». Когда я впервые услышал от него подобное, подзависни фига себе, какие познания! Так, что моё «родное и горячо любимое» НКВД подсунуло мне очередного уникума. Вот тебе и «кровавая гебня». Питьсот мульёнов невинно убиенны!
Жажда технического прогресса была очень сильна в этом поколении людей. Это в наше время жажда эта отмерла. И научно-технический прогресс умер. Устали от прогресса или что-то ещё? А может НТП убили? За время моей жизни не появилось ни одного изобретения, переворачивающего мир. Только доводили до предела уже изобретённое дедами и отцами. А может, просто прогресс достиг критической массы? И количество должно было перейти в качество? А какое качество должно было родиться? Знать бы! А если пойти от обратного? За какое качество было убито познавательное, оставив лишь видимость науки?
Чего могли бояться «властелины планеты»? Утери власти! Чего им ещё бояться? Остальное они купят. А как НТП мог отобрать у них власть? НТП не мог. А вот люди могли перестать быть стадом зомбированных баранов. Могли? И становились людьми. Массово. И эти массы в данный момент как раз режутся руками немцев. И поэтому пошла волна наркоты, охватывающая как раз университетские камбузы в первую очередь. Ведь в наркоте самое страшное не смерть от передоза, не зависимость, а изменения в сознанииутеря реальности. Потеря критического взгляда, логического мышления, взвешенности.
Нарики = зомби. Только зомби можно убедить, что гомосексуализмэто достижение человечества, а освоение космосапустая трата денег. Только зомби могут поверить, что женщина и мужчина равны. Только почему-то в спорте они разделены. Только зомби могут поверить, что чернокожая обезьяна-педик может быть главой крупнейшей страны мира. И что, посадив за штурвал самолёта обезьяну, они долетят куда-то, кроме ближайшей скалы.
Где победила сексуальная революция? Там, где легализовали наркоту. И что стало с этими народами? Они вымирают. Их ждёт судьба филистимлян, финикийцев, латинов, эллинов. Только историки знают, что они были. С их уникальной культурой, языком, мироустройством. А потомпоявляются проповедники «свободы», «равенства», «свободной любви». И всёмир свободен от этих народов. Их земли заселили другие народы. Более приверженные традиционным ценностям. До аскетизма приверженные.
Разве современные греки похожи на кудрявистых блондиновГеркулеса, Ахилесса, Александра Македонского? Хоть на кого-нибудь из гомеровского эпоса? Ни внешне, ни морально. Разве современные итальянцы похожи на блондина Цезаря, Помпея? Хоть на кого-то с их же итальянских барельефов? Кто из арабов, населяющих Египет, похож на Рамзеса? А у нас очень многие похожи и на Святослава, и на Илью Муромца, и на Чингизхана. Тоже, кстати, русоволосый и голубоглазый. Ариец. Как Штирлиц. Много современных француженок похожи на деву Жанну?
Вот тебе и «свобода». Свобода от идентичности, от наследственности, свобода от права голоса и права выбора. Свобода от Родины и потомства. Свобода от любви. Вместо любвиполовое сношение. И свобода от выборас кем сношаться. Свобода от прошлого. И значит, от будущего. Свобода от чувств, лишь эмоции. Свобода от Совести и Бога. Свобода от осознания пути обретения совершенства. И от самого Пути. Свобода от Жизни.
Нет осознания своего божественного происхождениянет жажды совершенствования. Нет интереса к науке. Нет НТП. В наличии лишь потребительство и комформизм. Так, и свиньям он свойствен, комформизм. А вот жажду познания испытывает лишь Человек. Человек, утративший жажду самосовершенствования, не Человек. И он не опасен. Он управляем. Познавая мир вокруг себя, познаёшь Бога. Познание порождает НТП. НТП ускоряет зарождение Мыслителей. Мыслители не управляемы ложью. Критическая масса мыслителей может оставить Сауронов без власти. Потомунет науке, нет мышлению, а наркотикам, извращению, лжи, порокам, пропагандеда, да, да!
И нет на этих Суаронов, теневых властителей управы. Нет. И сие меня изрядно вгоняло в тоску. Хоть вой. Хоть плачь. А лучшепеть. Потомупел. Чаще пели хором, так как мои друзья уже хорошо знали мой репертуар. А иногдановое, что всплыло из памяти ввиду последних обстоятельств и навеяло душевными терзаниями:
Жизнь и смерть во мне объявили мне:
«Жизньигра, у тебя нет масти,
Смерть к тебе не питает страсти!
Жизнь тебя проиграла стуже и смерти ты не нужен!»
Жизнь и смерть во мне объявили мне:
«Будешь жить не кидая тени,
Обладая горячим телом,
Обжигая холодным взглядомстанешь ядом!»
Я так не могу жить, тени дарить.
Понять не успеваю.
Яжизнь, ясмерть.
Там так все уже знают.
Жизнь и смерть во мне объявили мне:
«Так и будешь идти по краю
Между адом земным и раем,
Между теми, кто жил, кто сниться, путать лица»
Однажды я спросил гэбиста:
Тебе не влетит, что ты сказки пишешь на гербовой бумаге?
Да вы что? В этих «сказках» миллионы человеко-часов размышлений и готовые теоретические выкладки. Развитие радиотехники, электроники, машиностроения, социальные эксперименты Миллионы человеко-часов!
В этот момент я подвис опять.
Слушай, а кто у тебя папа?
Профессор, усмехнулся лейтенант, и мамапрофессор. Отецфизик, мамафилолог.
А тыгэбэ?
Ну, да, удивился лейтенант, а что такого? А, понял, меня инструктировали об отношении потомков к нам. Так, для меня и моей семьичесть, что меня пригласили в госбезопасность. Отецкоммунист с девятьсот первого года.
Не «зачистили»?
Парень попритух:
Был донос. Отца арестовывали. Тяжело было. Но отец велел нам не верить. И разобрались ведь. Оправдали. Правда, на старое место службы он не вернулся. Тут как раз и его отпустили, и война началась. Он ночь дома переночевал, а утром убыл к новому месту службы. Засекреченное. Ни привета, ни ответа. Так что, может быть, мои записи прямо в его руки и попадут. Это его бы заинтересовало.
Он помолчал, потом усмехнулся:
Вы, Виктор Иванович, не обижайтесь, но мама бы заставила вас покраснеть с этими вашими «переводами с русского на русский».
Верю, лейтенант, верю. Я же не утверждаю, что этоистина в последней инстанции. Но видел бы ты глаза бойцов, когда им рассказываю подобные «байки». Знаешь, осознание, что ты часть очень-очень древнего народа, ведущего своё начало от самого Рода, что ты не должен посрамить своих предков, что ты не можешь отступить, когда тысячи поколений не отступали, это основательно поворачивает мозги. А уж осознание, что ты не обезьяна, а потомок Богатак основательно подстёгивает мораль! Ведь то, что можно скотине, потомку Родане пристало. Что можно быку, того нельзя Юпитеру.
Да, верно, задумчиво ответил лейтенант, с подобной точки зрения я никогда не смотрел на это.
А должен был. У тебя не только академическое образование, но и капитанское звание. А это значит, что ты в любой момент можешь получить роту или батальон и должен их поднять на пулемёты. Должен! А какдумал?
Лейтенант промолчал.
Кому многое данос того многое спросится, лейтенант. Тебе дано многое. Будь готов к отдаче.
А немного погодя, я добавил:
Я не знаю, как там было в прошлом. Да мне и насрать. Но образ прошлогосильнейший рычаг влияния на настоящее. И ещё сильнее этот рычаг влияет на будущее. Помнишьнарод, не помнящий своего прошлого, не имеет будущего. И иногда, если нет прошлогоего выдумывают. Так сделали наглы, немцы, итальянцы, так сделают пендосы и китаёзы. Последние вообще убедят весь мир, что онидревнейшие. Всё-всё придумали они. И бумагу, и порох, и архитектуру, и военное искусство, всё-всё. И как спросят со всего мира авторские!
И сам же заржал.
А нам и придумывать ничего не надо. Только акценты и ударения расставитьи вуаляготово!
Вы очень интересный человек, Виктор Иванович, сказал лейтенант.
А вот и нет, мне сразу стало грустно, из возвышенности эйфории я резко ухнул в пучину отчаяния, я тебе расскажу, какой я человек. Пиши. На гербовой пиши, пусть Палыч почитает. Может, хоть он разберётся, что за ХРЕНЬ СО МНОЙ ПРОИСХОДИТ!
Окончание фразы я проорал во всю громкость, на которую было способно моё истерзанное бессмертием тело.
Пиши: «Вот, блин, жара!..»
Домик в деревне
Какой бы дальней ни была дорога, но любая, рано или поздно, заканчивается. Так и наше путешествие по железной дороге закончилось.
Меня вынесли из вагона-теплушки и повесили в чреве БТРа рядом с Громозекой. Он тоже был парализован, но ниже пояса, этим активно пользовался, озираясь вокруг и комментируя всё происходящее по моей просьбе, утоляя мой сенсорный голод.
За управление БТРом сел водитель, знакомый с подобной техникой, двое суток уже ждавший нас на этом разъезде. Ждал он не один, а в компании группы бойцов осназа, которые глотали пыль в тентованном ЗиСе позади нас.
Больше комментировать было нечего. Эх, дороги, пыль да туман! Правда, тумана не было. Небо было бездонно-голубым. Было жарко. И трясло немилосердно. Хорошо, что боли не было. Но тошнило очень сильно. Терпеть можно, но зачем? Попросил волшебный укольчики нет скучной, пыльной, жаркой дороги, душного чрева БТРа, а есть здоровый медикаментозный сон.
Проснулся я сразу и вдруг. Всё то жедухота, жара, раскалённая броня, но нет рёва мотора, лязга гусениц и тряски. Зато много гомона.
Отставить бардак! скомандовал я. Доложить!
Товарищ майор, двигатель заглох, машина сопровождения пропала. И из нашей машины пропали два человека, доложил лейтенант ГБ, как самый старший после меня (дохтор не считается).
Это какпропали? Вы что, спали, что ли, все?
Нет, я не спал. Пропали сразу и вдруг. Водила был вот они вдругнет его. Полностью.
Полностью? Сразу и вдруг? А второй кто?
Брасеня нет, ответил Кадет, флягу он держал, колпачок закручивал. Я попил, ему отдалрази нет его, как и не было.
Чертовщина какая-то. Как в сказке, чем дальше, тем страшнее. Так, подожди, со мной же есть ещё один, кроме меня, персонаж из разряда «не может этого быть, потому что не может быть никогда». Япутешественник по времени, Прохорэкстрасенс-целитель, едем мы к нему на родину, к материсильнейшему магу, если верить словам Прохора.
Прохор?
Тут я, командир.
Чё происходит? Это же твоя земля?
Чур мы проехали. Тут бывает так. Обратно поедем, подберём.
Чё? искренне не понял я.
Но Прохор не ответил, а воскликнул:
А вот и матушка! Встречать вышла.
Ну, так поехали, чего ждать!
С этим вышла заминка. Все, кто мог управлять этим пепелацем, были недееспособны. А дееспособныене смогли. Лейтенант тыркался, мыкался, наконец, завел заокеанский бронесарай, который потом дёргался, глох.
Только через час мы неспешно покатили на одной передаче. Лейтенант ругался витиевато, но не матерно«твою пробирку в автоклав на третий режим выжимки!» и не желал даже пытаться переключить на повышение. Я не выдержал и добавил каноническое:
Будь проклят тот день, когда я сел за баранку этого пылесоса!
Но это мнесмешно. А остальнымпросто фраза, не несущая привычного мне шлейфа смысловой нагрузки.
Матушка Прохора, Дарья Алексеевна, оказалась очень отчаянной и ловкой амазонкойне побоялась и смогла на ходу забраться в наш пепелац, сразу молча стала всех осматривать и ощупывать. А я осматривал её, жалея, что не могу ощупать. А что? Откуда мне было знать, что мама у Прохора такая сказочная красавица? Как в русских сказках принятоправильные черты загорелого лица, пронзительно чистые глаза-изумруды, толстенный канат русой косы свесился через плечо, выцветшая на солнце прядь на лбу, выпавшая из-под платка. Чёрные, не выгоревшие, брови и ресницы, длинные, как опахала. Круть невероятнейшая! И, о да, два высоких кургана, поднимающие сарафан на груди! Блин! Да что со мной?
Что с тобой? спросила она меня, накрывая мне лоб ладонью. Совсем не сказочной, крестьянской, сухой и крепкой.
Давненько я не ощущал подобной красоты!
Она улыбнулась мне. И как она может быть матерью такого лося, как Прохор? Она же совсем молода!
Всё, воин, отдыхай! Всё худшее уже позади, сказала она мне.
Я хотел ей возразить, хотел ещё попялиться, совсем по-ребячьи, на неё, но глаза мои сами закрылись, а сознание стало тонуть в облаке сна.
Проснись, воин, проснись!
Опять этот мелодичный, ласковый голос. Нет! Какойпроснись? Я во сне такую красавицу видел! Как из сказки. Дарья-искусница. А почемуискусница? В каком смысле? Она мастерица в ремесле или вызывать искушение?
Снова этот мелодичный смех. Вот бы его на рингтон телефона поставить или на будильник.
И в том, и в том мастерица, меж тем ответил ласковый голос.
Я открыл глаза. А сонне кончился. Обернулся кошмаромхуже не придумаешь. И красота неописуемая передо мной вырезом сарафана наклонилась, а я от шеи парализованПРИКИНЬ?! Как там говорил Кузя: «Потеря потерь?» Вот уж точно! Видит око, да зуб неймёт.
Раз душа трепещетзначит, жива. А душа живатело оживёт! заявила мне Дарья и поцеловала меня в лоб. В лоб! Как ребёнка!
Она опять рассмеялась.
Просыпайся. Сил наберись. Буду тебя править. Это больно. И весьма. Но ты мне нужен в ясной памяти.
Я вздохнул:
И снова в бой? Покой нам только снится. Вся моя жизньболь. Потерплю. Твоя красота даёт мне силу. Что ж Прохор молчал, что у него мамой такая прелестница?
Ты не спрашивал, пробасил голос Прохора сбоку, а потом обратился к матери: Готово.
Бери его, сынок, неси в жар.
Прохор поднял меня на руки, как ребёнка, будто и не было во мне 180 сантиметров, с лишком, роста и веса, близкого к центнеру. Так же легко понёс. А я напрасно старался глазами поймать силуэт его матери.
Прохор вынес меня на улицу, точнее во двор, заполненный полузабытыми звуками и запахами деревни. Я глубоко втянул носом воздух.
Хорошо-то как! Как в детстве.
Так ты тоже деревенский, командир? удивился Прохор.
Деревенский, Прохор, деревенский. Давно это было. Несколько жизней назад.
Он меня занёс в помещение предбанника, положил на лавку, стал раздевать.
Понятно. Чистотазалог здоровья, ляпнул я. В здоровом телездоровый дух.
Да, дух. Душа у тебя болит, командир. А душу я не умею лечить.
Никто не умеет, ответил я ему. Спасение утопающихдело рук самих утопающих.
Прохор внёс меня в парилку, положил на полку, облил водой, стал мыть. Жара парилки я почти не чувствовалон часто поливал мне голову холодной водой, а остальное тело было онемевшим.
Всё, Виктор Иванович, я своё закончил, сейчас силы тебе поддам, остальноене мой удел.
Он завис надо мной, я видел, что он положил руки мне на грудь, зажмурился, но я не ощутил изменений. Прохор тяжело выдохнул, как человек, закончивший тяжёлую работу, и вышел.
Я лежал и ждал. Скрипнула дверь.
Как ты? спросила меня Дарья Алексеевна.
Как в сказкечем дальше, тем страшнее.
Ничего не бойсясказала она, и её рука накрыла мне лоб и глаза.
Давно уже ничего не боюсь, ответил я.
Как интересно!
Да, как-то перегорело.
Ты же не отсюда? Ты же пришлый?
Я аж задохнулся.
В смысле?
Ты из другого мира. Надо батюшке сказать.