Испытание сталью - Храмов Виталий Иванович 5 стр.


Закончилось всё тем, что мы сцепились снова, сплетаясь в единое целое.

И пусть весь мир подождёт!

Она лежала у меня на груди, поглаживая шрам на сердце, ставший почему-то едва заметным.

 Он был контрастнее. Ты постаралась?

 Да.

 Как называется то, что ты сделала?

 «Живород».

 Так и называется?

 Да.

 Мы сможем повторить? Не ритуал, а то, что было после?

 Нет.

 Почему?

 Другая ждёт своей очереди.

 Докторша?

 Да.

 Подождёт.

 Ты жесток.

 Да. Я не был таким. Раньше.

 И станешь ещё жестче. Если выживешь.

 Вот именно. Ты видишь будущее?

 Нет. Мой муж видел. Он мне сказал, что ты придёшь.

 Прям так и сказал?

 Он сказал, что придёт странник меж мирами. Воин. Такой же, как и он. Так я тебя узнала.

 Не понял.

 Какой ты глупенький,  прыснула она,  все люди дышат разной силой. Твоя силакак и его.

Она мне рассказывала о том, каким ощущают мир экстрасенсы, как видят мир они. Единственное, что я понялчто ничего не понял. Как объяснить монохромному с рождения псу цвет радуги? Так и я. Не увидевне поймёшь.

 Ты видишь. Иногда. Боишься только видеть. Не бойся. Ты же воин. Бери всё, что нужно для победы и рази врага.

 Почему он умер, если такой великий воин, а ты такой великий целитель?

 Его время истекло. Он должен был уйти.

 Прости, я не должен был. Я знаю, как терять родных и любимых. И чтобы ты ни делал, ничего не изменить.

 Давай не будем,  она встала, потянулась ко мне. Я думал, чтобы обнять, но она отстранилась всем телом, расстегнула цепочку с крестом, унесла в предбанник, вошла с ворохом простыней и полотенец. Положив ворох мне в руки, она опять охватила мою шею. Когда она убрала рукина моей груди лежал белый маленький крестик на чёрном кожаном ремешке. А узелка я не нашёл. Ремешок образовывал замкнутый круг без разрыва.

 Как его снять?

 Никак. Пока ты живон не разорвётся. Ровно за сутки до твоего ухода он сам распадётся. У тебя будет время завершить дела и проститься.

 У него был такой же?

 Это его.

 Я понесу его крест?

 Я же понесла твоё дитя.

 Что?

 Я ведунья, я сразу почувствовала. Жизнь. Живород. Ятебе вернула жизнь, тымне.

Я сгрёб её в объятия:

 Будь моей всегда! Будь моей женой!

Она пылко ответила на объятия и поцелуи. Но, когда мы опять обессилели, опять поглаживая шрам, она ответила:

 Наши пути расходятся и больше не сходятся. Я не смогу быть твоей. Прости.

 Жаль! Как жаль!

 Я буду твоей ещё семь ночей, а потом ты должен вернуться. Там твой Путь. Твой бойтам. И там наш враг. А девочкуне обижай. И как ты всех в себя влюбляешь?  она укусила меня. Не скажу куда.

Пастораль

Утром я с наслаждением сидел на лавке у порога, подставив лицо и голый торс восходящему солнцу. Мир просыпался. И я оживал. Душой.

Мои спутники выползали на солнышко. Ехидное лицо Громозеки, ошарашенное лицо лейтенантаон так и не вышел из состояния обалдения, радостное лицо Кадета, обиженно насупленная докторша, любопытное лицо великоразмерного ребёнка Прохора и его уменьшенные копиибратья и сёстры, как любопытные зверьки, разглядывающие меня.

Кстати, тут и выяснилось, что значитневерные глаза. Яркий свет был мне неприятен. А на солнце было больно смотреть. Это было похоже на то, как просидев в тёмном погребе, в полдень выходишь на яркий солнечный свет. Глаза привыкают? А моинет, отказываются адаптироваться к повышенной освещённости. Не верные. Но зато в темноте я виделкак кошка. Ну что ж, сам виноватнарушил процедуру. Может быть, я и пожалею об этом, но не сейчас, когда причина нарушения регламента крутится перед глазами.

 Громозека, ходишь, боец?  спросил я своего телохранителя.

Громозека отчебучил несколько па гопака:

 Лучше, чем был, командир! Дарья Алексеевначудо! Но, я вижу, ты за всех отблагодарил!

 Пошляк,  крикнула Даша, кинув в него картофелиной.

Громозека ловко увернулся, раскланявшись, как мушкетёр Дюма.

 Два наряда по кухне!  вынес я вердикт.

Теперь Громозека раскланивался мне.

 Паяц,  резюмировал я.

 Кадет?  спросил я.

 Готов к труду и обороне!  Кадет вытянулся по стойке «смирно», попытался щёлкнуть каблуками. Ясно, ноги в порядке.

Оказалось, что причина обалдения лейтенантавылеченный позвоночник. Он мечтал сталь лётчиком, но неудачное приземление при прыжке с парашютом при посещении курсов тогдашнего ДОСААФАдлительное лечение лучшими врачами Союза (профессорская семейка). На ноги его подняли. Но остались дикие боли в сломанной спине, время от времени. С мечтой о небе пришлось расстаться. И вотон сотрудник органов.

Следующаядокторша. Но на мой вопросительный взгляд она сделала обиженную рожу и ушла. Не понял, ей не досталось плюшек? Или это личная обида на меня?

 Я же тебе говорила,  сказала Даша, появляясь рядом, а потом крикнула, похлопав в ладоши:  К столу!

Ревность. Вот напасть! Ещё и передерутся. Я вдруг стал очень популярным у женщин. Необоснованно и незаслуженно. И у каких женщин!

Столы накрыли во дворе. Простая сельская еда была для меня в радость.

 Иваныч, что думаешь делать?  спросил Громозека.

 Хозяйка дала нам ещё неделю отпуска в этом санатории. А сколько даст нам командование?  этот вопрос я адресовал лейтенанту.

Он закашлялся, быстрее пережёвывая полным ртом, оттого смутился:

 Я городскойсроду не ел вкуснее,  пояснил он, а потом по вопросу:  Ну, я думаю, неделя у нас есть, коль Дарья Алексеевна была столь любезна.

Он отвесил поклон Даше. Громозека опять заухмылялся, за что звонко получил деревянной ложкой в лоб от меня.

 Кто сможет подумать, что неизлечимые травмы будут все устранены за три дня?  продолжил лейтенант.

 Ну, коли так, то возьму на себя ответственность,  сказал я,  остаёмся. Думаю, мы заслужили отпуск. Воевали мы хорошо, а будемещё лучше. Принимаю на себя повышенные обязательства.

 Иваныч, ты всё испортил,  скривился Громозека,  всю сказочную атмосферу убил. Я прям себя на партсобрании ощутил.

 Не знал, что ты партийный.

 Я тоже не знал, что тыначал Громозека, но мой кулак, приставленный к его носу, заткнул ему рот с его очередной пошлостью.

 Итак!  я стал подводить итог импровизированного собрания.  Дарья Алексеевна, если вас не затруднит эта куча шалопаев, то можем помочь по хозяйству.

 Иваныч, мы уже,  радостно воскликнул Кадет,  сенокос же!

 Так, чего ждём?  Я встал.  Давненько я не махал косой!

 Ты и косой умеешь?  опять ехидничал Громозека.

 Слушай, если есть что предъявить, я готов выслушать и даже принять вызовГрозно обернулся я к нему, но Громозека со смехом сграбастал меня в свои медвежьи объятия и стал тискать:

 Я просто рад, что ты вернулся, Медведище! И что ты не монах-кастрат, как про тебя думали!

 Ах, ты, сучок!

Пять мужиков, полных сил и энтузиазизма, способны свернуть горы, если их вовремя подкармливать и охлаждать, окуная в воду. Благо речушка имелась в наличии.

Сено было накошено, дрова навалены, БТРом перевезены и даже нарублены, покосившиеся строения и заборыпоправлены, крыша подлатанаблаго, не успели они совсем испортитьсяхозяин тут жил крепкий.

И всё этовсего за три дня.

Мне была в удовольствие эта мирная работа. И людям моимтак же. С каким удовольствием я ощущал усталость в теле, как было здорово лежать в реке, смотря на проплывающие облака, зная, что не будет в небе ни самолётов, ни налёта.

А ночамиДаша. Но я и так поступил не по-джентельменски, растрепал интимного. Но для связанности историинадо было. А теперьпромолчу.

Охота на собрата

С шутками и прибаутками возвращаемся с вилами наперевесходили переворачивать валки сена. Подходим к посёлку, а тамшухер. Женщины, дети бегают, кричат. Мы бегом.

Внимательно смотрел на своих людей, ветераныиз расслабленного состояния сразу перешли на боевой взвод. Как сжатые пружины стали. За собой давно заметил, теперь увидел, зримов других.

Подбегаем, вилы, как винтовки с примкнутыми штыками. Нас шарахаются. Навстречу бежит Даша и дети.

 Витя, беда!

 Разберёмся!

 Медведь тут шалит один. Третьего дня корову задрал, а сейчас детишек перепугал. Рекой и спаслись.

 Медведь в реку не полез? Они же умеют.

 Вот и благо, что не полез. А в другой раз?

 Это всё?  удивился я.

 Мало?

 Я думалпротянул я.

 Немцы?  спросил Громозека и заржал.

Видя, что народ обижается на наш смех, Громозека поднял руки и закричал:

 Люди, успокойтесь! Завалим мы косолапого. Красная Армия уже тут. Тем более, не бывать в одной берлоге двум медведям!

Это он про меня? Я пнул его по седалищу. Пошли вооружаться.

Тут удивил Прохор. Выносит два копья. Рогатиной их назвал. Копья справные. Наконечникистранные. Тут в чём делоя ведь работал в литейке. И вот на шестом году работы открылся у меня дарне дар, ну, в общем, брал я в руку что-либо металлическое и, щупая, «ощущал» состав сплава. С точностью до процента. Погрешность великовата для производства, где десятая процента меняет эксплуатационные свойства, но вот так как-то. Неоднократно проверял себя. Пользы не много, но на шихтовый двор меня звали постоянно. Металлолом сортировать. Сталь марки «три» от стали «сорок пять» отличаюуже большое дело было. Серый чугун от фосфорного чугуна, цинковую бронзу от свинцовистой. Особенно хорошо с бронзой получалось, её я как раз до десятых определял. Образцы перед химлабораторией ко мне носили. Не станешь же сверлить каждый кусок металла? А такприблизительно накидалиуже подспорье. Так что я тоже чуть-чуть экстрасенс.

Так вот, наконечники. Я не смог понять, что за сплав. Понятно, что бронза. Медьоснова, олово, цинк, сурьма чуть-чуть, свинец, куда без него, сорного, железо, никель и процентов десять неизвестного мне металла. Сплав был серо-желтоватым, легким, прочным, хорошо держал заточку и не ржавел.

 Что за металл?  спросил я Прохора.

А тот лишь пожал плечами:

 Отец на охоту лишь с этим ходил.

 На медведя?  Я охренел.

 И на медведя.

 Ладно,  я сомневался,  бери. Но, и оружие возьмём.

 Нечестно это.

 Что нечестно?

 Стрелять в зверя.

 Ты чё, тронулся?

 Отец так говорил.

И смотрит на меня. На слабо берёшь? А вот и не угадал ты! Дураков ищи в другом месте. Ага, может, ещё и на танк с этой побрякушкой?

В общем, взяли мы два копья, но и огнестрелы взяли. Боевое, табельное. Оно хоть и на других зверей рассчитано, но, думаю, скорострельность будет заменой малому останавливающему действию. Громозека из этих же соображений хотел пулемёт снять с БТРа. У него с останавливающим действием как раз всё в порядке, но это уж чересчур. Не на войну идём, на охоту. А пулемётик-то станковый. С соответствующим весом. Верю, что Громозека его допрёт, а вот как стрелять будет? С колена? От живота? Даже не смешно.

Только дойдя до того места, где косолапый напугал детей, я озадачился вопросома как мы его искать будем? Покричим ему? На сотовый дозвонимся?

Выручил Прохор:

 Вот его след. Пошли.

Так и пошли. Прохорпервый. Со своим копьём. Потом я с копьём, ТТ и трофейным штык-ножом, потом остальные. Они-то как раз вооружены карабинами и автоматами. Потому и открестились от копья. Пришлось мне тащить. И зачем я его вообще взял?

Так и шли за нашим следопытом. Честно говоря, было скучно. Я уже и пожалел, что ввязался в эту авантюру. Стал думать о другом. Пытался своим скудным умишком прованговать, как одолеть Сауроновых слуг, что захомутали человечество, запихивая его в новое средневековье.

Замечтался, одним словом. Как оказалось, не один я механически переставлял ноги, летая мыслями в облаках. Из матёрых вояк мы обратно превратились в расслабленных курортников.

И очень зря! Медведь не зря именуется хозяином тайги. Это был сильный, умный и хитрый хищник. А наш ещё и матёрый. Он на нас устроил засаду. Прикинь?

Когда мы вошли в узилищепошли по узкой тропе меж сплошных стен орешника, нам отлилась наша беспечность.

С диким рёвом громадный грязно-бурый зверь обрушился на вытянувшийся цепочкой отряд, прошёлся сквозь нас, как бульдозер. Прохор тряпичной куклой был отброшен в заросли, я стормозил и схлопотал когтистой лапой в грудь. Но стормозил всё же не фатальносумел хоть как-то отстраниться, потому боль обжигающей лавой разлилась от шеи до пояса, но жизнь осталась во мне. Если бы вообще не среагировал, выпустил бы зверь мой кишечник проветриваться.

А зверь летел по тропе дальше, раскидывая людей, как шар боулинга раскидывает кегли.

Я выхватил свой пистолет, принял положение для стрельбы с колена и, превозмогая боль располосованного живота, всаживал пулю за пулей в бурый холм мышц и жира, что калечил моих друзей.

Не, я не думал даже, что это сможет его убить. Я хотел отвлечь зверюгу от моих спутников, заагрить на себя. И мне это удалось. Как раз, когда кончились патроны и затвор остался открытым.

С оглушающим рёвом страшная медвежья морда повернулась ко мне. ЁПТЬ! Страшно-то как! Я чуть на обделался.

И тут включился «калькулятор» в моей башкемоё холодное и расчётливое альтер-эго.

 Отставить рефлексию!  приказал он мне.  Он только морду повернул. А нам он нужен весь! Ори!

И я заорал. От боли, от страха, от ужаса, от злости на себя, испугавшегося всего лишь дикого зверя. От обиды и досады, что расслабился не вовремя и прохлопал засаду. От жалости к своим спутникам.

Наверное, у меня хорошо получилось реветьзверь развернулся весь, встал на задние лапы, воздел передние и заревел ещё пуще. Гля, какие же у него зубы! Не зубышпалоподбойки!

Но я тоже встал на ноги, воздел руки, с невесть как оказавшимся в правой руке копьём, и тоже заревел. Без слов, просто рёв.

И он кинулся. Блин, кто бы мог подумать, что такая туша может обладать такой скоростью и сноровкой!

Я едва успел рухнуть на колено, выставив копьё на нависающего медведя, уперев заострённый тыльник копья в землю. Почему я так сделал? Не знаю. Я позже много думал об этом, узнал, что это обычный, в средневековье, способ обороны копьеносцев от конницы, но это позже, а в этот момент сработало что-то глубинное и подкорковое.

Зверь нарвался на наконечник копья, который легко пронзил его толстенную шкуру и насадил себя собственным весом и ускорением на копьё, как на шомпол.

Думаете, это конец? И я так подумал, видя, как наконечник копья исчезает в теле зверя. А вот хрен я угадал! Древко копья стало изгибаться в моих руках, я рванул в сторону, на миллиметры уходя от ужасных когтей и клыков, когда с громким и сухим треском древко лопнуло, перекрыв звуком лопающего дерева даже рёв раненого зверя. И если бы не моя способность при выбросе адреналина резко взвинчивать жизненные процессыкаюк мне!

И тут я увидел безжизненное тело Прохора. В крови лежал, сломанной куклой.

 Моего сына!  взревел я, разворачиваясь к медведю.

«Чё? Сына?»  промелькнуло удивление «калькулятора».

«Не отвлекай! Помогай!»  велел я ему.

Зверь готовился к атаке, ятоже. Штык-нож в руке, ярость взвинтила обороты моего сознания, замедляя время вокруг меня, кровь кипит адреналином.

Надо было поднять зверя на дыбы. Я вскинул руки и опять взревел. Ну, вот, хороший мишка, тоже встал на дыбы, пугает рёвом.

Только, миша, «курортник» как-то иссяк. Перед тобой майор Кузьмин, что под танками горел! Да в режиме слоу-мо!

Прямым ударом ноги, обутой в добротный берц, я забил обломок копья ещё глубжедля этого и поднимал медведя на две кости. Поднырнул под удары лап, не совсем чистокогти зверя прожгли больюи с размаха всадил штык-нож ему в горло. Снизу вверх, под основание нижней челюсти. Попытался увернуться, но медведь опять неприятно поразил своей расторопностьюего лапы сомкнулись вокруг меня, как гидравлические домкраты.

От шума крови в ушах, от багровой занавесы на глазах не видел и не слышал, как мои спутники с визгами, писками, криками, кто что смог издать из стиснутого болью и ужасом горла, накинулись на зверя со всех сторон и начали кромсать бурую шкуру топтыгина ножами и штыками, опасаясь стрелять, боясь попасть в меня.

Так, коллективными усилиями зверя и завалили.

Назад Дальше