Король временно потерял дар речи, поэтому ко мне обратилась королева:
И что это доказывает?
То, что неммардцы в себе не уверены. А теперь они и вовсе смущены, ведь Франки не стал плакать и просить прощения. Неммардия на нас не нападёт.
А я вот думаю иначе, вмешался барон Гроссир.
Чтобы думать, нужны мозги, господин военный министр.
Чёрт побери, ваше величество, этого мерзавца нужно немедленно казнить! Он натравил на нас Неммардию, а теперь ещё издевается!
МОЛЧАТЬ!!! вдруг взвизгнул король.
В тронном зале воцарилась полная, гробовая, гнетущая, неестественная тишина.
Удружил ты мне, Турди, нечего сказать, срывающимся голосом заговорил король. И я тоже хорошдоверить дело государственной, первостепенной важности шуту! Да ещё какому шуту! Как только Неммардия объявит нам войну, я засажу тебя вместе с твоей секретаршей в самое глубокое, тёмное и сырое подземелье во всём королевстве. На голодную смерть. Теперь относительно вас, барон. Пусть только Неммардия одержит над нами хоть одну военную победувам не поздоровится. Каждый год казна расходует огромные средства на вооружение армии и укрепление крепостей, каждый год на вашей груди, он брезгливо подцепил пальцем один из орденов барона, появляется очередная побрякушка. И после этого вы имеете наглость утверждать, что мы не готовы к войне?! Завтра утром я лично проведу смотр войскам столичного гарнизона. Вы слышали, барон?
Так точно, ваше величество, выдавил из себя военный министр.
Вот и отлично.
Тут у короля начался нервный тикзадёргалось веко, затряслись губы. Королева Хильда заботливо взяла его за руку и взглядом велела всем выйти.
11 ПРИНЦ БЕРТ
Как прошёл приём? поинтересовалась Дора.
А! ответил я, развалившись в кресле и с блаженным видом попивая пиво. Ничего интересного. Я-то думал, что мы все выпьем на брудершафт, споём хором песню о вечной дружбе с Неммардией, а вместо этого врывается какой-то паршивый баронишка, ругается, угрожает.
Что же теперь будет?
Не знаю. Нас с тобой его величество обещал посадить в подземелье.
Господи, сказала Дора. Да подземелье, с тех пор, как я попала к вам на службу, стало вторым моим домом.
Ты мне тут не философствуй. Вот тебе черновик и бумага. Перепишешь текст красиво и без помарок. Нужно пятнадцать экземпляров.
Зачем так много?
Затем, что столько надо.
Дора принялась писать. Текст для индульгенций разбойникам я разработал сам. В каждой из них было написано, что такой-то (оставлялся пробел) является законопослушным верноподданным его величества Франка Четвёртого и имеет перед ним особые заслуги, каковой факт удостоверялся приложением королевской печати. Дора быстренько изобразила пятнадцать листов, а я прошёлся по ним поддельной болванкой с королевским гербом.
В столице с таким документом лучше было бы не светиться.
Шеф, а когда его величество посадит нас в подземелье? спросила Дора. Надо хоть своих предупредить.
Тебя так и тянет туда, проворчал я. Ты вот что, подруга дней моих суровых, собирайся, и чтобы уже сегодня вечером духу твоего в столице не было. Меня-то наш драгоценный король трогать побоится, а вот тебе, скорее всего, достанется на полную катушку.
Вы издеваетесь, сказала Дора с ожесточением. Вам просто нравится меня изводить.
Ты это о чём?
О той долговой расписке на ваше имя, которая подписана мною. Как же я уеду? Проценты растут, а необходимую сумму мне ещё собрать не удалось.
Я прикрыл глаза и принялся рыться в памяти. На инструктаже координаторы говорили о Доре, да и Сергей Сергеич болтал какую-то чепуху насчёт ложных воспоминаний, кои должны будут придти ко мне от Турди. И после усиленных шкрябаний по сусекам моего мозга необходимая информация пришла.
Я вспомнил о том, что семья Доры как-то среди зимы оказалась на улице безо всяких средств к существованию. Королевский шут ссудил девушку деньгами, после чего принял её на службу. Вот откуда они были знакомы, мне вспомнить не удалось. То ли росли вместе, то ли Турди её когда-то грабил.
Подписав долговую расписку, Дора попала в рабство. Шут откровенно её домогался, однако в своих домогательствах не преуспел, вследствие чего его подчинённой приходилось терпеть придирки, издёвки и кратковременные командировки в дворцовое подземелье.
Послушай меня
Нет, я не буду вас слушать! Вы хотите, чтобы я с вами переспала, тогда, возможно, долги мне простятся! Но этого не будет, слышите?!
И вдруг моя, а не Турдина память подсказала мне, где я раньше видел эти глаза, столь яростно сверкавшие в эту минуту.
Кто позволил тебе орать? Да я тебе такое устрою! Ты у меня будешь знать по именам всех крыс во всех подземельях королевства.
И пусть! Мне гораздо приятнее общаться с ними, чем с вами!
Вот и пообщаешься. Присядь-ка.
Я вполне могу слушать ваши издевательства и оскорбления стоя.
Дело твоё. Знаешь, Дора, вчера его величество изволили звездануть меня скипетром по спине. И вот от этого мне открылось будущее.
Чьё?
Твоё, как ни странно. Теперь я знаю, что произойдёт с тобой в дальнейшем. Например, скоро ты поймёшь одну простую вещь: не в деньгах счастье.
А в чём?
Есть много более приятных Ага, вот, заметил я, найдя, наконец-то, в бумагах Турди долговую расписку Доры. Видишь, это просто бумага.
Но в ней написано
Да какая разница, чего там понаписали! Слушай меня, я же тебе твоё будущее предсказываю. Пройдёт лет сорок, ты станешь старой, сморщенной, впадёшь в детство и станешь ходить под себя.
А вы останетесь вечно молодым? хмуро спросила Дора.
И где-то в это время у тебя родится внук.
Вы это серьёзно?
Сперва, конечно, дети появятся.
Уж не от вас ли?
Не знаю. Очень сомнительно. Так вот, твой внук станет величайшим человеком в истории. Как Александр Македонский. Или Архимед.
А кто это?
Я мысленно обругал себя и ответил:
Ладно, пример неудачный. Скажем так: твой внук станет величайшим изо всех великих.
А если у меня их будет два? Или три?
Да может и с десяток. Но у того, о котором идёт речь, будут твои глаза. Точь-в-точь твои.
Я сложил вексель и быстро изодрал его в клочья. Дора ахнула.
Что вы сделали?!
Не забывай о нашем разговоре и моём предсказании, когда станешь баюкать своего внучка на коленях и стирать загаженные им пелёнки, добавил я, распахивая окно и выбрасывая в него клочки расписки.
Но порыв ветра занёс добрую половину их обратно, разбросал по кабинету, по волосам и платью моей секретарши.
И с этого момента держись от меня подальше, предупредил я. И никогда, слышишьникогда! и ни за чем ко мне больше не обращайся.
Но я так не могу. Деньги по векселю
Я не собираюсь с тобой препираться. Повторяю: чтобы уже сегодня тебя в столице не было.
Знаете, заметила Дора, отряхивая с себя клочки расписки, если это какая-то болезнь, то больной вы мне нравитесь куда больше, чем здоровый.
Ты тут поостри ещё.
Внезапно Дора положила мне руки на плечи, приподнялась на цыпочки и поцеловала меня в губы.
Мне нечем вас отблагодарить, сказала она при этом. Но я постараюсь забыть обо всём, что между нами было. И запомнить вас вот таким,
Ладно, иди уже, проворчал я, бросая кошелёк Турди на стол. Это тебе на дорогу и на первое время. Я ничего не хочу слышать, попробуй только не взять! Устраивайся где-нибудь в провинции, выходи замуж, рожай детей. Всё!
Прощайте, сказала Дора.
Я обнял её за плечи и торопливо вышел. Не хочется отпускать, но ещё хуже будет, если она останется в лапах у этого тарантула Турди. С неё, пожалуй, хватит. Жаль только, что мы с ней больше никогда не увидимся.
* * *
Турди! окликнул меня принц Берт. А я к тебе.
Что-то случилось?
Отец слёг на нервной почве. Но я не о том хотел поговорить.
А о чём же?
Отец к обеду не выйдет, барон Виде тоже отказался, так что мы с тобой можем посидеть у меня в обсерватории да поболтать о том, о сём, как в былые времена.
Пойдём, согласился я.
Мы двинулись к обсерватории. По дороге придворные нам кланялись и шаркали ногами. Уже у самой обсерватории мы встретили группку совсем уж безмозглых фрейлин, непонятно зачем собранных со всех сторон королевой. Они строили нам глазки, а одна из них спросила:
Ваше высочество, неужели и вправду будет война?
Принц пробормотал грубое ругательство и прибавил шагу.
В обсерватории никого не было. Принц залез в настенный буфет, извлёк оттуда графинчик с коньяком и плеснул по стаканчику. Я примостился за столом, заваленным книгами и астрономическими таблицами. Коньячок у Берта оказался отменным. Принц обогнул трубу телескопа, грозно нависшую над столом, очистил на нём место и с удобствами разместил графин, приткнул блюдо с пирожными, после чего устроился сам, развалившись в кресле и закинув ногу на ногу.
Натворил ты дел, Турди, вздохнул он. Что же теперь будет?
Не знаю, Берт. Если всё пойдёт, как задумано, то и закончится хорошо.
Отец сегодня пригрозил, что накажет тебя, но ты не думай ничего такого.
Я понимаю. Не мог же он просто промолчать.
Некоторое время принц молчал, внимательно глядя мне в глаза.
Сколько уже с тобой общаюсь, но никогда не могу понять, шутишь ты или говоришь серьёзно, признался он затем.
Работа у меня такая.
Принц снова наполнил наши стаканчики и заговорил:
Дело в том, Турди, что я скорее поверю в повальную измену всех министров оптом, чем в твою. Отец это тоже понимает, но уж больно сложный финт ты затеял.
Берт, я надеюсь на то, что всё получится.
Я тоже хочу в это верить. Как, в общем-то, и родители. Но если ты не хочешь рассказывать, то я и спрашивать не буду, только скорее бы всё это закончилось.
Кончится одно, начнётся другое, предположил я. Жизнь-то продолжается.
Вот-вот. И когда-нибудь я унаследую престол. Вот тогда у нас всё будет иначе. Я понастрою множество культурных заведений: институтов, театров, музеев
Обсерваторий, подсказал я.
А ты не издевайся. Я буду переманивать к нам лучших учёных, артистов, художников и стихотворцев из других стран. Мы станем культурной и научной столицей мира.
А как же Неммардия и прочие соседи?
Я ведь не говорил, что собираюсь разогнать армию. Пусть только сунутся. Но ты представь себе: по улицам нашей столицы будут ходить не бандиты, мародёры и прочие жлобы, а интеллигентные и культурные люди. Из самых дальних стран к нам повалят богачи, чтобы нанять наших скульпторов, архитекторов и художников.
Боюсь, Берт, ты не скоро этого дождёшься.
Давай свой стакан. Я понимаю, что всё это случится не на следующий день после моей коронации. Но, Турди, поверь мне, так и будет. Главноеначать. А там и у нас начнут рождаться великие люди.
Я удивлённо покосился на него и заметил:
Лет эдак через сорок.
Берт прикинул, сколько ему тогда стукнет и ответил:
Лучше бы пораньше. А ты знаешь, какая скульптура появится на центральной площади нашего города?
Памятник тебе, сказал я, не задумываясь.
Памятник тебе, возразил принц. Во всяком случае, это будет изваяние шута.
Ты, Берт, как придумаешь что-нибудь! Почему именно шута?
Я так хочу.
Королём ты так и не стал, а замашки у тебя уже как у Франки.
Нет, Турди, здесь ты неправ. Отец совсем о другом думает. У него на уме только всякие спорные территории, иные из которых не стоит и на карту наносить. Но ты не думай, я его не осуждаю
Коньяк пробудил во мне полную расслабленностьдаже языком ворочать было лень. Я сидел в кресле, прикрыв глаза, и слушал, как мечтает принц Берт. Да, что-то у него получится, хотя и не всё сразу. А там и внук у Доры родится.
Открыв глаза, я увидел старичка профессора, пришедшего заниматься с принцем науками. Он стоял позади своего ученика и терпеливо ожидал конца его проповеди. Я толкнул увлёкшегося принца под локоть и кивнул на профессора. Берт прервал свою речь, вскочил с кресла, поздоровался с наставником и предложил:
Оставайся, Турди.
В другой раз, ответил я. Не буду вам мешать.
И выскользнул из обсерватории.
* * *
На выходе из дворца меня ожидал сюрпризец. Два солдата из охраны скрестили передо мной алебарды и вызвали дежурного офицера. Тот начальственным тоном объявил мне о том, что по приказу его величества я не должен покидать дворец вплоть до следующих распоряжений.
Надо мной навис призрак серьёзной опалы. Я поболтал с офицером, выяснил, что Доры вышеуказанный приказ не касается, вернулся в свой опустевший кабинет и повалился на кровать, погрузившись в полупьяное блаженство.
12. БАРОН ГРОССИР
Вечером я сходил на кухню и, несмотря на крики, брань и проклятия поваров, забрал поднос, сервированный для Хильды и Франки. В самом дворце было тихо и спокойно; все придворные попрятались кто куда. В коридорах стояли только караульные гвардейцы. Я занёс свою добычу в кабинет, засел за стол и воздал должное яствам и напиткам, приготовленным для монаршей четы. Мне не хотелось думать о делах, но они сами лезли в голову. Скоро приедет неммардский офицер и привезёт мой приговор. Похоже, Франки настроен насчёт меня решительно. А сбежать, наверное, не выйдет.
На улице стемнело. Насколько я мог видеть из своего окна, город погрузился в темноту, лишь кое-где светились не закрытые ставнями окна, да шатались патрули с фонарями. Я не зажигал свечей в своём кабинете и долго стоял, опёршись на подоконник и слушая сверчков, орущих в маленьком саду при дворце.
В дверь постучали.
Да! крикнул я.
Дверь открылась, и в кабинет вошёл один из адъютантов барона Гроссира, щурясь на темноту.
Что случилось? поинтересовался я.
Его превосходительство просит вас зайти к нему.
Не понял. Какое превосходительство? Барон Гроссир, что ли?
Ну да, ответил адъютант. Он.
А чего ему от меня надо?
Его превосходительство мне не докладывали. Вы пойдёте?
Тут я призадумался. С чего это барон Гроссир возжелал меня увидеть? О чём мне говорить с этим злобствующим дурнем?
А не пойти нельзязавтра барон всему свету раззвонит о том, что я побоялся его проведать.
Адъютант у двери ждал моего ответа. Я кивнул ему и подцепил на пояс меч Турди. Мы вышли. Я запер кабинет, и мой посетитель повёл меня к барону.
В опустевшем коридоре кое-где горели свечи, вставленные в специальные фонари. Где-то в недрах дворца кто-то, не очень-то умеючи, терзал лютню. Меня охватило чувство тревоги. Зачем я туда иду? А не послать ли мне этого типа куда подальше и
Адъютант постучал в дверь.
Войдите! послышалось изнутри.
Адъютант открыл дверь, впустил меня внутрь, а сам остался снаружи.
Барон Гроссир сидел за столом в своём обширном кабинете, перед ним стояла бутылка вина и два пустых стакана. Эта картина освещалась где-то двумя десятками свечей. Военный министр изволил пребывать в крайне мрачном настроении, и даже его ордена висели как-то печально. Он кивнул мне на стул, стоявший напротив него.
Что, Турди? спросил он. Попали мы с тобой в немилость?
Разве его величество и вас приговорил к подземелью?
Нет, ответил военный министр, откупоривая бутылку и разливая вино по стаканам. Но он поступил гораздо более жестоко, назначив на завтра смотр войскам столичного гарнизона. А они, войска эти, имеют довольно убогий вид. Не хватает оружия, обмундирования, обуви. И этозаметь! в столице. А что творится в отдалённых гарнизонах, я даже гадать боюсь.
Ваше здоровье, барон.
И твоё тоже.
Мы пригубили вина.
А что случилось с нашей армией, господин барон? полюбопытствовал я. Отчего так произошло?
Можно подумать, ты не понимаешь.
Не понимаю, сознался я. Не понимаю, к чему вы клоните. Не понимаю, зачем вообще этот разговор.
Это не так уж и сложно, заметил барон Гроссир. Дело в том, что в нашей армии давно и прочно установилась Система. Высокие военные чины и интенданты разворовывают деньги, отпущенные казной на обмундирование и вооружение. Всё это, разумеется, проходит по документам, оформлено юридически грамотно. На каждую украденную монету в военном министерстве есть по нескольку актов и различных форм списания. Беда лишь в том, что на завтрашнем смотре его величество вряд ли пожелает изучать эту гору бумаги.
Выходит, все военные у насбогачи?
Да ладно тебе, отмахнулся барон. Богачи те, кто занимает высокие посты или в силу должностного положения находится при кормушке. А простые служакиофицеры, а тем более солдатыедва сводят концы с концами.